26 мин.

Дмитрий Кузнецов: «Деньги за мой трансфер из ЦСКА в «Эспаньол» украли – 800 тысяч из миллиона»

Денис Романцов поговорил в Казани с капитаном золотого ЦСКА-1991, который теперь побеждает ЦСКА в качестве тренера «Рубина».

Фото: РИА Новости/Владимир Родионов

Приглушая звук телевизора в своем номере на третьем этаже базы «Рубина», Дмитрий Кузнецов показывает взглядом на учебник испанского.

– В свободное время свой испанский совершенствую. Практикую в команде с Карлосом Эдуардо и Сесаром Навасом. Карлос последние три недели работает просто на износ. Пересмотрел свое отношение к тренировкам. В обороне отрабатывает. Умница. Он нам очень поможет. С ЦСКА вот вышел, ни одной потери, все грамотно.

- До этого вы работали селекционером ЦСКА.

– Полтора года. Я в основном работал по Москве и Московской области, но в Москве тяжело кого-то найти, потому что есть устная договоренность – не воровать друг у друга игроков. А еще несколько лет назад сделали правило, что ты не можешь два раза за один год сменить команду – перешел, например, из «Торпедо» в ЦСКА и до конца года не можешь сменить команду. А то раньше бегали – туда-сюда, не поймешь, кто где играет.

- Работа селекционера близка вам была?

– Я пришел к Евгению Ленноровичу, он мне: «Дим, давай я поговорю с Бабаевым – он работодатель». Получилось, что полгода я просто так работал. Представляешь, мне в ЦСКА дали испытательный срок. Это говорит об отношении. Потом заявили: «Рабочих мест нет, иди туда». Это просто неуважение, если разобраться. Получается, Онопко, который за «Спартак» играл, может работать в ЦСКА, а я – нет. Виктор – нормальный человек, я его хорошо знаю, но позиция клуба непонятна.

– У вас со Слуцким было какое-то общение?

– Только несколько раз поговорили, когда ЦСКА проигрывал в начале позапрошлого сезона: «Викторыч, тяжело». – «Ну, терпите-терпите. Такая работа, что нужно вылезать из трудных ситуаций». В конце того сезона они первый раз при нем чемпионами стали.

- Вы сами поздно начали серьезно заниматься футболом – лет в одиннадцать. Почему?

– Я с семи лет играл во дворе со взрослыми мужиками, которые были намного старше меня. Это помогло – меня били, я толкался. А в одиннадцать лет записался в секцию в «Лужниках» – с братьями Савичевыми, с ними и учился в одном классе, и жил рядом. Втроем с ними гоняли, зашел мужик какой-то на площадку: «Ребят, не хотите попробовать». Мы попробовали и семь раз стали чемпионами Москвы. Потом в семнадцать лет играли за ФШМ во второй лиге – мужики из Калуги, Рязани, Брянска лупили нас нещадно.

- С Билялетдиновым тоже в «Лужниках» пересеклись?

– Да, в клубе «Союз». Он на девять лет старше. Потом он проходил практику от института и был у нас с Савичевыми вожатым в лагере. Получается, тридцать пять лет его знаю.

(Кузнецова прерывает звонок).

– Знаешь, кто звонит? Вот. (На экране телефона высвечивается: Ловчев Е. С.) Але, Серафимыч, привет. Спасибо, спасибо... Давай, обнял.

Говорит, игра с ЦСКА понравилась. Азарт в глазах увидел. Носятся. Мастерства, конечно, еще нужно. Приятно слушать.

- С чего начиналась ваша карьера в ЦСКА?

– После ФШМ ездили по дублям. По пять-шесть человек стали показывать командам – были три дня в «Спартаке», в «Торпедо», дубль «Динамо» вообще 3:0 обыграли. Наш тренер говорил Голодцу: «Адамас Соломонович, бери любого – отдаю». Он: «У меня свои». В итоге Савичевы попали в «Торпедо», я в ЦСКА, еще двое ребят, акселераты Королев и Романов, попали в «Спартак» – в шестнадцать лет уже в дубле там играли. Потом мы с ними в ЦСКА встретились. А когда тренер дубля ЦСКА Ольшанский взял меня в команду, меня отправили на курс молодого бойца в Полоцк, в Белоруссии. Служил там месяц. Гена Гришин, торпедовский, со мной был. Потом сыграл за дубль всего две игры, и меня Юрий Андреевич Морозов взял в основу.

