Петер Шмейхель «№1. Моя автобиография» 11.«Брондбю»
***
Когда я снялся в своей знаменитой рекламе Reebok, выдавая себя за датского свиновода, некоторые представители общественности пришли в замешательство. Они думали, что я не только футболист, но и на самом деле занимаюсь разведением свиней. Жаль, что я не сохранил те письма. Я получил одно из них от настоящего фермера, в котором он сказал, что видел меня по телевизору и был так счастлив отметить, как хорошо я обращаюсь со своими животными, что они просто в отличном состоянии, поздравляю. Чудесно!
Но я действительно выполнял ряд «надлежащих» работ после окончания школы. Моя мать хотела, чтобы я продолжал учиться, но я вообще не собирался этого делать, и моей первой оплачиваемой работой была фабрика тканей, где я работал на отсадочной машине — со всеми видами неприятных химикатов и без какой-либо защиты. Часы работы были с 7:00 до 15:00 на одной неделе и с 15:00 до 23:00 на следующей. Я продержался четыре месяца, после чего ушел, чтобы работать посудомойщиком в «Нимбе», ресторане, где мой отец играл на пианино в садах Тиволи. После этого я работал в супермаркете, собирая бутылки для вторичной переработки, и моей целью было начать с магазина в этой скромной роли и пройти путь воспитанника. Однако это было исключительно скучно, и я ушел, чтобы стать уборщиком в доме престарелых. Мне это очень понравилось, я проработал там девять месяцев. Я начинал в 7 утра и заканчивал в полдень каждый день и почти ничего не убирал. Большую часть своего времени я проводил, разговаривая с обитателями.
Затем была работа продавцом во Всемирном фонде дикой природы (WWF) в их магазине в центре Копенгагена. Им нужен был кто-то, чтобы упаковывать вещи, которые покупатели заказывали по почте — наклейки, плюшевые мишки, панды, всевозможный хлам — и женщина, которая управляла магазином, решила уйти, поэтому WWF доверил это мне. Это было стимулирующе. Мне нужно было найти новые линии для продажи и оформить свой магазин наиболее привлекательным образом. Это было похоже на ведение небольшого бизнеса. Я проработал там в течение восемнадцати месяцев, включая мой последний сезон с «Гладсаксе-Хиро» и мой первый с «Видовре».
Проблема с этой работой заключалась в том, чтобы успевать приходить на тренировку вовремя. Мне приходилось закрывать магазин и мчаться из центра Копенгагена в Видовре на юго-востоке города, и это было нелегко. Я обратился за помощью к своему тестю. Я сказал, что буду выполнять любую работу, мне все равно какую, лишь бы рабочие часы сочетались с моими занятиями футболом. У Свенда Ааге был бизнес по пошиву ковров, и он дал мне работу подмастерья. Это была самая тяжелая работа в моей жизни. Я мог шесть часов стоять на коленях, склеивая и скрепляя степлером, а вечером играть в Датском первом дивизионе.
У нас было два крупных клиента: один — штаб датских вооруженных сил, другой — следственная тюрьма в Копенгагене. Я провел четыре месяца, работая в тюрьме, и ненавидел каждую секунду нахождения там. Это было по-настоящему ужасное место. Там стоял запах застарелой еды и плохой гигиены — я всегда говорил, что это запах отчаяния. От него у меня болел живот.
Мы стелили там новый линолеум на лестнице между этажами. Я был уязвим, потому что мне выдали ключи от дверей, ведущих в здание и из него, а мои инструменты включали ножи, молотки, гвозди, прихватки: все то, что может понадобиться отчаявшемуся заключенному. Каждый раз находясь там я чувствовал угрозу. Большую часть времени они были заперты в камерах, но всегда тех или иных заключенных переводили с места на место. У них был один час тренировок в день, когда мы должны были освобождать территорию, учитывая все до последнего гвоздя и лезвия. Уличная банда Блекинге, группа коммунистических активистов, которые грабили банки и почтовые отделения и отправляли деньги Народному фронту освобождения Палестины, была на пике своей известности в Дании, и один из ее членов, Карстен Нильсен, который был ослеплен в автомобильной аварии при попытке скрыться, сидел в той тюрьме. Это было отрезвляюще: видеть в нескольких метрах от себя преступника, о котором ты читал в газетах.
