Иван Чишкала: из «Бенфики» в «Торпедо», конфликт с АМФР и деньги в футзале
Иван Чишкала — капитан сборной России по футзалу, родился в Норильске и прошел путь от местного двора до Лиссабона, став лидером португальской «Бенфики». Этим летом им интересовались многие зарубежные клубы, но Иван выбрал перейти в нижегородское «Торпедо» – клуб, который еще ни разу не доходил даже до полуфинала чемпионата России.
УХОД ИЗ «БЕНФИКИ»
– Начну с цитаты из поста, который ты опубликовал еще будучи игроком «Бенфики»: «Я очень старался и шел навстречу, давал время и ждал, но мне сообщили, что люди, принимающие решение в клубе, решили, что дальше он будет идти без меня, и у клуба нет и не будет для меня никакого предложения о продолжении сотрудничества». Ты бы остался в «Бенфике», если бы получил предложение?
– Этот пост – конечная точка, когда уже не было дороги назад. Если бы мне сделали предложение в начале сезона, то я бы согласился. И чем раньше бы оно поступило, тем вероятность остаться была бы выше. В начале сезона это было 90%, после нового года ситуация была уже 50/50, и чем ближе к концу, тем меньше шансов. Поэтому если коротко, то вопрос – «Когда?». Но в первую очередь я написал этот пост для болельщиков.
– Никто из клуба по ходу сезона не приходил к тебе с предложением?
– Нет, там была достаточно сложная ситуация. Люди могут думать, что если ты хорошо играешь, значит клуб сделает предложение, но все устроено сложнее, и в первую очередь я говорю про отношения между людьми. И так как «Бенфика» – огромный клуб, то и устроено там все немного сложнее.
– В этом же посте ты писал: «Было невероятно тяжело, так как приходилось очень много бороться не только с соперниками, но и другими силами. И очень часто приходилось плыть против течения и защищать: идеи, принципы и людей, как бы это не играло против меня.» Можешь расшифровать что ты имел ввиду?
– Это в первую очередь про отношения между людьми. В любой спортивной организации, тем более такой большой, как «Бенфика», чем выше уровень среды, тем больше вокруг становится различных интересов: финансовых, медиа, человеческих и так далее. И тем выше конкуренция внутри команды, потому что все хотят выжить, подняться на пьедестал и присвоить победу себе.
И в клубе постоянно меняются люди – приходят новые игроки, тренеры. Поэтому за 5 лет было разное, но при этом у меня никогда не было ненависти и вражды. И у нас с «Бенфикой» до сих пор отличные отношения.
– Но ты говоришь именно про клуб.
– А люди так или иначе меняются внутри него. Представь себе: я пришел в «Бенфику», и за 5 лет мы прошли такой путь, что с моего первого сезона осталось всего 4 игрока: я, Афонсо, Артур и Сильвестер. Сменились 4 тренера! Поэтому было разное – когда-то все было великолепно, а иногда крайне сложно.
Понимаю, что ты хочешь узнать больше внутрянки, и аудитории интересно понять, как все устроено. Устроено все сложно, но в то же время очень просто. Точно такие же проблемы, как и у людей на работе – приходят одни начальники, делают одно и начинают менять систему: одно, второе, третье – не выходит. Приходят другие и надо опять все менять. Поэтому бывает такое, что приходят новые люди, и у вас просто не складываются отношения. И это нормально. Сейчас произошел такой момент, когда мы поняли, что наши пути расходятся.
– Можешь привести пример ситуаций, в которых тебе приходилось бороться и отстаивать свои идеи?
– В 2022 я подписал новое трехлетнее соглашения и в клуб пришел новый тренер – Пульпиш. Он не особо доверял защитникам и попросил меня занять эту роль, чтобы помочь команде. Я сказал: «Ладно, хорошо» и сыграл в финале суперкубка Португалии, пожертвовал своими интересами, ушел в тень и делал черновую работу, что для меня абсолютно нормально. Но дальше эта история продолжилась. Мне говорили: «У нас проблема в защите, надо закрыть эту дырку» и 2 года я играл защитника, хотя это вообще не моя позиция. И я очень много ругался на этот счет с тренерами, говорил: «У нас есть ребята, способные играть, но проблема в том, что вы им не доверяете. И я не должен из-за вашего недоверия страдать ради команды».
Окей, я готов жертвовать – не проблема! Проблема в том, что это не рецепт победы. И понятно, что когда ты такую позицию озвучиваешь, люди начинает говорить: «Он не хочет играть по нашим правилам, он не хочет делать то, что мы требуем». Но я сказал им, что готов быть жертвой – не проблема, если это принесет команде результат. Но при этом озвучил, что изначально не верю, что это сработает. Так и получилось, и в этот же момент моя статистика провалилась.
В последний же сезон удалось убедить руководство, что меня нужно возвращать в атаку. Команде удалось подписать Андре Коэльо и закрыть позицию защитника, а я вернулся на свое место и начал давать ровно то, что всегда и давал.
При этом перед стартом сезона пришел новый тренер – Кассиано Кляйн, и новый спортивный директор, с которыми у нас возникло недопонимание. Тренер говорил, что я должен играть определенным образом, как все, и делать то, что он скажет. Ему хотелось тотального контроля, он пытался все время мною управлять. Я же отвечал: «Я понимаю, что мне нужно делать, не надо постоянно указывать. Я могу давать результат по-другому и не буду рушить систему». Пытался объяснить свою позицию, но мне просто говорили прямолинейно: «Ты должен подчиняться, потому что в иерархии ты находишься на самом низу». Но я отвечал, что со мной так не получится. И на этом фоне у нас было постоянное недопонимание.
– А в чем выражалось желание контролировать?
– Пример. Я уже опытный игрок и понимаю, как нужно готовить себя к матчу. И если у нас игра в субботу, то в четверг на тренировке выкладываюсь на 70-75%, понимая, что мне нужно сохранять силы. Наблюдая за мной со стороны, ты даже не заметишь, что я делаю что-то не так. Не будет такого, что я где-то не добегаю или что-то не выполняю – просто не выкладываюсь на все 100%. Тренер подходит и говорит, что его это не устраивает. Я отвечаю: «Ну подожди, я в субботу дам результат». Он отвечает, что не верит в это и видел уже много таких игроков. Наступает суббота, я забиваю в матче, но самое главное – просто хорошо играю и помогаю команде. А после матча тренер говорит, что это не из-за правильной подготовки, а мне просто повезло.
Еще пример. Он считал, что после тренировки спортсмен должен посвящать всего себя футзалу. А я так не считаю. Для меня футзал – это часть жизни, главная часть жизни. Но при этом мне важно уделять время семье, собственным хобби и другим вещам. Например, я могу пойти поиграть в падел, а для него это означает, что я не погружен полностью в процесс, что не думаю только о команде и о футзале.
У нас не было вопросов друг к другу по поводу самой игры. И он – классный специалист, а я – не плохой футболист, и у нас не было конфликта, потому что мы всегда разговаривали. Но при этом мы просто разные.
Ему и спортивному директору хотелось полного контроля надо мной, но я им его не давал. Они старались надавить на меня силой, но это тоже сложно, потому что болельщики «Бенфики» меня очень любят. И в условной пирамиде я был достаточно высоко, поэтому со мной нужно было разговаривать на равных, а тренера это не устраивало. Поэтому, если вы хотите внутрянка, я не буду рассказывать многого, но этого уже достаточно.
– Я спрашиваю про конкретные примеры, потому что только с ними становится понятен уход из клуба одного из лидеров команды и что ты подразумевал в том посте.
– Да даже в этой истории с недоверием к защитникам – то есть мне приходится говорить тренеру: «Нет, вы должны их выпускать, вы должны верить в них, потому что если вашей веры не будет, то как же они сами будут верить в себя?». Понятно, что в позиции тренера не особо прикольно слушать, когда к тебе приходит игрок и говорит подобное. Но при этом в моих словах не было ничего такого. И когда ты в позиции игрока начинаешь поднимать подобные темы, разговариваешь, пытаешься защитить какую-то идею, в итоге подставляешься.
– Это просто твой тип характера?
– Да, это как сильная, так и слабая моя сторона. Мне сложно работать с людьми, которые не дают достаточно свободы, пытаются постоянно управлять и контролировать каждое действие. Я — другого типа человек. Все знают, что я сложный, и не буду здесь лукавить. Но для людей другого формата, которые лучше понимают меня, я не создаю проблем. Да и у меня никогда не было проблем со спортивной дисциплиной и желанием.
– Ты не согласен с мнением, что футболист, как и солдат, находящийся в иерархии ниже своего командира, должен беспрекословно выполнять то, что ему говорит тренер?
– В определенном смысле так и должно быть, но в каком-то – и нет. Смотри, почти все футболисты в профессиональном спорте что-то говорят или предлагают, потому что они находятся внутри процесса. Но тренер должен фильтровать все это и понимать, с кем и о чем он может разговаривать. Намного хуже, когда никто ничего не говорит. Потому что тогда возникнет ситуация, когда игрок будет думать: «Ну, я как солдат, мне сказали – я сделаю, но если не получится, то ответственность на тренере». Мне было бы сложно, если бы в клубе были люди, которые только выполняют те или иные указания. А брать ответственность на себя – достаточно сложно и опасно. Поэтому когда я вижу, что другой игрок не боится вступать в диалог и пытается отстаивать свои идеи, я отношусь к этому нормально.
Потому что у команд, которые претендуют быть лучшими в мире, будут сложные матчи против сильных соперников. И вот здесь ты должен брать ответственность, а это класс определенных людей, которые могут это сделать. И я скажу, что таким людям клубы готовы платить. Как бы это парадоксально это ни звучало, очень часто клубы не любят таких футболистов, но понимают, что без них они не смогут добиваться больших результатов. Поэтому важно понимать, кто, что, как и когда говорит. И важно найти баланс между “говорящими людьми” и теми, которые, условно “просто выполняют задачи”. И это как раз задача спортивного директора.
– А как относился к ситуации спортивный директор?