- Состав ЦСКА сильно перетряхивался?

– По шестьдесят человек проходило за сезон – я даже не знал, как кого зовут. Брали людей, которые не хотели играть. Например, Вальдас Иванаускас, литовец, точно не хотел. Славик Медвидь говорил: «Отслужу и уеду в Ужгород». Морозов сделал ставку на молодых и набрал игроков с юношеской сборной Игнатьева и Мосягина. Так мы и оббивались 6-7 лет, прежде чем стали чемпионами.

- Шмаров рассказывал, что его в ЦСКА заставляли снег разгребать около военной части.

– Было. Морозов не любил прогульщиков и тех, кто режим нарушал. Брошин и Татарчук на губе сидели. Куда-то их засылали работать. Романова в Читу отправили служить. Военные методы. Меня-то родители воспитали: «Можно выпить, когда есть свободное время». А в ЦСКА были люди, которые выпивали и шли на тренировку. Некоторые обижались, некоторые боялись – кому захочется на губе сидеть, с ужасным питанием.

- Садырин сделал послабление?

– Он собрал нас в манеже и произнес: «Никого насильно держать не буду. Кто мне верит – останьтесь на год, потом всех отпущу». Ушло человека три только. И поперло. Первую лигу проскочили, как на поезде, даже соперников не заметили, в вышке сразу вторыми стали, а на следующий год чемпионами. Той золотой командой собирались уже трижды – на десять лет чемпионства, пятнадцать и двадцать. Мне как капитану команду приходилось мучиться – программки делать, со спонсорами договариваться, форму искать. Приглашали брата Мишки Еремина – вратаря нашего, который разбился в девяносто первом.

- Еремина из «Спартака» вернул Садырин?

– Да. За год Миша прибавил так, что его стали в сборную вызывать – говорили, второй Дасаев растет. Он здоровый был, но добродушный. Работал бешено – но попробуй с нами не поработай, мы после тренировки никого не отпускали. Били Мишке по пять серий пенальти – он весь в мыле, в поту, но прыгал. После победы в финале Кубка-1991 налили шампанского в раздевалке. Говорю: «Сейчас собираемся и едем в ресторан. Бухаем там, потом готовимся». Это было 23 июня, а 27-го – уже игра чемпионата с «Шахтером». А у Еремы 19-го день рождения был, он говорит: «Я на завтра «Космос» заказал – и день рождения, и Кубок отметим». Решили праздновать на следующий день, а сразу после финала Кубка никто никуда не поехал. В шесть утра звонок – Мишка разбился. Представляешь?

На базу приехали. У нас там рядом река. Сели на берегу, на травке, между деревьями. Три человека там, два там, четыре там – все сидят и бухают. Шампанское, водку. Просто шок у людей. Приходим: «Отменяйте игру. В таком состоянии невозможно играть». Игру не отменили – мы проиграли «Шахтеру» 3:4. Ерема еще лежал – но мы знали, что там дело времени, у него только сердце работало, все остальное отключилось. Ерема умер – едем в Днепропетровск. Кучеревский в гостиницу приехал: «Все понимаем, давайте вничью сыграем». Молодежь поставили.

Собрались: «Ребят, ну чего. Давайте в память о Ереме выиграем». И пошло дело. Сначала, правда, «Спартаку» проиграли, еще Гутеев стоял – Мостовой со штрафного в девятку как дал. Начали вратаря искать. Повезло, что Димка Харин свободный был – он влился так, будто всю жизнь с нами играл. С ним и стали чемпионами.

- Отец Еремина говорил, что ЦСКА тогда летал на военных самолетах.

– На чем мы только не летали. Из Ташкента как-то добирались на грузовом самолете. Вокруг арбузы, дыни, апельсины, и мы – между ящиками. Был самолет с дверью для парашютистов. В первой лиге играли через два дня на третий. Нам давали военный самолет – мы прилетали в часть, жили там, ели в солдатской столовой, играли матч и летели дальше. Владикавказ, Кутаиси, Батуми. С чкаловского военного аэродрома летали без виз в Венгрию, Восточную Германию. Но там были сборы, на коммерческие турниры летали в Америку – мы там фурор произвели.

- Интересно.

