Сиддхартха: Путь Арсена
В тени домов, на солнечном берегу притоков Рейна, рос Арсен Венгер – тренер, прекрасный юный сокол, сын брахмана. Давно уже Арсен принимал участие в беседах мудрецов, упражнялся в словесной борьбе, в искусстве созерцания, в труде сосредоточения. Он умел уже произносить беззвучно Ом – Слово всех слов. Он умел уже глубиной своего существа постигать атман. Радость наполняла сердца наставников его – радость за ученика, быстрого в учении, жадного к знанию; ростки мудрости видели в нем – рос великий тренер, рос будущий глава брахманов.
И все любили Венгера. Уже не в провинциальном Эльзасе или смежной с ним Лотарингии тренеровал Арсен. Но на берегу Лигурийского моря, в ярком и полном жизни Монако. Даже там всем он веселил душу, всем он был в радость. Чемпион Франции, обладатель Кубка Франции, финалист КОК. Но не было радости и не было веселья в душе Венгера. Видения, беспокойные мысли текли к нему с морской водой, мерцали в свете звезд, струились в солнечных лучах; видения приходили к нему и тревожили душу, они таились в учениях старых тренеров, они вытекали из несовершенности схем.
Ростки неудовлетворенности начинали пробиваться в душе Венгера. Он начинал понимать, что любовь болельщиков, уважение коллег и поддержка руководства, не всегда будут составлять его счастье, не всегда будут успокаивать его, и насыщать, и удовлетворять. Он начинал догадываться, что его достопочтимые учителя уже передали ему большую и лучшую часть своей мудрости, что богатство, наполнявшее их умы, было уже излито в сосуд его жаждущей души, - и сосуд не был полон, не был удовлетворен ум, не нашла мира душа, не нашло покоя сердце.
И однажды через город, где жил и работал Арсен Венгер, прошли саманы – странствующие аскеты из Джей-лиги. Они были худы, не молоды и не стары, почти голы, покрыты пылью и главное окутаны одиночеством, чужды враждебному миру. Чужаки, поджарые шакалы в стране людей. За ними вился горячий туман невидимых страстей, разрушенного служения, беспощадного самоотречения. Вечером, когда минуло время созерцания он решил – завтра Арсен Венгер уйдет к саманам. Он станет одним из них.
На следующий день Венгер возглавил «Нагоя Грампус Эйт». Теперь он носил только набедренную повязку, а кусок холста служил ему плащом. Он ел только раз в день и не ел ничего приготовленного на огне. Он постился пятнадцать дней. Он постился двадцать восемь дней. Плоть ушла с его щек и бедер. Ледяным становился его взгляд, когда он встречал женщин, презрение кривило его губы, когда он проходил через город с нарядно одетыми людьми. Горек на вкус был этот мир. Мучением была жизнь.
Одну цель ставил себе он, одну-единственную: освободиться. Освободиться от жажды, освободиться от желаний, освободиться от мечты, освободиться от радости и горя. Освободится от собственного «Я». А преодолев его, он достигнет глубинной, сокровеннейшей сущности. Он достигнет атмана. Многому научился Венгер у саманов, и много путей, уводивших его от себя, он узнал. Он шел путем самоотречения через медитацию, через чистое мышление.
Он будет великим саманой, это было понятно всем. Быстро он обучался любому упражнению, часто удивлял старых саман. За один сезон он выиграл и Кубок Императора и Кубок Джей-Лиги. Но что такое созерцание? – спрашивал себя Венгер. Что такое отрешение тела и что такое пост? Это лишь бегство от «Я», краткое забвение. Того же бегства, того же забвения ищет погонщик волов, когда пьет на постоялом дворе рисовое вино или перебродившее кокосовое молоко. Стало ясно, что скоро Венгер покинет тропу самана. Не существует «учения», существует лишь «знание», оно и есть атман.
Однажды дошла до Венгера весть – или слух, или легенда, - будто явился некто по имени Алекс – Возвышенный, Будда, который преодолел проклятие мира и смог остановить колесо возрождений. Учитель, окруженный учениками, не имея ни имущества, ни имени, он идет по Англии и собирает трофей за трофеем. Снова и снова достигало это имя Венгера, поизносившееся с восторгом и со злобой, в потоках восхвалений и в потоках брани.
