Джордж Сефтон - Голос «Энфилда»
Джордж дебютировал диктором на стадионе «Ливерпуля» в тот же день, когда Кевин Киган дебютировал в красной майке – 14 августа 1971 года, матч против «Ноттингема». Он проводит на своём месте уже 45-ый сезон подряд – и пропустил за всё время всего около шести игр! Без сомнения, Джордж – совершенно легендарная личность, и за эти годы стал очень важной частью «Энфилда».
Работа Джорджа состоит в развлечении людей на стадионе, объявлении голов и информировании болельщиков о важных новостях. Но за годы работы его опыт включает такие внезапные вещи, как «трижды видеть дуло пистолета на финалах Кубка европейских чемпионов», «быть объявленным мёртвым» и «прятаться от Билла Шенкли».
Пока мы идём от входа в Мэйн Стенд до парковки около паба Arkles, я уже понимаю, насколько Джордж уважаем здесь. Все стюарды, продавцы значков и сотрудники стадиона приветствуют его, когда мы проходим мимо. Я замечаю, что, хотя он в основном известен своим голосом, его всё равно узнают на улице в лицо. Джордж смеётся: «Забавно, но это не всегда срабатывает в мою пользу. Пару недель назад один из стюардов пытался вывести меня с Мэйн Стенд, и мне ничего не оставалось, как использовать фразу „Вы знаете, кто я такой?“».
Как Джордж Сефтон стал «голосом Энфилда»?
Парень по имени Алан Джексон, до этого работавший на радио Мерсисайд, принял должность от Стюарта Бэйтмана, который известен тем, что первый раз поставил You'll Never Walk Alone в октябре 1963. Алан, однако, отчаянно хотел работать именно на радио. И вот однажды он наконец получил шестимесячный контракт на Manchester Radio. Он поговорил с Питером Робинсоном, клубным секретарём, объяснил, что это его большой шанс, и оставил вместо себя своего брата – по словам Алана, тот был очень способный. Но он не был! Он проигрывал пластинки на неправильной скорости, неправильно произносил английские фамилии, не говоря уже об иностранных! Однажды, я помню, он даже начал говорить про чью-то мешающую машину в тот момент, когда Томми Смит готовился пробивать пенальти!
В общем, я был на «Энфилде» на игре среди недели в апреле 1971, и брат Алана сделал какую-то очередную ужасную ошибку. Я сказал жене: «Спорю, что даже я справился бы лучше, чем этот парень». И в тот же вечер я написал Питеру Робинсону и предложил свою кандидатуру. К моей радости, я получил ответ с просьбой прийти и встретиться с ним.
Мэйн Стенд как раз ремонтировали. Как Кевин Киган сидел на каком-то ящике возле «Энфилда» в ожидании первой встречи с Шенксом – так сидел и я. Не на том же ящике, на другом! Вкратце, мне кажется, я заставил его понять, что смогу выполнять эту работу лучше. У меня не было никакого испытательного срока, что показалось мне странным. В любом случае, в следующий момент я уже был наверху на платформе над Мэйн Стенд.
Сколько игр Вы пропустили за всё это время?
Сложно сказать, но немного. Около шести, я бы сказал, по очевидным причинам вроде свадеб, семейных событий и прочего. Должен сказать, что я пропустил так мало игр, что каждый пропуск не остаётся незамеченным! Детям сразу звонят друзья, которые присутствуют на игре, и спрашивают, как у меня дела, не случилось ли чего.
Не услышать голос Джорджа Сефтона в день матча – примерно как не услышать You'll Never Walk Alone, это просто невозможно!
