21 мин.

«Пока Смородская в «Локомотиве», я на стадион ни ногой». Как уйти из спорта и стать рэп-звездой

11 k

Когда Левану Горозия было 16 лет, он жил в Якутске и был капитаном юношеской сборной республики по баскетболу. Оборвав карьеру из-за травмы, в 20 лет он переехал в Москву, сколотил группу Marselle и начал ходить на домашние матчи московского «Локомотива». В 26 – запустил сольную карьеру под псевдонимом L’One и подписал контракт с рекорд-лейблом BlackStar – это тот, где Тимати и много других пафосных молодых людей, которых часто показывают по телевизору.

Даже если про русский рэп вы знаете меньше, чем про стендовую стрельбу, эта песня наверняка настигала вас – хоть в маршрутке, хоть в спортзале, хоть в овощной лавке.

Сейчас L’One собирает полные залы по всей России, дружит с самыми актуальными русскими спортсменами и мечтает собрать собственную баскетбольную команду. Юрий Дудь встретился с ним в январе и поговорил о жизни.

* * *

– Ты и баскетбол. Как это получилось?

– Это смешная история – меня в пятом классе выгнали с урока музыки за то, что мы угорали на задней парте и не пели со всеми остальными. В этот самый момент тренер ходил по школе и набирал новую группу на баскетбол. Он увидел нас и предложил прийти.

Я, кстати, начинал играть в кроссовках Converse – никаких других у меня на тот момент не было. Я предполагаю, почему у меня такая кроссовочная болезнь сейчас. Достать их в Якутске было невозможно: был один-единственный магазин Reebok, куда привозили кроссовки Аллена Айверсона, более или менее интересовавшие меня. За всем остальным надо было или ехать в Москву, или просить кого-то. И вот в гостинице города Читы с пятого этажа у меня своровали кроссовки. До соревнований – сутки. Видимо, в моей психике это оставило серьезный след.

– Как ты играл без кроссовок?

– В кроссовках тренера – на два размера больше, поэтому мне пришлось надевать шерстяной носок. При этом сыграл я очень круто. Мы заняли третье место, а команда из Иркутска – второе, она отобралась на финал чемпионата России в Электросталь. Им так понравилась моя игра, что они сказали: «Лева, берем тебя на финал – на усиление».

– Кого ты играл?

– Первого номера, разводящего, так скажем. В моей биографии есть такой яркий момент, что я был капитаном республики Якутия по баскетболу – по юношам, разумеется. Меня брали в дубль команды «Саха-Якутия», которая тогда была в Суперлиге Б.

По Европам мы не ездили, но были международные турниры, на которые приезжали команды Тайваня, Ирана, Индии. Некоторые индусы, кстати, играли в чалмах – впервые в жизни видел такое. Самое запоминающееся – финал международных Игр «Дети Азии», кажется, в 2000 году. Мы победили, я на радостях выкинул футболку в толпу. Но потом понял, что хочу ее себе на память, – подошел к зрителям и попросил ее обратно. Сейчас на концертах я продолжаю эту практику – выкидываю кепки, майки, кроссовки в зал.

– Почему из баскетбола тебе пришлось уйти?

– Все началось 8 января. Накануне был праздник, мы чуть погуляли, поэтому я решил прийти на тренировку пораньше и немного продышаться. И за 5 минут до начала своей тренировки я сломал палец на правой руке – просто неудачно мяч прилетел. 14 января мы должны были ехать на второй выезд лиги ДЮБЛ – кажется, в Новосибирск. Первый был в Красноярске, там я сыграл достаточно хорошо – по словам моего тренера, скауты из казанского УНИКСа положили на меня глаз и хотели посмотреть в деле снова. Тренер хотел, чтобы я поехал – хотя бы ради поддержания командного духа. Но несмотря на все уговоры, родители меня не отпустили…

С этого момента все пошло на убыль. Сначала – боковые связки колена. Потом – то ли артрит, то ли подагра, до сих пор нет точного диагноза, а фишка в том, что суставы превращаются в арбузоподобные объекты и, даже когда на них приземляется простыня, ощущение, как будто по ним бьют скамейкой.

– Когда твой друг Тимофей Мозгов подписал контракт с «Кливлендом», ты радовался: «Летом поеду знакомиться с Леброном». Леброн Джеймс или Майкл Джордан?

