15 мин.

«Белый хлеб – бесполезный продукт, который приводит только к ожирению». Как уйти из волейбола в сельское хозяйство

11 k

Павел Абрамов был одной из звезд той волейбольной сборной России, которая еще не выиграла Олимпиаду-2012, но регулярно шумела в Мировой лиге и брала бронзу в Афинах-2004. В России его хорошо помнят в Нижнем Новгороде, Уфе и особенно в Одинцово – за местную «Искру» он выступал четыре года.

Полтора года назад Абрамов закончил играть и выбрал очень редкое продолжение карьеры. К тому моменту он уже руководил компанией «Черный хлеб» – сельхозпредприятием в Тульской области, которое производит органические муку, зерно и крупу.

О том, как устроена его работа – и прошлая, и нынешняя, – Абрамов рассказал в интервью Sports.ru.

– Вы занимаетесь органическим земледелием. Объясните парой фраз, чем это отличается от земледелия обычного?

– Органическое значит производство согласно экологическим стандартам. Эти стандарты – такой томик документов с определенными требованиями; чтобы называться экологическим или органическим, ты должен эти требования соблюдать и сертифицироваться у третьей стороны.

– Только что передо мной лежали миндальные печеньки. Они органические или нет?

– С вероятностью в 99 процентов – нет. Смотрите. В органическом земледелии, если говорить о выращивании зерновых культур, запрещено применение ядохимикатов и синтетических минеральных удобрений – но редкое хозяйство обходится без того или другого. Большинство печенек, которые мы едим, сделаны большими производственными комбинатами. Они скупают сырье у самых разных поставщиков. Обычно зерно для этого сырья выращено с помощью минеральных удобрений и, как правило, семена протравливаются перед посевом. Вероятность того, что в этой печеньке есть пестициды, почти сто процентов.

– Где вы были и что делали, когда поняли: хочу заниматься сельским хозяйством?

– Изначально у меня было просто желание заниматься бизнесом, причем было оно всю мою жизнь. Еще когда мне было 24 года и меня спрашивали, что я хочу делать по окончании карьеры, я говорил: «Бизнесом». Что это и как это, я тогда не знал.

В свое время моя свояченица Маша Веденеева начала печь хлеб, и делала это из итальянской органической муки. Выяснилось, что такой российской муки нет. Появилась идея – сделать так, чтобы она появилась. Потом на это наложились определенные обстоятельства: за несколько лет до того я купил земли сельхозназначения в Тульской области – без всяких мыслей на перспективу, просто как вложение денег. Потом выяснилось, что рядом выставили на продажу здание с мельницей. Также рядом был бывший колхозный зерноток, которым владели мои друзья.

В итоге все это и сложилось в производство.

– Сколько денег вы во все это уже вложили?

– Я называл разные суммы, которые потратили мы с партнерами: и 2 млн долларов, и 2 млн евро. Сейчас из-за курса подсчитать еще сложнее, поэтому остановимся на цифре в 2 млн долларов.

– Когда вы окупитесь?

– Мы вышли на самоокупаемость, то есть перестали инвестировать в производство, чуть больше года назад, в октябре 2014-го. С тех пор ни я, ни мои партнеры не вложили в предприятие ни копейки. Все было постепенно: сначала вкладывали, потом сделали себе корпоративные телефоны, потом назначили себе зарплаты – это всего год назад произошло. Ну а в ноябре 2015-го мы впервые разделили небольшие дивиденды.

У меня два партнера. Спортсменов среди них нет, но один из них – Евгений Шифанов – работал в одинцовской «Искре» директором, когда я там играл.

* * *

– Вы профессионально играли в волейбол и учились на дневном отделении географического факультета МГУ. Как это возможно?

– Когда я был на первом курсе, моя команда играла во второй лиге и на время первой сессии я чуть не завязал со спортом. Мне 18 лет, я в МГУ, у меня сессия и одновременно – два тура чемпионата России. Пропускать первые экзамены я не мог себе позволить и не поехал, в команде официально объявили: Абрамов закончил. Но я сдал сессию и вернулся. На геофаке такая система: чем дальше, тем легче. Разделение по кафедрам, свои преподаватели – они относятся с пониманием. На третьем курсе я со сборной России выиграл чемпионат мира среди молодежи, взял MVP и стало понятно: профессиональный спорт все-таки неизбежен. Но диплом я все равно получил. Специальность – географ и преподаватель английского языка.

– На старте карьеры у вас была дивная командировка – в Японию.