– Он был на стороне тренера и говорил, что я должен подчиняться. А я говорю: «Нет, ни фига».
– Как на фоне такого конфликта проходило твое прощание с клубом?
– Мы взрослые люди и профессионалы, подходим к этому соответствующе – не обижаемся друг на друга, у нас просто разное видение, и мы понимаем, что дальше каждый должен идти своей дорогой. Поэтому я считаю, что это не конфликт.
А клуб проводил меня с большой любовью и теплотой – вышел пост и видео, сняли видеоинтервью о проведенных 5 годах, поблагодарили. То есть наши отношения остались очень хорошими. И эта дверь не захлопнута, как бывает, когда говорят, что человек не оставляет шансов и возможностей на возвращение. У нас нет такого. Мы просто оказались в точке, где наши дороги разошлись, но при этом мы друг другу благодарны.
– То есть вероятность возвращения в «Бенфику» существует?
– Время покажет. Нельзя загадывать, что и как будет в будущем.
– В СМИ была информация, что тобой интересуется «Барселона». Выходили ли они на тебя и было ли предложение?
– Тут важно сказать, что такие большие клубы, как «Барселона», «Бенфика», «Спортинг» смотрят на 3-4 года вперед и начинают свою работу еще задолго до планируемого перехода, понимая, когда у кого заканчивается контракт, сколько игроку будет лет. И постепенно начинают искать контакт, выстраивать коммуникацию и связь. И прежде чем дойти до конкретного предложения, должно пройти определенное время, сложиться факторы, поэтому до предложения может и не дойти. Мы разговаривали, но не срослось. Опять же, люди должны понимать, что у таких команд всегда есть по 3-5 кандидатов на позицию, и внутри клубов тоже есть свои истории, люди и интересы.
– Какие клубы тобой интересовались и с какими из них вы дошли до предложения?
– Думаю, что это будет не совсем красиво по отношению к этим клубам. Не знаю, хотят ли они, чтобы я рассказывал об этом. И не хочу подставлять их, потому что у меня со всеми очень хорошие отношения. Мне нужно сначала позвонить этим людям и спросить их разрешения. Поэтому тут сдержусь, но скажу, что суммарно было 11-12 предложений именно от больших российских и иностранных клубов.
– Когда ты впервые узнал об интересе со стороны нижегородского «Торпедо»?
– С Николаем Владимировичем (Ходовым, президентом футзального «Торпедо» – @semenikhineugene) мы общались еще в 2023 году, когда он прилетал в Лиссабон. Он уже тогда спросил: «Как ты смотришь на то, чтобы в будущем стать игроком «Торпедо»?».
– Можешь в процентном соотношении перечислить факторы, из-за которых ты выбрал именно «Торпедо»?
– Я смотрел на многие вещи, и финансовая составляющая была далеко не на первом месте. То есть предложение от «Торпедо» финансово не самое лучшее. Были и другие предложения, в финансовом плане на порядок лучше.
– В два раза?
– Ну, на порядок. Я не буду лукавить и говорить, что деньги для меня не важны — они важны, но это не самое главное. В пользу «Торпедо» сыграло 4 ключевых фактора, и я назову их не в порядке важности и не в процентном соотношении.
Первое. Для меня очень важно какие действия люди совершают в момент переговоров – как проявляют интерес, общаются и так далее. И когда я вижу, что Николай Владимирович прилетает в Лиссабон просто для того, чтобы лично поговорить, хотя он мог бы просто позвонить по телефону… Я ценю это. Были еще другие моменты в этих переговорах, и Николай Владимирович проявил себя как большой человек. Как президент клуба, он сделал многое, чтобы я оказался в «Торпедо»
Второй момент – это приход Робиньо, для меня это было очень важно.
– Можешь объяснить почему?
– Для меня Робиньо – не просто партнер, он даже больше чем друг. Во многом именно благодаря ему я нахожусь сейчас на своем месте. Я приходил в «Газпром-Югру» во многом из-за него – была крутая команда, он был топом, и я хотел у него учиться. Я был удивлен, насколько это открытый и классный человек, с которым приятно разделять раздевалку и площадку.
И мой переход в «Бенфику» состоялся во многом благодаря ему. Он был тем человеком, который сказал руководству: «Давайте поверим в него. Я в него верю, давайте!». Он обладал авторитетом и такой силой слова, что его послушали. Просто для понимания – чтобы в «Бенфике» тебя послушали… не сделали именно так, как ты сказал, а чтобы послушали – ты должен быть значимым элементом, многое сделать и быть больше, чем просто игрок. И, честно говоря, когда он ушел из «Бенфики», я очень сильно скучал по нему, по тому, какой он человек, какой он человек в коллективе.
А наша игра в сборной России! Мы играли вместе и достигали успеха – серебро Чемпионата Мира и Европы. И кто-то скажет, что успех – это только победа, но я так не считаю. Этот человек мне сильно дорог. Ему уже 42 года, и я понимаю, что ему осталось не так долго играть. Поэтому мне хотелось напоследок провести время с ним. Для меня это очень важно. Опять же, могу рассказать историю. Когда мы были на Чемпионате Европы (ЧЕ 2022 по футзалу проходил с 19 января по 6 февраля в Нидерландах – @semenikhineugene), моя жена рожала в Португалии. И первым человеком, которого увидела моя дочь, была супруга Робиньо. Они всегда были рядом с нами и помогали.
– Идея пригласить Робиньо в «Торпедо» твоя или Николая Владимировича?
– Мы вообще в принципе с Робби всегда на связи и знаем друг про друга очень многое. И он уже давно говорил про интерес «Торпедо», говорил, что хочет приехать, но ему страшновато, хотя при этом ему всегда нравилось в Россия и он скучал. Но в то время у меня был контракт с «Бенфикой». И позже, когда он подходил к концу, мы общались и он мимолетом зазывал в «Торпедо». А когда уже подходило время принимать решение, вот это чувство скучания и желание побыть с ним напоследок тоже сыграло свою роль. И когда я согласился, ему уже было легче решиться.
– Но это не твоя идея, а Николая Владимировича?
– Конечно. Они хотели привезти Робиньо давно, но там были определенные нюансы из-за которых не получалось.
– Третий фактор?
– Это семья. Здесь не буду вдаваться в подробности. Четвертый – это уже личная составляющая.
– Что к этому относится: финансы, скучание по родине, желание оставить наследие или что-то другое?
– Безусловно, финансовая составляющая важна, но я отложил ее в сторону, потому что все клубы предлагали хорошие деньги. Руководители понимают, какого уровня я игрок, и знают, сколько могут предложить. В переговорах я не устраивал торги, не требовал какие-то суммы, всегда говорю: «Давайте столько, сколько вы можете, и я уже от этого буду отталкиваться». Я не хожу по клубам и не говорю: «А они предложили мне столько-то», хотя клубы сами хотели узнать и перебить другие предложения. И финансовое предложение «Торпедо» не было самым большим, даже не в тройке.
– Но оно было лучшим в России?
– Оно хорошее, но не лучшее. К личной составляющей относятся и амбиции. Я очень амбициозный. Меня абсолютно не интересует, оставлю ли я какое-то наследие – просто играю в футбол, мне это нравится и я получаю от этого удовольствие. Если получается еще радовать болельщиков, которые смотрят игры со мной, то это вообще замечательно! Но у меня нет мыслей какое наследие я оставлю после себя. Амбиции с точки зрения побед – мне всегда хотелось соревноваться с лучшими, играть с лучшими и против лучших, хочется конкурировать. Вот это для меня амбиции. Просто всему свое время.
– «Всему свое время» – это слова из интервью, которое ты дал Михаилу Чоботовскому. Ты сейчас можешь сформулировать свой вызов более конкретно?
– Я понимаю, что все равно для меня это вызов – прийти в команду, которая еще никогда не доходила до полуфинала чемпионата России. Но я никогда не ставлю перед собой долгосрочных целей – нужно идти постепенно. Я поиграл в Португалии, все увидел и понял, окей. Сейчас я вернулся в Россию, соскучился, мне хочется посмотреть и прочувствовать, что происходит в Суперлиге изнутри.
Опять же, мне придется адаптироваться. Хотя многие могут подумать, что если ты классный футболист, то это происходит по щелчку пальцев. Но нет, Суперлига – очень сильный чемпионат, входит в тройку лучших в мире. Когда я был юнцом, я думал, что за границей намного лучше, и все время говорил: «Вот тут надо исправить, вот это улучшить, тут проблема и вот тут». И очень часто в таком возрасте ты не видишь и не ценишь то, что у тебя есть. Да, давайте смотреть правде в глаза – если говорить о Суперлиге восьмилетней давности и нынешней, то ее уровень, безусловно, просел. Но при этом она не отстает. Здесь много классных игроков, с которыми мне придется конкурировать. Мне придется адаптироваться и подстраиваться, “найти ключики” к игре, а это не так просто – тут другой ритм и идеи.
«Торпедо» – сильная команда с классными игроками, которые доросли до определенного уровня, но уперлись в стеклянный потолок. Это нормально – ты вырос, но не знаешь что сделать, чтобы пробить его и пойти еще выше. И Николай Владимирович посчитал, что нужно пригласить нас, чтобы помочь клубу претендовать на более высокие места и пробить этот потолок. Как в свое время получилось у меня, Ниязова, Асадова. Мы об этом даже не задумывались, просто с нами были крутые мастера, из-за которых наш потолок был гораздо выше. И мы тянулись к их уровню. Возможно, у «Торпедо» не было таких крутых, больших игроков. Поможем ли мы? Постараемся, сделаем со своей стороны все возможное.
И при этом я не собираюсь их учить, не прихожу с позицией: «Я вам всем покажу как тут надо», потому что в команде талантливые ребята, которые умеют и могут хорошо играть. И я могу быть им помощником, партнером, но не папочкой и учителем, потому что это взрослые парни, и я прихожу помогать нам вместе выигрывать, делать шаг вперед. Каким образом? Да просто своим отношением и делом. Я должен делать то, что умею – быть самим собой и давать максимум.