– Майкл Джордан. Безотносительное безоговорочное первое место в истории баскетбола. Мой кумир. Человек, который даже не играя в баскетбол, продолжает мотивировать меня на то, чтобы стать кем-то и добиться чего-то. В моей песне «Все или ничего» есть строчка: «Майкл примет меня в Зал славы. И я не шучу». У меня есть ролевые модели, да. Я смотрю на них и понимаю, кем я хочу стать в этой жизни.

– Самое яркое впечатление о нем?

– Flu Game, игра с температурой. 1997 год, финал с «Ютой». Он заболел, но вышел на площадку, сыграл нереально круто и после матча Скотти Пиппен утаскивал его с площадки почти без сознания.

– Ты можешь смотреть европейский баскетбол?

– Неинтересно. Черт побери, другой вид спорта. Все по-другому! Все-таки в Америке баскетбол – это игра один на один. Баскетбол в Европе – это игра 5 на 5. Зонная защита, давай, встаем! И прочие штуки.

Ради европейского матча я не буду не спать до 4.30 утра. Ради НБА – безусловно. Сегодня ночью смотрел «Кливленд» – «Юта». Понятно, что сейчас начинаю следить за «Кливлендом» из-за Мозгова. Еще следил за «Бруклином» – из-за причастности Прохорова и номинальной причастности Jay-Z. Начиналась сказка про них интересно: Джейсон Кидд у руля, небольшой набор старичков, которые могли держать всех в кулаке. Но…

А так – «Лос-Анджелес» остается в моем сердце. Это из-за Мэджика Джонсона. У меня были проблемы с химией в школе, потому что они были в пятницу первыми уроками. В это же время у моего друга по кабельному телевидению показывали китайский ESPN – и там по пятницам всегда был баскетбол. И часто там был именно «Лос-Анджелес». Химию приходилось пропускать.

Мэджик Джонсон – это магия. У него достаточно странная топорная техника. Майкл по сравнению с ним гуттаперчевый, а Мэджик – это волшебство, я был заворожен тем, как он играет.

– В конце 2013 году ты рассказывал, что мечтаешь о своем спортклубе.

– Пока я восстанавливаю баскетбольные площадки в Москве. В планах – выпустить собственную баскетбольную форму и под нее набрать свою баскетбольную команду. В свое время я тренировал детей школьного возраста. Это было в немецкой школе в Москве.

– Как ты туда попал?

– Там работают демократичные люди, которые были рады, что достаточно известный рэпер будет преподавать их детям баскетбол. Это было каждую среду, двухчасовая секция баскетбола. Там учатся немцы: или совсем немцы, или те, у кого мама или папа из Германии. Кто-то говорит на русском, кто-то – на английском, кто-то – только на немецком. На одной из тренировок испытал очень неловкий момент. Пацан класса, наверное, шестого, очень невысокий, очень щупленький, подошел и спросил: «Тренер, почему они не дают мне пас?» Ответить сложно: надо и объяснить, и сделать это так, чтобы не отбить у него желание прийти на следующую тренировку. Не помню, как я выкрутился.

Тренировки были самые настоящие: свое место в тренерской, разминка, упражнения, игра. Иногда приглашал своих друзей из стритбола или баскетбола, тогда тренировка превращалась в мастер-класс. Понятно, что парням-школьникам даже увидеть, как делают стретчинг в профессиональном баскетболе, – это целое событие.

* * *

– Ты только что вернулся из отпуска. Откуда именно?

– 1 января прыгнули с любимой в самолет и улетели в Амстердам. Впервые поехали отдыхать без ребенка – это всегда особенное событие в семье молодых родителей. А потом вернулись, забрали пацана и полетели в Париж. Как раз застали там все январские события. Могу сказать, что в воздухе царил мир. Когда многотысячная толпа шла нам навстречу, никаких переживаний не было. Без криков, без транспарантов, без агрессии – очень мирно.

– Твоя позиция по карикатурам Charlie Hebdo?

– Творчество должно быть свободно. Творчество не может иметь цензуры. Цензура – это страшно.

– Ты верующий человек?

– Я верю в Бога, да. Но я при этом современный человек. У меня много друзей, которые проповедуют ислам; мы с ними много разговаривали на этот счет. Я приводил им в пример: изображение Иисуса Христа не раз встречается у современных художников, на карикатурах и не только.

