Война и мир Конна Смайта
Рассматривая старинные фотографии, представляю запечатленный на них мир именно таким: черно-белым, грубоватым, и статичным. Пальто и костюмы трех оттенков, лица людей со стальным отливом и застывшие скаковые лошади, словно позирующие скульптору.
Но как только сознание выхватывает одну деталь, которая априори должна быть цветной, оживает и наливается красками вся картинка: начинают истошно трезвонить блестящие черные телефоны, строчат печатные машинки, клубы паровозного дыма поднимаются в небо наперегонки с хлипкими «этажерками», а подхваченный ветром зеленый лист красного канадского клена описывает замысловатые круги, не подозревая, что однажды ему суждено стать синим.
Первым делом - самолеты
Сто лет назад не было компьютерных симуляторов, а время больших игроков уже пришло. Что им оставалось делать? – Жить и играть в реальности, поставить на победу и выиграть либо потерять все.
В октябре 1917 года, когда Сергей Прокофьев дописывал оперу «Игрок» по сюжету Достоевского, каждый из великих игроков того времени сделал свои ставки.
Ленин - на мировую революцию, Эйнштейн – на пространственно-временной континуум, а Фрэнк Колдер по другую сторону океана – на то, что затеваемая им хоккейная лига когда-нибудь победит в естественном отборе и займет место на вершине «пищевой цепочки».
Тем временем, 22-летний канадский лейтенант Конн Смайт, начинавший Первую мировую в составе артиллерийской батареи и успевший получить по паре ранений и наград в боях, за три месяца научился управлять бипланом RE8 и совершал разведывательные полеты над бельгийским Пашендейлем, где с июля 1917 года солдаты гибли сотнями тысяч в одном их самых ожесточенных сражений войны.
Тут бы сказать, что Смайту захотелось порубиться в войнушку, пока другие играли в хоккей, революцию или на пианино, да ассоциации с «Battlefield 1» выглядят неподобающе, если о тех событиях судить не по компьютерным заставкам или контрастным фото, овеянным ореолом романтики, а по свидетельствам очевидцев.
Самолет, доставшийся Смайту, был новой моделью британской Royal Aircraft Factory, которая, тем не менее, отличалась заурядными летными и боевыми качествами, быстро прослыв среди пилотов «смертельной ловушкой» – машиной, склонной к возгоранию и потере управляемости.
14 октября экипаж в составе пилота Конна Смайта и наблюдателя Энрю Уорда поднялся в серое небо для наблюдения за немецкими войсками. Низкая облачность не позволяла эффективно вести разведку. Вместо того, чтобы вернуться на аэродром, Смайт повел самолет ниже туч, сделав его легкой мишенью для зенитных орудий противника. В то время, как Смайт выписывал зигзаги между наблюдательными аэростатами немцев, самолет получил попадание в руль и начал вращаться в штопоре.
Конн направил нос аэроплана вниз и заглушил двигатель. Как он рассказывал потом, это напоминало падение осеннего листа, описывающего широкие круги на пути к земле, при этом сам пилот пытался избежать столкновения с деревьями, торчащими как острые пики на железном заборе.
В то время, как Конн искал место для посадки, сидевший за спиной Уорд, бывший католиком, «очень хладнокровно» постучал его по плечу и спросил: «Что теперь будет?»
«Мы много спорили о религии, Уорди, – ответил Смайт, – и секунд через пять узнаем, кто из нас был прав».
Самолет ударился о землю на поле боя где-то между сражающимися сторонами, пробороздил грязь и клюнул носом в воронку.
Смайт получил два огнестрельных ранения в ногу, но кость осталась незадетой. Он и Эндрю выползли из самолета и, уклоняясь от пуль, начали пробираться по направлению к человеку, махавшему им руками. Когда авиаторы, наконец, добрались до человека, Смайт был шокирован, поняв, что это вражеский солдат, который выманивает их под прямой огонь.
В обескураженного Смайта, проклинавшего все и вся, сделали два выстрела. Ни одна из пуль не задела тело, пострадала лишь летная куртка, а немецкий солдат, уже готовый добить врагов, вдруг был остановлен товарищем, посчитавшим, что лучше иметь дело с пленными, чем с их телами.
Вскоре газета в родном Торонто опубликовала заметку о том, что широко известный в спортивных кругах Конн Смайт, капитан хоккейной Varsity Blues, приведший команду к победе в любительском чемпионате провинции Онтарио 1915 года, пропал без вести. Чуть позже его отцу и невесте Айрин, которой лейтенант сделал предложение за несколько дней до отправки в войска, сообщили, что их любящий сын и жених убит.
Однако в то время, когда товарищ Ульянов шагал к Смольному через Литейный мост с перевязанной щекой, а Фрэнк Колдер создавал НХЛ, Конн Смайт находился в немецком лагере для военнопленных и дожидался окончания войны.
