Биография Рио Фердинанда: #2SIDES. О проблемах со спиной
Знаете, когда я понял, что мне следует заняться своим здоровьем? Это была игра против «Ливерпуля». Торрес был хорош, но у меня никогда не было с ним проблем. В том матче случился роковой момент. Он прокинул мяч мимо меня. Я развернулся. Мы бежали плечом к плечу. В любой другой момент я бы выиграл это единоборство... В любой другой момент я бы выиграл сто из ста таких единоборств.Помню, как уходил с поля…Мы проиграли тот матч, кажется, или сыграли вничью. На следующий день тренер сказал мне: «Это был не тот Рио Фердинанд, которого я привык видеть. Раньше ты бы без проблем отобрал у него мяч. Он бы даже не успел подумать об ударе по воротам. Ты не должен позволить этому повториться. Время пойти и разобраться, в чем дело, потому что ты… Ты не в форме».Он был прав.Я пропускал все тренировки среди недели, затем выходил играть. В этом-то и было дело.Я был не готов.Я не готов к тому, чтобы отыграть матч целиком.Очевидно, что я не в форме.
До 30 лет у меня вообще не было травм. Я был здоров как бык. Участвовал в каждом матче, которых было по 45 или 50 за сезон. На тренировках я просто выходил на поле и был непроходим, бросался с головой в игру без какой-либо разминки. В таком режиме я играл в юности, так же продолжал и в профессиональной карьере. Я помню, как Райан Гиггз сказал мне: «Когда тебе стукнет 30, твое тело станет другим. Тебе следует больше заботиться о себе».
Я думал: «Ага, ну конечно». Это как в детстве тебе говорят: «Наслаждайся школьными годами – лучшим временем в твоей жизни». А ты отвечаешь: «Ну да, да…». Относишься к подобным словам скептически. Когда мне исполнилось 30, я понял, что Гиггзи был прав – как будто кто-то щелкнул выключателем!
Меня начали беспокоить мелкие повреждения. Я стал получать всякие растяжения паховых мышц и подколенных сухожилий по абсолютно непонятным мне причинам. Затем была игра со «Стоком». Прекрасно себя чувствовал перед матчем. Мы вышли на разминку перед игрой. Я начал с прыжков. Прыжки – рутинная часть разминки. После первого же упражнения, когда приземлился на газон, почувствовал острую боль в пояснице. Невозможно поверить, насколько эта боль была одновременно неожиданной и безумной. Она практически согнула меня пополам.
Это стало началом долгого кошмара.
Я пребывал в полнейшем недоумении, потому что никак не мог понять, что со мной случилось. Доктора, физиотерапевты и другие специалисты также затруднялись дать однозначный ответ. Иногда мне помогали специальные упражнения, но большую часть времени я сидел на таблетках; принимал так много болеутоляющих и противовоспалительных препаратов, что мог бы с легкостью открыть свою аптеку. Когда дела шли совсем плохо, я сгибался как вопросительный знак, и моя походка напоминала старика. У меня началась бессонница. Мне казалось, что с футболом придется завязать, и я останусь таким на всю жизнь.
Я перепробовал все: объездил весь северо-запад, был в Лондоне, в Германии, проходил лечение у разных мануальных терапевтов. Один из них показался мне очень хорошим специалистом, и я занимался с ним три-четыре месяца. Однако спина не переставала болеть, поэтому пришлось искать кого-то еще. Я был на приеме у Мюллера Вольфарта, признанного специалиста, работавшего с «Баварией» и сборной Германии. У него своя частная клиника в Мюнхене, куда я наведывался довольно часто на протяжении нескольких месяцев. Он делал мне уколы, и боль отпускала, но ненадолго. Перед важными матчами он быстро приводил меня в порядок. Скажем, в субботу у нас был решающий поединок в Премьер-Лиге, за которым шел четвертьфинальный или полуфинальный матч в Лиге Чемпионов… что-то в этом роде.
Спустя некоторое время я вернулся к занятиям с парнем из Лондона по имени Кевин Лидлоу, который помог мне, когда казалось, что мое колено нуждается в операции. Он тогда составил особую программу упражнений, которая помогла мне избежать хирургического вмешательства, поэтому я был уверен в его профессионализме. Кевин был великолепным мануальным терапевтом, и ему удавалось поставить меня на ноги за пару часов. Все же я был далек от идеального состояния, потому что даже этот специалист, занимающийся со многими английскими регбистами и обладающий огромным багажом знаний, мог облегчить мои страдания лишь на определенное время. Но надолго этого не хватало.