– В 2002 году мы со сборной России – уже взрослой – выиграли Мировую лигу в Бразилии. Я получил награду лучшему нападающему, и на меня обратили внимание итальянцы и японцы. Еще тогда был очень изматывающий сезон в московском «Динамо» – заняли пятое место, ну и вообще атмосфера была тяжелая, – поэтому я решил уезжать. В «Динамо» я получил квартиру в Москве, но сама зарплата, которую предлагали за границей, была в разы больше. В последний момент с предложением вышел еще и Белгород. Ко мне подошел Борис Колчинс, который их тогда тренировал: «Паш, если мы предложим столько же, сколько японцы, пойдешь к нам?». «Нет, я уже решил: Япония».

Одно из главных впечатлений от этой страны – чистота на улицах, она просто невообразимая. Можно из дома выходить в белых носках и не бояться их испачкать. Все заасфальтировано, деревья где-то, может, есть, но грязи – никакой.

Еще – потрясающая еда! Я нигде так вкусно не кушал – даже в Италии. Например, живая рыба – пока я ее ел, она дышала, еще работала жабрами. Было странно, но невероятно вкусно – мясо было настолько мягким, что мы вынимали его ложками. В ресторанах, кстати, все всегда пробуют друг у друга. Кто что заказал – и по кругу. Суши я спокойно ел и в Японии, и в Москве, а японцы так не могут: от московских суши им не по себе. Когда я только подписывал контракт, в Москву прилетели работники клуба и спросили, где здесь японская кухня. Я показал, они поехали, но быстро вернулись: «Мы не смогли там ничего съесть».

Еще – горячие источники; штука, которая запоминается на всю жизнь. Комплекс отдыха, в который ты приезжаешь на целый день. Сначала ванны, потом – ресторан, потом – комната отдыха, где можно поспать, потом – снова ванны. Вода очень горячая, сразу в нее не залезть – только постепенно. Сейчас мне этого очень не хватает: возможно, это один из лучших способов, которые есть на свете, чтобы провести выходной день.

– Когда вам стукнуло 30, вы уехали в польский клуб «Ястшембский Венгель». Это было так необычно, что добило даже до меня. Зачем?

– 2009 год, в чемпионате России – последствия кризиса. Предыдущий сезон я провел не очень удачно, поэтому суперпредложений из России у меня не было. Мне всегда было интересно что-то новое, хотелось поменять обстановку, вот я и уехал.

Там было замечательно. В Польше любой волейболист чувствует себя звездой. А если волейболист высокого уровня – суперзвездой. К тебе прикреплен журналист, который звонит после каждого матча. Толпы болельщиков, полные и громкие залы. Комментаторы, обсуждения, программы, трансляции – причем в отличном качестве. В общем, примерно как у нас Континентальная хоккейная лига.

– Мы знаем, как поляки относятся к Алексею Спиридонову. Как они относятся к вам?

– У нас как раз начинался плей-офф, когда под Смоленском разбился самолет польского президента. За год в Польше я не почувствовал к себе никакого негатива – ни до, ни после этой катастрофы. Только уважение. И вообще атмосфера в клубе была супер, ее во многом создавал главный тренер, итальянец Роберто Сантили, который потом переехал со мной в Одинцово. Во многом благодаря этому мы добились лучшего результата в истории клуба: выиграли Кубок Польши и заняли второе место в чемпионате.

– В «Искре» вы играли с бразильцем Жибой, которого называли Роналдо от волейбола – самым-самым лучшим из всех.

– Это был не только лучший волейболист мира. Для меня Жиба как Иисус Христос, пусть я и неверующий. Мы дружили, были не разлей вода, попадали в разные истории, в том числе когда он меня сдавал на руки жене пьяного – и такое бывало, да. У Жибы при всей его мировой известности я ни разу не заметил звездной болезни. Жиба перед всеми открывал двери – не только перед партнерами по команде, перед официантами, уборщицами, электриками, перед всеми. Это потрясающий спортсмен и потрясающий человек.

Нежный человек. История Жибы в России

– У вас около 150 матчей за сборную России. Какой из них самый крутой?

– 2002 год, финал Мировой лиги против Бразилии. Это Белу-Оризонти, 25 тысяч на трибунах, это море из людей в желтой одежде – люди не только сидели, но и стояли. И мы бразильцев дрюкнули в тот вечер. Было нелегко, но, блин, получилось, что полуфинал и финал мы отыграли просто супер.

– Из всех сборных России волейболисты летают в самые необычные места. История с борта самолета?

– Был очень страшный перелет в Аргентине – на чемпионате мира-2002. Перелетали из одного города в другой на маленьком самолете, попали в грозовой фронт, минут 40 нас с невероятной силой трясло. Стюардессы были бледные. Полки открывались, с них все валилось. Каталки с кока-колой ездили из одного конца салона в другой. Пассажиров рвало. Наши ребята волновались, а я был молодой и мне было вообще пофиг.

