Джон Барнс и банан: История самой скандальной фотографии английского футбола
Боб Томас понятия не имел, что сделает определяющую эпоху фотографию.
Когда в феврале 1988 года он отправился из своего дома в Нортгемптоншире на мерсисайдское дерби, его внимание было сосредоточено на том, чтобы запечатлеть всемогущую спортивную борьбу между двумя самыми успешными футбольными клубами десятилетия.
«Эвертон», как действующий чемпион Первого дивизиона, выигрывал титул в двух из трех предыдущих сезонов; «Ливерпуль» выиграл оставшийся, доминируя в английском футболе в течение 10 лет до этого.
Томас любил приходить пораньше. Учитывая начало матча в 15:00, он должен был рассчитывать прийти на два часа раньше. Он считал «Гудисон Парк» «Эвертона» неудобным местом для того, чтобы делать фотографии, в зависимости от освещения. Его любимая позиция была вдоль бровки на «Булленс Роуд», на уровне штрафной площади «Парк Энда».
Он не помнит почему, но во втором тайме он решил пересесть, устроившись перед «Парк Эндом», когда «Ливерпуль» атаковал в его сторону. Рядом с угловым флажком открывался прекрасный вид на Джона Барнса.
Родившийся на Ямайке левый вингер и игрок сборной Англии стал первым чернокожим игроком «Ливерпуля» предыдущим летом, а на «Гудисоне» он был единственным чернокожим игроком на поле. В тот день внимание к нему стало более острым из-за новой стрижки, которую за несколько часов до начала матча ему сделал его сосед по комнате Питер Бердсли.
Такое развитие событий заслуживает некоторого анализа со стороны комментатора матча Джона Мотсона, который в первые минуты репортажа BBC щебетал, предполагая, что Барнс похож на чернокожего боксера Ллойда Ханигана.
Мотсон, однако, ничего не сказал несколько секунд спустя, когда Барнс получил мяч и был громко освистан, и эта реакция была отчетливо слышна в гостинных миллионов домов по всему Соединенному Королевству. И так продолжалось на протяжении всей игры.
Томас говорит, что невозможно было расслышать, что именно говорили о Барнсе на трибунах. Тем не менее, он мог видеть некоторые вещи, которые не могли зафиксировать телевизионные камеры, в основном следящие за мячом. Он вспоминает, как с трибуны на «Булленс Роуд» в сторону Барнса был брошен банан, и он чуть не попал в него. Томас был примерно в 30 метрах от него, но решил понаблюдать за ним в течение следующих нескольких минут.
Потом все повторилось: в его сторону полетел еще один банан. На этот раз Барнс увидел его, бросив взгляд за спину. Томас начал щелкать камерой. Он видел, как шипы правой бутсы Барнса соединились с бананом с такой силой, что тот взлетел в воздух, прежде чем приземлился в мертвую сторону бровки.
«Ливерпуль» выиграл матч со счетом 1:0, во многом благодаря дуговому прострелу Барнса с той же части поля. Томас, однако, не был уверен в том, что именно он отщелкал, пока не вернулся домой. Сделанные в цветной прозрачности, фотографии не могли быть обрабатаны до следующего дня в его студии в Нортгемптоне, а на следующий день они были опубликованы в мировой прессе.
Это означало, что газеты не получали фотографий до середины недели после матча.
В течение 48 часов или около того только Томас, Барнс и человек, который бросил банан, а также те, кто был рядом, кто был свидетелем этого, знали, что произошло.
На фото Барнс пинал расистов в касание. И как только Томас увидел его, он понял, что у него есть.
«Я сразу подумал, что это важная фотография, — сказал он. — И так оно и оказалось».
Фотография Томаса, сделанная 35 лет назад, стала одной из самых известных в спорте, но в последующие дни и недели освещение в СМИ было минимальным.
Не подозревая о её существовании, на следующее утро местная газета Liverpool Echo была занята историями о лыжах: британцы, спасающиеся от пожара на болгарском курорте, и герцогиня Йоркская, отправившаяся в третий альпийский отпуск с тех пор, как объявила, что беременна третьим ребенком.
На протяжении всей недели внимание последних страниц было полностью посвящено футболу.
В среду «Эвертон» провел еще один важный матч – матч Кубка Лиги с «Арсеналом». Таким образом, цикл спортивных новостей двигался дальше от мерсисайдского дерби к тому времени, когда была распространена фотография Томаса.