Неделя за неделей проходили в мучительной рутине. После субботней игры я истощенный лежал дома. Не мог нормально ходить весь следующий день и даже не пытался тренироваться. Делал несколько успокаивающих упражнений, включающих в себя занятия в бассейне, чтобы вернуть осанку. Затем, если принимал таблетки перед игрой в среду, мог выйти на поле. Если же не принимал лекарств, и игра предстояла только в следующую субботу, делал перерыв. В четверг я уже мог совершать легкие пробежки. К пятнице тренировался вместе с основной командой. Затем была снова игра.
То же самое повторялось снова и снова. Я прожил так 18 месяцев! Доктора выяснили, что проблема была в поясничном отделе, а именно в крестцово-подвздошном суставе, и они ничего не могли с этим поделать. Период с 2009 по 2010 был самым тяжелым.
Я даже не мог погулять со своими детьми. Это меня просто убивало. Мой сын просил меня:
– Пап, пойдем на улицу, поиграем в футбол?
– Я пока не могу пойти с вами.
Чувствовал себя отвратительно. Даже не мог просто стоять на ногах больше, чем пару минут. Едва мог выйти из дома, чтобы отвезти детей в школу, затем возвращался в машину, тяжело дыша. Просыпался среди ночи весь в поту и думал: «Твою мать, мне придется завязывать с футболом. Но я не могу так уйти. Не хочу заканчивать по состоянию здоровья». Порой кровать была единственным местом, где моя спина чувствовала себя комфортно. Я просыпался и старался как-то двигаться до вечера. Когда дети шли спать, просто лежал и смотрел телевизор. Большинство времени я проводил лежа, смотря спортивные каналы или реалити-шоу.
Травма вызывала у меня дикий страх. Я не находил себе места. Иногда даже жалел, что не получил более явную травму типа перелома ноги. Некоторые травмы имеют очевидные сроки – когда это что-то серьезное, то на восстановление уходит шесть месяцев. Восстановление после перелома, например, занимает пару месяцев. Мениск – четыре недели. Ты знаешь, когда все это кончится, выход на поле более или менее осязаем. Меня это все не касалось. Проблемы со спиной? Никто не знал, что со мной. Ни самые лучшие специалисты, ни физиотерапевты. Я думал: «Раз уж они затрудняются дать ответ, то кто еще мне может помочь? Как мне избавиться от этой проблемы?».
Человеку, далекому от футбола, может показаться это странным, но не стоит забывать, что этот спорт все еще остается игрой настоящих мужчин. Меня никогда не преследовали травмы до этого, поэтому и мыслей таких в голову не приходило. Оглядываясь назад, мне кажется, что я думал о людях слишком субъективно. Глядя на самого себя, я всегда прокручивал в голове что-то типа: «Черт побери, я должен играть, чего бы мне это ни стоило. На этой неделе нас ждет “Эвертон”, и здоровяк Дункан Фергюсон будет играть, поэтому я не могу пропустить такой матч…». Играя за «Вест Хэм», я думал, что Паоло Ди Канио не выйдет на поле в некоторых играх. Он выступал во всех домашних мачтах и казался эдаким мачо, но я все равно предполагал: «Он не появится на следующей неделе, потому что нам нужно будет ехать к “Эвертону”». Иногда я оказывался прав, а иногда нет. Тем не менее, такова была моя психология: ты должен появиться на поле несмотря ни на что.
Теперь-то я понимаю, что это была бестолковая позиция. Мне нужно было больше соблюдать баланс. Травмы являются частью футбола, все это знают. Но мне было стыдно; я ходил по тренировочной базе как мышь, прячась за каждую стену или дверь. Не хотел, чтобы меня кто-то видел в таком состоянии. Честно говоря, я с трудом заставлял себя ходить туда. В то время старался приезжать на базу, когда все мои одноклубники уже вышли на разминку, чтобы ни с кем не пересекаться. Это позор. Ты думаешь: «Ребята там веселятся без меня…» Перестаешь чувствовать себя частью команды, становишься одиноким, неуверенным в себе.
А вдруг ребята подумают, что я отлыниваю?
Вдруг решат, что я больше не хочу играть?
А может они подумают, что я никогда не стану прежним?
Поэтому не хотел показываться им на глаза. Я всегда был одной из самых ярких личностей в раздевалке команды: жизнь кипела во мне, я много шутил, а тут вдруг стал чувствовать себя подавленным. Даже в обществе физиотерапевтов, спортивных докторов и тренеров гуляла какая-то тоска, когда меня не было на поле. Зато сразу после того, как я возвращался к тренировкам, перемена в их настроении была заметна невооруженным глазом. Внезапно они снова становились шумными и оживленными: «Наконец-то ты вернулся, засранец!» Разница была весьма ощутима. Когда я вновь приступал к тренировкам, парни смеялись надо мной. Как только я появлялся, они начинали хохотать и говорили: «О, посмотрите, кого к нам занесло!» или «Рио в порядке. Сегодня Рио может тренироваться».