Так однажды Венгер сказал старейшему саману, что он принял решение и хочет его покинуть. Он сказал это старейшему с вежливостью и скромностью, какие подобают младшему и ученику. Однако саман разгневался, стал кричать, употреблять очень грубые ругательства и потребовал остаться. Но полон решимости был Арсен и с прощальными приветствиями удалился. В столицу мира отправился он.
В Англии нашел он Будду, и многие множества примыкали к нему и становились его учениками. Но Арсен не мог сделать этого. Так, когда ему встретился Фергюсон, Возвышеный, Венгер почтительно приветствовал его. И так говорил Арсен Вегер: Ни одного мгновения Я не сомневался, что ты – Будда, что ты достиг той цели, к которой стремятся столько тысяч тренеров. Ты шел к ней своим собственным путем – путем исканий, и на этом пути ты нашел её – в мыслях, в созерцании, в познании, в просветлении. Но не в учении! И никто – такова моя мысль, о Возвышенный, - никто не придет к цели через учение!
Никому, о Достойный, не сможешь ты в словах, в учении поведать, рассказать, что свершилось с тобой в час твоего просветления! Многое заключено в учении, одного лишь не содержит оно – оно не содержит тайны того, что пережил сам Возвышенный – один среди сотен тысяч. Вот то, о чем Я думал и что понял. Вот почему Я продолжу мои странствия – не для того, что бы искать другое, лучшее учение, ибо Я знаю: такого нет, - а для того, чтобы, покинув все учения и всех учителей, самому достичь цели или умереть.
Одного человека Я видел, - думал Венгер впоследствии, - одного-единственного, перед которым Я должен был опустить глаза. Ни перед кем другим Я больше не опущу глаз. Никакое учение уже не привлечет меня, раз учение этого человека меня не привлекло. Так, покинув сад, в котором остался Ферги, у Венгера было такое чувство, словно вся его прошлая жизнь остается в этом саду. Медленно уходил он, погружаясь в это ощущение, заполняясь им.
«Что же это такое, что хотел ты найти в учении» - спрашивал себя Арсен, «Чему они, столь многому научившие тебя, все же не смогли тебя научить?» И он нашел: «Моё «Я» - вот то таинственное, смысл, суть которого Я хотел понять. Моё «Я» - вот от чего хотел освободиться, но преодолеть не мог. Мог обманывать его, мог лишь убегать от него, прятаться от него. Я искал атман, Я хотел разрушить оболочку моего «Я», что бы достичь сердцевины. Но при этом Я терял самого себя. Больше Арсен Венгер не станет терять себя. Арсенал ждал его. С такими мыслями вошел он в город. Теперь у него была цель.
- Что же нужно для покорения этого клуба? Воистину невелико то, чего мне ещё не хватает: дорогие игроки, качетсвенная игра и трофеи. Знай же, потяжелее задачи задавал себе Арсен Венгер, стремясь к тому, что подороже этих малостей, - и достигал цели. Как же не достигну Я того, что решил: стать твоим олицетворением. Итак, Арсенал не устраивает такой Арсен Венгер, как он есть, значит Арсен Венгер станет таким, каким его хочет видеть Лондон.
Как? Я умею ждать, Я умею думать, Я умею поститься. Когда ты бросаешь в воду камень, он устремляется ко дну по кратчайшему пути. Так и Арсен Венгер – когда у него есть цель, есть намерение. Тогда он не делает ничего, он ждет, он думает, он постится, но идет сквозь сутолоку мира, как камень сквозь воду, ничего не сделав, не шевельнувшись; его притягивает – он позволяет себе падать. Сама цель притягивает его, потому что он не допускает в свою душу ничего, что могло бы удлинить путь к цели. Глупцы скажут, что это наследие предшественников, что это удача. Нет никаких предшественников и удачи. Каждый может сотворить чудо, каждый может достичь своей цели, если он умеет думать. Если он умеет ждать. Если он умеет поститься.
В Арсенале много нового узнал Венгер от Дэвида Дейна. Дейн вел дела с заботливостью, а часто и со страстью. Венгер же смотрел на это как на игру; он взял на себя труд точно изучить правила этой игры, но её содержание не задевало его сердца. Вскоре Дейн взял за привычку все важные вопросы обсуждать с ним. Дэвид понял, что в покупках и продажах Венгер понимает мало. Да и трофеи для него не много значат, но у него счастливая рука и он превосходит всех спокойствием и выдержкой, искусством терпеливо слушать и проницательностью. Однако же он будто только играет с делами, никогда они не задевают его за живое, никогда не захватывают целиком, он не боится неудач, его не огорчают потери.