Echo утверждала, что является «голосом мерсисайдского спорта» и «газетой, которая держит вас в курсе». Но в то время как беспорядки в толпе на стадионах «Лутон Таун» и «Миллуолл» получили освещение на их страницах, а также инцидент в Аргентине, где вратарь Убальдо Фийоль был заброшен предметами, в том числе гитарой, не было никакого упоминания о том, что случилось с Барнсом.
И не только Echo молчала. На протяжении 1970-х и 1980-х годов расистские инциденты были обычным явлением в футболе и почти не попадали в новости. Только одна британская газета первоначально опубликовала фотографию Барнса, и это было частью специального выпуска таблоида.
Заголовок в газете The Sun, которую год спустя стали ругать в Мерсисайде из-за своей лжи о катастрофе на «Хиллсборо», превратил ее в шутку. «Вот это банано-удар! — гласила подпись к снимку. — Джон Барнс не только снял шкуру с обороны «Эвертона», чтобы положить на блюдечко победный гол в Кубке Англии за «Ливерпуль» в воскресенье. Он также позаботился о том, чтобы не допустить оплошности, аккуратно ударив пяткой по этому банану, когда его бросил в него фанат с «Гудисона»».
Не было никакого осуждения этого поступка, который теперь считается преступлением на почве ненависти. И хотя репортеры и их редакторы не знали о фотографии Томаса, когда были опубликованы отчеты о матче, в девяти национальных газетах не было ни одного упоминания о словесных оскорблениях, которым подвергся Барнс. Освещение в основном было сосредоточено на его стрижке.
Четырьмя месяцами ранее реакция была немного иной, когда «Ливерпуль» принимал «Эвертон» на «Энфилде» в матче Кубка Лиги.
Это был первый опыт Барнса в мерсисайдском дерби, когда болельщики на выезде пели: «Нигерпуль, Нигерпуль, Нигерпуль», а также ««Эвертон» белый!».
London Weekend Television владела правами на показ основных моментов игры. Несмотря на то, что некоторые из этих скандирований были слышны поверх комментатора, они не были упомянуты позже в тот вечер.
Тем не менее, на некоторых радиоканалах был отклик. В то время как Алан Грин из BBC Radio 2 при поддержке Дениса Лоу освещал происходящее на их глазах, Клайв Тилдсли, представляющий местную станцию Radio City, осудил это в прямом эфире.
Тилдсли стал одним из самых известных комментаторов в Великобритании, позже работая на BBC и ITV. Он говорит, что его реакция была инстинктивной, потому что он считал Барнса своим другом.
Когда Барнс присоединился к «Ливерпулю» в 1987 году, Тилдсли понравилась его «харизматичная и загадочная» личность. Они оба жили на другом берегу реки Мерси в Виррале и иногда тусовались.
До начала этой дружбы, по словам Тилдсли, в его профессиональном или социальном кругу было не так много чернокожих или коричневых лиц. Только познакомившись с Барнсом из-за его громкого переезда в «Ливерпуль», он понял его как личность и оценил трудности, с которыми он столкнулся. «Мне нужен был Джон, чтобы я многое понял», — говорит он в интервью.
Послематчевая рутина игроков «Ливерпуля» и «Эвертона» включала в себя выпивку в «Континенталь Клаб» на площади Уолстенхолм в центре города. Он не может точно вспомнить, когда произошел следующий «незначительный инцидент», но, возможно, это произошло даже после первого опыта Барнса в мерсисайдском дерби.
Тилдсли говорит, что он был одним из первых, кто вошел в клуб в тот вечер, ожидая в баре, пока другие присоединятся к нему. Сзади к нему подошли двое незнакомых мужчин и спросили, не Клайв ли он Тилдсли. Он обернулся, надеясь дать автограф, но один из них сказал ему, что слышал по радио то, что он сказал о Барнсе. «Вы должны решить, на чьей вы стороне», — заключил мужчина.
Тилдсли говорит, что он не потерял сон из-за этого, но это выбило его из колеи. Несмотря на то, что в последующие дни об этом писали местные газеты, разговор в основном усиливался с помощью телефонных шоу, таких как шоу BBC In and Around Town, где некоторые звонившие выражали свое отвращение к тому, что произошло на «Энфилде».
Заголовки, однако, исходили от авторитетной фигуры в лице Филипа Картера, председателя совета директоров «Эвертона», который также был президентом Футбольной лиги. Как ни странно, в расписании матчей «Ливерпуль» снова встречался с «Эвертоном» в лиге всего четыре дня спустя в прямом эфире BBC, причем не только в Англии, но и для миллионов зрителей по всему миру.