Я всегда скрывал от врачей и тренеров, насколько сильные болевые ощущения испытывал, потому что хотел продолжать играть. Я думал: «Если не буду играть, тренер пойдет и купит кого-то другого на мое место». Однако это надолго не помогало. Мне казалось, что я найду способ вылечиться.
Одноклубники не оказывали особой поддержки. Честно говоря, я сам такой же. Когда у тебя травма, тебе не хочется никого обременять своими проблемами, просто стараешься вернуться на поле как можно быстрее. А пока ты играешь, столько всего происходит вокруг. Ты постоянно озабочен тем, чтобы как следует подготовиться к следующему матчу – физически, морально – думаешь только о себе. Во времена, когда Луи Саа выступал за «Манчестер Юнайтед», он страдал от большого количества травм. Сейчас я понимаю, что тогда мы все должны были чувствовать себя дерьмово. Каждый день мы встречались с ним на базе, и я спрашивал: «Как дела, друг? Как твоя травма? Когда восстановишься?» Он отвечал: «Ох, не знаю», и сводил разговор на нет. Теперь я понимаю, что он, скорее всего, думал в тот момент: «Не хочу больше видеться с Рио, потому что все, что он делает, так это спрашивает меня о моей чертовой травме». Тебе кажется, что ты проявляешь заботу, интересуясь здоровьем одноклубника, но получается, что ему об этом постоянно напоминает каждый член команды. Иногда нужно просто оставить человека в покое.
В английском футболе все еще присутствует устаревшая догма, что тебе нужно играть несмотря ни на что. Многие легионеры, получая травмы, сразу же останавливаются и складывают оружие. Мы говорим: «Посмотрите на них! Чертовы педики! Сыграют всего одну игру, а затем, когда нужны нам в важном матче, боятся, что им будет немного больно». Однако карьера этих парней неизменно продолжалась, когда мы уже вешали бутсы на гвоздь. Они уходили с линии огня, когда получали небольшое повреждение, и тем самым не позволяли мелкой травме со временем превратиться в более серьезную.
Мы же, кажется, немного глупее; думаем, что мы храбрецы. Это всего лишь твоя личная гордость. Тренер спрашивает, готов ты играть или нет. Когда я не могу даже нормально ходить, вынужденно отвечаю: «Простите, босс, но я не могу». Хотя в это время ты сидишь там, и тебя продолжают терзать сомнения; думаешь: «Неужели я это сказал?» Ты знаешь, что на самом деле ты действительно не можешь играть, но продолжаешь думать: «А может смог бы? Наверняка бы смог! Вот черт! Я расстроил тренера!» Ты постоянно играешь в игры со своим собственным разумом. «Кого я обманываю? Себя? Тренера? Может, клуб?» На самом деле, если бы ты вышел на поле в таком состоянии, то мог бы подвести клуб, тем более был бы риск усугубить травму и выбыть на длительный срок, что означает, что ты подвел клуб еще сильнее. Удивительно, но Алекс Фергюсон легко справлялся с повреждениями в команде. У него была такая длинная скамейка, что порой травма какого-либо игрока играла боссу только на руку. Он мог предоставить время другим футболистам. Конечно же, когда речь шла о по-настоящему важных матчах, Фергюсон говорил: «Мне нужен именно ты». Вот тогда он расстраивался, но никогда не заставлял выходить на поле. Он просто говорил: «Просто дай мне знать. В пятницу… или с утра». Ему нужно было время принять решение или продумать запасной вариант.
Я скрывал серьезность проблемы ото всех. Возможно, догадывался лишь клубный врач. Выпивал огромное количество таблеток и никому не говорил, насколько мне было плохо. Если бы я вновь вернулся туда, то остановился бы и сказал себе: «Я должен найти способ и решить эту проблему». Но казалось, что выхода нет. Думал про себя: «Либо продолжу играть в таком же состоянии, либо завяжу с футболом, ибо это уже слишком. Иначе не смогу ходить, когда завершу карьеру». Это было ужасно. Я сходил с ума и впадал в депрессию. Постоянно думал, смогу ли когда-либо снова нормально играть на высшем уровне. Смогут ли мои дети увидеть меня на поле? Какого хрена вообще происходит со мной?