– Ты сказал, что в «Бенфике» попал в зону комфорта. Не переживаешь, что возвращаясь в Суперлигу твой уровень игры может упасть? В том числе из-за невозможности клубов играть на международных турнирах.
– Нет конечно, здесь люди не дадут тебе просесть. Прекрасно понимаю, что сейчас ко мне будет приковано большое внимание – это дополнительное давление. Придется много работать, чтобы соответствовать ожиданиям людей. Нет, не дадут упасть.
– На сколько лет ты заключил контракт?
– Не помню, писал ли клуб об этом?
– Нет, не писали.
– Ну, значит, не надо.
– Значит, не хотят?
– Да.
– И ты, соответственно, тоже не хочешь?
– Не хочу.
– В 2020 году из «Газпром-Югры» ты перешел в «Бенфику» бесплатно, потому что в твоем контракте был пункт разрешающий трансфер в любую иностранную команду без компенсации. В контракте с «Торпедо» есть этот пункт?
– Я не могу рассказывать, потому что контракт – это внутренние соглашение, и было бы неправильно нарушить контрактные обязательства по неразглашению информации. Опять же, мог бы я рассказать тебе свою зарплату? Без проблем. Но есть пункт который запрещает это делать.
– Понимаю. Переходя в «Бенфику» ты говорил, что потерял примерно половину зарплаты, если не больше. За эти 5 лет тебе удалось дойти до такого же уровня или превзойти его?
– Там же зарплата была в валюте. Поэтому все зависит от курса, который за это время был и 100, и 80, и 60 рублей за евро. И получая там условные 1000 евро, в рублях это может быть как 100 000, так и 60 000 – зависит от курса.
Как я писал в посте, в «Бенфике» мне удалось пройти весь этот путь от самого низа до самого верха, говорю честно. Вообще это очень сложная и интересная история, когда ты приходишь в новую команду и с нуля должен построить все – заслужить доверие в команде, время на площадке и уважение болельщиков. Тем более за границей. Удалось ли компенсировать финансовую составляющую? Ну плюс-минус да.
Но опять же, футзальный рынок маленький, и не нужно думать, что мы получаем баснословные деньги. Когда я уезжал из «Газпрома», у меня была хорошая зарплата. Первый контракт с «Бенфикой» – самая низкая среди всех легионеров. А когда заключал новое трехлетнее соглашение, была ли она самой большой среди легионеров? Думаю, что да. Могу только догадываться, что да.
– Зарплата в «Торпедо» будет самой большой в твоей жизни?
– Да.
– Ты говорил, что для тебя важна свобода. При этом ты переходишь в клуб, где президент признает свой авторитарный тип управления и принимает решения по многим направлениям – от выбора экипировки до согласования сценариев для видео. Как ты к этому относишься?
– Николай Владимирович живет этим спорта, он амбициозен, и ему хочется везде участвовать, потому что он любит футзал и свою команду больше, чем можно себе представить. И это нормально, что люди не понимают его эмоциональную составляющую.
Он проходит разные этапы и как руководитель становится все мудрее. Насколько я знаю, он не лезет в тренерскую работу и не определяет состав. Он как руководитель и человек, благодаря которому клуб существует, хочет сделать для него только лучшее. Конечно, иногда желая лучшее, мы совершаем ошибки. И, насколько я могу судить, он проходит через это и многие вещи оставляет позади.
Я уважаю людей, которые любят этот вид спорта, и у меня большое уважение к нему и тому, что он делает. Дай бог, чтобы таких людей было больше в нашем спорте. И когда вижу такую вовлеченность, то отношусь к этому с уважением.
Но при этом, когда мы с ним общаемся и я говорю ему: «Мне кажется, что здесь можно было бы сделать по-другому», то он к этому прислушивается и относится абсолютно нормально.
– Ты не считаешь, что в этих ситуациях должен сработать тот же принцип, что и в истории с защитниками в «Бенфике». Если клуб нанял сотрудника – значит он видит в нем профессионала и должен доверять ему и дать время.
– Умение делегировать – очень важный навык. И Николай Владимирович, я более чем уверен, тратит много часов на свой бизнес, потому что невозможно везде все успеть, и каждый должен заниматься своим делом. И найти золотую середину между контролем и тотальной свободой – самое сложное.
Он же всего 5 или 6 лет находится у руля клуба Суперлиги, а это не так много. Блин, Робиньо в футзал играет 25 лет, понимаешь? Поэтому и Николай Владимирович ко всему этому придет – просто дайте время. Часто люди хотят быстрых результатов, все же умные и прекрасные, знают, как нужно делать, как нужно жить, как тратить деньги и что кушать. Критиковать и советовать, сидя на диване, всегда намного проще, нежели сказать слова благодарности за то, что люди вкладывают столько сил, денег и времени в развитие команды, в детскую школу и образование тренеров. И почти никто не говорит простое: «Спасибо». Поверь, люди прочитают это интервью, и будут те, кто скажет: «А зачем он так говорил? Зачем он это говорил? Почему он не сказал это?». Зачем на это обращать внимание? Поэтому говорю – подожди, всему свое время. Дайте человеку развиваться, он дойдет до всего этого.
– Какого поведения ты ожидаешь от самого себя в ситуации, если Николай Владимирович зайдет в раздевалку и начнет лезть в тренерские дела?
– Не знаю, ситуации могут быть абсолютно разными. Ты сейчас сфантазировал какую-то ситуацию, но в каждой из них есть огромное количество деталей, контекст и обстоятельства, поэтому заранее невозможно сказать, как ты себя поведешь. А другие детали будут?
– Вообще для тебя это приемлемо?
– Не знаю, то есть честно, я не могу сказать тебе заранее приемлемо ли. Если он будет прав, по моему мнению, то буду сидеть и молчать в тряпочку. Если будет не прав, опять же по моему мнению, то скажу, что так делать не нужно.
– Ты с таким еще не сталкивался?
– Конечно сталкивался, но не во время матчей, а после. У нас в «Бенфике» президент Руй Кошта мог прийти в раздевалку и всех “нахлобучить”, если команда, условно, играла спустя рукава. Поэтому не могу здесь заранее сказать, если это уместно, а это может быть уместно, а может и нет. Поэтому и то, как я себя поведу, будет зависеть от ситуации.
– Какими ты видишь личную и командную цели на сезон 2025/26?
– Для меня самая высокая цель – выиграть чемпионат. Понимаю, что это практически нереально, но ты делаешь все возможное, чтобы добиться этого. Но в первую очередь нам надо собраться и построить коллектив, в котором мы будем играть и биться друг за друга. По сути собирается новая команда: приходит новый тренер, есть костяк, к которому присоединяется пять новых игроков – я, Робиньо, Данил Кутузов, Саша Костромин и Денис Гуляйкин. Пять человек – это примерно 30% состава. И так сходу команды не строятся. Мы в «Бенфике» 5 лет строили команду, чтобы суметь обыграть «Спортинг» и выиграть чемпионат. Здесь то же самое. Не будет такого, что пришли несколько человек и команда выиграла чемпионат. И дальше мы должны будем постепенно прогрессировать от игры к игре, верить в свои идеи. И мне нужно будет перестраиваться, потому что в Португалии мы играли в другой футбол.
– Личную цель на этот сезон ты не ставишь?
– Как и всегда – сделать все возможное, чтобы мы стали лучше, чем были до этого.
– Это включает в себя «Cтать лучшим бомбардиром»?
– Никогда таких задач перед собой не ставил. Для меня не так важно стать лучшим бомбардиром или нападающим, я не забочусь о таком. Очень часто люди забывают про сам процесс и направляют все внимание на результат. А мне кажется, что стоит фокусироваться на процессе и от этого отталкиваться.Сначала ты должен инвестировать очень много времени, и тогда результат придет, но не здесь и сейчас, а через 2-3 года. Мы можем сейчас приехать, начать играть и построить команду без перспективы – пришли, сыграли, выиграли или не выиграли, дали лучший результат, разошлись и все. А фундамента нет – ничего не построили. Или же лучше прийти, построить какой-то крепкий фундамент и на нем двигаться дальше. В первую очередь моя задача – помочь клубу и игрокам прогрессировать, если я на это способен.
– У тебя есть формулировка, с которой ты бы оценил этот сезон успешным?
– Мне кажется стоит в конце сезона поговорить и посмотреть, стал он удачным или нет.
ЖИЗНЬ В ПОРТУГАЛИИ
– Хочу поговорить с тобой про Португалию. Насколько за 5 лет вам с семьей удалось влиться в жизнь страны и почувствовать себя на своем месте?
– До переезда в Португалию я был там всего один раз – со сборной. И когда я приехал, сразу почувствовал, что это мое место. И чем больше я общался с людьми, путешествовал и узнавал о стране, тем больше мне нравилось. Супруге, конечно, было чуть сложнее, потому что ей пришлось учить язык. Но она молодец и сейчас спокойно может объясниться, хотя ей было сложнее – не так много общения с португалоязычными людьми. А я приезжал уже с каким-то уровнем, брал занятия и сейчас спокойно могу общаться. В бытовом плане мне потребовалось полгода на адаптацию, чтобы понять ритм жизни, потому что после Москвы кажется, что там все еле двигаются, но потом я понял как все живут.
– После 5 лет жизни в Португалии ты можешь подать заявление на получение паспорта. Ты думал про это?
– Думал. Но сейчас пришло новое правительство, которое рассматривает поправку об увеличении этого срока до 10 лет, и ее, скорее всего, примут.
У них сейчас остро стоит миграционный вопрос, но не только в Португалии, а во всем Европейском союзе и развивающихся стран. В России тоже говорят, что у нас много мигрантов, но мне кажется это нормальный процесс в развитии больших городов. Мигранты приезжают и в основном берут на себя не самую престижную и высокооплачиваемую работу, а многие местные с недовольством смотрят на них и жалуются: «Вот, у нас много мигрантов», но при этом каждый из тех, кто жалуется, спокойной пользуется их трудом – будь то сервис по доставке еды, стройка или что-то другое. Пользуются и говорят, что это классно и дешево. А почему это дешево многие не знают и не задумываются. В ноябре будет ровно 5 лет, и по старому законодательству я мог бы податься на паспорт.