Хуже был другой случай. Помните Фила Истона, местного радио-диджея? Он умер в 2009 году, и примерно через месяц после похорон была мемориальная служба в его честь и потом памятный вечер в Cavern. У меня было пару дисков с его любимой музыкой. Мы были на службе, потом в Cavern, и по ряду причин я постоянно пропускал возможность поесть. Было уже около девяти вечера, и я сказал кому-то: «Пойду наружу подышать воздухом». Тут я упал в обморок – уровень сахара в крови опустился из-за голода. Надо мной стояли три медика, и первое, что они должны были подумать – мужчина средних лет, избыточный вес, это сердечный приступ! Я им говорил «Я в порядке», но они не слушали и сказали, что надо меня обследовать, так что пришлось провести ночь в кардиологии.
Я им всё время говорил: «Слушайте, я женат на медсестре, я знаю, что такое сердечный приступ, и это не он, я просто голоден». Один из моих друзей, естественно, вынужден был позвонить жене и проделать разговор от «Джордж не очень хорошо себя чувствует» до «Мы в машине скорой». Они разбудили меня в шесть утра. По-честному, они хорошо меня обследовали и хорошо со мной обращались. Пришёл доктор и сказал: «Мистер Сефтон, вы будете рады узнать, что ваше сердце в порядке», и я ответил: «Я знаю, теперь можно я наконец-то поем, ПОЖАЛУЙСТА!».
Но развязка этого всего была ещё впереди. Вечер был организован Radio City, потому что Фил там работал. Дикторы на радио по утрам в выходные – всякая молодёжь, потому что никого другого не достанешь из кровати. И вот этот парень объявляет: «Диктор „Ливерпуля“ Джордж Сефтон упал в обморок вчера в Cavern и был отправлен в больницу». И потом – «Наши мысли с его семьёй в этот момент».
На следующей неделе, так случилось, умер клубный секретарь Брюс Моррисон. Прощание было в соборе. Я пришёл туда с женой, и трое или четверо стюардов прямо побелели при виде меня! «Ты же умер!» И я такой – «Нет, извините!».
«Ливерпуль» уволил Джорджа в 2000 – но забыл ему об этом сказать!
За столько лет в клубе Вы видели множество изменений. Какие-то затрагивали Вас лично?
Когда Фил Истон начал работать в клубе в августе 2000, я об этом не знал. Я просто пришёл в начале сезона и думал, что всё будет как обычно. Я поднялся наверх, чтобы начать работать, и обнаружил Фила и звукового инженера в моей комнате. Я спросил: «Ты что тут делаешь?», он ответил: «Могу спросить то же самое!». Терри Смит из совета Radio City постоянно ныл Питеру Робинсону, чтобы они избавились от меня и взяли кого-то из его ребят. Питер всегда отвечал: «Джордж хорошо справляется, отстаньте от него». Когда Рик Пэрри сменил Питера, они с Терри Смитом подписали соглашение, что Фил Истон будет новым диктором на «Энфилде». Забавно, но никто не подумал сказать об этом мне! Пэрри должен был бы, но почему-то так и не осмелился. Фактически, Пэрри уволил меня. Я сохранял спокойствие, потому что знаю немного о законах приёма на работу, и знал, что они просто не могут так сделать. В конце концов, клубу пришлось пойти на попятную и подписать другое соглашение. Филу досталась вся работа внизу и объявление составов, а я продолжил делать всё что и обычно – уже во второй игре в том сезоне».
Очевидно, что Вы всегда имели возможность общаться с игроками. Изменились ли эти отношения с годами?
Да, и если честно, это довольно грустно. Если бы весь нынешний состав «Ливерпуля» зашёл сюда сейчас – никто не имел бы ни малейшего представления, кто я такой. У меня всегда были хорошие отношения с игроками. Я на ты с Кенни Далглишем, недавно ездил в отпуск в Тенерифе с Филом Нилом. По моему мнению, поколение восьмидесятых было особенным. Если подумать, почти никто из них не родился в Мерсисайде, но они все переехали и остались здесь. Алан Кеннеди – ещё один, кого я часто вижу. Когда он закончил карьеру, он всё никак не мог решить, что делать, как и многие другие игроки. Я помог ему открыть футбольную школу. Фил Томпсон – тоже отличный парень, не видел его уже некоторое время. Когда я начал работать, ему было 17 и он только подписывал первые ученические формы в Академии. Я следил за ним всю его карьеру!