– Играли в мини-футбол на хоккейном стадионе в Детройте – искусственное поле, ворота гандбольные, шестнадцать тысяч человек. На первую игру нас пустили на сборную Америки по мини-футболу. Мы их как хлопнули – у тех шок: как это – «Красная армия» обыграла сборную лиги. Организаторы поняли, что бабки можно заработать: разделили нас на две команды, по десять человек, и отправили в турне. Как «Ласковый май». Я чуть не сдох там: у соперников по 20 человек, все время меняются, а нас десять всего, даже тренеры играли. Сыграли семь игр, четыре тайма по пятнадцать минут – темп невозможно было выдержать. Начали проигрывать, но потом две наши команды соединили и мы опять три раза их хлопнули. По десять – пятнадцать мячей забили: «Ребят, тренируйтесь дальше».

- Еще я слышал про громкое итальянское турне.

– В Кубке Кубков отвозили «Рому» с Хесслером, Феллером, Джаннини – нам гол второй не засчитали, поднялся скандал. Остались в Италии – у нас там нарисовалось две игры коммерческих. По тринадцать мячей забивали: итальянцы подходили в перерыве и просили: «Можно вам один гол забить?» Дали кому-то забить, так этот чудак потом бежал с майкой через все поле – орал от счастья. В магазин в Италии приехали. Хозяин, посмотрев, как мы играем, спрашивает: «Сборники есть?». – «Есть, четверо». – «По три вещи – бесплатно. Остальным – 50 процентов скидка».

- Сейчас, конечно, сложно представить, что после матча еврокубка ЦСКА останется где-то играть коммерческие матчи.

– Потом в 1991-м награждение было в Центре международной торговли на Краснопресненской набережной. А в пять утра, после концерта, мы улетели на Сицилию – турнир там был с «Миланом» и «Ювентусом». Там такое шоу сделали – играем 45 минут, в перерыве зрители вратарям пенальти бьют, потом поет кто-то, танцует. На пресс-конференции сидят Барези, Мальдини, Донадони и мы. Спрашивают:

– Сколько вы получаете?

– 200 или 300 долларов.

– В час?

– В месяц, епт.

Те как заржали:

– Да ладно вам.

Правда, плюс игроков ЦСКА был в том, что мы имели доступ к военторгам. Ты мог спокойно идти и покупать продукты, которых не было в магазине. Телевизоры фирменные, дубленки, шапки меховые, дезодоранты – их только в «Березках» продавали. Дают три ковра – и в команде жребий тянут, кому они достанутся. То же самое с мебелью – румынской и югославской. Потом перепродавали. В 1989 году вышли в высшую лигу – все получили по «девятке». Ну как получили, за свои деньги – дали открытку, чтоб в очереди не стоять. Ты едешь получаешь и перепродаешь. В основном, кавказцам. Там свои клиенты были. Разговоры примерно такие с ними получались:

– Чего нужно?

– «Волгу».

– Забирай.

– Черную!

– Черных нет. Белая. Бери давай.

Платили двойную цену.

- А официально как-то за чемпионство наградили?

– Банк дал медальку стоимостью десять тысяч рублей. Проходит несколько дней и они превращаются почти в ноль. И все.

- Форму военную когда надевали?

– Один раз, когда после чемпионства пошли на прием к Язову. Ржали там, конечно – своей-то формы не было, принесли чужую, она не подходит, у кого носки черные, у кого белые. У Корнеева волосы до плеч, ему их скрутили, шапку сверху надели. Язов не поймет: «Кто такие? Кого привели?»

- Люди из Минобороны часто вмешивались в дела команды?

– До меня история была. При Базилевиче «Спартаку» проиграли, и игроков отправили на полигон под танки нырять. Вагиз Хидиятуллин тогда в ЦСКА как раз был.

- Правда, что, кроме «Эспаньола», вас еще английские клубы звали.

– Когда Советский Союз распадался, начали агенты ездить: «Подпиши со мной, я тебе подарки пришлю». Итальянцы, в основном. Я им: «Ребят, я ж не маленький». Еще забыл историю рассказать – в Италии играли с командой из серии В с молодым Раванелли в составе. Они шли на первом месте и уже выходили в серию А. Предложили сыграть – ну, мы им четыре и набили. После игры подходят: «Можно у вас шесть человек забрать?» Шестерых сразу в серию А, представляешь? Садырин: «Да вы чего, издеваетесь? Мы сами хотим выиграть чемпионат».