– До действий пока не дошло?
– А как? Сейчас рассматривается этот законопроект, и думаю, что они увеличат срок на несколько лет.
– А если не увеличат?
– А если не увеличат, то посмотрим. Я же сейчас в России нахожусь, поэтому это не так просто.
– Твоя дочь по закону имела право получить гражданство Португалии. У нее оно есть?
– Есть, когда она родилась, мы, конечно, сделали ей португальский паспорт, и на данный момент у нее 2 гражданства – российское и португальское. И если бы ей уже было 18 лет, то она бы могла поехать в Португалию учиться в университете. И это стоило бы ей в 2,5-3 раза дешевле, чем если бы у нее было только российское гражданство. Преимущество ли это? Да. Она со своим паспортом может свободно ездить по странам Европы. Хорошо ли это? Наверное, хорошо. И когда она вырастет, то у нее будет такая возможность. Мы стараемся создать для нее лучшие условия и открыть для нее максимально большое количество дверей, а в какие она уже будет заходить – я уже не знаю. И мы не знаем, что будет через 5 лет. Может быть Россия или Португалия пересмотрят свои законы, и нельзя будет иметь двойное гражданство.
– Ты заметил отличия в воспитании детей в Португалии?
– Да, безусловно. Там, в принципе, очень многое делается по-другому, система функционирует и детей воспитывают иначе, какие-то другие базовые принципы.
– В чем это выражается?
– Дети, как и все португальцы – очень тактильные. Мы в России часто не очень близки друг к другу, скрытны или зажаты, ждем какого-то подвоха, а они как-то сходу очень близко друг к другу настроены. Постоянно обнимаются, даже если не знакомы друг с другом. В России так не принято, для нас это некий такой жест, и нам нужно время, но при этом, если мы сблизились, то нас уже не разжать.
У них в этом плане чуть по-другому. И когда дети приходят в детский сад – они там все друг с другом обнимаются, и дети, и воспитатели, поэтому и друг к другу они изначально очень позитивно настроены, не ждут подвоха.
– Есть что-то подобное, что увидел в Португалии и теперь возвращаясь в Россию, возьмешь это с собой – привычка, внутренняя установка или что-то подобное?
– Самое важное – опыт, общения с другими людьми и взаимодействия с культурой. Я научился по-другому смотреть на жизнь. Для португальцев, например, очень важны семейные ценности и семья. И увидев это я понял, что это правильно и важно. Когда ты находишься в Москве, ты можешь наблюдать, в каком ритме живут люди, и семья уходит на второй или третий план. Тебе здесь нужно быть карьеристом, если ты хочешь чего-то добиться, соответствовать городу. И это сложно — жить по правилам города: ты должен постоянно носиться. Здесь обыденная история, когда ты уходишь из дома в 8 утра, а возвращаешься в 9 вечера, но где здесь время на семью? Максимум выходные. А в Португалии не так, там работа-работой, но семья очень важна. И если ты не будешь инвестировать время в семью, то ее и не будет. Поэтому я пересмотрел свои взгляды на и стал относится к этому как к процессу.
Но ко многим вещам в Португалии я так и не привык. Все равно должен быть некий баланс между тем, что все слишком медленно делают, и тем, когда люди слишком ускоряются.
– Что тебя сильно удивило в культуре страны и ты подумал «Вау!»?
– Когда приезжаешь в Португалию, то замечаешь, что все водители останавливаются на пешеходном переходе. По правилам вроде так и должно быть, но мы прекрасно понимаем как это бывает. Но там водители всегда останавливаются! И если ты за рулем, то пешеход тебя всегда поблагодарит – поднимет руку. И часто, если ты пешеход, а водитель, например, не успел тебя пропустить, не увидел или что-то еще, то он всегда поднимет руку и извинится. Вроде бы мелочь, а это сразу же поднимает настроение. И невольно, когда ты становишься пешеходом, начинаешь всегда благодарить водителей.
И потом, приезжая в Россию, ты в подобной ситуации поднимаешь руку, а на тебя смотрят будто с мыслью: «Что ты хочешь от меня?» или «Я тебя пропустил, давай быстрее иди!» – вот такие забавные моменты. Не знаю где еще так, но в Португалии все какие-то очень добрые. Ощущаешь, что у людей нет оценочного суждения.
Вот, для меня вот это было шоком! Знаешь, что в России в принципе не принято хвалить людей и делать комплименты. А в Португалии это как будто бы норма. Для меня было супер неловким моментом, когда ты находишься внутри команды, и, например, во время матча тебе могут сказать: «Ты красавчик, охренеть, что ты сейчас сделал!». У нас так вообще не принято, а для них это норма. И ты такой: «Блин, круто». Для меня это было прям «Вау!». Когда ты ощущаешь это на себе, в первое время как-то некомфортно, и ты думаешь: «Да ладно, что началось-то?» (смеется)
– Можешь поделиться как вы с женой обсуждаете возможность переезда в какую-либо страну? Ведь это сложное решение и процесс, в рамках которого ей приходится жертвовать чем-то.
– Мы можем обсудить что, куда, как и так далее, и она делиться чего бы ей хотелось. Но при этом у нас все равно решение остается за мной. Мы стараемся найти такой вариант, чтобы нам обоим было комфортно, но редко получается, чтобы всем можно было угодить. Спасибо ей большое, потому что на данный момент в основном она подстраивается под мои решения. И я знаю, насколько ей сложно, и я очень это ценю!
– Сейчас, когда были варианты продолжения карьеры за рубежом, вы обсуждали возможность переезда в другую страну?
– Да, конечно, мы в процессе переговоров рассматривали и думали над разными вариантами, обсуждали разные города, пытались взвесить все за и против.
– Решение перейти в «Торпедо» не обусловлено тем, что вы соскучились по России? Потому что здесь родина, ваши семьи и друзья, знакомая и понятная культура.
– Мы пытаемся найти баланс и убедить друг друга. Последние 2 года, из-за семейных обстоятельств и необходимости дочери практиковать русский язык, Юля с Алексой уезжали в Москву на два месяца раньше окончания сезона. И суммарно они проводили в России около 5 месяцев в году. Скучаю ли я по России? Всегда. Это просто уже часть нас и нашего дома. Точно так же и Португалия часть нашего дома. И скучаю ли я по ней? Конечно же да. И в дальнейшем планирую ездить в Португалию, потому это мой второй дом.
СУПЕРЛИГА РОССИИ
– Насколько ты внимательно следил за всем, что происходило в российской Суперлиге?
– Постоянно. Я был в курсе всего – смотрел матчи, слушал кто и что говорит, следил какие позитивные или негативные изменения происходят, общался со многими друзьями, игроками и тренерами.
– Удивился, когда перед стартом сезона 2022/23, клубы выступили против проведения турнира под эгидой АМФР и была создана новая организация АПМФК «Суперлига»?
– Это не произошло внезапно, хотя для обывателей могло стать неожиданностью. Но руководители клубов давно говорили о необходимости перемен, и все кто находился внутри понимали, что рано или поздно они настанут. Сейчас они добились этого – РФС пригласило новых людей, и они пытаются запустить процесс по-другому.
– Как оцениваешь изменения?
– Для футболистов особенно ничего не поменялось. Да, изменился формат – теперь, как и весь мир, мы играем 2 тайма по 20 минут, все наконец-то выдохнули. Ввели VAR, которым сейчас учатся пользоваться. Если вспомнить, как его использовали в самом начале – когда повтор момента могли смотреть по 5 минут, и вроде бы игра стала короче, но по факту получались те же самые 25 минут. Это же новое, в регулярном чемпионате VAR еще нет нигде, поэтому в этом смысле Суперлига – передовой чемпионат, и я с позитивом смотрю на эти вещи, стало интереснее.
Те же послематчевые пенальти в регулярном чемпионате, мне кажется, можно было немного видоизменить. Я сужу как зритель, но и с игроками много общался. Они говорят: «Пропадает интерес и важность удара», что это больше развлечение для болельщиков, и как мне кажется, чуть затянутое – 5 ударов – это много. Можно сделать 3 или вообще по одному удару до ошибки – тогда важность удара возрастет. Но сама идея интересная.
– В 2019 году ты разработал и опубликовал программу развития футзала, в которой предложил несколько идей по изменению правил и формата. Что бы ты включил в такую программу в 2025 году?
– Если посмотреть, то почти все изменения, которые я описывал, и наступили. (улыбается) Не знаю сколько там процентов, надо перечитать. Даже где-то опередили – например с послематчевыми пенальти. Наверное, я пока не могу говорить, потому что не знаю ситуацию изнутри. Поэтому воздержусь и не буду раньше времени предлагать менять то, что сам еще не попробовал. Я все еще человек со стороны и мне надо в этом повариться, чтобы сформулировать те или иные идеи.
– Можешь коротко объяснить разницу между чемпионатом России и Португалии?
– В Португалии все супер систематизировано, и эту тенденцию задают «Спортинг» и «Бенфика». Нуну Диаш и Жоэл Роша – очень системные тренеры, у них все пошагово расписано и у тебя нет возможности креативить. Там действительно шаг влево, шаг вправо – расстрел. Для них каждый игрок – элемент, который ограничен в своих действиях. В защите играют индивидуально по игроку, очень рискованно, нагло и активно, с большим количеством борьбы, и судьи дают играть контактно. Из-за этого люди носятся там как угорелые, потому что если ты не будешь этого делать – тебя просто задавят. И они отталкиваются от защиты.
В России играют по-другому. Опять же, прошло 5 лет и мне нужно посмотреть, чтобы более точно сформулировать и я буду неправ если буду говорить о чем-то, чего не знаю. Могу сказать как это выглядит со стороны – тут нет такого количества контакта, в основном команды играют от середины поля и не так часто высоко прессингуют, нет такого сильного давления, то есть дают свободно играть с мячом. И при этом много креатива, люди хорошо обращаются с мячом.