Как физически, так и психологически я находил эту работу тяжелой. В те дни, когда «Видовре» не играл, мои смены могли длиться по десять часов, а когда я играл, хотя и заканчивал рано, я возвращался домой после игры, полный адреналина, и почти не спал. Затем надо было вставать утром и снова ехать укладывать покрытие.
Единственная карьера, о которой я когда-либо по-настоящему мечтал, не считая футбола, была в графическом дизайне. Отец и мачеха моей мамы были невероятными художниками-любителями и покупали мне книги о том, как рисовать. Рисование не предлагалось в качестве предмета в моих школах до SPF, а там я вместо него выбрал музыку и театр, но оно всегда очаровывало меня. Ходить и смотреть на искусство — наше с Лаурой хобби. Мы любим галереи. В семнадцать лет я подал документы на несколько курсов графического дизайна, даже попробовал поступить в колледж в городе, расположенном далеко от дома, но обнаружил, что на эти места слишком много соискателей, и я не поступил.
Я немного раскрыл свою артистическую сторону в своей последней работе, прежде чем стал полностью профессиональным игроком. Подгонка ковров стала просто невыносимой, поэтому я пошел к тогдашнему председателю правления «Видовре», предшественнику Йона Стина Ольсена, Нильсу Эрику Мэдсену, который владел местной газетой, и спросил, есть ли у него что-нибудь для меня. Есть, но эта работа была плохо оплачиваемая. Нет проблем, ответил я ему. Я просто хотел выйти из тюрем и подняться с колен. Газета продавала рекламу. Там было два главных продавца и младший — я, — который присматривал за более мелкими клиентами. Чтобы привлечь новых клиентов, нужно было обходить местные магазины, пытаясь продать им рекламу. Если кто-то ее покупал, ты сам должен был сделать ее черновик, прежде чем передать команде дизайнеров для профессиональной сборки. Я обожал это.
Затем была национальная служба. Я был в «Гладсаксе-Хиро», когда меня призвали, и наш председатель договорился, чтобы я избежал службы в гражданской обороне — сроком восемь месяцев — и присоединился к схеме, которая включала один блок четырехнедельной службы и другой двухнедельной работы, когда-то в будущем. Местная гражданская оборона, так это называлось. К моменту начала ее прохождения я только присоединился к «Видовре»; был февраль, и мы должны были отправиться в Португалию на предсезонный сбор. Я пошел к старшему офицеру, постучал в его дверь и объяснил, что мне нужен недельный отпуск, чтобы поехать на сборы. К счастью, он был футбольным болельщиком и знал, кто я такой. Мы заключили сделку, по которой я по возвращении закрыл бы ту неделю в течение двух последующих выходных.
Они сделали меня пожарным. Моя работа заключалась в том, чтобы управлять насосом. Насосы довольно просты. Они качают или откачивают, и это почти все что они делают. Однажды мы опустошили затопленное фермерское поле, в результате чего я приехал туда утром, нажал кнопку «откачать» и просидел там весь день. Было проведено небольшое обучение — как зачищать и стабилизировать здания, пораженные бомбами, как бороться с огнем в таких обстоятельствах. Мне это показалось интересным. Затем мы получили приказы о том, куда сообщать, если Дания когда-нибудь вступит в войну, и на этом все закончилось.
Эти мои работы развили мою трудовую этику. Они научили меня ранним началам и вечерним матчам, а также тому, чем занимаются настоящие пахари в реальном мире. Они дали мне представление о том, насколько хороша жизнь футболиста, и я смог использовать это в те дни карьеры, когда тебе просто не хочется тренироваться или ты испытываешь трудности с мотивацией. Большинство скандинавских игроков моего поколения и до него были похожи, возможно, именно поэтому в регионе появилось так много футболистов с сильным менталитетом, тогда как сейчас Скандинавия такая же, как и везде. Мальчики с футбольным талантом сразу после школы переходят в полноценную профессиональную игру и сразу же становятся королями своего маленького королевства, разбогатевшими раньше времени и придерживающимися определенного образа жизни. Не все из них хорошо с этим справляются. Но наше поколение познало жизнь. Мы росли с более широкой перспективой. Я бы не стал ничего менять.