Ещё я много времени провожу с Майклом Робинсоном – потрясающее отношение к работе! Майкл играл за «Брайтон», когда узнал, что «Ливерпуль» им интересуется. Он собрал свой рюкзак и поехал в Голландию, сам, без всяких агентов. «Ливерпуль» был там на предсезонных сборах, и он просто пришёл и сказал: «Я тут, если вы хотите меня подписать». Ещё Олдо! Он мне сам рассказывал, что когда он встречался с Питером Робинсоном в отеле, он подписал контракт, даже не прочитав его и не задавая никаких вопросов. Он так хотел играть за «Ливерпуль», что просто хотел знать, где ручка, чтобы всё подписать как можно быстрее.
Видимо, теперь нам придётся подождать, пока появится новый Стивен Джеррард или Джейми Каррагер…
Да, и это расстраивает меня – у нас нет скаузерского сердца в команде. До того, как я начал работать, я провёл много времени на Копе. Моя семья – вся за «Ливерпуль», отец даже как-то был на просмотре в клубе в 1923 году. Люди рассказывали истории про мою семью, которая поддерживает клуб с самого начала 20 века. Фактически, футбол в городе был вопросом религии – католики поддерживали «Эвертон», протестанты – «Ливерпуль». В футболе, я бы сказал, есть три слова для соперников – стёб, соперничество и ненависть. «Эвертон» где-то между первым и вторым, а ненависть оставим для МЮ.
Теперь, когда ушли Стивен Джеррард и Джейми Каррагер, мне буквально не с кем поговорить. Я очень расстроился, когда ушёл Пепе Рейна, мы с ним зажигали! Не могу сказать того же о Фернандо Торресе. Помню, когда Пепе нас представил друг другу, он посмотрел на меня, как будто я был чем-то, во что он наступил. Стиви всегда был тихий и замкнутый. А вот с Джейми я очень хорошо сошёлся, мы и сейчас иногда проводим вечера вместе.
Вы встречали великого Билли Лиддела?
Я видел, как он играет, несколько раз. Его карьера уже заканчивалась, он был героем моего отца. Я впервые его встретил в 1956 году, он открывал наш церковный праздник. Многие из молодых не представляют, Билли Лиддел – один из величайших, наравне с Джеррардом и Далглишем, не только по таланту, но и по преданности и верности клубу. Я часто вижу Иана Каллахана на «Энфилде», и я недавно рассказывал ему, что помню, как как-то пришёл на «Энфилд», это был где-то 1960-ый, и Шенкс выпустил вместо Лиддела молодого парня по имени Каллахан. Коп был в гневе! Но Шенкс был как всегда прав – Иан потом сыграет больше 800 игр за клуб.
Вы упоминали, что начинали в эру Шенкли. Много ли Вы общались с ним?
Да, я встречался с ним несколько раз. Я всегда говорю – очень жаль, что Шенкс не пошёл в политику. Очевидно, страна была бы в лучшем положении, чем сейчас. Нужно было поговорить с ним, чтобы понять, насколько он харизматичен. Помню, однажды году в 1972 или 1973, «Лидс» был на вершине таблицы, мы ещё были в борьбе, а «Хаддерсфилд» был на самом дне. У нас был молодёжный матч на «Энфилде», и в то же время «Лидс» играл с «Хаддерсфилдом». Питер Робинсон позвонил посреди первого тайма и попросил объявить, что «Хаддерсфилд» обыгрывает «Лидс». Все рады! В конце второго тайма Робинсон звонит опять – «Лидс» выигрывает 2:1, так что, для честности, надо объявить и это тоже. Когда я спустился вниз после матча, девочка на стойке сказала мне: «Убегай. Тебя Шенкс ищет». Говорят, когда я объявил счёт «Лидса», он кричал: «Эээ, где он, он испортил всю атмосферу!» Три дня спустя у нас была игра на «Энфилде», и кого я встретил первым делом? Шенкса! Он просто подошёл, пожал мне руку и поздоровался. Я потом рассказал эту историю Питеру Робинсону, и он сказал: «Не переживай, он всегда так, злится, потом отходит». Я сказал Питеру: «Ты мог бы сказать мне раньше! Я три дня нервничал».