– В вашей жизни было много неудобств из-за роста?

– Да нет, мы привыкли везде помещаться. И с самого детства катались на поездах. Помню, когда я был во второй лиге, в Уфу ездили в неотапливаемом вагоне. Что-то сломалось – на улице «минус 20» и в поезде «минус 20». Ничего: ложились в одежде, укрывались одеялами – никто не замерз. Вторая-первая лига – всегда дешевые гостиницы, где кровати со спинками. Поэтому команда всегда возила с собой ключ, чтобы эти спинки откручивать. Это, кстати, всегда первое, куда мы смотрели, заселяясь: спинка снимается или нет?

– Я не смогу опубликовать это интервью, если не спрошу про договорняки в волейболе. Они же бывают?

– У меня было другое. В Японии нам нужно было проиграть, чтобы слить сильную команду. Мы уже были в плей-офф, а один из наших главных конкурентов мог туда не попасть. Чтобы не попал точно, мы свой матч должны были проиграть. Я сразу сказал: «Тренер, только без меня, хорошо?» Меня посадили на трибуну, и я смотрел оттуда. Выяснилось, что японцы умеют очень красиво проигрывать – все делали вид, что старались, но все равно – поражение.

* * *

– В 90-е за сборную России по волейболу играл Павел Шишкин. Закончив карьеру, он довольно быстро освоился в бизнесе и стал долларовым миллионером. Когда вы пришли к нему за советом, он отговаривал вас от своего дела. Почему вы не послушались?

– Он отговаривал именно от производства. Тогда я не понимал – почему, сейчас понимаю: любое производство – рубашек, стаканов, зерна – это очень, очень, очень сложно. Шишкин говорил: «Хочешь заниматься бизнесом – открой магазин, но не производи это сам». Но я твердолобый – переубедить меня не удалось. И здорово, что не удалось. Во-первых, получается. Во-вторых, за эти четыре года у меня было столько открытий, что я стал просто другим. Когда ты сам производишь что-то, ты действительно понимаешь, как устроен мир.

– Какие книги по бизнесу вы читали?

– Труды по беспахотному растениеводству – это отлично подходит для экологического производства: Овсинский, Мальцев, Фолкнер. Беспахотное – это без плуга. Плуг что делает? Он подрезает комок земли и переворачивает с ног на голову, принося тем самым значительный вред почве. Единственный резон использовать плуг – избавиться от сорняков. Но это не единственный метод и к тому же не самый эффективный. Поэтому мы используем не плуг, а другие орудия, которые подрезают почву и рыхлят ее на небольшой глубине.

– Кого вы считаете лучшим бизнесменом России?

– Без понятия. Единственное: есть бизнес, а есть присасывание к нефтегазовой отрасли. Когда тебе дали ресурс тестя, находящегося на высокой должности, это не очень настоящий бизнес – какой бы высокой ни была его рентабельность. Бизнес – это когда ты выводишь свой продукт на конкурентный рынок и эту конкуренцию выигрываешь.

– В числе того, что вы делаете, есть полба. Что это такое?

– Это прародительница современной пшеницы. Древняя культура, от которой произошли все сорта современной пшеницы. Сейчас много людей, у которых аллергия на глютен – я один из них. Продукты из пшеницы таким людям употреблять нельзя, а из полбы – можно. При этом глютен она тоже содержит, только его состав другой. Из полбы делают все те же продукты: хлеб, каши, макароны. Про вареную полбу, кстати, было еще у Пушкина в «Сказке о попе и работнике Балде».

– Идея этого бизнеса пришла к вам, когда ваша родня увлеклась здоровой едой. Я всегда думал, что хлеб и здоровая еда – разные вещи.

– Не нужно путать хороший хлеб с плохим хлебом. Чего я точно никому не порекомендую – это есть белый хлеб. Белый хлеб – абсолютно бесполезный продукт, который ни к чему, кроме ожирения, не приводит. Дорогой или дешевый, вкусный или невкусный, нарезной батон или багет – неважно, все они произведены из белой муки, там нет зародышей, нет отрубей, он бесполезен.

Хлеба из цельнозерновой муки – это другое дело. Людям, которые никак не могут отказаться от хлеба – я вот не могу – рекомендую есть черный хлеб. Хотя он тоже бывает разный: в магазинах полно черного хлеба, который испечен из той же белой муки, просто в него добавлен активированный уголь в качестве красителя. Так что смотрите на состав.

– Сколько стоит хлеб, сделанный из вашей муки?

– От 80 до 120 рублей за 450-граммовый хлеб.