Тем не менее, прибытие в «Брондбю» в начале 1987 года, наконец-то профессионалом, было тем еще чувством. Моя зарплата составляла около 20 тыс. крон (£2,4 тыс.) в месяц. Моя совокупная зарплата в газете и «Видовре» была больше, но это был большой шаг к мечте. Мой дебют был неплохим. «Брондбю» вышел в четвертьфинал Кубка чемпионов, и мы должны были играть против «Порту» в первом матче на выезде на стадионе «Дас Антас». Толпа в 40 000 человек. Я никогда раньше не играл перед публикой более 6000 человек. Я еще ни разу не играл в Европе, а в «Порту» было несколько потрясающих игроков: Пауло Футре, Валтер Казагранде, Жоау Пинту, Фернанду Гомеш, Рабах Маджер.
Для меня этот тест был чем-то большим, чем ступенька выше в плане качества футбола. Это была борьба с тем, что мучило меня с тех пор, как я начал заниматься взрослым футболом пять лет назад — с нервами. Это может кого-то удивить, учитывая образ, который я позже принял на поле, но, будучи молодым футболистом, я был раздавлен сомнениями и почти разбит ими. Большинство матчей «Видовре» начинались в воскресенье в 19:00, и для меня это означало, что, уйдя с работы в пятницу днем, я все выходные переживал из-за игры. Страхи, казалось, ушли после начала матча, но подготовка к играм порой была почти невыносимой.
Первый матч в Порту состоялся 4 марта, это была первая игра «Брондбю» после зимнего перерыва, и шумиха вокруг нее в Дании была огромной. Клуб зафрахтовал рейс с большой группой журналистов на борту вместе с командой, и его внезапно перенаправили в Лиссабон. Зная то, что я знаю сейчас о том, как устроен португальский футбол, я задаюсь вопросом, было ли это совпадением. Как бы то ни было, нам пришлось с трудом добираться до Порту на автобусе, три часа езды, и мы поздно добрались до нашего отеля. Не идеальная подготовка. Поездка на стадион в день игры также была хаотичной. Дороги были сумасшедшими, у нас был полицейский эскорт, и наш автобус с грохотом мчался по середине шоссе, между полосами движения, а полиция оттесняла машины с дороги.
Я никогда раньше не видел ничего подобного, у меня никогда не было полицейского сопровождения, я никогда раньше не играл в серьезном матче за границей. Я сидел у прохода, откуда хорошо просматривалось переднее ветровое стекло. Когда мы мчались по середине дороги, я был в ужасе от возможности попасть в аварию, и все же странный внутренний голос говорил: Разбейся, разбейся, давай... разбейся, потому что мне пришло в голову, что если бы мы столкнулись с кем-то, мне бы не пришлось играть, и я мог бы расслабиться. Но мы не врезались, и к тому времени, когда я переоделся, надел перчатки и был готов к разминке, я вспотел. Из раздевалки на поле был туннель, и я сделал несколько шагов в него, прежде чем мне пришлось остановиться и сделать глубокий вдох. И по мере того как я его делал, у меня внезапно возникло то странное ощущение, что я могу на мгновение взглянуть на себя со стороны — и то, что я увидел, было этим большим, предположительно доминирующим вратарем, дрожащим, как испуганный ребенок.
Я взял себя в руки и сказал себя пару слов: Пит. Это то, чего ты всегда хотел. Большая игра, люди на трибунах, люди смотрят по телевизору, все газеты говорят о матче — и ты на поле. Так чего же ты нервничаешь? Ты должен этим наслаждаться.
