Лос-Анджелес
Когда тебя сватают в другие клубы, от этих слухов тяжело абстрагироваться. Можно попытаться проводить больше времени с женой и детьми, меньше смотреть телевизор, не высовываться из раздевалки – но абстрагироваться все равно невозможно.
В феврале 2012 года слухов о моем обмене было множество. Я являлся капитаном Лос-Анджелеса и знал, какая на мне лежит ответственность. Это город победителей… А мы проигрывали. Руководство поменяло тренерский штаб в декабре, а мы находились в районе десятого места в своей конференции бόльшую часть сезона – это было ненормально. И я знал это.
Но я также знал и ситуацию в раздевалке.
В предыдущих двух сезонах мы заканчивали свой путь уже в первом раунде плей-офф. У нас была молодая команда. Мы еще не понимали, каким образом можно добиться успеха в плей-офф. Однако поражение есть лучший учитель – и я действительно так считаю.
Наша команда была способна на большее, чем мы показали в то время – так я думал каждый раз, когда входил в раздевалку перед игрой. Я видел Дрю, Анже, Квики и остальных парней — талантливых хоккеистов, с которыми можно пройти всю дистанцию – и я пытался разобраться, как же мы можем справиться с тем, что у нас не получалось.
Однажды в тот месяц я сидел в углу нашей раздевалки за несколько часов перед игрой. На тот момент мы проиграли четыре игры подряд, а я смог забить всего одну шайбу за весь месяц. В раздевалке царило не самое лучшее настроение. Поэтому когда в раздевалке появился Тим Лайвики…я немного насторожился. В то время Тим являлся исполнительным директором Лос-Анджелеса, поэтому редко заходил в эту часть арены. Он зашел и направился прямиком в центр раздевалки, остановившись примерно в пятнадцати футах (4,5 метра) от меня. Он огляделся в течение нескольких секунд, пока не нашел меня глазами.
«Брауни, мы бл… тебя не собираемся продавать. Твоя задача – быть капитаном данной команды и привести нас к кубку Стэнли».
И вышел.
Это было то, что нужно – после недель разговоров о переходе в другую команду и неуверенности в себе. С моих плеч упал огромный груз. Я вышел на игру и сделал хет-трик, и мы выиграли у Чикаго 4-0.
Скажете, что это совпадение?
Такие моменты – когда ты можешь вспомнить, как кто-то или что-то повлияли на твою жизнь, действительно являются для меня особенными. Поэтому я и пишу данную статью. Так как количество сыгранных мною игр в НХЛ примерно равно 1000, у меня есть немного времени оценить, что для меня и моей семьи значит Лос-Анджелес и Кингз.
А чтобы сделать это надлежащим образом, я должен начать с Нэшвилла.
В 2003 году я сидел со своими родителями в 10 ряду арены Gaylord Entertainment Center, где проходил драфт НХЛ, и увидел Кевина Гилмора – вице-президента Кингз по хоккейным операциям, который указал на меня и прошептал что-то своим коллегам. Потом были выбраны несколько игроков, и представители Кингз вышли на установленную сцену, чтобы сделать свой выбор в первом раунде идущего драфта.
И после того, как я услышал свою фамилию, все начало стремительно развиваться.
Выход на сцену, фото, рукопожатия… Через несколько часов я просто пытался прийти в себя. В том году Короли еще два раза выбирали в первом раунде, поэтому чтобы отметить данное событие команда устроила вечеринку в отеле в центре Нэшвилла.
За тот вечер я успел познакомиться с примерно 200 людьми. Каждый подходил, жал мою руку и высказывал свое восхищение тем, что я стал частью Королей. Никого из них я не знал… Я просто кивал головой и улыбался.
Затем кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и встретился лицом к лицу с величайшим хоккеистом всех времен и народов.
Это происходило в лобби отеля. В Нэшвилле.
Уэйн Гретцки пожал мне руку. Уэйн Гретцки пожал мне руку.
Я не знаю, что сказал ему, но я помню, что он сказал мне.
«Ты полюбишь Лос-Анджелес, это великолепный хоккейный город – не забывай это».