– Все говорят, что Запад наш враг. А ты рванул туда в отпуск.

– Я вообще собирался в Штаты на весь январь. Но моя матушка – она, наверное, из той категории, которая считает, что Запад наш враг – говорила: «Ты чего? Это же Америка! Фу». Я человек мира, все геополитические процессы, которые происходят вокруг нас, идут параллельно со мной. И несмотря на все, что происходит, я считаю: сейчас в России очень плодородная почва для таких современных людей, как мы, как я. Если мы понимаем, что терять нечего – а сейчас именно так и есть, – есть подозрение, что будет свет молодым, зеленым и успешным. На этой почве произойдет очищение – и того же русского футбола, и не только. Зажиточная жизнь, когда деньги были из ниоткуда, уйдет – появятся возможности для специалистов.

А Запад… Для меня Запад не враг. В Штаты я не поехал, потому что я все делаю в последний момент. Билеты заранее не были куплены, а когда мы собрались, они стали стоить космических денег. Я хотел лететь с ребенком, поэтому должен был брать бизнес-класс, так вот он в эти даты стоил 763 тысячи рублей на двоих взрослых и ребенка без места. Сесть на аварийное кресло в экономе – без проблем, но не с полуторагодовалым парнем, который за 12 часов снесет там голову и мне, и всем остальным. Я почесал затылок и поехал в Европу.

– Тимати, твой коллега и одновременно босс твоего рекорд-лейбла, – друг Рамзана Кадырова. Ты тоже его друг?

– Мы даже не знакомы.

– Ты не выступал в Чечне?

– Ни разу. Я вообще на юге России выступал только в Ставрополе, Ростове и Краснодаре.

– Может ли работать в BlackStar кто-то, кто не разделяет политические взгляды вашего босса?

– Я, например. Я не все его взгляды разделяю.

– Это какие?

– Тимати в большей степени пропрезидентский артист, чем я. Это не мешает ему быть хорошим артистом, а нам – хорошими друзьями. Возможно, из-за всех своих историй прошлого, из-за игр с законом не люблю всю эту структуру, называемую политикой. И не люблю с этим соприкасаться.

Хотя когда мне есть что сказать, я говорю. Я был на Болотной 4 декабря. Я бегал от космонавтов по Садовому кольцу на каком-то из митингов 31-го числа. У меня есть песня «СМИ», которую я расшифровываю как «Система манипуляции индивидуумом». У меня много мыслей на этот счет. Просто не считаю, что должен говорить об этом в музыке. Музыка создана для другого. Она даже во время войны должна давать возможность людям отвлечься. А превращать песни в остросоциальный рупор я не хочу.

* * *

– Считается, что русским футболистам сорвало голову от бабла. Многие из них твои друзья. Это чувствуется в общении?

– Если это играющий футболист, а не сидящий на банке – не чувствуется. Мы живем в современном мире – он так устроен, что ведущие спортсмены зарабатывают много.

Другой вопрос: к зарплатам нашего футбола у меня негативное ощущение. Например, стадион «Локомотив». Чтобы людям было приятно туда приходить, давно можно было бы его проапгрейдить, а не забить и положить на это толстый и длинный. Нет, мы осваиваем бюджет госкорпорации РЖД и платим зарплату Сапатеру, который бегает в дубле непонятно зачем. Поэтому я и надеюсь, что сейчас, в кризис, наш российский футбол станет на другой путь.

Рейтинг зарплат российского футбола

– Что именно тебе не нравится в «Локомотиве»?

– Осенью я сделал заявление: пока Ольга Юрьевна Смородская будет присутствовать в «Локомотиве», моей ноги на стадионе не будет. При этом я старался быть на всех домашних матчах – и в центре, и на Юге. Я душой и сердцем переживаю за клуб – еще со времен Зазы Джанашии, со времен Малхаза Асатиани. Грузины играли в «Локомотиве», папа сидел у телевизора в Якутии и переживал за них, я – вместе с ним.

Сейчас меня не устраивает тренерская чехарда, которая происходит в клубе. Не устраивает, что посещаемость клуба снизилась процентов на 50. Не устраивает проходная система на стадион. При этом я иногда посещаю европейские матчи и понимаю, что не так сложно устроить все для простых людей, которые не хотят есть холодные хот-доги за 300-500 рублей и пить чай из большого пластикового стакана. Всем этим должен заниматься клуб.