А из английских клубов обращался «Эвертон». Три агента меня туда отправляло. Говорил: «Ребят, как я поеду – я вас не знаю почти никого». Потом из «Блэкберна» пришло предложение, но условия не подошли. В «Верону» – тоже отказался. Закончился 1991 год и я ногу ломаю. Стрессовый перелом пятой плюсневой – от усталости уже. Сижу дома после турне со сборной по Америке, отдыхаю – мне звонок: «Зайди в клуб». Корнеев, Галямин и Мох в декабре 1991-го уехали в «Эспаньол» – вместе летели на Сицилию, мы играть, а они контракт подписывать. И вот захожу в январе в клуб и слышу: «Корней сломался – надо тебе в «Эспаньол» ехать. Клементе, тренер их, посмотрел кассету и сказал: «Вот этого мне привезите быстро». Отвечаю: «Я не поеду. Не хочу». Дали два дня на обдумывание. Вернулся домой – ко мне опять агенты пристали. «Ну ладно, давайте». Подписал контракт с «Эспаньолом».

Приехал посмотреть на игру в Овьедо. 0:1. Команда моя на последнем месте из двадцати двух. Схватился за голову: «Куда я попал!». Выхожу против «Атлетико» – у них Шустер, Футре, Маноло. Вышел – и стою как под мостом: мяч только над головой летает. Говорю в раздевалке: «Я чего приехал-то? Дайте мне мяч хоть. Опустите его на землю». Клементе скомандовал: «Дайте ему мяч». Вышли на второй тайм. Оп-оп-оп – я гол забиваю. Представляешь, в первой игре.

- Неплохо.

– А помнишь, я говорил, что у меня перелом был? Мне в диспансере ЦСКА сделали два укола, чтоб быстрее срасталось. 16 декабря сломал ногу – 5 января играл за сборную. В Барселоне снимки сделали:

– У тебя ж перелом. Не заросло еще.

– А я уже за сборную так играл.

– Да ладно.

В итоге договорились с «Эспаньолом» так – если выхожу на поле, получаю одни деньги, остаемся в вышке – в два раза больше. И вот после первой игры, когда я забил, зашел в клуб и мне, игроку с переломанной ногой, дали контракт на три года.

Мы дома всех прифигачили и остались в примере, даже стыковые играть не пришлось.

- Одним из тех, кто стремился стать вашим агентом, был хоккеист Владимир Петров. Как так получилось?

– А я откуда знаю. Он меня в «Эвертон» и пытался засунуть. Он и еще два каких-то парня. Потом Геннадий Логофет: «Подпиши с «Вероной». Я отказался.

- То, что в Барселоне уже были Галямин, Корнеев и Мох, помогало или нет?

– Обучение языка затянулось надолго, а так-то помогало, конечно.

- В каких условиях жили?

– Два месяца – в гостинице с переводчиком. Переводчиком был муж Маши Шукшиной – Леха Касаткин. Они развелись потом. Позже мне дали квартиру и машину. В десять утра тренировка, жарко же – чтоб до двенадцати закончить. А потом – сам себе предоставлен. Я ехал на пляж рядом с аэропортом. Садился или у бассейна, или у моря под зонтиком – я загорать не люблю, краснею сразу. Так и отдыхал. Потом друг появился, Энрике, болельщик «Эспаньола». Он владел магазином школьных принадлежностей и канцтоваров. Зашел к нему как-то за газетой, он смотрит: «О, новый игрок наш». Подружились. До сих пор, когда езжу в Барселону, живу у него – гостиница не нужна.

- А сначала, говорите, не хотели в Испанию.

– Ага. В Испании на тренировки брал только шампунь, одеколон и расческу. Все остальное тебе постирали и принесли. Даже бутсы мои хотели почистить. Я им: «Вы чего, травите? Это мой инструмент, я сам буду чистить». Спортивные фирмы предлагали контракты на бутсы – я в первый год четыре попробовал. Остановился на Mizuno. Классные. До сих пор играю в них.

- Работа с Бышовцем в сборной запомнилась? Индивидуальные беседы с ним, например.

– Беседы он вел в основном с теми, кого хотел переманить в «Динамо». А я армейский, у меня звезды – как я перейду? А на Евро я первый матч сыграл с Германией, вроде нормально – 1:1, на следующую игру Бышовец поставил не меня, а Алейникова. На второй тайм меня выпустил. С шотландцами, на третью игру опять не поставил – и опять в перерыве выпустил.