Тогда у меня даже не было времени осознать это. Он отошел, а я стоял на месте, и мой вид как бы говорил – Эм… Кто-нибудь видел это? Больше ничего с того вечера я не помню. Мне кажется, что больше Уэйна я в тот вечер и не видел. Но я точно уверен, что пожал ему руку.
А месяц спустя я находился в самолете, который летел на высоте 5000 футов (1500 км) и готовился к посадке в Лос-Анджелесе. Я рассматривал из иллюминатора полосы и полосы и полосы пальм. И я подумал, что каждый, кто когда-либо играл за Лос-Анджелес, так или иначе говорил себе – Эй, здесь что, в хоккей играют? Было ощущение, что я должен был выполнить своего рода чеклист Королей. Рукопожатие с Гретцки – есть. Пальмы - есть.
Я был 18-летним пареньком из Итаки (Нью-Йорк), который играл в хоккей на Восточном побережье, и данный период я определенно могут назвать периодом моего становления хоккеистом. В команде я был подростком, и мне реально помогло то, что в составе были такие ветераны, как Люк Робитайл и Йэн Лаперрье. Во время выездных матчей они всегда приходили проведать меня, когда мы находились в отеле, чтобы узнать, все ли в порядке и нужно ли мне что-нибудь. Все это очень сильно повлияло на мой первый год в НХЛ.
Я играл в тройке с Зигги Паллфи и Йозефом Штумпелом и, честно признаюсь… они играли просто невероятно. Я помню, что за 31 игру я забил всего 1 шайбу, а должен был штук 15. Зигги и Йозеф постоянно кружили вокруг соперников и выдавали мне передачи на дальнюю штангу, а я просто не мог подставить клюшку, чтобы отправить ее в сетку.
Люк и Лаппи знали, что я был разочарован, однако продолжали твердить мне – «Не торопись, не торопись. Голы придут».
Не торопись.
Звучит просто. Однако в Лос-Анджелесе тяжело было не торопиться – особенно учитывая, что мы проваливали сезон за сезоном. Я думаю, что люди помнят, каких успехов мы недавно добились, однако не помнят, чего нам это стоило. В течение моего первого года в команде были такие дни, когда мало что получалось, и я смотрел на нашу полупустую арену и задумывался, когда же все изменится, да и изменится ли вообще.
Сами посудите, Лос-Анджелес – это город Лейкерс, все это знают. Но я хотел верить, что мы сможем повлиять на это. Уэйн сказал мне, что Лос-Анджелес был прекрасным хоккейным городом.
Я знал, что требуется время. Перед началом сезона 2008-2009 Терри Мюррей вызвал меня, Анже и Мэтта Грина в свой офис.
Терри сказал: «Брауни, ты будешь капитаном. Анже и Грини – вы будете ассистентами. Вы знаете, каких успехов добивалась команда. От вас будет зависеть, каких успехов добьемся мы».
Впервые каждый из нас получил букву на свой свитер. И я считаю, что после этого я начал чувствовать ту ответственность, которую мы несли перед этим городом. Лос-Анджелес является великим хоккейным городом – но наша команда должна была это подтвердить. Этого надо было добиваться.
Через несколько недель я выступал перед командой в качестве капитана. В команде появился новый парень, о котором все говорили: Дрю Даути. Честно говоря, я не уделяю много внимания драфту. Он приходит и уходит, и понятно, что некоторые молодые ребята будут на сборах, начинающихся в конце лета. Я немного слышал о Дрю от СМИ.
«Ты не поверишь, насколько этот паренек хорош», - твердили они. Или: «Вы еще никогда не видели такого защитника, как он». Это постоянно повторялось. Каждый раз я просто закатывал глаза и говорил – Да-да, хорошо, посмотрим на него в тренировочном лагере.
И вот настал первый день лагеря. Дрю там был – с широкой дурацкой улыбкой на лице. Мы тренировались в звеньях, и когда он появился на льду, я сидел на скамейке. И я помню, что после его трех смен, я понял, что он будет в основе.