Возможно, «дожидался» – не очень подходящее слово, чтобы находится в одном предложении с именем Смайта: за четырнадцать месяцев плена он предпринял две попытки побега и был помещен в одиночную камеру.
Chronically Lucky
Если Смайт чего-то действительно терпеливо ждал, то только встречи с Айрин: познакомившись еще в 1913 году, до свадьбы в 1920-м они, воспитанные на традиционных ценностях, оставались невинны (ну а как без этой детали?).
В остальном же Смайт был феноменально быстр: спешить приходилось тем, кто пытался за ним угнаться, а Конн, «хронический счастливчик», как он себя называл, двигался к цели со скоростью Форреста Гампа.
Война убедила Смайта в собственной везучести: насчитав пять случаев, когда его шансы погибнуть были более 50%, он скромно отмечал, что каждый раз избежать смерти помогали не мужество, план или рассудок, а только удача – «кто-то сверху», как он говорил.
Немцы, целившиеся в Смайта, стреляли в солдата и уничтожили хоккеиста, но игрока убить не сумели. После войны Смайт, получивший серьезные ранения, уже не был известен как спортсмен, а всю свою энергию, азарт и удачу направил в бизнес и спорт, с определенного момента не отделяя одно от другого.
Послевоенный Торонто рос, появлялись новые здания и коммуникации. Конн, закачивая прерванную войной учебу в университете, был поглощен поисками заработка. Он очень быстро увидел перспективную нишу строительных материалов, стал компаньоном в бизнесе по добыче и перевозке гравия, а, спустя некоторое время, стремясь к независимости, расстался с партнером и приобрел кое-какие активы.
Крепко держась за удачу, Смайт оказался в расцветающем городе и в стремительно растущей индустрии. Бело-синие грузовики, доставлявшие песок и щебень заказчикам, стали источником не только его личного благополучия, но и сослужили отличную службу хоккею, через несколько лет позволив Конну Смайту стать частью а затем легендой спортивного бизнеса, а также подарив свои цвета главной хоккейной команде тех лет.
Тренер, скаут, спаситель «Торонто» и олимпийский чемпион
Разве можно любить хоккей и забыть о нем, даже если погоня за деньгами занимает почти все твое время, а дома ждут любящие жена и маленький сын? По вечерам Смайт становился тренером команд университета Торонто и оказался вполне успешным наставником.
В 1920-х годах, когда вступившая в НХЛ главная команда Торонто «Сен-Патрикс» боролась за Кубок Стэнли, Смайт, работая тренером на общественных началах, с командой выпускников Университета бился за любительские трофеи, постепенно становясь известным в хоккейном мире.
Успехи в любительском хоккее и регулярные поездки с командой на игры в колледж Бостона привели Смайта в НХЛ. Владелец «Брюинз» рекомендовал Смайта коллегам из Нью-Йорка, и в 1926 году Конн был приглашен в Штаты, чтобы участвовать в создании нового профессионального клуба. Смайт блестяще справился с задачей: «Рейнджерс», основу которых составляли подобранные им игроки, взяли Кубок Стэнли уже в 1928-м.
Однако это произошло уже без Смайта, который был уволен из клуба через полгода работы из-за отказа взять в состав дважды лучшего снайпера НХЛ Бэйба Дая, которого Конн не считал командным игроком.
Эта отставка могла остаться заурядным событием, если бы не спор Смайта о сумме отступных. Конн, считавший что ему не доплатили 2500 долларов, по пути домой заехал в Монреаль и поставил эту сумму на матч футбольной МакГилл. Выигранные 5000 долларов он тут же поставил на победу «Нью-Йорк Рейнджерс», которые в Торонто играли в хоккей против «Сен-Патрикс». Несмотря на ожидания местной публики, нью-йоркцы победили, а Конн Смайт еще раз удвоил свои деньги. В итоге за четыре дня он из 2 500 сделал 10 000 долларов.
Самым красивым завершением истории стало то, как Конн распорядился деньгами: выигранная сумма сделала его знаменитым, когда Смайт потратил ее на покупку акций «Сен-Патрикс», которые ранее отказывали ему в работе. Команда испытывала серьезные трудности и готовилась к переезду в Филадельфию, когда Смайт привлек инвесторов из Торонто, вложил собственные средства и в 1927 году стал представителем владельцев, управляющим и главным тренером команды.
Первое, что он дал клубу, который спас от переезда – это новое имя и кленовый лист на форме в бело-синих цветах грузовиков Смайта, доставляющих клиентам гравий и песок. Бело-зеленые «Сен-Патрикс» стали историей.
Вскоре произошло еще одно интересное событие. В те годы любительский хоккей не находился в антагонизме с профессиональным, и Конн Смайт, окунувшись в дела «Мейпл Лифс» все еще продолжал тренировать любителей, с которыми в 1927 году завоевал Кубок Аллана.
После успеха команде «выпускников» Смайта выпала честь представлять Канаду на Олимпийских играх 1928 года в Санкт-Морице, где они, не встретив серьезного сопротивления и выиграв три матча с разницей шайб 38-0, стали чемпионами.