Ещё помню – Шенкс летел на том же самолёте, что и я, на финал Европейского кубка в 1981. Джон Пил, диджей, потом рассказывал, что это был лучший момент его жизни – ему довелось нести сумку Шенкса в отель! Потом мы летели обратно, и жена прожужжала мне все уши, что Билл сам нёс свою сумку из самолёта, и что я должен был нести его сумку! Ещё я помню, Билл сидел в четырёх рядах от меня, один. Люди поднимались в самолёт, видели места возле него и садились куда-то ещё, а не с ним.
Вы работали на УЕФА на трёх финалах Кубка европейских чемпионов…
Верно, в Париже в 1981, в Риме в 1984 и на «Эйзеле» в 1985. Мы с другом искали варианты попасть в Париж на финал, и в итоге мне позвонил Питер Робинсон и сказал, что УЕФА просит меня приехать и поработать на игре. Когда «Лидс» играл с «Баварией» в финале в 1975, был полный хаос. Им пришла в голову идея, что знакомый голос в громкоговорителях поможет успокоить толпу в случае проблем. Так что я поехал в Париж. Питер мне сказал, что за мной присмотрит кто-то из французской ассоциации, когда я приеду. Тем не менее, никто не пришёл! Это был день игры, и к вечеру я начал волноваться, потому что мне надо было быть на стадионе.
Автобус одного из спонсоров матча, KP Nuts, ехал на «Парк де Пренс» из моего отеля, и они любезно согласились подбросить меня. Я думал, что всё будет в порядке, когда я попаду на стадион – но нет. Я провёл почти час в попытках объяснить, кто я такой и почему я пытаюсь зайти вовнутрь. В какой-то момент один из охранников даже навёл на меня свой пистолет и сказал убираться. На мою удачу, я заметил одного из директоров «Ливерпуля» и попросил его позвать Питера Робинсона и забрать меня отсюда. Питер пришёл, ругаясь на французскую ассоциацию всеми словами и дал мне пропуск, который наконец допустил меня на стадион.
Когда мы приехали в Рим три года спустя, я получил звонок от Питера буквально перед игрой. Он проинформировал меня, что из-за того бардака в Париже, в этот раз меня заберёт такси, привезёт к отелю команды, и я поеду оттуда на стадион вместе с командой на автобусе. Я был в восторге, глядя на это с точки зрения болельщика, это было исполнение мечты. Я всё так и сделал, и на стадионе пошёл с командой в раздевалки. Игроки бросили свои вещи и пошли инспектировать поле. Тут ко мне подошёл сотрудник УЕФА и попросил показать пропуск – которого у меня нет! Я попытался объяснить ему, что три года назад их ребята уже один раз всё перепутали. Но я зря тратил время. Потом он ушёл, и я решил, что он проверит мою историю. Мимо проходил Том Сондерс, из штаба Билла, и я объяснил ему, что происходит. Том дал мне один из своих свободных билетов на матч и сказал: «Даже если они решат тебя выгнать, по крайней мере, посмотришь игру». И вот тот парень возвращается, и не один, а с офицером полиции, который наставляет на меня пистолет и кричит «Вон отсюда»! Невероятно – второй раз за три года я оказался вне стадиона, где должен был работать диктором на финале Европейского кубка. И опять мне повезло – я столкнулся с сотрудником кого-то из спонсоров и поменял билет Сондерса на пропуск на стадион.