- Это заслуга Бышовца, что наша сборная, не выйдя из группы, получила больше денег, чем Дания, ставшая чемпионом?

– Анатолий Федорович умел пробивать премиальные. Но это были деньги за выход на чемпионат Европы, а не за игры там. Мы же, когда вышли, ничего не получили. То, что перечислила ФИФА, получили только в Швеции, на Евро – помню, вез домой огромный пакет цветных денег. Дали половину, а вторую часть обещали через три месяца – Колосков гарантийное письмо писал. А без этого мы отказывались уезжать.

- У Садырина такой деловой хватки, как у Бышовца, не было?

– В ЦСКА было Министерство обороны, которое все решало, а в сборной – сами знаете: письмо четырнадцати. Люди его подписали, а потом жалели, что не поехали на чемпионат мира из-за ерунды какой-то. На чемпионате мира обстановка плохая была. И из-за отказников вернувшихся, и со спартачами некоторыми не могли общий язык найти.

- А вам самому нравилось с Садыриным работать?

– Он неконфликтный. Когда нужно, крикнет, а в основном – спокойный. В ЦСКА все время кричал: «Чего, козлы, когда играть будете?» Но по-доброму – все понимали правильно.

- Почему вы из «Эспаньола» через полгода вернулись в ЦСКА?

– Да там деньги украли за мой трансфер. В Москве. Приехал с Евро, мне в ЦСКА говорят: «Будешь здесь, пока за тебя все деньги не получим. Из миллиона только двести тысяч до нас дошло». Восемьсот пропали. Я им: «Я-то при чем здесь? Не я ж их украл». Через три года меня в суд возили. Я уже в «Алавесе» играл, а судьи меня спрашивали: «Где деньги?» Говорил: «Ищите, кто контракт с клубом подписывал». Оказалось, кто-то из наших агентов махнул восемьсот тысяч. А тогда я сидел в ЦСКА три месяца.

- Тогда это называлось: Кузнецов приехал в отпуске помочь команде.

– Да, вот именно. Лучше б я не помогал. За шесть или семь игр забил семь голов, а Мурашко, начальник команды, обвинил меня в сдаче игры. Это вообще был цирк. Началось с того, что я не полетел в Находку. Я ж когда только приехал в ЦСКА – зарплаты нет, премиальных нет, страховки нет. Говорю им:

– Ребят, вы мне хоть чего-нибудь дайте.

– У тебя с «Эспаньолом» контракт.

– А если я сломаюсь? У меня на три года с ними контракт.

– Вот пусть они тебе и платят.

– Я сломаюсь-то у вас. За что они мне будут платить? Они меня выкинут и все.

И не полетел в Находку. Руководство мне:

– Предатель!

– Это я-то предатель?!

Потом проиграли «Алании» 2:4, я забил пенальти, а меня обвинили в сдаче игры. И я предатель после этого.

– Ребят, если я сдал, приведите людей, кто мне деньги дал.

– Мы и так все знаем, ты сдал.

Причем сумма менялась каждый день. Удваивалась, утраивалась.

– Вы хоть договоритесь между собой. Я по-вашему уже миллионер – чего мне дальше в футбол играть.

– Почему потом ушли из «Эспаньола»?

– Появился закон – если сыграл пять игр в первом круге, не можешь перейти в другой клуб лиги. Я вообще одурел – меня на пять игр поставили и больше не выпускали. Даже в запас не сажали. Говорю: «Ну, хорошо». Звали в «Серветт», в «Торино», где Абеди Пеле играл, но у меня ребенок в школу пошел – куда уезжать. Поехал в «Лериду», в сегунду – 150 км от Барселоны.

– Почему владелец «Эспаньола» Лара ходил с пистолетом?

– Он старый уже, выживший из ума был. Пистолет брал на игры с «Барселоной» – так ее ненавидел, что орал: «Я их застрелю всех». А так, платил нормально. Когда мы вернули «Эспаньол» в примеру, он принес три дипломата и наличными отдал деньги – чтоб не декларировать.

- Каким Хосе Антонио Камачо запомнился?

– Тренер хороший, а человек непорядочный. Перед ЧМ-94 сказал всем русским, что не рассчитывает на них, и оставляет только меня. А меня же в сегунде лучшим иностранцем признали. Возюкал там людей только так – после каждой игры в сборную тура попадал. Возвращаюсь с чемпионата мира – а Камачо со мной даже не разговаривает. Тренировки-то его мне нравились – много для себя почерпнул.