Картер назвал исполнителей песен, направленных против Барнса, «подонками», но Барнс чувствовал, что восклицание Картера никому не помогло. Его освистали, когда он коснулся мяча в начале следующего матча, и Барнс позже вспоминал, что некоторые болельщики гостей щеголяли значками с надписью ««Эвертон» — белый — защитите расу».
«Что ж, болельщикам всегда есть о чем петь», — восторженно заявил Барри Дэвис, комментатор BBC, когда камеры нацелились на группу болельщиков «Ливерпуля», обменивающихся жестами и насмешками. Однако Дэвис ничего не сказал, когда игра возобновилась, и расисты взвыли: «Нигерпуль!».
Два блестящих момента Барнса помогли «Ливерпулю» одержать достаточно комфортную победу, и большая часть последующих разговоров была сосредоточена на вкладе Барнса в результат, а не на внимании, которое он получил.
Четыре месяца спустя, в недрах главной трибуны на «Гудисон Парк» после того, как клубы снова встретились друг с другом в Кубке Англии, Барнс говорит, что его не спрашивали о расовых оскорблениях. Вместо этого он впервые публично рассказал об этом инциденте в интервью Daily Mail два месяца спустя для статьи о расизме, в которой участвовала его жена. Барнс посмеялся над случившимся, сказав, что «торговцы фруктами и овощами хорошо поработали в тот день».
Барнс предположил, что если бы он был невысоким и толстым, он стал бы мишенью по другой причине, и когда он настаивал на том, что «это не больно», он был правдоподобен. Его позитивный язык тела на фотографии показал это.
Барнс подписал контракт с «Ливерпулем» летом 1987 года, но газеты связывали его с переходом в «Арсенал», который в итоге не сделал ему предложения. Это означало, что его не встретили с распростертыми объятиями на «Энфилде», где приветствуя его расистские лозунги, пропагандирующие Национальный фронт, были нанесены на стены автостоянки стадиона.
В своей автобиографии 1999 года Барнс вспоминает другие послания, такие как «Власть белых», «Чуркам хода нет» и ««Ливерпуль» — белый». Он говорит, что ожидал этого, отчасти потому, что некоторые люди думали, что «Ливерпуль» был его вторым выбором, но также и из-за истории города, который стал могущественным благодаря работорговле. Это было место, где все еще существовала сегрегация, и шесть процентов чернокожего населения редко появлялись на «Энфилде» или «Гудисоне».
Расовый раскол был подчеркнут в Ливерпуле во время беспорядков 1981 года, события, которое чернокожие местные жители в центре города Токстет до сих пор называют «восстанием». Шесть лет спустя Барнс описывает «плохую ауру, цепляющуюся за меня... если бы я играл плохо, для меня это был бы ад».
Барнс думал, что решение было простым — выйти на поле и заставить болельщиков полюбить его.
««Коп» прикончил бы меня расистскими оскорблениями, если бы я дрогнул на поле, — сказал он. — Если бы я играл за «Эвертон» и играл хорошо, их болельщики не бросали бы в меня бананы и не плевали бы. Это делали бы болельщики «Ливерпуля»».
Барнсу повезло, потому что знаменитая трибуна стадиона «Коп» была закрыта в течение первых трех игр сезона из-за проблем с канализацией. «Ливерпулю» пришлось играть на выезде. Если бы его дебют состоялся на «Энфилде», Барнс считает, что его бы освистали, «и это могло бы повлиять на меня».
В своем последнем сезоне в качестве игрока «Уотфорда» Барнс подвергся насмешкам на «Энфилде». Найджел Спакман, недавно перешедший в «Ливерпуль» полузащитник, рассказал, что он хорошо помнит это, хотя и считает, что это произошло «из-за его связи с «Арсеналом»».
В конце концов Барнс присоединился к «Ливерпулю», где он первоначально переехал в отель «Моат Хаус» в центре Ливерпуля, живя чуть дальше по коридору от Спакмана, только что перешедшего из «Челси».
«Моат Хаус» не был «Ритцем», но он был популярен среди футболистов, потому что к нему примыкал ресторан. Барнс и Спакман регулярно ели вместе, и Спакман вспоминает, что думал о том, как спокойно Барнс относился к социальным барьерам, с которыми он сталкивался. Конечно, казалось, что Барнс не собирается менять свой образ жизни только потому, что он подписал контракт с одним из самых известных клубов в мире. Например, у Барнса был огромный аппетит, и он иногда заказывал шатобриан или каре ягненка. «Но это на двоих, мистер Барнс», — предупреждал официант. Не важно.