Потом мы поехали на «Эйзель» в 1985. В этот раз им удалось завести меня на стадион без проблем, и они даже нашли кого-то, кто за мной приглядывал. Я снова получил возможность приехать на стадион с командой в автобусе. Я сидел в углу террасы «Ювентуса», и видел всех этих итальянских фанатов с чёрно-белыми шарфами, прикрывающими лица, как они разбирали барьеры и бросались кирпичами и бутылками. Я волновался, потому что это всё происходило прямо подо мной. Когда случилась трагедия и стена упала, мы получили сообщение от УЕФА – проинформировать фанатов, что старт мачта откладывается, пока они проводят совещание. Потом к нам пришёл делегат УЕФА – ко мне и моему коллеге из Турина. Они решили играть матч, но отменить его, если хоть кто-то выбежит на поле. Он приказал объяснить это по громкоговорителю английским болельщикам. «Не будьте идиотами», - сказал я. «Что вы имеете в виду?». Я сказал ему: «Если вы так сделаете, то что произойдёт, как только кто-то забьёт? Кто-нибудь выбежит на поле». Я видел такое раньше, на матче Кубка лиги между «Бери» и «Манчестер Сити» - «Бери» забили, и половина Манчестера была на поле. Этот делегат УЕФА начал сердиться, но я опять отказался и сказал: «Я знаю, что там погибли люди, и если я это объявлю, у вас тут будет настоящая бойня».
Он проделал всё то же самое, что его коллега год назад – ушёл и вернулся в компании полицейского. Тот наставил на меня пистолет – опять! – и сказал «Делай как говорят!». Я посмотрел на них и сказал «Нет». Тут пришли капитаны команд – Фил Нил и Гаэтано Ширеа. Я объяснил Филу, чего от меня требуют, и он стал ругаться с делегатом. В итоге капитаны попытались немного успокоить людей, так что для меня всё обошлось. Когда я добрался до громкоговорителя, болельщики «Ювентуса» услышали английский голос и внезапно начали бросать кирпичи и бутылки в моём направлении. Немногие знают, что «Эйзель» раньше был атлетическим стадионом – Себ Коэ, кажется, именно там побил мировой рекорд на 800 метрах, а я скинул с него ещё 15 секунд, когда пытался убраться оттуда к чертям.
После финального свистка я как-то дорвался до автобуса в аэропорт. Была совершенно сюрреалистическая ситуация – когда мы приехали в аэропорт, нас завезли сразу на полосу и в самолёт. Самолёт был сумасшедше переполнен, люди стояли в проходе и сидели на полу. Кто-то пытался посчитать всех и найти лишних, но это было нереально. Было, наверное, около 30 лишних людей. Можете представить что-то подобное сегодня? Тут пилот сказал нам, что ему дают окно, и предложил им воспользоваться. Мы все закричали: «Да!». Мы улетели, и так для меня закончился финал Европейского кубка 1985.
«Джордж – часть истории и традиций этого клуба» Кенни Далглиш
Много ли вы общались с самым успешным тренером «Ливерпуля», мистером Бобом Пэйсли?
Честно говоря, не очень много. Я возил его на пару ужинов. Он был очень спокойным человеком, и, я должен сказать, действительно очень не хотел становиться менеджером. Я всегда буду помнить, как мы с другом поехали в Блэкбёрн на товарищеский матч в июле 1971, как раз перед тем, как я начал работать в клубе. Мы стояли в конце сектора, опираясь о стену. Боб Пэйсли и Билл Шенкли сидели как раз перед нами. Разговор между ними был ужасно странный. Что-то вроде «Эммм, Боб» и «Ооххх, Билл», и так все 90 минут! Помню, всё пытался понять: «Это они так о тактике разговаривают, или что это?».