- А Хавьер Клементе, с которым начинали в Испании?

– Это лучший тренер в моей карьере. Правда, в Испании его не очень любили. Всем правду в лицо говорил. У него были либо сторонники, либо противники. Клементе мне говорил: «Если б ты испанец был, я б тебя в сборную взял». Он же после «Эспаньола» Испанию стал тренировать. Я у него бегал, как сумасшедший, даже не уставал.

- Между Клементе и Камачо тоже какой-то интересный персонаж был.

– Новоа – это самый плохой тренер в моей жизни. Человек ничего не понимал, привез с собой человек пять и в состав их всех поставил. С ним и вылетели. У меня травма была, дернул заднюю поверхность бедра, но он меня заставлял тренироваться. А я бегать не мог. Так Новоа пришел в клуб и сказал, что я – саботажник. Я поехал в клинику в Сарагосе. Привожу Новоа снимки, он смотрит и обниматься лезет. Я ему: «Руки убери свои». А потом на тренировки видит фотографов и подходит ко мне, чтоб на камеру обняться – я отстранился.

- В «Осасуне» вы пересеклись с Рафаэлем Бенитесом.

– Он отработал только предсезонку и шесть игр. Взял много молодых, ребят по восемнадцать лет (Пабло Орбаиса, например), давал им жилетки с весом, чтоб прыгали каждый день. Я одуревал – мне ж тридцать три. Был, как Гекдениз сейчас в «Рубине». Говорил: «Мне-то это все не надо. Дайте отдохнуть лучше». А он всех под одну гребенку. Но он с детьми ничего не добился и его убрали.

– Как прикалывались в испанских командах?

– В «Эспаньоле» гетрами кидались все время. После игр скатывали их и в голову швыряли – больновато было. Бутсы гвоздями к полу прибивали, шнурки связывали. Как только я приехал, еще не знал языка, мы летели из Овьедо, сажусь, Диас надо мной чего-то пошутил, все посмеялись – ну, а я, выходя из самолета, забрал его пиджак со всеми документами. И ушел. Стоим внизу у автобуса, чтоб ехать в терминал. Задержка. Спрашиваю: «В чем дело?» – «Да пиджак украли у Диаса». – «Вот он». Он выбегает: «Русский, сука, я тебя убью!» Так с ним и подружились. Он сказал: «Я тебя больше не трогаю, потому что ты меня тоже подколол».

В «Осасуне» ребята любили на Хэллоуин маски надевать. Меня тоже заставляли. Говорю: «Не буду я надевать. В кого мне одеваться – в Горбачева? В Ельцина?»

- В «Рубине» сейчас как шутите?

– Люблю ввернуть фразы из фильмов, которые под ситуацию подходят. Но половина из наших игроков не понимают этого – «Бриллиантовая рука», «Приключения Шурика». Муллину говорю: «Посмотри фильмы, чтоб тренеров понимать. «Иван Васильевич меняет профессию» хотя бы. Этуш – это что-то». Хотя каждые фильмы под свою эпоху, конечно, – наши-то игроки уже в другом тысячелетии живут.

- На природу игроков возите?

– В предсезонке за границей не было времени. Трехразовые тренировки. У нас-то в ЦСКА сборы были в Кудепсте, в Сочи – там что хочешь: шашлыки тебе сделают, шурпу, вино домашнее. А сейчас все получают хорошо – им это не интересно. У нас в ЦСКА было так – после игры собирались в Строгино на водоеме у Володьки Татарчука. Все с женами. Каждая семья должна привезти или ящик пива, или ящик шампанского, или ящик вина. Ну и водка, естественно, всегда была. По 70 человек собиралось. Поэтому и были такими сплоченными – раз пили все вместе, то и подвести друг друга не могли.

Общение – один из факторов успеха. На сборах «Рубина» сейчас, в Италии, походили в горах, устроили общий ужин. Сидят за ужином кто с кем хочет – я ж не могу запретить Девичу сидеть с Ливаей. А в «Эспаньоле» у меня было так: столик на четверых, на нем бутылка вина – даже в день игры. Все вместе заходят, вместе выходят – пока последний не поест, никто не встает.