– Что тебя раздражает в русском футболе?

– Госкорпорации, которые стоят за клубами. На мой взгляд, это главный корень зла. У команд должны быть или полностью частные владельцы, или у них должно быть большинство акций. Примеры – «Ростов» и «Кубань». Когда профессиональный клуб не заточен на самоокупаемость, а идет по пути осваивания государственных, областных или городских бюджетов, это неправильно. Поэтому я очень надеюсь на стадионы, которые строят к ЧМ-2018. Надеюсь, что их появление даст не только повод повесить мэрам и губернаторам медаль на шею, но и возможность развивать футбол. С помощью которого появится локальный суппорт – его сейчас очень не хватает.

– Ты ругаешь госкорпорации. Ты никогда не выступал на корпоративе госкорпорации? Ни одной вечеринки для «Ростелекома» или РЖД?

– Нет. Я выступал на корпоративе «Локомотива». Толкнул речь со сцены, пожал руки своим друзьям и поехал дальше.

Я уже говорил: на волне санкций, кризиса и всего подобного появится шанс у молодых людей, которые разбираются в спортивном менеджменте. Финансирование будут обрубать, у госкорпораций будет все меньше интереса к футболу – надо будет зарабатывать деньги.

– Зато легионеры уедут. И уровень футбола упадет до условного чемпионата Бельгии.

– Я совсем не расстроюсь. Если я буду приходить на стадион, где думают о болельщиках, а болельщики приходят в количестве 20-25 тысяч человек, почему мне расстраиваться? Это зрелище, все поют, кричат и переживают!

– Среди спортсменов у тебя полно друзей. Тот, на кого можно положиться?

– У меня очень приятное общение с Кузнецовым. Смешно: он приехал меня встречать с Челябе в аэропорт, хотя мы даже не были знакомы. Я выхожу, организатор говорит: «А вам туда». Выхожу, там стоит «Порш Кайенн». Я собираюсь положить рюкзак в багажник, и тут выходит водитель. Я в теме, я сразу его узнал, мы познакомились и всю дорогу болтали как закадычные друзья.

* * *

– Ты рассказывал, что вырос в деревне, которой даже нет на карте.

– Это деревня Дельгей – от 50 до 100 деревянных одноэтажных домов. Поселкообразующее предприятие – леспромхоз, где все работают. Один детский сад, один сельский клуб и один продуктовый магазин. Ну и много счастливых людей, которые живут на берегу реки.

– Прямо счастливых?

– Абсолютно! Просто другие представления о жизни. Это мы сидим в мегаполисе и может запрыгнуть в самолет в любой момент, путешествовать. Там, чтобы куда-то уехать, ты должен сначала доплыть или в Улан-Удэ, или в Якутск – плыть около суток. Причем пароход останавливается на реке, и тебе от поселка надо плыть – к берегу причалить он не может.

Зато есть рыба, река, природа, баня и телевизор. Те-ле-ви-зор! Было круто: счастливое босоногое детство. Очень хочется туда когда-нибудь вернуться.

– Ты обожаешь Камчатку. Почему?

– Если рассматривать теорию реинкарнации, я стопроцентно жил где-то там раньше. Я это ощущаю, уже когда подлетаю к ней и смотрю в окно иллюминатора. Энергетика. Безумная красота: гейзеры, океан, сопки. Все это запихивает в тебя вдохновение просто тоннами. Но все бы это не срослось, если бы не люди, которые там живут. В оба моих приезда я сталкивался с очень честными и открытыми людьми, которые, чтобы помочь, могут бросить все.

Пример? Мы снимали клип, вылет домой уже приближался, нам нужно было для одной сцены добраться от океана к гейзерам – это довольно далеко и по серпантину. С нами был парень на маленьком джипе Suzuki на специальных колесах – он по асфальту на них не ездит, только на рыбалку, по песку. Если бы ехали на микроавтобусе со всей съемочной группой – точно опоздали бы. Он приспустил свои колеса и – вперед. Он пробыл с нами до трех часов ночи. Ехали обратно: туман по лобовое стекло, мы на высоте 3200, вокруг ни души, телефон не ловит. У парня дома жена и ребенок – бросил все и поехал помогать.

– Но он же за деньги это делал?

– Нет. Его просто попросили приехать на подмогу.