Поэтому очень сложно менять чемпионаты, ведь каждом своя специфика, ритмы, идеи и принципы.
– Как ты считаешь, мешает ли популяризации футзала, лиги и самих клубов, их корпоративное происхождение и нейминг? КПРФ, «Газпром-Югра», «Норильский никель» и другие.
– Не знаю оказывает ли это какое-то влияние, но не вижу ничего плохого в том, чтобы команда называлась именем компании, например, ФК «Строитель» или «Быки Новосибирска». Не считаю, что названия команд как-то мешают популяризации
– Давай на примере Норильска. Недавно МФК «Норильский никель» и ХК «Норильск» объединились и стали частью спортивного клуба «Норильск». Не кажется, что название города более выигрышное по сравнению с названием компании?
– А что в этом плохого? Как говорят, кто дает деньги, тот и заказывает музыку. А что тогда клуб мог бы продать?
– Размещение на форме и в оформлении арены, как это делают многие клубы РПЛ. В моем представлении, в сложившейся ситуации государственные компании и не рассчитывают отбить затраты на функционирование спортивного клуба – это больше социальная миссия, которая не приносит прибыль. При этом я понимаю, что привлечь внимание к команде с таким названием намного сложнее.
– Я вижу основную проблему в том, что такие клубы зависимы от одного источника И если вдруг у него будут проблемы, то клуб закроется. У нас вся система функционирует таким образом, что команда должна быть под крылом какого-то города или государственной компании. Но в обоих случаях у клуба есть риски и проблемные места. Если вдруг у госкомпании начнутся проблемы – кризис, санкции, сменится руководитель или владелец – команда может пострадать. А если клуб финансируется от города, то он сильно зависит от конкретного губернатора или министра спорта. Поменялось лицо с которым у вас была договоренность – и у тебя могут быть проблемы.
Поэтому мы в ситуации, когда спорт – это не бизнес, и ты не перестроишь эту систему. Должны произойти колоссальные изменения в экономике, политике и других сферах, чтобы что-то изменилось. Но при этом даже сейчас можно много всего сделать и развиваться.
Клубам нужно уходить от зависимости от одного якорного спонсора и искать новых партнеров, привлекать сторонние компании, и не довольствоваться тем, что они имеют. И тогда будет развиваться и лига, а чем она популярнее – тем больше ее смотрят, чем больше смотрят – тем больше привлекается частных спонсоров, и вот эта воронка начинает работать. Поэтому я думаю, что проблема нейминга не такая важная, но может быть, я ошибаюсь.
РОДИТЕЛИ И НОРИЛЬСК
– Можешь рассказать про своих родителей?
– Отец умер, когда мне было всего 2 года. Я его особо не застал, и воспоминания не очень хорошие. Меня воспитывала и поднимала одна мама. Она у меня вообще из Башкирии, из-под Уфы. Переехала из Магнитогорска в Норильск, обменяв однокомнатную квартиру в Магнитогорске на трехкомнатную в Норильске. У нее были семейные проблемы, и она хотела уехать из города, тем более слышала от знакомых, что на Севере выше зарплаты и условия лучше. Потом в газете увидела объявление и подумала: «А почему нет?», и переехала в никуда с моим старшим братом на руках. Это было очень смело.
Она рассказывала, что тогда еще была еще талонная система, а у нее было какое-то количество сбережений. И когда она приехала в Норильск, то увидела, что есть магазины в которых ты можешь купить сколько угодно колбасы и конфет. И она в первую же неделю потратила все, что копила годами. Для нее это был шок, что можно вот так спокойно покупать.
– Ты родился в Норильске. Какие у тебя остались воспоминания о городе?
– Помню, что действительно было мало солнца и все воспоминания связанные с детством зимние. Но при этом они очень теплые. Я действительно любил и люблю этот город, потому что он родной. И знаешь, это когда ты становишься взрослым, для тебя отсутствие солнца — это проблема. А когда ты ребенок, то воспринимаешь реальность такую, какая она есть. И для тебя даже самые плохие вещи могут казаться абсолютно нормальными. Еще у меня много воспоминаний связано с Уфой, потому что часто на все лето мама отправляла меня к своей сестре в поселок Чишмы, и я проводил там очень много времени.
– У тебя есть воспоминания, связанные с полярной ночью и днем?
– Полярная ночь была совершенно обыденным явлением. Там же еще город очень хорошо освещается, поэтому нет темных уголков и ты спокойно можешь пойти гулять вечером. Больше запоминается полярный день, потому что темно 10 месяцев в году, а светло лишь 1. Никогда не забуду случай, который произошел летом, когда я остался в Норильске. Тогда еще не были распространены телефоны, поэтому негде было посмотреть время, и мы постоянно спрашивали у прохожих.
Помню играем мы на площадке в баскетбол – людей много, все гуляют. Спрашиваю время – 20:00. Ну значит еще гуляем и гуляем! Продолжаем играть, снова спрашиваем – 21:30. Мы такие: «Ну еще полчасика и все». Потом мы пошли в кольцо покидали на приседания. И с точки зрения цветовой гаммы в небе абсолютно ничего не поменялось – солнце просто идет над головой по кругу. Смотрим – что-то уже мало людей на улице, спрашиваем время – 02:30! Сколько? Бегу домой, мама говорит: «Ты с ума сошел?».
– В Норильске часто случаются погодные катаклизмы – было что-то особенное?
– У меня мама работала в больнице, и ей нужно было добираться до нее около 25 километров на автобусе. И она с утра встала, поехала, а вечером началась черная пурга, и в этот момент все дороги закрыли. Потому что снег летел с такой скоростью, что ты не видел даже на метр дальше. И они ночевали 2 дня на работе, а я остался один дома. При этом мы с друзьями все равно пошли этим вечером гулять, для нас это было весело.
– Многие из тех, с кем ты играл в футбол, уехали из города?
– 70-80%, и около 20% остались. В основном все на заводах работают, но при этом до сих пор играют в чемпионате города. А те, кто уехал, сейчас организовали встречу выпускников ДЮСШ. И каждый год в Петербурге на Nova Arena они арендуют зал и проводят матч. Все время зовут, и я бы хотел приехать, чтобы поддержать их, но пока не получалось.
ПУТЬ В ФУТЗАЛЕ
– Как ты попал в футзал?
– Как и все, я начинал с коробки, где мы играли во все виды спорта. Мне нравился футбол и у меня получалось, поэтому старшаки всегда звали с собой. И когда я пошел в первый класс, старшеклассники, которые уже были в школьной футбольной секции, предложили ходить с ними – я попробовал и после первой тренировки тренер сказал: «Ну все, приходи, давай дальше заниматься» . Потом из школы меня уже в ДЮСШ подтянули, где были уже более серьезная секция была, конкретно по мини-футболу. И так получилось, что я сразу попал не в свой возраст – я 1995 года, но меня подтянули к 1994, и я был с ними на одном уровне. Потом и к 1993 подтягивался, но когда ты ребенок, это большой разрыв, хотя я вроде бы тянулся и нормально себя показывал.
– Как тебе удалось из Норильска перейти в «Дину»?
– В 12 лет мы играли на всероссийских соревнованиях, тогда ко мне впервые подошли из «ВИЗ-Синары» и пригласили к себе. Но в тот момент я подумал: «Куда в таком возрасте?». Хотя я знал, что у них отличный интернат и они были самой сильной школой, но не воспринял это всерьез. На следующий год снова приезжаем, уже подходят из «Газпром-Югры» и приглашают к себе, но все равно для меня это было еще рано. И по возвращению нас решили подтянуть к основе «Норильского никеля». Не знаю, что у них там происходило внутри клуба, но в основной команде было около 50 игроков. И было 4-5 футболиста именно из Норильска, которые находились в команде, но при этом играли только когда команда играла в дома – в другие города они не ездили.
И тогда нас подтянули к основе, а для нас это был кайф – играть против выступающих в Суперлиге игроков, настоящих мужиков! И когда мы начали вместе с ними тренироваться, то естественно, я начал быстрее расти. В клубе меня уже приметили и сказали: «Давай, подписывай контракт на 3 года, мы дадим тебе зарплату, отучишься здесь до 11 класса, после этого помогаем тебе устроиться в университет, но до этого момента ты в дубле. И вот эти 3 года мы тебя будем вести». И у меня в голове появился нормальный путь. Причем уже тогда они предлагали платить 35 000 рублей, а у мамы в тот момент зарплата была около 30 000! И всем казалось, что сейчас сезон закончиться, и я подпишу контракт.
Но Никита Анисимов, который сейчас играет в «Сибиряке», готовился тогда перейти в московскую «Дину». А мне всегда хотелось поехать в Москву – уже тогда было ощущение, что это главный город, центр всего. И мы с ним где-то встретились, он сказал: «Слушай, про тебя там тоже спрашивали, позвони им узнай». Прихожу домой, рассказываю маме, она говорит: «Давай позвоним». Через какой-то телефон мы зашли в интернет, нашли сайт клуба, а там номер Чумаченко Валерия Алексеевича – он тогда был главным ответственным за детскую академию. (сейчас медиа-директор Суперлиги – @semenikhineugene) Звоним ему, они говорит: «О, мы про вас знаем, приезжайте на сборы, мы как раз собираем состав, ждем вас». Мама меня поддержала.
И я стал главным врагом «Норильского никеля», потому что они посчитали, что я их кинул. Но я объяснял, что не хочу находиться в Норильске до 11 класса – зачем мне это? Я хочу быстрее попасть в Москву и предлагал им: «Давайте я поеду в дубль, который как раз базируется в Москве» но они сказали, что я еще молодой и не готов. А я очень хотел в Москву, и опять же, ехал абсолютно в никуда – как тогда мама в Норильск. И вот мы летим вместе с Никитой, мы пацаны по 14 лет, и вообще не знаем что нас ждет. Приезжаем в Троицк, нас заселили в квартиру и целый год я был в «Дине». И потом была целая эпопея с переходом в «Газпром».