- Когда возвращались в ЦСКА в 1997-м, ехали именно к Садырину?

– Предлагали в Испании остаться, но Федорыч позвонил: «Димон, давай». В руководстве ЦСКА чечены были – очень интересные люди. Ничего святого в них не было. Садырина в открытую плавили. В первом круге 1998 года на предпоследнем месте шли: люди пенальти не забивали, еще чего-то. Никто не работал, ничего не делал. Пришел Долматов – и выиграли тем же составом четырнадцать игр. Так же не бывает.

Долматов мне говорил: «Тебя не хочет руководство». А руководство: «Тебя не хочет Долматов». Долматов чеченам сказал: «Кузнецов не подходит по тактическим соображениям, потому что он в линию не может играть». А я в Испании шесть лет играл в линию!

Поехал в тульский «Арсенал» – получил там за четыре месяца ноль копеек.

- Как так?

– Бразильцы все получали, я – ничего. Мы могли спокойно выйти в высшую лигу еще в 1998-м, команда хорошая была, но наверху в Туле сказали: «Не нужно вам выходить».

Андрадина

- Из толпы бразильцев кто выделялся?

– На уровень высшей лиги тянули Андрадина, Даниэл и Карлос, который в «Торпедо» играл. Они двигали команду. Андрадина забивал, причем большую часть матчей играл в сороконожках – в бутсах не любил играть. Даниэл даже на бразильца не был похож: забивал, на жопе катился, отрабатывал туда-сюда. Карлос по флангу носился как сумасшедший. Остальные – так, на подмену.

- Общались с ними?

– Они даже на сборах не жили, сидели по домам сами по себе – им так стирали, гладили, готовили, платили за телефон. А я вообще ни одной зарплаты не получил. 

- Как в Нижнем Новгороде оказались?

– Команда очень хорошая собралась. Марек Холли, Володя Татарчук, Аваков, Дзамихов, Быстров. У Овчинникова была простая тактика: подавайте мяч повыше и посильней вперед. Я говорю: «Ребят, зачем нам так играть. У нас в центре я, Татарчук, можем отдать, придержать». Овчинников сидел, удивлялся: «Это что, моя команда так играет?» В Нижнем тоже могли задержать деньги, но Овчинников свои обещания всегда выполнял. Все отдавал.

- Хотя однажды пообещал какие-то бешенные премиальные, потому что был уверен, что не выиграете.

– В Волгограде это было после первого тайма. Говорил: «Сколько вам не давай, все равно не выиграете». Мы вышли и победили 3:2. Овчинников нам после игры: «Вы чего меня по миру хотите пустить?» Мы: «Почему?» – «Да я вообще хотел вам по двадцатке пообещать – все равно не верил, что выиграете».

– Какие премиальные в других наших командах были?

– Когда играли с ЦСКА в первой лиге, мы получали сто долларов дома за победу. Сразу в раздевалке. Сто пятьдесят – на выезде. Поэтому всех и разорвали. В высшей лиге, когда вторыми стали, получали по двести долларов, по четыреста иногда. А когда чемпионами стали, получали не больше пятисот за матч. Самый запоминающийся момент – в Киеве играем. 1987 год. На второй минуте Брошин забивает, на четвертой Татарчук. «Динамо» нас потом в штрафную загнало, но 2:1 мы в итоге выиграли. После игры киевляне подходят: «Вам чего за нас, по тысяче, что ли, дали?» Говорю: «Какой там. По сорок семь рублей».

- Где вам в России платили стабильнее всего?

– В Саратове. Я с губернатором Аяцковым в очень хороших отношениях был. Подошел ко мне: «Дима, если что надо – говори». У президента клуба Романа Пипия была компания «Зерно-Поволжье», так что платили вовремя – поэтому команда и играла. Помню, приехал первый раз в Саратов, меня тащат на какой-то митинг. Там говорю болельщикам: «Ребят, я вам обещаю, что мы выйдем в высшую лигу». Мне кричат: «Да нам много кто обещал». – «Ребят, я кое в чем разбираюсь. Просто по игрокам вижу, что выйдем». Вышли в высшую лигу, шли там на первом месте, но Корешков начал дурить – поменял людей, привез Орбу, Веретенникова, который два года до этого не играл. На меня начал гнать: «Ты меня снять хочешь». Я с ним разругался, не играл, они проиграли восемь, что ли, игр подряд. Я ушел, и они вылетели на следующий год.