Кажется, мы с Анже посмотрели друг на друга и подумали что-то вроде - Неплохо.
Дрю предугадывал развитие событий на три шага вперед кого-либо другого на льду, наверное, это наилучшее описание, которое я ему могу дать. И так он играет в течение всей своей карьеры. Единственное различие между новичком Дрю и Дрю, выигравшим Норрис – это то, что он теперь знает, насколько он хорош.
Однако тогда он это не знал. Да и вся наша команда не могла это предполагать. Мы начали видеть результат, когда в следующем сезоне попали в плей-офф, однако два вылета в первом раунде подряд – это больно. А затем в сезоне 2011–12 после дедлайна мы находились вне зоны плей-офф, а оставалось всего два месяца до завершения регулярного сезона. Однако для нас это ничего не значило, так как мы знали, что обладаем достаточным талантом, чтобы попасть в плей-офф. Просто чего-то не хватало.
Затем у нас появился Джефф Картер. После этого Тим Лайвики поговорил со мной. Ну а в итоге мы так разошлись, что нас было не остановить.
Мы вступили на подножку уходящего в плей-офф поезда, заняв восьмое место в конференции. Играть предстояло с Ванкувером – победителем регулярки…и сразу в первом раунде. Я помню, как ближе к кону первой игры Майк Ричардс провел потрясающий силовой против Алекса Барроуза прямо перед их скамейкой. Мы вели 3-2 за минуту до конца встречи, отбивались всеми силами, и тут появился Майк и сыграл так, как надо. После этого стало ясно, что у нас есть над ними преимущество.
В том году мы постоянно находили новые способы обыгрывать своих соперников. Квики был бесподобен, как будто с другой планеты. Это была лучшая вратарская игра, которую я видел за всю свою жизнь. В декабре Дэррил Саттер стал нашим новым главным тренером и смог действительно хорошо подготовить нас к плей-офф. Он добавил в нашу игру огромное количество эмоций.
После Ванкувера мы проехались по Сент-Луису и Финиксу. Следующее, что я помню – это третий период шестой игры с Нью-Джерси, в котором мы вели 4-1.
Тревор Льюис сделал счет 5-1 менее чем за четыре минуты до конца игры – за четыре минуты до того, как мы выиграли кубок Стэнли. Парни толкали друг друга в плечо и давали друг другу пять, после чего Дэррил начал кричать: «Эй! Соберитесь! Давайте! Игра еще не закончилась!»
А через 15 секунд Грини забил еще, сделав счет 6-1, и Дэррил наконец-то улыбнулся.
Те последние минуты игры… Если то чувство можно было каким-то образом сохранить в себе, я бы с удовольствием это сделал. Я помню, как озирался вокруг и видел, как в глазах болельщиков стояли слезы. Даже сейчас мне тяжело описывать словами, что это значило для меня. Я никогда не забуду те минуты. Было такое ощущение, что весь Лос-Анджелес умудрился уместиться в Staples Center, и это было потрясающе.
Когда я поднял кубок над головой, я просто почувствовал невесомость. Однако я помню, что никогда еще не был так горд. Горд за весь наш коллектив, который был вместе такое долгое время, горд за организацию, которая смогла обеспечить такой поход за кубком, а также горд за город – за ту сплоченность, которая была у болельщиков.
Через несколько дней на параде я встретил пожилого болельщика. Он рассказал мне, что ждал этой победы с 1967 года. И пока мы ехали по улице Фигероа, я снова и снова встречал таких же болельщиков, как он. Болельщиков, которые поддерживали команду на протяжении ее существования: с момента создания, во время эры «Тройной Короны» (Triple Crown – тройка Дионн – Симмер – Тэйлор), в то время, когда играл Гретцки, при поражении в финале кубка, в трудные времена, а также между этими периодами. Они оставались верны после всех этих сезонов, и мы считали за честь быть частью команды, которая выиграла для них кубок.