Что-то щелкнуло. Я продолжил движение по туннелю, поднялся по ступенькам и вышел на поле. Я посмотрел на публику. И подумал, Да
Я играл хорошо. Мы проиграли со счетом 0:1 из-за гола Маджера во втором тайме и играли на равных с «Порту» в ответном матче, который проходил в Копенгагене и закончился со счетом 1:1. Пер Стеффенсен вывел нас вперед, а их бразильский нападающий Жуари сравнял счет всего за шестнадцать минут до конца матча. «Порту» одержал победу в турнире, и наше с ними противостояние продемонстрировало растущий потенциал «Брондбю». Мы были командой подающих надежды игроков: я, Ларс Ольсен, Йон Йенсен, Ким Вильфорт, Кент Нильсен, Бриан Лаудруп — все будущие победители Евро-92. Когда я к ним присоединился, клуб всего год был полностью профессиональным, и у него был общий тренажерный зал с Датским институтом спорта. Мы тренировались рядом с борцами и бадминтонистами. Наши тренировочные забеги проходили в лесу, куда можно было попасть через туннель под автострадой, так что еще многое предстояло сделать, но у нас был Пер Бьеррегор.
Он был невероятным коммуникатором и манипулятором. Он мог убедить нас поверить во что угодно, убеждая нас в том, что «Брондбю» определенно был на правильном пути всякий раз, когда на дороге возникали ухабы. Поскольку он был не только председателем, но и клубным врачом, он даже сидел на скамейке запасных. Он был нам нужен. Создание новых условий редко осуществляется комитетом. Лидеры подталкивают вас вперед. В настоящее время я думаю о Бьеррегоре двумя разными способами. Я думаю о парне, который пару раз меня облапошил. Но я также думаю о нем как об одном из самых важных людей в истории датского футбола. Провидец, а порой и ублюдок. Фигура любви-ненависти.
Мы общаемся по сей день, и когда мы встречаемся, с моей стороны нет никакой враждебности. Все ушло. Этот парень невероятен. У него была неизлечимая форма лейкемии, и он выжил. Да кто так сумеет-то?
Уникальность его характера стала очевидна в тот момент, когда я подписал контракт с клубом. Я обнаружил ошибку в своем контракте. «О, давай-ка я его переделаю», — сказал Бьеррегор и от руки выписал три контракта от начала до конца: один для меня, один для клуба, один для подачи в Датскую федерацию. Все они были написаны невероятно аккуратным и красивым почерком. Итак, он был главным, а Эббе Сковдал был тренером — а покойный Эббе был прекрасным человеком, мягким по натуре, но с сильной личностью внутри. Он опередил свое время, играя в интенсивный прессинг с определенными триггерами, чтобы заманивать соперника в ловушки. Всех впечатляет правило «шесть секунд» Пепа Гвардиолы, согласно которому его игроки должны вернуть себе владение мячом за это время или отступить, но мы делали это в 1987 году. В том году мы выиграли чемпионат с пятью играми в запасе при таком сильном стартовом составе, что Бриан Лаудруп, которому было всего восемнадцать, большую часть кампании провел на скамейке запасных.
В команде был Клаус Нильсен, невероятный нападающий, который так и не стал прежним после переезда за границу, и Бьярне Йенсен, чей драйв компенсировал то, чего ему не хватало в плане изящества. Хенрик Йенсен был очень хорошим нападающим, с которым я уже играл в «Видовре», а Стеффенсен обладал индивидуальностью — он стал агентом и всегда собирался заниматься такого рода работой. Йон Йенсен был клубным Дуайтом Йорком, искрометным персонажем, который заставлял раздевалку пульсировать. Он был до мозга костей из «Брондбю». Его мама, папа и сестра каждый день были в тренировочном комплексе — вся семья занималась строительством клуба. Еще был Ларс Ольсен, мой сосед по комнате и наш лидер; сердце нашей обороны.
Для меня разница заключалась в том, что я играл за команду, которая побеждала. Это меняет тебя как вратаря. Ты должен находить способы улучшить свою концентрацию, чтобы всегда быть вовлеченным в игру, даже когда матч проходит на другом конце поля. Поскольку мы много продвигались вперед, я также научился выходить за пределы штрафной и развивать навыки последнего защитника. В доминирующей команде я смог выполнять большинство кроссов, улучшив и эту свою технику. Наше желание атаковать требовало от меня быстрого и позитивного распределения мяча, что позволило мне стряхнуть с себя старые гандбольные приемы.
