Джейми Реднапп «Я, семья и становление футболиста» 16. Прорыв
***
Он суровый человек, Грэм Сунесс. Он есть дело до этого клубу, и ему есть дело до этого города. Я не уверен в том, что он думает обо мне — я еще недостаточно важен для разговора один на один, руки на плече, тихого словца — но я знаю, что нельзя путаться у него под ногами. Каждый учится этому. Мне нужно работать. Я должен сделать себя достаточно важным для этого клуба.
•
Грэм Сунесс: Легко было увидеть, что есть в Джейми. Действительно хорошая техника, которой ты добиваешься, играя и тренируясь каждый день с хорошими игроками. Он всегда был хорошего роста, как и я в бытность мою футболистом. И он мог перемещать мяч в одно и два касания, и если у тебя есть это как у игрока полузащиты и у тебя есть желание — ты добьешься успеха.
У него было понимание того, как работает футбол, футбольная зрелость в более молодом возрасте. Он лучше, чем кто-либо другой в его возрасте понимает, что нужно сделать, чтобы достичь высшего уровня. Не менее важно и то, что я увидел готовность учиться. Он хотел совершенствоваться. Он всегда оставался после тренировок, всегда проводил время с мячом, может быть, больше, чем кто-либо другой. Вот что я помню.
Там были Джейми, Робби Фаулер, Стив Макманаман. Ты приходишь туда как главный тренер и надеешься, что у тебя получится. Я просто подумал, не были ли они все немного слишком молоды в тот мой первый год. В идеале ты хочешь ввести молодых парней в команду, которая движется вперед, которая устойчива и сильна, но они должны были войти в команду серийных победителей, которые ничего не выигрывали в течение нескольких лет. И подростки, ты же не знаешь, смогут ли они справиться с 40 тысячью людей на трибунах, наблюдающими за ними, как они справятся с этим, когда важна каждая отдельная игра. Нельзя привередничать, когда в клубе ты старший игрок. Это происходит постоянно, каждую неделю.
Единственное, в чем я сомневался насчет него, так это в том, не слишком ли он мил. Игра в центре поля означает, что тебе приходится время от времени пересекать черту. У молодого парня — это касается физики. Когда ты становишься старше, ты даже не думаешь об этом, ты становишься закаленным в боях.
Но ты можешь развить эту часть своего характера, если тебя окружают правильные люди. Твое происхождение не имеет значения. Я думаю, что это в тебе. Ты видишь это в военных, учениках государственных школ, которые происходят из богатых семей и все же являются воинами. Это в тебе, и это всего лишь пример того, как это достается из тебя, из среды, в которой ты варишься.
•
Летом 1991 года мне исполнилось 18 лет, и главный тренер начинает делать команду своей. Указал на выход некоторым из старших игроков: Питеру Бердсли, Дэвиду Спиди и Гэри Гиллеспи. Стив Стонтон уходит, потому что приближается кампания Кубка УЕФА, и в команде разрешено только определенное количество игроков, не являющихся британцами, поэтому ирландский левый защитник против таких англичан, как Дэвид Берроуз и Гари Аблетт всегда будет уязвим. Из «Дерби» приезжает Дин Сондерс за рекордные £2,9 млн. Марк Райт приходит в защиту из того же клуба не за много меньшие деньги. Марк Уолтерс возвращается из «Рейнджерс», где он снова и снова доказывал свою состоятельность главному тренеру.
А все игровое время достается мне почти исключительно в резерве, в Центральной лиге, и каждый день — перебранка. В «Ливерпуле» есть две команды, команда «А» и команда «Б», и обе они дикие. Это борьба с командой соперника, и это битва с моими собственными товарищами по команде.
Все любят подкаты. Никогда еще я не был так рад технике Джимми Гэбриэла. А еще был папа, который говорил мне на ухо на полях у реки в Мадефорде: «Джейми, ты должен преследовать соперника! Ты должен дать им знать, что ты там».