О походе за кубком в 2014 году стоит писать отдельную историю. Три седьмых игры в плей-офф, победа в овертайме в последней игре за кубок – хорошая, в общем, история получится. Возможно, я когда-нибудь возьму и напишу про это книгу. Мое самое сильное воспоминание о втором кубке – это насколько же было тяжело его выиграть. Плей-офф 2014 года получился таким, каким я его себе представлял в 2012 году. Но в 2012 году мы проиграли всего четыре игры – тогда у нас получалось всё. В 2014 пришлось биться. Каждая игра была выматывающей, и я до сих пор с трудом пониманию, как же мы смогли выиграть.
Перед финалом плей-офф 2014 года мой брат, Брэндон, сказал мне, чтобы я попытался просто взять и насладиться моментом. Я постарался учесть его совет. И, к счастью, в итоге случился момент, который, я уверен, никогда не забуду, да и никто из болельщиков Кингз не забудет – это шайба Алека Мартинеса в овертайме последнего матча за кубок.
Мои сыновья пили шоколадное молоко из Кубка в 2012 году. А в 2014 году мы посадили в Кубок нашу десятимесячную дочку.
Время, которое я провел со своей женой, Николь – которая также заслуживает букву С на груди – а также с детьми, является для меня таким же бесценным, как и те воспоминания о Кубке. Они отлично поддерживали меня в течение последних нескольких сезонов.
Я знаю, что наша игра в последнее время не соответствует той, которую ждут болельщики Кингз.
Буду честным – потеря капитанских обязанностей летом 2016 года была для меня большим ударом. Я принял это близко к сердцу. Я чувствовал, что я заслужил быть капитаном, и я хотел быть тем, кто поведет нас вперед. Но я хорошо знаю Анже. Он – прекрасный лидер.
Нам пришлось пережить несколько спадов. Нам было тяжело, когда снимали тренера, так мы знали, что также к этому причастны. Несколько сезонов я провел так, как не должен был, а отсутствие буквы на груди заставило меня пересмотреть некоторые вещи. Я попытался начать тренировочный лагерь так, как будто я был новичком.
Прошлым летом было еще больше разговоров о моем обмене, и я почувствовал себя также, как и в 2012 году.
Однако я знал, что на этот раз никто не придет в раздевалку, чтобы спасти меня – теперь все зависело от меня. Я снова стал делать то, что у меня лучше всего получается. Упорно работать и стремиться к чужим воротам. Все остальное было для меня просто шумом – я все равно не мог с этим ничего поделать. У многих в команде был такой же настрой.
Кажется, что в настоящий момент в Лос-Анджелесе зарождается новая эра. У нас новый тренер, новое руководство, несколько молодых игроков, которые в каждой игре добавляют энергии всем нам – это действительно захватывающе. В этом году каждая игра – это наш шанс доказать себе самим, а также нашим болельщикам, что мы можем снова быть той же командой.
И когда я думаю о 1000 играх, сыгранных в НХЛ, есть одна вещь, про которую я не забываю – то, что, в любой момент хоккей может заставить тебя почувствовать, что завтра может и не быть. Однако я оказался достаточно везучим, чтобы иметь в итоге 1000 завтра. И я надеюсь, что в каждом из них я смог заставить людей в Лос-Анджелесе гордиться.
Спасибо болельщикам, которые ждали кубок Стэнли около 50 лет, моей жене и детям, для которых Лос-Анджелес стал домом, и моим родителям. Моя мама была медсестрой скорой помощи, а отец владел баром, а также отвозил меня на хоккейные тренировки и забирал меня с них. Он не являлся большим фанатом хоккея, никогда не заставлял меня играть и не учил, как надо играть – он просто хотел, чтобы мне это нравилось. Я сам теперь отец и понимаю, как важно такое отношение к своему ребенку.
Я хочу сказать спасибо моим партнерам по команде, а также всем членам организации, которые работали бок о бок со мной. Давайте продолжать.
Потому что сейчас, когда наш самолет садится в Лос-Анджелесе, и я вижу буквы ГОЛЛИВУД, океан и пальмы, я думаю только об одном - хоккее.
Источник - theplayerstribune.com
Фото - Harry How, Juan Ocampo, Jeff Gross (Getty Images)