Эббе ушел в «Бенфику» до того, как мы завоевали титул, и Биргер Пейтерсен привел нас к нему, но Эббе вернулся к кампании 1988 года, когда мы снова легко выиграли чемпионат. Но 1989 год был не так хорош; мы были вторыми после «Оденсе», и было совершенно нелепо уступать им чемпионство. Мы также вылетели из Кубка чемпионов, уступив «Брюгге» в первом раунде. Под новый 1990 год пришел новый менеджер, Мортен Ольсен. Он был столь же напряженным, сколь Эббе был непринужденным.
В первый день Мортена нам сказали явиться в здание клуба на тренировочной базе. Там были представители прессы, а также большой поднос с бокалами для шампанского. Что? Я знал Мортена. Я провел три года, играя за его сборную, и знал, что у него за характер: серьезный, очень серьезный. Чтобы заставить его рассмеяться, нужно было рассказать самую смешную шутку в мире. И все же сейчас самый серьезный парень, которого я встречал в своей жизни, подавал шампанское представителям средств массовой информации: что происходит?
Бьеррегор представил его, и Мортен взял инициативу в свои руки. Он сказал, что гордится тем, что является менеджером «Брондбю», и с нетерпением ждет этого вызова. Цель, по его словам, состояла в том, чтобы пить больше шампанского. «Потому что, — сказал он, — когда вы выигрываете трофеи, вы пьете шампанское...» Затем он поднес бокал к губам. «Ммм, это так вкусно». Он раздал бокалы по кругу. «Давайте выпьем, — сказал он. — Потому что это последний раз, когда мы пьем шампанское, пока что-нибудь не выиграем».
В конце этого представления он отправил нас в лес на пробежку. Была середина зимы. На нашем обычном маршруте был момент, когда мы поворачивали направо, переваливали через небольшой холм и через туннель возвращались к зданию клуба. «Нет, — рявкнул Мортен, когда мы добрались туда. — Сегодня мы побежим налево». Мы свернули налево, до самого пляжа и обратно, что было безумно, безумно долго. Некоторые игроки никогда в жизни не забегали так далеко и вернулись с травмами.
Это был точный пример того, каким должен был стать Мортен. У него была травма колена, и, поиграв в Германии, он хотел предотвратить наши травмы колена, используя немецкие методы. Каждый день после тренировки мы садились, прислонившись к стене, повернувшись на 90 градусов, и поднимали ноги, удерживая такую позу — в течение пяти подходов, сначала по двадцать секунд каждый, а затем наращивая время до одной минуты. Тренировка началась с упражнения йоги, которое мы повторяли десять раз. В предсезонке одна группа бегала по лесу в течение тридцати минут, в то время как другая наворачивала круги по стадиону, затем менялись местами, затем снова менялись местами. Это была наша утренняя тренировка: девяносто минут в тренажерном зале, девяносто минут бега. Во второй половине дня был еще бег и, наконец, какая-то работа с мячом.
Слабые игроки расклеились, но сильные стали одними из сильнейших футболистов Европы, и мы уничтожили внутреннее сопротивление, выиграв титул в 1990 году, а затем снова в 1991 году. Позиционно Мортен сделал кое-что интересное. Он создавал пары на поле. Карстен Йенсен и Эрик Расмуссен, два новых полузащитника, стали парой: идея заключалась в том, что каждая пара будет действовать как единое целое, разделяя между собой тактические обязанности. Он с большим успехом поставил Кима Вильфорта глубже, и усилил оборону поставив туда Уче Окечукву, невероятного игрока, будущего капитана сборной Нигерии.
Уче появился в клубе необычным способом. Поскольку Бриан Лаудруп уехал в Германию, «Брондбю» искал нападающего и через агента узнал о нигерийском вингере Фрайди Элахоре. Но Фрайди отказался явиться на просмотр, если он не сможет привести своего друга. Они приехали, и просмотр показал, что Фрайди был в порядке, но ничего особенного. Клуб отправил его обратно. Только несколько дней спустя кое-что пришло в голову тренерскому штабу: «Забудем о Фрайди... А как насчет его приятеля? Насколько же он был хорош!» Они позвонили приятелю — но он не подписал бы контракт, если бы и с Фрайди тоже не был бы подписан контракт.