Его менеджер, Кенни Далглиш, был непреклонен в том, что он ни разу не обращал внимания на цвет кожи Барнса: он просто видел талантливого игрока. Другие смотрели на это иначе. Сразу после подписания контракта Барнс получил письма ненависти в «Моат Хаус», и иногда он проводил вечера за чтением писем. Одно из них гласило: «Ты — дерьмо, возвращайся в Африку и качайся на деревьях».
В ответ Барнс посмеялся над грамматикой и передал письма своим товарищам по команде, «представляя себе жалкие типы людей, которые их написали».
Позже он узнал, что это был лишь небольшой процент расистских писем, написанных о нем. Его новый клуб получил гораздо больше, но предпочел не сообщать ему о них, опасаясь, что они расстроят его.
Состав команды не сильно изменился по сравнению с тем, в котором шесть лет назад играл Говард Гейл. Гейл стал первым чернокожим игроком «Ливерпуля», будучи выходцем из местного подросткового футбола. Он вырос как один из немногих чернокожих детей в белом районе города и привык бросать вызов расизму, с которым сталкивался, но Барнс вырос среди других чернокожих людей в семье военного среднего класса на Ямайке.
Гейл был приучен не игнорировать колкости, которые поступали в его адрес, в том числе от его печально известных острым языком товарищей по команде. У Барнса, напротив, был другой способ относиться к этому. Поскольку он был дорогостоящим игроком, идущим сразу в стартовый состав, его точка входа отличалась от точки входа Гейла, у которого была дополнительная проблема — пробиваться мимо товарищей по команде, если он хотел занять их место.
Барнс рассматривал расизм не как проблему футбола, а как проблему общества. Его товарищи по команде смеялись, когда перед одной из его первых тренировок хозяйка забыла подать ему чашку чая, дав по одной из его белых коллег. «Это потому, что я черный?» — спросил Барнс.
В последующие месяцы Барнс слышал, как товарищи по команде называли соперников «черным сучками». По его словам, он обращался к ним по этому поводу, на что ему отвечали, что их называют «белыми сучками». Он пришел к выводу, что «раздевалки — не лучшее место для тяжелых дебатов».
Барнс изменил стиль игры «Ливерпуля»: от той, которая обыгрывала соперников за пределами поля, к той, которая обводила их на поле. Его 15 голов в 38 матчах помогли «Ливерпулю» выиграть титул с отрывом в девять очков.
В одном из матчей, в котором он не участвовал, на выезде против «Норвича», он услышал, как болельщики «Ливерпуля» освистывали Руэла Фокса, чернокожего вингера. Несмотря на свой успех, Барнс считал, что реакция была «неудивительной».
Джими Джагни, наполовину гамбиец, наполовину китаец, общественный деятель, вырос в Токстете, изолированном от остальной части города. Он не увлекался футболом, но вспоминает, что подписание Барнсом контракта с «Ливерпулем» было действительно «большой новостью».
В Токстете было много талантливых футболистов, но только Клифф Маршалл в «Эвертоне», а затем Гейл в «Ливерпуле», которые оба родились в этом районе, попали в первую команду обоих клубов.
Барнс стал представлять L8, почтовый индекс Токстета, иначе. Он общался в ночных клубах, приводя с собой товарищей по команде «Ливерпуля», таких как Джон Олдридж. Барнс стал мощным и видимым связующим звеном между районом, который чувствовал себя отделенным от остальной части города.
Тем не менее, опыт Барнса, особенно в его первом сезоне в «Ливерпуле», напомнил L8, что если он не сможет заставить СМИ говорить о несправедливости в мире, то у них не будет шансов.
«Мы не знали наверняка, был ли брошен в него банан (в феврале 1988 года), потому что этот инцидент не получил должного внимания, — говорит Джагни. — Он был суперзвездой, и очень немногие люди говорили об этом хоть слово».
Эми Онуора, автор книги «Кромешная тьма: История чернокожих британских футболистов» был одним из тех, кто, по его мнению, был всего лишь двумя чернокожими болельщиками «Эвертона», которые следовали за своей командой дома и на выездах. Джо Фарраг, который теперь является ближайшим соседом Джагни, был вторым, хотя Онуору всегда сопровождали только белые люди, и он иногда встречал Фаррага на выездных матчах.