– Что за история?
– В «Дине» я был не в дубле, а в академии – играл среди юниоров. И в конце сезона, когда до выпуска оставалось еще 2 года, меня начали подтягивать к дублю, и уже было понятно, что я тяну этот уровень. «Дина» предлагает мне контракт, говорят: «Мы тебя берем в дубль, но при условии, что ты будешь помогать академии на всероссийских соревнованиях». И дают мне минимальную ставку – около 8 000 рублей, и это уже круто! Но происходит почти такая же история, как и в Норильске. В тот день был один из последних матчей регулярки между «Диной» и «Газпромом», и их предыгровая раскатка стояла прямо после нашей тренировки. Мы занимаемся, и я вижу, что подходят игроки «Газпрома» – Робиньо, Эдер Лима, Милтиньо в тот момент был тренером, и они смотрят за нами. Мы на этом энтузиазме начали еще более активно играть, носится туда-сюда. Заканчивается тренировка, иду в кафе на арене и встречаюсь с Владимиром Григорьевым, который тогда был директором «Газпром-Югры». Мы разговорились, он спросил: «Ты уже подписал контракт?» – я говорю: «Нет», а что тебе предлагают?», я рассказал ему, он сказал пока не подписывать и предложил встретиться завтра.
Встречаемся, и он говорит: «Мы видели как ты играешь, давай к нам. Чего ты хочешь?». И в тот мне было 15 лет, я впервые начал вести переговоры. Отвечаю: «Ну не знаю», он говорит, что со мной все понятно, предлагает зарплату 15 000 рублей и аренду комнаты вместе с другим игроком, но при этом озвучивает: «Мы видим тебя не просто в дубле, мы берем под основную команду, потому что видим твой потенциал». Естественно у меня в голове тогда мысль: «Тут мне предлагают 15 000 рублей и сразу под первую команду, а тут 8 000 рублей и спускаться до юниоров».
Через 2 дня, когда мне в «Дине» предложили подписать контракт, я рассказал про интерес «Газпрома», и они улучшили предложение до 20 000 рублей, но условия по игре не поменяли. Я сказал, что подумаю. Проходит день, звонит Григорьев и спрашивает: «Ну что, будем подписываться?» – я говорю: «Слушайте, мне предложили 20 000. Я не знаю что мне делать». А я уже действительно в тот момент не понимал что делать. Встречаемся еще раз, и он говорит: «Слушай, сколько бы тебе не предложили – мы дадим больше», и я эту фразу навсегда запомнил. Он говорит: «Ты чего хочешь?». Я говорю: «Слушайте, я хочу в футбол играть. Если получится зарабатывать, то классно». В итоге он предлагает 35 000 с такими же условиями, а на тот момент по дублям самая большая зарплата была 20 000. И говорит: «Смотри, мы тебя видим под первой командой. Летом будут сборы в Сербии, и ты уже на них поедешь, а дальше зависит от тебя – если будешь способен тянуть этот уровень, то ты в первой команде и не будешь играть по юниорам». И он очень хорошо меня этим замотивировал, говорил: «Ты будешь играть с Робиньо, с Лимой, посмотри какие там мастера – Копейкин, Давыдов, Гончаров. Смотри у кого ты можешь учишься!». А в «Дине» на тот момент не было еще Прудникова, и их золотое время не наступило еще тогда. При этом в «Дине» мне предложили 30 000, но вообще не хотели улучшать игровые условия. И конечно, не деньги тогда сыграли роль в моем решении, а самое главное – это возможность играть. Причем я предлагал остаться, если я бы поехал на сборы с основной командой, но мне отказали.
– Как прошли сборы в Сербии?
– Вот тут уже начиналась профессиональная жизнь. Помню как ждал момента, когда мы все соберемся. Тогда начался не только первый профессиональный этап в моей жизни, но и самый веселый, потому что в команде были невероятные люди с прекрасным чувством юмора. И мы, молодые, приходили за час до начала тренировки просто чтобы посмеяться. Потому что как общались Робиньо, Вова Гончаров, Петров, Лима – это невероятно смешно.
И уже со временем я понял, что мы, европейцы, на тот момент были зажатыми, закомплексованными, очень консервативными. У нас было мало тем, над которыми мы могли свободно шутить. А для бразильцев в этом смысле абсолютно не было ограничений. И мы, молодые, это впитывали, потому что мы тогда еще не были сформированы и законсервированы. И многие темы, о которых русскому человеку сложно было говорить даже серьезно, они свободно поднимали и вкидывали даже не придавая особого значения. Это происходит на разминке когда вы тянетесь, и было настолько смешно, что пресс болел еще до начала тренировки. Мне очень повезло, что я попал в эту команду в то время. Милтиньо – топовый специалист, его помощником был Бесо Гурамович (Зоидзе, ныне главный тренер сборной России по футзалу – @semenikhiz), коллектив был просто невероятный.
– Удалось закрепиться в первой команде?
– Мы съездили на сбор, и это никто не озвучил, но у меня получалось тянуть необходимый уровень. Но я вообще не выделялся – там были игроки другого класса, подстроиться под ритм и скорость которых было очень сложно. Возвращаемся, и мне предлагают утром тренироваться с основой, а вечером с дублем. И вот это был этап трансформации – я пытался с двумя командами тренироваться, но было невероятно тяжело. Я говорил об этом, и тренеры это поняли и сказали: «Ладно, давай только утром тренироваться». Но и за дубль я иногда играл.
МАМА
– Можешь вспомнить самый счастливый момент, который у тебя связан с мамой?
– Знаешь, моя самая большая радость – что мама была настолько мудрой, умной и сильной, что она умела своей спиной защитить меня от всех проблем, которые были в обществе или ее жизни. И я вообще не видел этого. Поэтому я ей невероятно благодарен, что она сумела создать для меня счастливое детство, в котором я никогда ни в чем не нуждался. Никогда не было избытка, но при этом все было по необходимости. На сезон у меня была одна пара кед, в которых я играл в футбол. И мне этого было достаточно. У меня не было 3-х пар, но и не было ситуации, когда у меня этих кед не было.
– Откуда тебе удалось взять модель мужского поведения?
– Мама старалась заменить мне отца, она находила баланс между мягкостью и строгостью, нежностью и твердостью. Она же сама из деревни, и была просто невероятно пробивным человеком. Ну и все равно – какой бы сильной она ни была, полноценно она не могла заменить мне отца. И из-за этого у меня тоже были проблемы, и до сих пор, наверное, есть последствия. Но это не ее вина, она сделала все, что смогла и даже больше. Но при этом у меня был пример старшего брата, который помогал. И в Уфе еще два двоюродных, но при этом близких брата.
И еще жизнь тоже очень сильно воспитывала, происходило очень много тяжелого и приходилось рано взрослеть, преодолевать эмоциональные и проблемные вещи. Перед глазами были не очень хорошие примеры, было много алкоголизма, рукоприкладство, которые могут у многих людей срезонировать, и когда через это приходится проходить в юном возрасте, то это все влияет. К тому же переезд в Москву в 13 лет, когда ты оказываешься уже один, но при этом в новом коллективе. Жизнь подталкивает, закаляет и тебе невольно приходится взрослеть раньше положенного времени.
– Как на тебя повлияла ее смерть?
– Это был один большой кризисный момент, который сильно выбивает из-под тебя фундамент. К тому моменту уже было понимание, что такое может произойти, потому что она говорила, что устала. Но все равно это был удар такой силы, что сбивает с ног. Кто-то быстро встает, кому-то надо время
– У тебя как было?
– Ну, ударило сильно. Это произошло в день игры в Кубке России. В обед позвонил брат и сказал, что мама умерла – у меня слезы, эмоции, все дела. Подхожу к тренеру Колесникову, рассказываю и он сразу говорит: «Не беспокойся, мы справимся, можешь в номере быть». Я сказал, что поеду на игру и просто побуду на стадионе.
Благодарен клубу и ребятам, которые меня тогда очень сильно по-человечески поддержали. Клуб поддержал и финансово, и ребята тоже собрали денег, хотя в принципе вообще не нуждался в этом, но это был знак внимания от них. И самое главное, что в клубе мне сказали: «Слушай, Ваня, мы все понимаем. Мы тебя знаем – ты профессионал. Сколько тебе надо времени – столько и бери, вернешься когда сможешь. Будет это месяц, два, три – окей, не переживай, езжай, занимайся всем, чем надо».
Недели три я занимался похоронами и остальными делами, но понимал, что на кону Кубок и мне хотелось помочь команде, и сделать им ответный жест. И я понимал, что в первую очередь из этой истории мне поможет выйти работа, но было сложно. Помню занимался со своим тренером по физической подготовке, и тогда на пике я мог делать жим ногами с весом 450 кг. А когда вернулся – не мог и 150 кг потянуть, но тренер сказал: «Не переживай, сейчас вернем тебя в форму. У тебя нет проблем с телом, это проблемы с эмоциями. Все нормально». Я потренировался от силу неделю и у нас уже финал был. Приехал, и мы выиграли.
– Каким человеком она была?
– Она была самым сильным человеком, которого я знаю. То количество и уровень проблем, которые ей приходилось преодолевать, вызывает у меня невероятно большое уважение. Я восхищаюсь, что она с ними справлялась и тащила все в одиночку. Это сложная тема для меня. Она тот человек, благодаря которому я тот, кем являюсь.
– Что она тебе передала?
– Фундаментальная часть, которую она мне сумела передать – умение справляться с проблемами. Никто не бьет сильнее, чем жизнь, и она может ударить так, что ты в любом случае упадешь. Все падают, и это нормально, но вопрос сможешь ли ты встать. И вот это умение, несмотря ни на что и идти дальше – это она заложила в меня. У нее вся жизнь состояла из ударов.
– О чем ты больше всего жалеешь, когда думаешь про нее?