Давайте перейдём к Кенни Далглишу…
Как я говорил раньше, мы с Кенни на ты, иногда я даже называю его Кен. Помню, когда мне исполнялось 65, я ужинал с женой, дочерью, зятем и внуком. Внезапно мой телефон начинает разрываться от сообщений типа «Так здорово, что Кенни сказал о тебе по телеку». Я буквально бросал в себя еду, чтобы поскорее добраться домой. Оказалось, что Кенни (он тогда второй раз был тренером) давал своё еженедельное интервью Клэр Рурк для LFC TV, и в конце она спросила: «Джорджу Сефтону сегодня исполняется 65, что вы бы хотели ему сказать?». Он ответил: «Джордж – часть истории и традиций этого клуба, и если бы он ушёл, это стало бы большим шоком и неожиданностью для всех, чем если бы я ушёл». Я смотрел это на своём компьютере, позвал жену и сказал ей: «Посмотри, посмотри, а потом выведи меня на улице и застрели, потому что что может быть лучше этого?»
2001 был отличный годом для болельщиков «Ливерпуля» с пятью трофеями.
Никогда не забуду тот финал Кубка УЕФА в Дортмунде. Я снова работал для УЕФА. Когда игра перешла в дополнительное время, начало действовать это правило золотого гола – и я должен был проинформировать зрителей, что следующий гол станет победным. Объявив это, я не смог вернуться на своё место, потому что полиция перекрыла все проходы. Мне пришлось стоять за скамейками запасных. Ну, стоять! На самом деле я держался за какой-то столб как за последнюю соломинку, потому что у меня колени подкашивались от волнения из-за золотого гола. Передо мной был Фил Томпсон, справа от него – клубный доктор, а слева Жерар Улье. У Жерара лицо было странного серого цвета – не бледного, он просто плохо выглядел. Я кому-то сказал: «Если они не поторопятся забить, доктор нужен будет или мне, или Жерару». К счастью, Гари Макка забил, и всё закончилось. Жерара очень любили в клубе. Я только недавно узнал, что он ходил на Коп и был там как болельщик, когда я работал. Жерар был отличным тренером и служил на благо «Ливерпуля». Тем не менее, к концу у меня было ощущение, что он как-то потерялся, да и здоровье его подводило.
Рафа Бенитес пришёл в 2004, и спустя год мы снова были коронованы чемпионами Европы.
Рафа был тут на своём месте, он понимал историю клуба, и что значит быть болельщиками, и он делал свою работу. Были, конечно, вещи, которые мне не нравились – как он всё гонялся за Гаретом Бэрри и в итоге это прогнало Шаби Алонсо, это я никогда не забуду. Ещё я не согласен с его отношением к Майклу Оуэну, когда тот хотел вернуться в «Ливерпуль» из «Реала». Я согласен с тем, что сказал про Рафу недавно Джеррард, что тот никогда не был хорошим управляющим для людей, он был таким «это моя работа, а это ваша работа».
После ухода Рафы к нам пришёл Рой Ходжсон, и в итоге это стало одним из, если не самым худшим тренерским назначением в истории клуба.
Ходжсон был ошибкой... ой простите, приятным человеком! Тем не менее, когда вы приходите на «Энфилд» и начинаете болтать про вашего друга сэра Алекса, то всё, можете заканчивать, даже не начав – такое моё мнение. Фраза, которую часто используют по отношению к новичкам «Ливерпуля»: «Вы должны понимать». Вы должны понимать клуб. Рафа понимал, Кенни был его частью, а Рой не имел представления вообще ни о чём.
Какое будущее Вы себе видите?
Думаю, буду продолжать работать столько, сколько смогу. Это мой любимый клуб. Тот факт, что люди вроде вас хотят со мной пообщаться, вообще люди, которых я встречаю, помогают мне продолжать. Я захожу в парадные двери «Энфилда», а не стою в очередях – это что-то да значит. Я только надеюсь, что ещё разок увижу победу в чемпионате до того, как отправлюсь на «Энфилд» на небесах.
Интервью для LFChistory.net подготовили Карл Клемент и его брат Адриан.
Перевод: Иришка
Изначально опубликовано на: LiverBird.ru
А вот это для меня является большим открытием. Если это действительно правда.
" В футболе, я бы сказал, есть три слова для соперников – стёб, соперничество и ненависть."
В точку!!!
В УЕФА, похоже, всегда сидели клоуны.