Будучи владельцем сезонного абонемента, Онуора решил, что не хочет посещать мерсисайдские дерби в этот период. Он описывает оскорбления по отношению к чернокожим игрокам как «регулярные», но с добавлением Барнса «это была одна из игр, где их было слишком много. Я не мог заставить себя пойти туда».
Опыт Онуоры в день матча обычно выглядел примерно так, если в нем участвовал чернокожий игрок: насилие происходило, он оспаривал его, а болельщик или болельщики отвечали, говоря: «Я не имею в виду тебя, приятель...»
Онуора говорит, что однажды он стал объектом расистских оскорблений. Он находился на трибуне «Булленс Роуд» и в ответ ударил обидчика. «Было меньше стюардов и больше полицейских. Полицейский стоял на краю поля, показывал на меня пальцем и говорил, что арестует меня. Но у него не работала рация».
Подобная окружающая среда была характерна не только для Мерсисайда. Пэт Невин, подписавший контракт с «Эвертоном» в 1988 году, после того, как Барнс пяткой пробил по банану, перешел из «Челси». Он, как известно, противостоял расистски настроенным фанатам, в том числе из своего собственного клуба, которые оскорбляли Пола Кановилля, чернокожего игрока «Челси», в «Кристал Пэлас».
Невин говорит, что расизм по всей Британии стал «нормой». Их островки были на каждой площадке. Некоторые из них были более крупными, чем другие. Но они всегда были громкими. Чтобы их не слышать, нужно засунуть пальцы в уши».
Невин был борцом за социальную справедливость со студенческих лет, выступая против апартеида. Он принял участие в кампании «Мерсисайдцы против расизма» (MAR), которая последовала за сезоном 1987/88, хотя он подчеркивает, что эта организация была создана коллегами-единомышленниками, состоящими в профсоюзе игроков, а не клубами, их представителями или властями.
У Невина были опасения по поводу подписания контракта с «Эвертоном», и он спросил менеджера Колина Харви, проводилась ли в клубе политика апартеида, согласно которой в клубе не было чернокожих. Он успокоился, когда Харви сказал ему, что он всего лишь второй выбор клуба: первым был Марк Уолтерс, черный вингер «Астон Виллы», который позже перешел в «Ливерпуль».
Образ Барнса не был моментом «большого взрыва». Потребовалось время, чтобы он превратился в мощный образ, и такие кампании, как Kick It Out, позже взяли его на вооружение.
Онуора выявил закономерность на футбольных трибунах после того, как команда подписала чернокожего игрока. Болельщики, как правило, прекращали освистывать своих чернокожих игроков, если они хорошо играли, но те, кто играл в командах соперников, все равно получали свое.
В «Ливерпуле» Онуора говорит, что влияние Барнса на поле «изменило настроение», но в то время у «Эвертона» не было чернокожих игроков, и эта динамика имела долгосрочные последствия.
«Из-за того, что у «Ливерпуля» был один чернокожий игрок, и из-за соперничества часть болельщиков наслаждалась тем, что у них белая команда, — говорит Онуора. — Расистские оскорбления в «Эвертоне» набрали обороты. Эта секция хотела отличиться тем, что была более оскорбительной, более расистской и прославляла белизну «Эвертона»».
Онуора считает, что только когда Кевин Кэмпбелл присоединился к команде в 1999 году, став капитаном и забив голы, которые, возможно, спасли клуб от вылета, отношение к клубу действительно начало улучшаться.
«Внезапно у нас появился чернокожий авторитетный игрок, — говорит Онуора. — Это и стало решающим фактором».
А что касается Барнса? Это многое говорит о жестоком обращении, которому подвергся человек, который впоследствии стал одним из величайших игроков «Ливерпуля», и в многочисленных интервью с тех пор он сказал, что даже не помнит, как пинал этот банан.
Тем не менее, он остается вдумчивым и порой откровенным голосом в дебатах о том, как бороться с расизмом и почему футбол следует рассматривать как симптом, а не причину предрассудков.
Знаменитая фотография Боба Томаса, между тем, служит напоминанием о другой эпохе, которую многие предпочли бы забыть.
Автор: Саймон Хьюз (источник)
Фото обложки: Шон Боттерилл /Allsport; дизайн: Имонн Далтон
Хотите поддержать автора донатом? Это можно сделать в комментариях к посту!
Приглашаю в свой телеграм-канал — переводы статей о футболе и порой просто новости и пр.
