3 мин.

Обед

120

…В «стекляшке» слева от входа во всю стену кирпичный камин-мангал. В мирные годы здесь, наверное, шкворчал на шампурах шашлык, роняя душистые капли на угли, и тревожа ноздри ароматом жаренного мяса. Теперь в нём жарко дышат огнём доски от снарядных ящиков. Перед огнём в разломанных креслах солдаты жадно ловят тепло, протягивая к нему заскорузлые от грязи и ссадин ладони. От мокрых ватников, разгрузок и штанов поднимается пар. На лицах блаженство. На этой войне тепло — роскошь, доступная не часто и наслаждаются им как гурман изысканным блюдом…

Справа тёмный провал двери в зал без окон. Под потолком мутная лампочка. Полумрак. Длинный узкий стол, грубо сколоченный из досок, чёрный от копоти и грязи. Такие же длинные — без спинок скамьи перед ним. Здесь едят.

В зал ввалилась толпа солдат. Разведка. Они только с передовой. В глазах ещё чумовой морок боя. Зрачки как дыры стволов. Зал сразу заполняет тяжелое дыхание, сипенье, кашель. Здоровых нет. Пятые сутки на ногах, на морозе, под дождём и снегом. Грязные, мокрые, одинаково одетые в когда-то белые, а теперь в грязи, дырах и пропалинах маскхалаты, увешанные амуницией, источающие запах гари, земли, кислой овчины. Рассаживаются, поставив оружие между ног. Десяток рук тянется к мискам с хлебом, и они сразу пустеют.

Две немолодые женщины с кухни проворно и молча разносят глубокие миски с борщом, зал наполняет вкусный свекольно-мясной запах. Гремят ложки. Бойцы едят молча и жадно как псы. Не разбирая вкуса, не разговаривая, а лишь насыщаясь, глуша чувство голода и пережитого ужаса близости смерти. Отрывают крепкими зубами крупные куски хлеба и, почти не разжёвывая проглатывают его, буквально пропихивая сквозь глотки в желудки. Они сейчас действительно похожи на стаю каких-то диких животных. И стук ложек, чавканье, сдавленное дыхание, кашель только подчёркивают это сходство…

— А ложка? Где ложка? — с какой-то детской обидой вдруг взрывается немолодой худой, стриженный «ежиком» разведчик, сидящий перед полной миской. Из ворота явно домашнего крупной вязки, когда-то серого, а теперь почти чёрного свитера выглядывает серый острый кадык.

— Нету! — отзывается одна из женщин, разносящая еду. — Ваши же и растащили…

Боец зло пыхтит и пытается пить суп прямо из миски, взяв её двумя руками, но кто-то из соседей достаёт из «разгрузки» ложку и, молча, протягивает ему. Он благодарно кивает и, поставив миску на стол, начинает торопливо есть, но доесть не успевает.

В столовую стремительно заходит молодой крепкий парень — командир разведчиков. По виду сразу понятно — из кадровых — всё на нём подогнано, всё к месту, всё качественное. Он бросает с порога:

— В Чернухино «Мачете» зажали. Пропустили в «мешок» и накрыли. Два «двухсотых», минимум четыре «трёхсотых». Двоих не могут вытащить. Надо деблокировать. По коням!

Разведчики тут же начинают вставать из-за стола…

— Хлопцы, да вы хоть доиште! — Взрывается одна из женщин, седая в малиновой длинной кофте — Ничёго за пять минут не зробится…

Но уже последний боец, на ходу запихивая в рот горбушку хлеба, скрывается в проёме выхода.

Женщины молча начинают собирать миски со стола. У того, который был без ложки, больше половины борща осталось не съеденным...

(Владислав Шурыгин. отрывок. "Перелом")

http://www.ridus.ru/news/179886