Может быть, другие парни не думают, что у меня есть это преимущество. Местные парни рождены для подкатов. Даже маленькие ребята из молодежной команды делают это. Они будут падать на землю с поднятыми шипами при любом удобном случае. Не имеет значения, насколько жесткое поле, насколько ухабистое или плохое. Это уличный футбол, который переносится на траву, как будто они все еще играют на бетонной площадке, когда кто-то подбрасывает мяч в воздух, и 16 парней одновременно бросаются за ним.
Мне это нравится. Есть несколько неприятных игроков, людей, которые не просто хотят причинить тебе боль, но и закончить твою карьеру. Cо стороны судей защита ограничена на этом уровне, где отчаянно хочется выйти и показать что-то хорошее. На поле пощады не жди, там игроки хотят пинать игроков соперника как можно чаще.
Такие же уроки игры в футбол были и первой команде «Борнмутf». Я рад, что жил в этом месте и прошел через это. Я рад, что Билли Уайтхерст свистел, как кипящий чайник, а Мартин Аллен рычал, как собака. Я видел, как Тони Пулис вскрывал голени другому парню и убегал как будто ничего не произошло. Грэм Бэрроу пытался запустить меня в Пик-Дистрикт. Если бы было платное обучение формальному футбольному образованию, то я только что закончил Итон для действующих игроков.
Так что теперь, когда резервисты «Ливерпуля» играют с резервистами «Эвертона», это срабатывает. Они знают, что я тот парень, с которым подписали контракт за большие деньги. Они предполагают, что я бахвалящийся южанин. Они меня не знают. Поэтому они пытаются прибить меня, а я пытаюсь прибить их.
Это «Эвертон», но таковы все клубы по всему северу. Мы выбегаем на поле, и я вижу, как они буквально думают обо мне. Он высокий. С длинными волосами. Да этот парень ни разу в жизни поди не шел в подкат.
И за этим тут же следует желчь.
— Сральник.
— Шлюшка.
— Гомик.
Я им отвечаю. Сейчас во мне есть грань, которая острее, чем даже год назад. У меня скверный язык, когда мне это нужно. Я могу быть ужасным, когда захочу. Все эти автобусные поездки из «Энфилда» в Мелвуд, когда меня футболили с места на место. Придирки к моим волосам или одежде.
Я больше не ребенок. Я знаю, что говорят, но сейчас я готов ответить на это.
— Кто ты, черт возьми, такой? Как твое имя? Нет, никогда о тебе не слышал и да и не услышу поди больше.
Теперь я не уклоняюсь. Похож на своего отца, когда он выходит из себя, с небольшим добавлением чего-то от Пулиса. Я не затеваю ссор. Но если они мне что-то скажут, то получат обратку в десятикратном размере.
Иногда ты говоришь на поле вещи, которыми не гордишься. Так бывает. Это ночь в «Вуки», это танцпол в «Конти». Читай настроение, знай, когда двигаться дальше, а когда уйти от ссоры. Ты должен заботиться о себе, потому что каждый занят своими собственными битвами.
— Реднапп, ты гребаное дерьмо. Ты же в резерве. Пустая трата гребаных денег.
— А как насчет тебя, приятель? Ты делаешь то же самое, что и я. И ни хрена не зарабатываешь.
Мне нравится смеяться над людьми. У меня это получается. Ты берешь их гнев на тебя и переводишь на них самих. Смотри, как они не могут справиться с мячом на холмистом поле.
— А ты хорош, не так ли?
Перепрыгиваешь подкат.
— Поцелуй мою задницу, сынок.
Когда ты попадаешь в команду «Б», то играешь против молодежи, пытающейся проявить себя, и местных полупрофессиональных команд из Мерсисайда, таких как «Марин» и «Саутпорт». Соперники — большие, крутые парни. У них есть навыки, и все они хотят того же, что есть у тебя. Когда я был на юге, никто из других команд не хотел играть за «Борнмут». Вскоре я выясняю, что все хотят играть за «Ливерпуль». Ты тот, кто стоит у них на пути. Ты будешь тем, кого они захотят убрать.