- Вы потом вернулись к Овчинникову в «Волгарь-Газпром». Впечатляюще?

– В 35 градусов жары разминались в болониевых костюмах. Все время одно и то же – по кругу бегаешь, легкоатлетические упражнения. Самые невыносимые тренировки в моей жизни. У Бормана по пять часов разбор игры шел. Если навалит кто-то полную кучу (ошибется, в смысле) – Бормана как понесет, не остановишь. Все сидели, засыпали.

- После тридцати нагрузки Овичнникова как переносили?

– Спокойно. Похвастаюсь, я лучше всех тест Купера бежал в Советском Союзе. У меня такая выносливость – мне легко бегать. А мне говорили: «Ты чего, дурак? Нам же норматив из-за тебя поднимут». Я в ЦСКА так делал – играл за основу на сборах в Кудепсте, а потом ехал в Леселидзе на игру дубля, если им народу не хватало. Морозов на меня так смотрел: «Ты что, больной? Нагрузки же сумасшедшие». А я нормально себя чувствовал.

- Вас звали в «Торпедо» в конце восьмидесятых, но на Восточную улицу вы попали только в начале нулевых.

– Отец работал в профсоюзах. Козьмича Иванова хорошо знал. По работе пересекались, дружили. Жили в десяти минутах друг от друга. Козьмич отцу говорит: «Давай Димку к нам. Они с Савичевыми играли всю жизнь – теперь в Европе шороху наведут». Я приехал, подписался – и тут мне в ЦСКА звание дали. А я хотел свалить уже, представляешь?

А в «Торпедо-ЗиЛ» потом пошел, потому что хотелось в Москве пожить. Устал ездить, надоело. Но там не платили вообще ничего. Очень тяжело. Много молодых вокруг было – надеюсь, научились у меня чему-то.

- Юрий Первак врывался в раздевалку челябинского «Спартака», который вы тренировали, и грозил расправой игрокам, звонил тренерам по ходу игр, требуя замен, а хоть что-нибудь хорошее о нем можете рассказать?

– Не знаю, как так получилось, но именно Первак первым доверил мне тренерскую работу. Главным был Геннадий Морозов, но ему лицензии не хватало. Морозов меня и позвал с одобрения Первака. Потом я, конечно, пожалел, что туда пошел, но для начала тренерской карьеры это было хорошо. Иногда приходили какие-то идеи, которые давали результат. Играли как-то с Воронежем на искусственном поле в Челябинске и дождь шел. Горим 2:1. Мне в голову стукнуло: надо выпустить Дениса Чуркина, он высокий и головой здорово играет. Он вышел и на последних минутах мы забили два мяча.

- В Челябинске же много арендованных было?

– Было. До сих пор помню. Сидим – завтра игра с «Камазом». Определяем состав – а к нам пришли Торбинский, Хагуш, Гацкан, Солосин, Костин Мишка, все спартаковские. Последний день заявки. Вдруг звонит Гальперин, начальник команды: «А вы знаете, что заявлять можно только пять арендованных?» А у нас же кроме спартаковцев и других арендованных полно. Мы за голову беремся: у нас в составе только девять человек остается. Морозов мне: «Ну чего, готовься, будешь завтра играть». – «Ты чего – травишь? Не буду я играть». Позвонили Гальперину: «Быстро в «Спартак». Оформляй документы, как будто мы их купили». Хорошо, «Спартак» навстречу пошел. 

- Торбинский тоже был среди тех, кого купил челябинский «Спартак»?

– Да. Но ему тяжело было на искусственном поле. После игр мы давали ему два дня отдыха. Коленей не было вообще.

- В «Рубине» вам сейчас комфортно?

– До этого я тренировал в системе «Газпрома», а здесь хоть интересно – ребята молодые слушают. Я тоже в свое время учился. У Клементе, у Бенитеса, у Камачо. У Морозова – как прессинг делать, как оборону вскрывать. А у Садырина – как раскрепоститься и поверить в себя.

Алексей Прудников: «Романцев подумал: «Опять какого-то бразильца привезли». А это просто Кебе перекрасился»

Роман Нойштедтер: «Рад, что у меня не было PlayStation. Я рос на улице и многому там научился»

Фото: РИА Новости/Владимир Родионов, Максим Богодвид, Игорь Уткин, Владимир Родионов, Владимир Родионов,