– Ты говорил: когда ты только переехал в Москву, на первых порах приходилось продавать «кое-что нелегальное». Речь о дисках?

– Ха. Нет, не о дисках – о другом. Это темная строка в моей биографии. Я с улыбкой на нее реагирую, потому что рассказываю тебе о ней здесь, а не в другом месте. В один момент я был на том дне, откуда обычно два пути: или мечта сбудется, или попадешь в тюрьму. Признаки дна? Полное отсутствие денег. Гречка с кетчупом как хорошее блюдо на обед и на ужин. Я стучусь в закрытые двери, а никому это не нужно. Ощущение никчемности и ненужности подталкивают тебя на заработок денег всеми возможными способами. Тогда еще в Москве был популярен контрафакт. Находчивый молодой грузин Леван Горозия пытался запустить руки и туда…

В общем, слава Богу, что теперь я занимаюсь музыкой. Все те усилия, которые я тратил на перевоз, продажу, звонки и бессонные ночи из-за того, как бы не попасться, стал тратить на музыку с группой Marselle. Ну и песня «Москва» помогла очень.

* * *

– «Один из моих планов на 2014 год – открыть гараж для масл-каров» (muscle car – класс автомобилей, существовавший в США в 60-70 гг прошлого века – Sports.ru). Удалось?

– Да, он есть – BF гараж, за него отвечает мой хороший друг Стас. Нам привозят американские тачки, мы их восстанавливаем.

– То есть вы дилеры?

– Мы фанатики, это не для серьезного заработка. Допустим, ты захотел себе «Мустанг» 1975 года. Приходишь к нам, озвучиваешь бюджет. Мы находим машину в Штатах и предлагаем тебе.

Некоторые такие машины, которые есть в Москве, – это предмет искусства, не автомобиль. На него нет соответствующих документов, ты даже номера не поставишь.

Как-то у нас заказывали «Мустанг» 645 64 года, кабриолет. Их было выпущено 30 штук. Человек очень хотел найти. В Штатах он стоит порядка 60-80 тысяч долларов, в России после растаможки и всего остального это превращается в 200 тысяч.

– На чем сейчас ездишь ты?

– На Range Rover Sport – зима же. Летом езжу на разном – пока мы работаем в гараже, есть возможность выбирать. Этим летом собираюсь ездить на Lincoln Continental 1979. Хочу купить для него автомат Томпсона – чтобы лежал на заднем сидении.

Мне эти машины нравятся, потому что энергия у них совершенно другая. Звук. Тактильные ощущения. Ощущения езды – даже не гоняя, просто передвигаясь. Например, у Chevrolet Chevelle 400 сил, но тебе доставляет удовольствие не гнать, а просто ехать на этих пружинистых кочках. Все они не очень практичны: у многих, например, маленькие зеркала, по ним вообще невозможно ориентироваться. Но все равно это возможность прикоснуться к истории и почувствовать себя, как бы банально ни звучало, не таким как все.

– Твои друзья по BlackStar гоняют на Lamborghini и Ferrari. Для фанатов американской классики такие машины – как леопардовые одежды на девушке?

– Леопардовые одежды вызывают у меня отторжение. А какой-нибудь Lambo Aventador – эстетическое наслаждение. Это машинка с фантиков, машинка из Turbo. Если бы у меня была возможность купить Lambo или Ferrari, то, наверное, я бы себе их купил. Но если бы такая возможность у меня была, я бы уже был коллекционером машин – это точно была бы не первая и не вторая машина в моем гараже.

– Весь интернет обсуждал покупку твоего друга Александра Кокорина. Как она тебе? И правда ли «Гелендваген», пусть и тюнингованный, может стоить 75 миллионов рублей?

– Я не люблю «Гелик». Mansory – контора, которая прокачивала эту машину, – мне не очень нравится. Тиману она нравится, мне более симпатично что-то другое. А так – серьезная машина. Я давно поймал себя на мысли: относиться к чужому вкусу надо позитивно. Потому что твой собственный вкус не всегда совпадает с позицией других.

* * *

– Сколько пар обуви в твоей коллекции кроссовок?

– Я не знаю. Честно, не знаю. Чтобы ты представлял: кроссовки – везде. В прихожей, в гардеробной, под кроватью, под диваном, в отдельном шкафу, где только кроссовки. Их несметное количество, я гоняюсь за ними по всему миру. Самая раритетная модель – наверное, Space Jam 1996 года.