Таким вот был Уче. Он был намного лучше всех остальных в центре защиты в Дании. Он был немного похож на Япа Стама и достаточно хорош — да легко — чтобы играть за «Манчестер Юнайтед». Соперники от него просто отскакивали, и он вывел нашу команду на новый уровень. Как и шутки: мы, северяне, такие чопорные, в то время как африканцы могут быть такими удивительно покладистыми. Дело дошло до клубных транспортных средств. «У вас есть права?» — спросил я. «О да», — ответили Уче и Фрайди. «Хорошо, вы можете взять машину». Оказалось, что они никогда не ездили на автомобилях. Порой, они готовили прямо на конфорке, не возясь с кастрюлями и сковородками. Я до сих пор помню образы зимних тренировок, Уче и Фрайди, которые просто лежат в кучах снега у края поля и смеются.
В первом раунде Кубка УЕФА 1990/91 годов в Копенгагене мы разгромили «Айнтрахт Франкфурт» со счетом 5: 0. Уче забил, и было забавно наблюдать, как он расшвыривает крупных, подтянутых немецких игроков в сторону, пробиваясь вперед, чтобы вывести нас вперед. Ответный матч был другим. «Айнтрахт» недооценил нас в Копенгагене, но сейчас был готов, и через полчаса они повели со счетом 3:0, но мы забили, и после этого все было в порядке.
В следующем раунде мы обыграли «Ференцварош», а в 1/4 финала выигрывали у леверкузенского «Байера» со счетом 3:0 после первого матча. Командное собрание было коньком Мортена. Наша зарплата была скромной, и наша система бонусов тоже была невелика, и Мортен начал с нескольких замечаний о стандартах и игре друг за друга, прежде чем внезапно переключился и поднял тему денег.
«Мы играем ради гордости... но также и ради средств к существованию», — сказал он.
«РЕЧЬ ТАКЖЕ ИДЕТ О ЗАРАБАТЫВАНИИ ДЕНЕГ!»
Теперь его голос звучал раскатисто, и когда он перевернул свой флип-чарт, к нему были приколоты двадцать купюр по тысяче крон, разложенных двумя веерами.
«ВОТ! — завопил Мортен. — ВОТ, ЧТО ВЫ ЗАРАБОТАЕТЕ, ЕСЛИ ПЕРЕЖИВЕТЕ СЕГОДНЯШНИЙ МАТЧ».
Бонус в размере 20 тыс. крон? Отлично: 20 тыс. крон были нашей месячной зарплатой.
Бьеррегор был там, наблюдал, краска отхлынула от его лица. Он отвел Мортена в сторонку, спросив, почему он не согласовал с правлением эти огромные незапланированные бонусы. Мортен сказал, что ему на это поплевать. «Если клуб не заплатит — я заплачу из своего собственного кармана», — сказал он. Мы подумали, Да.
Сверхмотивированные, мы вышли на поле и добились ничьей 0:0. Я провел отличную игру, выходил на прострелы, доминировал в своей штрафной. Я играл все более зрело и, как я упоминал ранее, в том сезоне я стал Игроком года в Дании.
После перерыва между сезонами у нас был довольно плотный график. Датская высшая лига была преобразована в Суперлигу, и вся ее программа должна была разыгрываться в сокращенный период, чтобы соответствовать международному календарю. Между тем нашей первой игрой был первый матч четвертьфинала Кубка УЕФА дома против московского «Торпедо». Мортен взялся за нас с удвоенной силой, усердно работая во время сумасшедшей предсезонной подготовки, во время которой мы путешествовали по Европе в поисках травяных площадок для тренировок. На нашем стадионе не было подогрева нижнего слоя почвы, и оператор стадиона придумал способ разморозить поле, но это сработало только до определенного момента. Клуб установил временные трибуны, и 16 600 человек пришли посмотреть, как мы играем с «Торпедо» — мы одержали победу со счетом 1:0 благодаря голу Йенса Мадсена. Потом мы поехали в Москву. Боже мой! Было минус пять миллионов градусов [прим.пер.: официально, +2°C]. Они забили за четыре минуты до конца, переведя поединок в дополнительное время, которое закончилось в нашу пользу в серии пенальти. Я отбил один из последних двух ударов от Геннадия Гришина, а затем Ким Кристофте реализовал свой удар: мы прошли дальше — первые датчане, вышедшие в европейский полуфинал.