Ситуацию усугубляют медиа, в которых пишут: «Он уже не тот. Его ноги не такие быстрые как раньше… Он постоянно подвержен травмам». Люди на улице останавливают тебя и спрашивают: «Когда ты возвращаешься на поле? С тобой все в порядке или как? Что происходит?» Тебе не хочется ни с кем говорить. Каждый человек, проходящий мимо, так и норовит спросить о твоей травме! На самом деле, я воспользовался этим впоследствии. Те, которые сомневались во мне, списывали меня со счетов, стали мотивацией для меня, заставляли меня работать еще усерднее, чтобы восстановиться и вернуться в строй.
Еще одна вещь, которая меня беспокоила – я просто не представляю свою жизнь без футбола. Не представляю, что мне придется оставить свое место и позволить кому-то еще показать себя. Меня очень пугало то, что я больше никогда не смогу вернуться в основу. Я боялся потерять занятие всей своей жизни, которым жил каждый день и так любил. Бесит то количество людей вокруг, их сотни, которые думают лишь о деньгах! Они походят ко мне и говорят: «Ой, да забей, ты же и так зарабатываешь кучу денег». Все, что люди пишут в социальных сетях – «Не беспокойся. О чем ты волнуешься? Ты получаешь сотни тысяч в неделю или около того». Они думают, что деньги приносят счастье и решают все проблемы, однако в жизни есть вещи важнее этого. Я понимаю, что мне легко так говорить, но поверьте, когда вы заработали уже достаточно, то начинаете думать именно о любимом деле. Когда ты вынужден бросить этим заниматься – это всегда тяжело, и неважно, сколько у тебя денег. Дело в том, что я думал о деньгах, но совершенно в другом ключе. Меня мучил вопрос, а должны ли они вообще мне платить, пока я травмирован. Это по-настоящему беспокоило. Заслуживаю ли я этой зарплаты? Отец мне говорил: «Оглянись, сколько ты всего сделал для клуба». Друзья повторяли: «Конечно же, ты достоин, чтобы тебе платили. Ты помогал завоевывать трофеи и был частью тех команд-победителей. Мало игр пропустил именно из-за травм до этого момента. Ты ведь никого не обманываешь, и в клубе это понимают. Так или иначе, травмы – это часть игры».
Я все равно не мог с этим смириться. Мне было стыдно. Говорил про себя: «Тренер, наверное, сидит там и думает сейчас: "Твою мать, мы платим ему такие бабки, а он сидит на жопе"». Когда я встречался с исполнительным директором Дэвидом Гиллом, мне казалось, что он придерживается такого же мнения. И что хуже всего, фанаты, скорее всего, думают так же. В моей голове постоянно крутились мысли о том, кто и как обо мне думает. Пускай даже ни один из них даже не помышлял о таком.
В конечном итоге… хочу сказать, что мне повезло.
Как раз когда я погрузился в ужасную депрессию и думал, что все кончено, клубный доктор МакЭнелли нашел одну клинику в Милтон Кейнсе. Она специализировалась на проведении рентгенологических исследований, поэтому именно там врачи смогли увидеть, как выглядит моя спина во время движения. Они делают тебе укол в проблемное место, где находится очаг боли, и пользуются специальным сканером, чтобы наблюдать за поведением спины во время нагрузок. Доктора обнаружили, что некоторые сухожилия в моей пояснице очень слабые, что и явилось причиной моих проблем – травм паховых мышц, задней поверхности бедра и даже лодыжки. Получалось, что вследствие слабости спины нагрузка внутри моего тела распределялась неравномерно, перегружая другие мышцы.
Лечение оказалось удивительно простым: инъекции. Они вводили специальный раствор на основе сахара, чтобы стимулировать укрепление связок. Не кортизон и никаких наркотиков; просто сахар, укрепляющий сухожилия, которые соединяют кости между собой в моей спине. В тот момент хотелось закричать: «Эврика!» Моя спина перестала болеть, я вновь почувствовал стабильность. Чувство, что моя поясница вот-вот сломается, ушло. Я прошел курс инъекций – шесть уколов за шесть недель. Боль была невыносимой. Но вы знаете меня! Будучи тем, кем я являюсь, справился, и теперь никаких проблем!
На самом деле, это было очень болезненно. После того, как все кончилось, я вновь резво бегал на тренировке, и это было фантастическое ощущение. Теперь я стал ценить вещи, к которым относился как к данности: идеальная форма, игра на высшем уровне, борьба за титулы и трофеи. В 2010-м я отыграл большое количество матчей, а в следующем сезоне появлялся на поле чаще других защитников в нашей команде, и мы выиграли лигу. Я все еще периодически принимал обезболивающие таблетки и дважды в год делал инъекции, но тот кошмар закончился так же внезапно, как и начался. Я вернулся, доказал всем, что еще могу выступать на самом высоком уровне, утер нос всем, кто во мне сомневался.
Я снова чувствовал себя превосходно.
Автор перевода: Егор Сельдев