У нас есть ирландский парень по имени Дэйви Коллинз, который будет играть в центре полузащиты или в защите. У него не совсем есть возможность избежать этого уровня, но он именно тот, кого ты хочешь видеть рядом с собой, когда начинаются хитрые насмешки и очевидное насилие. Он большой и волосатый, и это идеально. Когда игроки соперника пытаются позволить себе вольности с молодыми людьми, которые хотят быть Стивом Макманаманом, он появляется посреди всей заварушки. Когда я начинаю привлекаться к играм, то часто возникает первоначальное замешательство. Нежный парень, он действительно только что это сделал? Иногда я получаю преимущество от сомнений, когда запаздываю с подкатом или перегибаю палку. У него детское личико, он же не мог так сделать специально, верно?
Ты надеваешь красную футболку с тремя белыми полосками через правое плечо, и каждая команда начинает играть лучше против тебя. Это сильное давление, но в то же время это нечто особенное. Существует ливерпульский способ игры — пас, пас, пас, — но даже когда ты переигрываешь команды, они все равно будут бросать на вас все, что у них есть. Когда мы играем против «Саутпорта», против меня играет полузащитник по имени Джон Бишоп. Он много болтает о себе, что-то реально забавное. Мы пасуем мимо него, пока он все еще отпускает шуточки. Когда я тоже пробегаю мимо него, он говорит что-то о том, что я бегу растопырив пальцы ног, как утка. Он больше весел, нежели хорош в футболе, что поможет ему в будущем.
Когда ты в команде «А», состав становится злее. Есть я, Дон и Макка, но есть и профессионалы постарше, которые не хотят быть там, которых вытолкнули из первой команды, а парни уже привыкли к ее удобствам и статусу. Вы — команда, но не коллектив. Брошенные вместе из-за обстоятельств, соревнующиеся друг с другом за то, чтобы уйти оттуда как можно скорее, а также за то, чтобы противостоять сопернику.
Когда вы играете вдали от дома, то часто собираете приличную толпу. Болельщики других клубов получают кайф от того, что видят суперзвезд, доведенных до такого состояния, от возможности сказать своим товарищам, что они заприметили будущую звезду, когда никто другой этого еще не сделал.
Когда ты играешь дома, то это просто странно. «Энфилд», когда я впервые увидел его при свете прожекторов в матче против «Блэкберна», был совсем не таким. Там было шумно, красочно и с яростной поддержкой. А теперь это лишь отголоски. Это своенравные удары, отскакивающие от пустых трибун. Это крики Фила Томпсона, отражающиеся от перевернутых деревянных сидений.
Есть один болельщик, которого я всегда ищу. Дедуля приходил на столько моих игр за «Борнмут», на сколько только мог. Сейчас ему под семьдесят, но он все еще худой, подтянутый и полный жизни, и если я играю в выходные, он встает как можно раньше, чтобы доехать на метро от Майл-Энда до Юстона и на поезде до Лайм-стрит. Я забираю его со станции, и он всегда вытаскивает из кармана пальто булочку с сыром и горчицей и протягивает мне. И до тех пор, пока однажды в субботу со мной в машине не окажется Макка, и дедуля будет выглядеть расстроенным, хотя я узнаю почему, только когда поговорю с папой по телефону в доме Боба и Мари воскресным вечером.
— Джейми, я по поводу дедули. Он только что позвонил мне, он чувствует себя ужасно.
— Он сказал мне: «Харри, Джейми подвез меня со Стивом Макманаманом, я дал Джейми булочку с сыром и горчицей, но у меня не было ни одного для Стива Макманамана».
— Я сказал ему: «Папа, не волнуйся, он, поди, зарабатывает десять тысяч в неделю, я думаю, он может позволить себе булочку с сыром и горчицей».
Но дедуля — добрый человек, и бабуля тоже шепчет ему об этом на ухо:
— Я видела Макку по телику, он выглядит так, как будто его нужно откормить.
Поэтому на следующей неделе, когда я заезжаю на Лайм-стрит, он достает две булочки с сыром и горчицей.