– Она всегда хотела увидеть моего ребенка. И она застала и очень любила дочку моего брата. И в Алексе столько всего, что ей досталось от бабушки! Я иногда смотрю на нее и думаю: «Это вообще жесть!». Это самое тяжелое и всегда прям пробивает. Но с другой стороны, говорят же, что они все видят там сверху. И хотелось бы верить, что это так есть.
КОНФЛИКТ В «ГАЗПРОМЕ»
– В «Газпром-Югре» была история, когда тебя отстранили от команды. И насколько я знаю, причина была в том, что ты начал дополнительно заниматься с личным тренером по физической подготовке, и первое время это давало результаты. Но в какой-то момент тренерскому штабу показалось, что занятия начали негативно влиять на твою игру, и попросили стыковать тренировочный план с командным тренером, но ты отказался. Тогда тебе сказали: «Извини, ты не соблюдаешь субординацию» и отправили в дубль.
– В «Газпроме» была совсем другая история, и, опять же, на уровне личных недопониманий у нас возникли проблемы. Например, вот эта история, когда я начал заниматься индивидуально — это было еще до Колесникова. История с тренером действительно имела место, клуб говорил, что мне не нужно дополнительно тренироваться, но я считал, что это необходимо. И мне тогда пришлось взять всю ответственность на себя — и если бы я получил травму, то лишился бы зарплаты и сам все оплачивал.
Очень часто в клубах говорят, что было бы хорошо, если бы наши спортсмены, условно, брали пример с НБА — и сами дополнительно тренировались, занимались своим восстановлением. Но когда человек начинает заниматься, в клубе начинают переживать и говорят: «А какого хрена?». Не угодишь. Как я вышел из этой ситуации? Я понимал, что мне это нужно, что это принесет результат. И я, опять же, такой дурак, что сказал: «Окей, я беру всю ответственность на себя». По-хорошему так делать нельзя, конечно. Потому что если с тобой что-то случится, то все — сидишь тут без зарплаты и без денег, понимаешь. Какой нормальный человек так будет поступать? А с «Газпромом» у нас была другая история — просто какой-то конфликт, когда сцепились слово за слово.
– С кем-то из игроков?
– С тренером. И, причем, мы вышли из этой ситуации абсолютно нормально. На тот момент меня перевели в дубль. Я там побыл недели две, по-моему. Потом мы сели, и абсолютно нормально поговорили, разрулили эту ситуацию и пошли дальше. Абсолютно банальная история, которая бывает везде. Это спорт, и это абсолютно нормально.
Важно не то, что мы там покусались, покусаться — это нормально, а то, как мы вышли из этого. И, например, сейчас с Колесниковым мы абсолютно нормально общаемся, поздравляем друг друга с днем рождения, с медалями, победами и так далее. То есть у нас нормальное общение. И этим летом я мог прийти в «Газпром».
– Как ты понял, что тебе надо нанять личного тренера по физической подготовке? В футзале это не очень популярная история.
– В какой-то момент в «Газпром-Югре» я понял, что мы тренируемся утром и я чувствую, что мне мало – остаются еще силы и энергия. Из-за этого у нас с тренером Кака были разговоры, он говорил: «Заколебал, тебе все время мало, мало, мало. Я не могу ориентироваться на тебя. Посмотри, есть более возрастные ребята которым уже за 30, это у тебя энергии дофига, а у них не так». Я отвечал: «Нет, надо больше, мы же хотим выигрывать?».
А я уже в то время знал, что Ниязов, Асадов и Панкратов как раз занимались с тренером, с которым я сейчас работаю. И со стороны было заметно , что они очень здорово прибавили как в физической составляющей, так и в самой игре. И я с этим своим “мало”, а передо мной есть примеры. И когда ты начинаешь этим заниматься, то в команде первая реакция у всех: «Ты что, с ума сошел? Что ты делаешь? Выскочка». Все смеются над тобой, это тоже нужно пройти.
И сначала у меня из-за этих занятий прошли боли — в паху, где-то еще немного побаливало, но я это вообще никак не связывал. Мы начали заниматься, мне все нравилось, и очень повезло, что я попал в правильные руки. И когда я уже летом приезжал в Москву, мы с ним продолжали работать, но не готовились к сезону, а лечились и разгружались. Как бы это парадоксально не звучало, но это так.
СБОРНАЯ РОССИИ В ЭПОХУ АМФР
– Хочу поговорить с тобой про конфликты, которые происходили с тобой в сборной России времен АМФР. Был момент, когда тебя не вызывали и ты комментировал это так: «Что касается меня, то все знают, что это вопрос политический, тут не спортивный принцип. Политику ставят выше спортивных интересов, поэтому, думаю только если футболисты встанут на мою защиту, либо просто произойдет какой-то провал в результатах». Как разрешилась ситуация?
– У меня всегда были сложные отношения с АМФР. Я сам по себе человек сложный, и люди это понимают, но при этом я не нарушаю дисциплину. Но в чем заключается эта «сложность»? Для меня самая большая проблема — когда люди начинают думать, что у них есть власть надо мной. Когда начинают разговор с позиции: «Мы так сказали, значит, ты так должен сделать».
Люди из АМФР часто транслировали позицию, что они самые главные, самые важные, и что все, что происходит, — благодаря им. Но я никогда не подчинялся им, потому что это не подходило мне.
– А в чем это выражалось?
– В каких-то ситуациях. Мы играли в Турции отборочные матчи, и у нас была система премирования, которая 5 лет никак не менялась – фиксированная сумма. Во всех других сборных были суточные, а у нас никогда – хотя это базовая история. И футболисты это обсуждали.
У нас была встреча перед отборами, на которую пришел президент АМФР Эмиль Гуметович. И при всех говорит: «Такие-то премилые, есть ли у кого-то вопросы?». Я говорю, что хотел бы задать вопрос и при всех озвучил, что у нас нет суточных. Окей, не проблема – это сборная, но у нас за 5 лет сумма премиальных никак не поменялась, хотя есть инфляция, и получается, что мы каждый год получаем все меньше и меньше. Спрашиваю: «Можно ли как-то увеличить сумму?».
Он при всех ответил: «Да, хорошо, мы подумаем, обсудим с РФС». После этого ко мне приходят и спрашивают: «Ты что творишь? Совсем офигел? Сфигали ты решил, что можешь задавать вопросы президенту?». Я вообще не понял, что не так. В их понимании я вообще не мог открывать свой рот.
Они сказали: «Иди извиняйся!» Я спрашиваю: «За что?» Они отвечают: «За то, что ты задал такой вопрос». Я говорю: «А что в этом такого?» Они отвечают: «Почему ты задал такой вопрос? Он компрометирует ассоциацию, президента». Я отвечаю: «Каким образом? Он сам спросил, есть ли у вас вопросы». Вот так это проявлялось в таких простых, банальных ситуациях.
– Сейчас платят суточные за приезд в сборную России?
– Да, там формальная и фиксированная сумма, в районе 30-40 тысяч, и неважно сколько дней вы проведете, будет ли это сбор на базе, либо товарищеские матчи в другой стране.
– Расскажи про случаи из-за которых тебя отстраняли.
– В сборной часто были ситуации, когда мы прилетали куда-то заранее и несколько дней ничего не делали. Мы предлагали: «Давайте мы приедем на 2 дня позже?». Но нам отвечали: «Нет, вы должны быть там». Я спрашиваю: «Зачем?». Они отвечают: «Потому что мы так захотели». То есть, наши интересы никак не учитываются.
Как-то раз, в окно на матчи сборных, мы должны были лететь куда-то, и ассоциация покупала билеты пакетом из определенного аэропорта. А мы с «Газпромом» только возвращалась с выездных матчей, и так получалось, что мы прилетали, и нам уже на следующее утро нужно было вылетать. Хотя необходимости срочно добираться не было. Я спросил: «Можно ли купить билет не из Шереметьево, а из Домодедово? Потому что мне, чтобы быть в аэропорту к 5 утра, нужно встать в 3 ночи. И давайте я полечу из Домодедово не в 6 утра, а в 8, потому что там есть рейс?» Я предложил доплатить за разницу. Они отказались и из-за этого на меня обиделись, потому что я в их глазах перешел границы, и сказали: «Почему ты нам говоришь, как и что нам нужно делать?».
Но дело не в том, что я хочу полететь из Домодедово, а в том, что нужно было спросить каждого игрока, как ему будет удобнее. Нужно попробовать сделать так, чтобы игрокам было немного комфортнее. Мы же не роботы. Нужно подстроиться под игроков и показать банальную заботу, но нет.
Им не нравилось, что я всегда разговаривал с ними на равных. Я никогда не занимал позицию «они начальники, а я – дурак». Но у них была именно такая позиция, и им это не нравилось. Таких случаев и историй было много.
– А второй случай?
– Когда произошел конфликт между Россией и Турцией, они сбили наш самолет, и между странами были очень напряженные отношения, нам в самый разгар этого конфликта нужно было лететь в Турцию. Естественно, у всех были серьезные опасения по поводу поездки. Мы приезжаем на сбор, все немного на панике. Собрание. Бразильцы и другие игроки говорят, что мы никуда не поедем, что это абсурд, ну как лететь в такой момент? Там, блин, война может начаться, и на тот момент действительно было предвоенное состояние. Я приезжаю на сбор и понимаю, что в такой ситуации никуда не поеду, если только не будут даны какие-то гарантии безопасности.
Приходят люди из руководства: «Ребят, такая ситуация, нам не рекомендовано лететь». Это была рекомендация для всех сборных и клубов. Нам сказали, что максимум, что могут для нас сделать — это дать двух охранников. Но ситуация сложная, и если что-то случится, то ответственность будет на нас. Я встаю и говорю: «То есть, если что-то с нами произойдет, это наша ответственность?». Ответ: «Да, но не переживайте, с нами ничего не случится, все будет нормально, с нами два охранника». Я говорю: «Ну это бред какой-то. Извините, но при таких условиях я не готов лететь». Понимаю, что, возможно, я не прав, но я не готов лететь и просто рассчитывать на то, что ничего не произойдет. И они сразу начали: «Ты предатель родины, ты нас кинул, тебя в сборной больше не будет».