– Ты оставил в Париже твит: «То неловкое чувство, когда заходишь в обувной магазин и понимаешь, что весь он у тебя есть». Это же преувеличение?

– Нет, правда. Это маленький магазин Opium, там около 35 пар – каждая из них у меня есть.

Сколько стоит эта коллекция, оценить тяжело. Их цена каждый раз меняется. Кроссовки, которые я покупал за $250, сейчас могут стоить $420. Space Jam, думаю, стоят полторы тысячи или выше. Есть кроссовки, которых в Россию привезли всего 27 пар – тоже большая редкость. Если продать все мои кроссовки, можно купить какой-нибудь Ford Focus 1.8 автомат.

– Какая конечная цель у этой коллекции?

– А зачем останавливаться? Я, например, хочу сделать себе часы. В стену встраивается механизм, на стену устанавливаются кроссовки коллекции Майкла Джордана – от первой до двенадцатой модели. Это не моя придумка, я такое встречал. Надеюсь, у меня когда-нибудь появится собственный дом – и там будут такие часы.

– Ты уже купил квартиру в Москве?

– В прошлом году. Но это Новая Москва, квартира пока достраивается. Я все еще живу в съемной.

– Когда ты почувствовал себя богатым человеком?

– Я не считаю себя богатым.

– Богатый – это сколько?

– Думаю, когда твой средний заработок в месяц составляет около 5 миллионов рублей.

– Во сколько раз у тебя меньше?

– Скажем так, я очень близок к этой цифре.

– Самый тупой корпоратив, на котором тебе приходилось работать?

– А-а-а! Вечеринка Гэтсби в Казахстане. Вообще непонятно, зачем я им был нужен и зачем я туда ездил. Вышел: «Эу-у-у, всем привет!» И ноль внимания. Там что-то происходит, а ты прыгаешь на сцене. Мы с моим диджеем решили, что это репетиция. В программе есть определенные точки, которые привлекают больше внимания – на них некоторые гости поворачивались в мою сторону. А так – репетиция.

Но вообще я стараюсь идти в ту сторону, чтобы даже в ночных клубах не выступать. Самое большое удовольствие – это вечерние концерты. Корпоративы – неотъемлемая часть любого артиста, но я стараюсь делать их максимально органичными.

Вообще в одно время я мог получить заслуженного артиста Казахстана. У меня диджей в конце года делает подсчет: проехали 156 концертов, в Питере были столько-то раз, в Москве – столько, в Ростове… В какой-то момент Алма-Ата была чуть ли не на третьем месте после Москвы и Питера.

– Ты постоянно ездишь по стране. Три вещи, которые тебе не нравятся в России сейчас?

– Лень.

Телевизор. В том числе я имею в виду и невозможность надеть интеллигентный костюм на спортивном телеканале. В том числе русские сериалы. В том числе пропаганда – поверь, в тех местах, где я бываю, далеко не все решает интернет.

Ну и дороги. Это банально, но это отражение всех процессов, которые у нас происходят. Самый трэш, который я видел, – дорога между Самарой и Ульяновском. Кромешный ад из ям в две полосы туда и обратно. Без фонарей, ночь, лес. Так ездить нельзя.

– Почему на спортивном канале надо быть именно в костюме?

– Костюм обязывает человека к чему-то. Он переключает тебя в другую стадию, как будто собирает тебя. Человек без костюма чувствует себя чересчур фривольно.

Мне хочется, чтобы появились люди, которые понимают: телевидение – это не радио. Телевидение должно быть телевидением. Как, простите мои маты, можно делать такие студии в 2015 году? Откройте интернет, откройте Youtube, посмотрите вокруг.

Кстати. Был в Риге на Comedy Club и увидел Володю Стогниенко – он с любимой стоял в сторонке. Я как школьник: надо подойти к Володе! Подошел: «Володя, я считаю вас лучшим комментатором России. Мне приятно слушать вас и наблюдать за вами». Володю и правда слушать очень приятно. Вот вчера «Атлетико» и «Барселона» играли – при всей остроте Василия Уткина, игра была скучной – и он с коллегой засыпал. Володя – не засыпает.

болельщики
logoВасилий Уткин
logoЛокомотив
logoОльга Смородская
logoВладимир Стогниенко
интервью