– Мамочки. С такими ценами, боюсь, у вас может быть только один рынок сбыта – Москва.

– Это не так. Наша основная целевая аудитория – женщины от 25 до 50 лет, которые заботятся о своем здоровье и здоровье своей семьи. И не всегда это люди с высоким достатком. Просто это те, кто тратит деньги не на целевые продукты, а на ценные. И поставляем мы в самые разные регионы – от Владивостока до Ленинграда. Плюс Беларусь, Казахстан и Киргизия.

– Вы говорили, что деревня спивается. С чего вы взяли?

– Я вижу это собственными глазами. Наше производство находится в Тульской области: офис, мельница и переработка – в деревне Хатманово, зерноток – в деревне Соломасово. У нас работают местные, но не все закрепляются надолго. Приходится нанимать много приезжих. То, что деревня спивается, можно увидеть, приехав в выходной день: в 12 часов дня на улице есть люди, которые еле стоят на ногах. На производстве тоже разное бывало – в том числе люди, которые в обед позволяли себе махнуть стопочку. Мы за такое или серьезно штрафуем, или увольняем.

– Кто в этом виноват?

– Родители. Советское прошлое многих испортило. Если у тракториста отец был главным вором колхоза и тащил оттуда все, что можно – все общее, значит, ничье; раз ничье, значит, мое, – тракторист почти наверняка пойдет по его стопам. Если его дед или отец глушили водку со страшной силой, весьма вероятно, что то же будет делать и он.

– Вы жаловались, что на комбайнеров и трактористов сейчас не учат. Откуда вы их тогда берете?

– На трактористов учат, причем в нашем же районе, а вот на комбайнеров – нет. Но трактористами у нас все равно в основном работают украинцы. На самом деле это очень важная профессия. Плохой тракторист – это испорченная техника, это несвоевременная подготовка почвы, это невовремя посевная, это заросшее сорняками поле, это плохое зерно при высокой себестоимости. Украинцы в этом году отработали хорошо. Культура производства в сельском хозяйстве на Украине сейчас выше – видимо, хорошие традиции сохранились лучше, чем у нас.

– Сколько они получают?

– Тракторист – в сезон 25-30 тысяч рублей. Комбайнер, если я правильно помню, 35 тысяч. Это очень хорошие зарплаты для Тульской области.

– Вы родились и выросли в Москве. Вы продолжаете получать удовольствие от города?

– Безусловно. Да, Москва непростой город. Да, многие будут жаловаться на пробки, на экологию, на приезжих. Пробки – они меня очень напрягают, но я в них практически не стою. Я работаю за городом – в Тульской области, на самом ее севере, это 120-130 км от столицы. В будни я там, в Москву возвращаюсь только на выходные и передвигаюсь пешком или на метро. Приезжие – если живешь в Москве, это надо просто принять; мы многонациональная страна и многонациональный город.

Москва, на мой взгляд, стала намного лучше. Появились такие замечательные места, как Парк Горького – он был непонятно чем, а стал совершенно замечательным. Появились пешеходные зоны, велодорожки. Кто сколько на этом отмыл и заработал, меня волнует, но в меньшей степени – важно, что сделали что-то приятное для людей.

– Пять дней в неделю вы проводите в деревне. Каково это – после тех самых велодорожек и Парка Горького?

– Есть поговорка, что в России есть три погоды: грязь, грязь замерзла, грязь засохла. Но это единственное, что плохо в деревне. В остальном – все отлично. Другой воздух и другие запахи – гораздо вкуснее, чем в Москве.

* * *

– Вратарь «Зенита» Вячеслав Малафеев открыл агентство недвижимости и сказал, что планирует зарабатывать не меньше, чем зарабатывал в футболе.

– Моя тактическая задача: получать столько же, сколько в волейболе. Но я уже понял, что в бизнесе с деньгами все иначе. Когда в волейболе тебе задерживают зарплату на две недели, все ходят и вздыхают. В бизнесе не получать деньги от контрагента в течение пары месяцев – нормальная ситуация. Вкус денег ты ощущаешь совершенно по-другому. Чтобы они к тебе пришли, нужно выстроить кучу процессов. В волейболе ты можешь сидеть на скамейке запасных и спокойно получать 10 млн рублей в год – тренируясь, иногда выходя на площадку и не очень отвечая за результат. А в бизнесе – иди и заработай 10 млн в год. Это очень тяжело, но очень интересно.

Фото: vk.com/hlebio (1); РИА Новости/Алексей Филиппов (2); Gettyimages.ru/Elsa (3); globallookpress.com/Alexander Chernykh (5)

интервью
logoЖиба
Ястшембский Венгель
logoсборная России по волейболу
бизнес
logoПавел Абрамов