Но Венгер и в самом деле не вкладывал душу в победы. Дела шли хорошо, и он имел намного больше, чем было нужно. Но в целом внимание и любопытство его были обращены только на людей. И на сколько легко ему удавалось со всеми говорить, со всеми уживаться, у всех учиться, настолько же глубоко он сознавал, что есть нечто, отделяющее его от них. Жизнь, которую он видел была то ли детской, то ли звериной. Он видел, как вокруг люди-дети хлопочут, страдают и седеют из-за вещей, которые на его взгляд, совсем не стоили такой цены: из-за трофеев, из-за почестей, из-за денег. И он давал советы, он сострадал, он дарил, он позволял немного обманывать себя, и вся эта игра, и та страсть, с которой люди играли в эту игру, занимали его мысли.
Но временами где-то глубоко в груди он слышал голос; голос тихо напоминал о чем-то, тихо жаловался, был едва уловим. В такие минуты в его сознании всплывала мысль: “А ведь занимаешься-то ты чепухой; нынешние занятия твои — это только игра, и хоть ты и весел, и временами испытываешь радость, но настоящая жизнь проходит мимо и не задевает тебя. Как рыночный жонглер, ты играешь со своими мячиками: с победами, с людьми, которые тебя окружают, — следишь за ними, забавляешься ими, но твое сердце, источник твоего бытия, не здесь. Иногда такие мысли пугали его, и он желал, чтоб и ему было дано вкладывать страсть и сердце в детские повседневные заботы, в самом деле жить, в самом деле работать, — действительно наслаждаться и жить, вместо того чтобы вот так, как зритель, стоять в стороне.
Долго жил Венгер жизнью мира, не принадлежа ему, а годы бежали. Но настал момент, когда Арсен очнулся от этого сна, охваченный чувством глубокой печали. Бездарно — так казалось ему — бездарно и бессмысленно проводил он свою жизнь; ничего что имело бы хоть какую-то цену, что стоило бы сохранить, не оставалось в его руках. Одинокий и опустошенный, стоял он, как потерпевший кораблекрушение у чужих берегов. И тут он понял, что игра уже окончена, он не сможет больше играть. Дрожь пробежала по его телу, он чувствовал: что-то умерло в его душе.
К чему было идти дальше? Куда, к какой цели? Не было больше никакой цели, ничего не было, кроме глубокого, мучительного желания стряхнуть с себя весь этот кошмарный сон. К тому моменту в клубе не было уже Дейна, не было никого, кроме самого Венгера.
Я останусь в этом клубе, – думал Венгер - но это больше не клуб для людей-детей. Теперь Я буду как река. Вода в реке всё течет и течет, всё время течет она, но всё время остается здесь, всегда и во все времена одна и та же – и всё же каждый миг новая. Река всегда стремится к цели, каждая волна, каждая капля мучительно спешит к цели, ко многим целям: к водопаду, к озеру, к быстрине, к морю – и все цели достигаются, и за каждой встает новая.
Мир не следует считать несовершенным или медленно идущим по пути к совершенству, нет, — он совершенен в каждый миг, все грехи уже несут в себе искупление, все маленькие дети уже заключают в себе стариков, все новорожденные — смерть, все умирающие — вечную жизнь. И всё что происходит нужно лишь для того, чтобы любить мир, чтобы не сравнивать его больше с каким-то идеальным миром, неким выдуманным мной типом совершенства, а видеть его таким, каким он есть, и любить его, и с радостью принадлежать ему. А трофеи – лишь слова. Слова любить нельзя.
Если понравилось, смотри также другие литературные аллюзии про Арсена Венгера:
Сказ про чудотворца Сеню и пророка Аарошу
Последние абзацы просто блеск
"А трофеи – лишь слова. Слова любить нельзя."
воистину так
...И с этими словами я растворяюсь в радужном потоке
в милой моему сердцу Внутренней Монголии
Никогда бы не подумал что одним из основных постултов буддизма, является попытка скинуть кого либо с его гребанного насеста.
Хорошая работа, спасибо большое автору за труд и умение. И вообще, весь цикл прекрасен.
Вот только закаменелое лицо и дрожащие руки выдают то, как далек наш маэстро от позиции Дзен.