После нашего долгого перелета домой в Копенгаген мы с Ким вышли погулять. Мы были героями. Мы не спали, пили всю ночь и пошли завтракать. Напротив кафе находился газетный киоск, в котором продавались утренние газеты. Ким был на первой полосе одного таблоида, а я — на первой полосе другого. Мы зашли и купили все экземпляры, какие только смогли. О, и два пива. Мы стояли на улице, чокались бутылками, посмеивались и рассматривали себя в газетах. Было 9 утра, люди высовывались из окон офисов и хлопали нам.
Это был момент, когда профиль футболистов действительно начал меняться. В Дании «Брондбю» становился все серьезней и серьезнее. Скоро я окажусь в Англии, где уровень известности игроков снова был другим, но мы все еще принадлежали к поколению, которое в первую очередь играло не ради славы или денег. Мы играли, чтобы победить. И теперь мы были в 1/2 финале европейского соревнования, нам выпала «Рома», отличная команда, в составе которой были Руди Феллер, Альдаир, Томас Бертольд и Джузеппе Джаннини.
В Копенгагене мы сыграли вничью в первом матче со счетом 0:0, а в Риме уступали, но сравняли счет — автогол — спустя час. До конца матча оставалось три минуты, когда в нашей штрафной началась суматоха. Удар пролетел мимо ног одного из наших игроков, который пытался его блокировать, и попал мне в грудь. Мяч отскочил к Феллеру, который обыграл меня — мне совсем чуть-чуть не хватило, чтобы отбить его.
Справедливости ради, «Рома» была лучшей командой, но мы были так близки к финалу. Так много зависело от того, как Мортен нас активизировал. Мы стали лучше тактически, и его методами мы вошли в супер-форму. За восемнадцать месяцев я набрал восемь килограммов массы тела, и все это благодаря занятиям в тренажерном зале.
Сосредоточившись на Европе, мы снова обратили наше внимание на лигу, чтобы завоевать еще один титул, мой четвертый за пять сезонов, сделав это в последней игре против «Люнгбю», наших главных соперников. Это был незабываемый матч. У «Люнгбю», как и у нас, не было четырех надлежащих трибун, и их стадион был переполнен благодаря временным сидячим местам. В начале игры их нигерийский полузащитник Эмека Эзеуго прыгнул со мной за мячом и уперся правым коленом мне в бедро. После чего я не мог нормально двигаться. Бент Кристенсен вывел нас вперед, но за семь минут до конца Пер Педерсен забил за них — ударом с дальней дистанции, до которого из-за своей травмы я не смог добраться. Последние минуты я был настоящим комком нервов. Это был мой последний матч за «Брондбю», и победа «Люнгбю» принесла бы титул им. Я не хотел, чтобы мой последнее действие в форме клуба стоило нам чемпионства.
Эта база с «Брондбю» подготовила меня ко всему, что случилось после. Она сделала меня игроком, который был более готовым, более профессиональным и тем. кто привык побеждать. «Брондбю» также помог сформировать мое представление о том, каким должен быть футбольный клуб, потому что это было семейное место, где жены и дети были также связаны друг с другом, как и игроки; место товарищества, общей цели и души. Бьеррегор был отцом всего этого.
Но некоторым родителям трудно позволить своим отпрыскам расти и процветать без них, и моя вторая борьба за власть с Бьеррегором была результатом его стремления к контролю. Ближе к концу моего пребывания в лиссабонском «Спортинге», в 2001 году, я думал, что нашел, каким будет мой следующий карьерный шаг. Меня пригласили вернуться в «Брондбю» в качестве играющего тренера. Это предложение по-настоящему меня взволновало.