— Одна для тебя, Джейми, одна для Стива Макманамана.
И каждый раз, когда он приезжает в течение того года и после, когда мы оба вместе в первой команде, когда мы вместе в сборной Англии, он всегда приносит дополнительные булочки. Одну для меня, одну для Макки, а позже и еще одну для Робби Фаулера.
Робби — любитель ветчины. Но мы втроем будем сидеть там на «Энфилде» после матчей, будь то победа, проигрыш или ничья, поедая булочки из восточного Лондона, которые бабуля купила, а дедуля привез.
•
В отце Макки я вижу много всего от дедули. Кажется, все знают его в Киркдейле, где вырос Макка. Он был достойным футболистом, его репутация сложилась благодаря игре в местных лигах и на улицах. Мама Макки милая и добрая. Отец Макки приглядывает за тобой. Ты знаешь, что он понимает в футболе. Если он тебе скажет «Молодец, парень!» после игры резервистов, то это многое значит.
Макка всего на 16 месяцев старше меня, но он кажется гораздо старше, парнем из Бутла, которого местные парни в клубе принимают близко к сердцу. Кажется, он никогда не получает никаких шпилек от Ронни Морана, может быть, потому, что они думают, что он уже добился своего. Я думал, что смогу сделать так, чтобы это выглядело легко. Макка делает это намного проще. Он уже потехи ради обыгрывает крайних защитников Первого дивизиона. Тренеры просто позволяют ему продолжать в том же духе, зная, что он не переживает, что он постоит за себя, что он будет противостоять кто бы против него ни играл.
На тренировках он просто монстр. Когда мы совершали наши длинные пробежки в предсезонку, он был похож на чистокровную скаковую лошадь в Дерби. Он начинает в конце группы с вратарями и теми, кто постарше и медленнее, кто не может особо быстро бегать. Он пробирается в середину стаи, где нахожусь я, и немного поболтает там. А затем без каких-либо очевидных усилий он выходит вперед, останется там на пару кругов, а затем уносится прочь, чтобы выиграть с большим отрывом.
Тот факт, что он почти ничего не весит, очевидно, помогает. То же самое относится и к его детским забегам по пересеченной местности. Но он так хорошо владеет мячом, что он один из немногих, на кого ты отчаянно надеешься, что он будет в твоей команде в тренировочных матчах, потому что он может выставить тебя идиотом. Он может показать глазами, и ты пойдешь не в ту сторону. Когда он галоппирует по флангу на «Энфилде», он делает переступ, и половина трибуны «Коп» покупается на это и смещает свои взгляды вправо. Он никогда не выглядит так, будто движется быстро, но с мячом он может бегать быстрее, чем без него, что, возможно, является самым редким трюком в игре.
А еще он просто хороший человек. Он спокойный. Он знает, как устроен мир, знает улицы, ее разговоры и грани, но он еще и добрый. В нем есть сочувствие, в то время как у некоторых других молодых людей его нет.
Я хочу быть похожим на него. Я хочу уметь играть как он. Если я смогу продолжать делать то, что делает он, у меня есть шанс стать игроком.
•
Стив Макманаман: Иногда школьником я приезжал во время каникул и тренировался с воспитанниками. Будучи 14 и 15-летним подростком, я прошел через всю эту чушь, когда садился в автобус с «Энфилда» в Мелвуд, и все игроки спрашивали: «У тебя есть девушка? Ты уже трогал ее?» Эти игроки, которых мы знали, выигрывали чемпионский титул за чемпионским титулом да еще и кубок Англии впридачу, так что ты был в некотором роде в восторге от них. Ты был невероятно чертовски напуган, чтобы сделать хоть что-то. Тебе приходилось очень быстро эволюционировать, чтобы влиться в ливерпульский стиль.