Легенда
Смайт довольно быстро свернул свою работу в качестве тренера профессионалов. Команда три сезона не слишком прогрессировала, и к четвертому он ушел в отставку, сосредоточившись на управлении и поставив цель построить для клуба новую арену на 13,5 тысяч зрителей.
Оказалось, что Смайт, начинавший в хоккее в качестве игрока, продолживший как тренер, легендарным станет именно как менеджер и владелец клуба, находясь в руках которого команда одержит восемь побед в Кубке Стэнли.
В разгар Великой депрессии Смайт построил легендарный дворец «Мэйпл Лифс Гарденс». За 5 месяцев.
Арена стала домашней для «Лифс» на последующие 68 лет. Строительство было начато 1 июня 1931 года, а 12 ноября на ней уже был сыгран первый матч с «Чикаго». Вот так выглядела программка, подготовленная к открытию:
А это сама арена, установившая в этот день рекорд посещаемости:
Все смешалось: кони, люди…
Кроме хоккея, Смайт обожал лошадей и делал бизнес на скачках с 1920-х параллельно со всеми остальными проектами. К сезону 1930 года, когда «Лифс» формировали сотав, способный бороться за Кубок Стэнли, команде был необходим топ-защитник. «Оттава» кроме двоих игроков запросила за Кинга Клэнси (в списке NHL100) рекордные 35 тысяч долларов, и Смайту пришлось искать недостающие деньги в своем кармане, поскольку другие акционеры клуба отказались участвовать в приобретении.
Как на зло, свободными оказались не больше сотни долларов, их Смайт и поставил на собственную лошадку Rare Jewel, которая обошлась ему в 250 долларов. «Драгоценность» не числилась среди фаворитов, ранее не выиграв ни разу, предыдущую гонку завершила десятой, и даже ее наездник убедил жену в необходимости поставить на другую лошадь.
Неизвестно, был ли на ипподроме другой чудак, прельстившийся ставкой 107:1, но в газетах того времени зафиксирован факт: 20 сентября 1930 года лошадь Конна выиграла полкорпуса у обладателя второго места, и Смайт получил более 12 000 долларов, из которых 3750 – как владелец лошади и 9373 – в качестве выигрыша на тотализаторе.
В итоге, одна «драгоценность» позволила приобрести другую: обладатель трех Кубков Клэнси перешел в «Торонто».
А в 1932 году «кленовые листья» Конна Смайта добыли первый для него трофей НХЛ. Нужно ли говорить, что в финале того Кубка Стэнли были обыграны именно «Рейнджерс» из Нью-Йорка?
И вот Смайту 37, у него семья, процветающий бизнес, самая популярная хоккейная команда с лучшей ледовой ареной, Кубок Стэнли и слава хронического везунчика. Слишком красиво, чтобы быть правдой?
Возможно. Смайт был великим игроком и сам писал свои истории. Поэтому знаем мы о нем примерно то, что хотел он: строчки в «Википедии» повторяют тексты заметок в газетах тридцатых годов прошлого века, которые тогда выполняли роль «Инстаграма» – Смайт раньше и лучше других научился работать с медиа.
Быть может, не все его победы были честными, не исключено, что некоторые успехи Смайта преувеличены. Быть может, находясь на вершине славы и отправляясь на Вторую мировую войну за новым ранением, он руководствовался не патриотическим чувствами, а стремился сделать еще и политическую карьеру. Или, занимаясь благотворительностью, он более рассчитывал на пиар, чем хотел помочь больным детям?
Вряд ли мы сумее установить это точно. Но разве можно овладеть искусством игры, не научившись блефовать? Очевидно, Конн Смайт и в этом умении достиг совершенства, в любой ситуации оставаясь в седле и сохраняя улыбку.
Смайт говорил: «Победы продают билеты». Победы, добытые самим Конном Смайтом, продают билеты до сих пор: современным «Лифс» даже не нужно выходить в плей-офф, чтобы собирать аншлаги.
Кленовый сад, посаженный Смайтом и распустившийся ярко-синими листьями, прекрасно чувствует себя в наши дни. Один из множества листьев этого сада с 1965 года ежегодно взлетает над головой лучшего игрока Кубка Стэнли, напоминая всему миру о мальчике по имени Константин из бедной канадской семьи, который в 11 лет как будто знал свою судьбу и выбрал для будущего трофея НХЛ новое имя – Конн Смайт.
Рассматривая черно-белые фотографии, представляю запечатленный на них мир совсем не таким, как на снимках. Он наполнен множеством красок, серди которых особенно выделяется голубая - цвета глаз маленького игрока в центре. Цвета Конна Смайта.
Пост подготовлен в рамках Чемпионата хоккейных блогеров, следить за которым можно в Административном блоге. Тексты всех участников можно найти здесь. Поддерживайте авторов, критикуйте, делитесь эмоциями!
Любите хоккей и подписывайтесь на блог!