Вскоре после моего ухода из клуба в 1991 году Бьеррегор принял катастрофическое решение. Он правильно понимал, что футбол меняется и, чтобы быть ведущим клубом, нужно получать доход вне игры. Его решением было купить датский банк Interbank, что было бы далеко не плохой идеей, если бы у него было достаточно средств для завершения сделки. Предполагалось, что деньги на покупку поступят от участия в групповом этапе Кубка чемпионов, но «Брондбю» уступил в финальном отборочном раунде киевскому «Динамо».
Перед ответным матчем Пер зашел в раздевалку и сказал игрокам: «Это самая важная игра, в которую вы когда-либо играли» лишь усилив давление. «Брондбю» грозило банкротство, и когда другая страховая компания выступила в роли спасителя, то она решила сделать это при условии, что Бьеррегор уйдет с поста председателя.
В 1997 году эту роль взял на себя Оле Борч, и именно Оле позвонил мне в 2001 году. Он был в Лиссабоне и спросил, не хочу ли я встретиться и поболтать. У Оле возникла смелая идея. «Пит, я хочу, чтобы ты вернулся в клуб; ты можешь быть играющим тренером», — сказал он. Я поговорил со своим советником Оле Фредериксеном, и мы согласились, что это отличная возможность — именно то, чего я хотел в качестве вызова и идеально с точки зрения личного смысла: «Брондбю» — единственный клуб, который разделяет место в моем сердце с «Манчестер Юнайтед». Мы начали переговоры, и я разработал очень конкретный план того, как я хотел, чтобы «Брондбю» развивался в футбольном плане. Борч верил в меня и защищал меня.
Я тайно ездил в Данию. У нас был согласован контракт, и я должен был встретиться с Оле, чтобы подписать документы и окончательно согласовать детали. Мы собрались в офисе Фредериксена на глухой улочке Копенгагена. Встреча должна была состояться в нерабочее время, чтобы никто не заметил нас и не установил связь.
В комнате были я, Оле Фредериксен, Оле Борч — и Бьеррегор. Структура компании «Брондбю» заключалась в том, что ее акции были разделены на акции «А» и «В». Акции «А» контролировались материнской компанией, председателем которой был Бьеррегор, поэтому он по-прежнему издалека дергал за ниточки «Брондбю». Одной из деталей моего плана было то, что Бьеррегор должен уйти с поста клубного врача и больше не участвовать в матчах со скамейки запасных. Это была новая, более профессиональная эра в игре, и пришло время отказаться от чего-то подобного.
Это условие было записано в контракте, который я заключил с Оле Борчем, и поначалу встреча с ним и Бьеррегором, казалось, шла хорошо. Казалось, все было согласовано. До того вечера. Я как раз собирался подписать с ними контракт. Затем Бьеррегор сказал Борчу: «Мне нужно с тобой поговорить». Борч предложил им выйти на улицу, но Бьеррегор сказал, что предпочел бы пойти в офис Борча, который находился в десяти минутах ходьбы от отеля. Они ушли. Мы с Оле Фредериксеном болтали о пустяках. Наконец Борч позвонил.
— Мы не можем этого сделать, — сказал он.
— Почему?
— Пер это не поддержит.
— Что? У нас все было согласовано.
— Он думает, что ты слишком неопытен.
— Ты шутишь? Мы уже все обсудили.
— Извини, — настаивал Борч. — Он просто не сделает этого.
Что изменилось? Власть. Я думаю, Бьеррегор внезапно увидел, что контроль, который он осуществлял над «Брондбю», потенциально от него ускользает. Итак, тот же самый парень, который в 1991 году обманом лишил меня возможности провести еще один год в «Манчестер Юнайтед», заблокировал лучшее предложение, которое я когда-либо получал по входу в управленческую карьеру. И мы пересечемся еще раз, в последующие годы. Я не испытываю обиды к Перу Бьеррегору, но под нашим мостом утекло столько воды, что ее хватило бы на Северное море.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