– Кто это сказал?
– Руководители. Я говорю: «Так обеспечьте безопасность, и я без проблем полечу». Но в ответ: «Ты не понимаешь, ты еще молодой, что ты тут вякаешь». Упор был именно на это.
Я просто сказал, как думаю, не претендую на правду. Сборная в итоге полетела, а я поехал домой, слава богу, что у ребят все сложилось хорошо, без эксцессов. И многие футболисты понимали мое решение. У каждого были свои мысли. Я отвечаю только за себя. И, опять же, предатель ли я? Пусть каждый читающий решит это сам для себя.
4 ФЕВРАЛЯ 2022 ГОДА. МАТЧ МЕЖДУ РОССИЕЙ И УКРАИНОЙ
– Что происходило в сборной перед полуфинальным матчем чемпионата Европы 2022 года против Украины?
– Я помню, как СМИ, если можно так сказать, начали подогревать «интерес» к этой игре, когда пошли слухи о том, что команде предлагают повышенные премиальные за победу, хотя у нас внутри ничего такого не было. И на тот момент с игроками сборной Украины мы все плюс-минус общались, но при этом федерация Украины запретила с нами какой-либо контакт в медиа. Когда мы встречались в подтрибунке, все говорили, что это бред.
– Перед матчем вас как-то дополнительно инструктировали?
– Нам просто сказали перед игрой: «Ребята, они не будут пожимать руки». Мы такие: «Ну окей». Но не думали: «Да кто они такие?» Мы понимали, что это уже вмешивается политика.
– Многие после матча писали о неуважительном поведении со стороны болельщиков Украины, ты что-то слышал с трибуны?
– В сторону игроков вообще ничего не кричали, кричали конкретно про президента Российской Федерации — абсолютно ужасные кричалки. Что кому люди пытались доказать, крича на футбольном матче такие вещи, мне, честно, непонятно. Против сборной России что-то было, но если ты профессиональный спортсмен, ты абстрагируешься от того, что происходит вокруг, и тебе абсолютно все равно.
– Этот матч с точки зрения атмосферы можно назвать самым сложным в твоей карьере?
– Нет, когда я приехал на матч «Бенфики» против «Спортинга», то подумал: «Пфф, разве это было сложно? Это ерунда». Вот там болельщики, ну это надо видеть! Атмосфера в разы более заряженная, и ты про себя еще похлеще вещи услышишь.
– Ты не боишься говоришь о проблемах и том, что тебя беспокоит. Причем как внутри команд, так и публично. Был недоволен АМФР – критиковал их и представил программу развития футзала, беспокоился за близких для тебя регион и в 2019 году высказался о проблеме лесных пожаров. Почему тебе важно поднимать такие темы?
– В здоровом обществе человек должен высказываться на важные темы. Одно дело просто говорить, как все плохо, другое — пытаться аргументировать и находить решения. Я не вижу в этом ничего плохого. Когда ты говоришь, ты можешь хоть найти какой-то выход, а если замалчивать, то что-то решится? Поэтому важно говорить, и важно, как ты говоришь. Мне вообще не безразлично.
Мне легко говорить про футзал, потому что я нахожусь внутри и многое понимаю. Но я же не просто критикую, а предлагаю изменения, которые, как мне кажется, помогли бы этому виду спорта стать более зрелищным. А общественные и политические вопросы — это другая сфера.
– Когда ты комментировал лесные пожары, ты говорил: «Мне еще никто не сказал, зря ты так выступил, у тебя будут проблемы. Думаю, вряд ли скажут. Жить в вечном страхе, это не по мне. Мы же не Северная Корея, пока что». Стало ли больше страха в твоей жизни?
– Да. Мне кажется, что это факт – у всех людей стало больше страха.
ЕЩЕ РАЗ ПРО ДЕНЬГИ
– Что ты делаешь с деньгами — откладываешь или инвестируешь?
– Изначально важно сказать, что в мини-футболе суммы небольшие, и ты просто-напросто не заработаешь много, если будешь куда-то инвестировать. Для понимания, если у тебя зарплата 500 000 рублей, то считай ты входишь в 10% игроков с самой высокой зарплатой. Таких игроков 10-15 во всей Суперлиге. У нас суммы абсолютно приземленные, поэтому футзалисту очень сложно инвестировать и откладывать. Максимум, что ты можешь – взять квартиру в ипотеку.
Я очень консервативный инвестор. Есть вклады на банковских счетах в валюте и недвижимость. В Люберцах я купил 2 квартиры – одну сдаю, в другой живу, но покупал их на этапе строительства, еще во времена «Газпрома». Можно было бы попробовать открыть бизнес, но прекрасно понимаю, что ты должен быть погружен в процесс, и я не готов просто дать денег и надеяться, что другой человек сможет их приумножить.
– Самая дорогая покупка, которую ты совершил?
– Квартира в Португалии, которую я купил в ипотеку.
– Ты ее уже выплатил?
– Нет конечно! Мне еще выплачивать и выплачивать. На момент, когда я переподписал контракт с «Бенфикой», клуб оплачивал мне аренду квартиры, а мы хотели жить в собственной. И у меня была возможность внести 30% на первоначальный взнос. Это стоило того, потому что даже сейчас я могу ее сдавать, деньгами с аренды оплачивать ипотеку и быть немного в плюсе.
– Планируешь это делать?
– Да, пока что да.
– Квартира в Лиссабоне дороже, чем квартира в Люберцах?
– Безусловно. В Лиссабоне 350 000 евро, в Люберцах 50 000 евро. Но мы покупали не в центре города. Формально это не Лиссабон, но мне на машине от дома до стадиона и зала — всего 10 минут. Там расстояния совсем другие.
– Можешь рассказать про самые большие премиальные, которые ты получал в своей жизни?
– Это было в «Газпром-Югре», когда мы впервые выиграли Суперлигу и Лигу Чемпионов. Тогда вышло 2 500 000 рублей — максимальная сумма, на которую мог рассчитывать каждый игрок. Все зависело от количества матчей и вклада, но я получил 2 500 000 рублей. И именно эти премиальные сразу пошли на ипотеку.
– Тебе недавно исполнилось 30.
– С ума сойти.
– Что бы ты хотел для себя к 40?
– Слушай, я так далеко не загадываю. Хотелось бы еще раз выиграть Лигу Чемпионов, несколько раз — это точно. Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что в 20 лет я не думал, что будет в 30. Я не смотрю так далеко, стараюсь жить сегодняшним днем, завтрашним, планировать на полгода — год вперед, но не дальше. Чем дальше смотришь, тем меньше это связано с реальностью. Я хочу реально смотреть на вещи.
Что хотелось бы? Быть здоровым, красивым, чтобы дочка росла здоровой и у нее все было замечательно. Чтобы у супруги все было хорошо, она была довольна, счастлива и занималась тем, чем хочет. Это самое главное — чтобы у семьи все было замечательно. Хочется выигрывать и оставить след в футзале. И заниматься футзалом, но, может быть, не только. Посмотрим, как карта ляжет.
БЛИЦ
– Главное, что ты хотел бы передать своей дочери?
– Хочется быть для нее хорошим примером, чтобы она в будущем сказала: «У папы я научилась многому». Главное – быть хорошим человеком и счастливым.
– Как ты объясняешь себе, почему тебе удалось стать профессиональным футболистом?
– Стечение многих факторов.
– Что должно произойти в «Торпедо», чтобы ты был доволен своим переходом?
– Я буду доволен, если у нас получится сделать следующий шаг.
– «Бенфика» – последний иностранный клуб твоей карьере?
– Нет.
– Ты еще сыграешь в Лиге Чемпионов?
– Да.
– Что ты должен обязательно успеть сделать в этой жизни?
– Татуировку. Я с этой мыслью хожу с 12 лет, когда увидел передачу на Discovery «Маямские чернила» про тату-салон в Майами. Люди приходили туда и рассказывали, почему они делают татуировки. Мама мне тогда говорила: «Вот вырастешь, тебе будет 18 — что хочешь, то и делай». И вот до сих пор без татуировки, хотя постоянно об этом думаю. Идей много, но пока ни одна не реализовалась. Этим летом я уже зашел в тату-салон, но пока думаю, может, на следующий год. Во мне пока борются разные мысли.
– О чем ты мечтаешь?
– Мечта — это очень важно. Я считаю, что успех состоит из трех составляющих: мечта, труд и вера. На начальном этапе мечта должна занимать основную роль, а остальные два фактора тоже важны, но именно мечта дает старт. Мечта постепенно превращается в цель, и она всегда должна быть перед тобой.
Дальше идет труд. Ты должен работать, прикладывать усилия. Если ты прикладываешь минимальные усилия, то скорее всего ничего не получится. И в какой-то момент, несмотря на усилия, ты можешь почувствовать, что все бесполезно. В этот момент как раз и появляется вера. Вера в себя, в процесс, и в то, что все получится. Это вера в мечту, вера в то, что ты на правильном пути. Эти три составляющие — мечта, труд и вера — всегда должны быть в определенном балансе. Если слишком сильно полагаться на мечту, то успеха не будет. Важно действовать. Моя мечта — можно сказать, что я сейчас нахожусь в ней. Я успешный футболист, хотя мне сложно сказать мечтал ли я об этом. У меня есть семья, любимая жена и дочь и сейчас все супер. Но семья — это тоже процесс, в который нужно вкладываться, иначе она разрушится.
Мечтаю, чтобы закончился этот ужас, который происходит не только между двумя странами, но и в мире в целом. Эта нестабильность, разногласия и все трудности должны прекратиться. Хотелось бы, чтобы люди нашли способы договориться и нормализовать ситуацию. Спортивная мечта — чтобы сборная вернулась, но это уже просто следствие из другой мечты. И я тут не могу никак повлиять.
– Что будет после смерти?
– Думаю, что ничего не будет.
мягкий знак уберите, пожалуйста :) комментарий можно удалить