К тому времени, когда я тренировался с ними каждый день, они не сказали мне ни слова, потому что я стал немного старше. Когда Джейми приехал, все знали его отца. Ты видел, что он был симпатичным парнем. Таким образом, ты сразу понимал, что первая команда будет готова немного покритиковать, потому что это то, что они пытались сделать, чтобы ты чувствовал себя как дома. Ты сидел в автобусе, тебя немного подкалывали, а потом отставали.
Это было очень тяжело, если тебе 16, 17, 18 лет, ты в резерве и пытаешься попасть в первую команду «Ливерпуля». Фил Томпсон буквально ходил по раздевалке, говоря, что ты дерьмо, ты позор, твои мать и отец были бы в ужасе от тебя. Он вопил и кричал так, как ты никогда, вообще никогда не слышал как кто-то кричит за всю свою жизнь. На следующий день он видит вас и говорит: «Доброе утро, парни!» С ним все было в порядке. Как будто ничего и не было.
Я думаю, что в ту эпоху с «Ливерпулем» так было всегда. Ты выиграл лигу, теперь это ничего не значит, давай начнем заново. Ты должен все время носить один и тот же тренировочный комплект, потому что это делает тебя суровым. Я думаю, что Фил прошел через это и пытался привить это молодым игрокам, потому что это было все, что он знал. Он был скаузером, его, вероятно, сурово воспитывали, и он просто думал, ладно, это хорошо для них, вместо того, чтобы юлить, говорить «молодец» или скрывать свои чувства. Я думаю, что они были такими, какими были. Они просто заботились о том, чтобы набрасываться на тебя до тех пор, пока ты не научишься на собственном горьком опыте.
Местным парням, а ведь все мы все отправились домой к своим родителям, нам было легче принять это. Меня никогда особо не беспокоила подобная критика, потому что я всегда знал, что на следующий день с ним все будет в порядке. Для парней, которые возвращались в меблированные комнаты, принять все это было реально трудно.
Ты приезжаешь в «Ливерпуль», который сам по себе достаточно сложен как футбольная команда, чтобы попытаться повторить то, что сделали игроки из прошлого. Ты заходишь в каждую комнату, и на стене висит фотография того, сколь многого они достигли. Ронни Моран и Рой Эванс повторяют одну и ту же мантру, как будто они все равно будут побеждать каждый божий год, а потом ты возвращаешься домой в меблирашки, где в спальне ты фактически один наедине с самим собой. Если бы у меня был плохой день на тренировке, я бы просто пошел домой к своим родителям, которые снова сделали бы так, чтобы мне было лучше. А эти парни так не могли. И это было чертовски тяжело.
Ни за что на свете я не смог бы сделать то, что сделал Джейми. Я помню, как поехал в Лиллешолл, чтобы попытаться попасть в сборную Англии до 18 лет. Я провел там всего пару ночей, но я так затосковал по дому. Я постоянно плакал и хотел вернуться домой. Я всецело понимаю, как это опасно — уезжать от своих родителей в таком возрасте. Я ни за что не смог бы уехать от своих родителей, в то время как Джейми пришлось это сделать.
•
Для первой команды август начинается хорошо. Три победы из пяти, пускай даже пара из них были на-тоненького. Но в сентябре все становится хуже, дома ничья против «Виллы», «Стока» и «Шеффилд Уэнсдей», проигрыш в гостях «Лидсу», который добавил себе немного таланта в лице Гари Макаллистера и Стива Ходжа к той грубой силе, который сработал для «Борнмута» чуть больше года назад. Джон Барнс получил травму ахилла и, похоже, будет отсутствовать до Нового года. К началу октября мы занимаем 13-е место в таблице. «Манчестер Юнайтед» во главе, «Эвертон» выше нас. «Ковентри» и «Кристал Пэлас» над нами, и даже «Уимблдон» прилично оторвался.
Этого не должно было случиться с самой доминирующей командой в английском футболе. Можно почувствовать недовольство на трибунах и на улицах. Выйти в город — означает надеть кепку и опустить голову.
Сунесс продолжает перестраивать команду, отправляя Джимми Картера в «Арсенал» и приглашая Роба Джонса из «Крю». Итак, два из трех последних игроков, подписанных Кенни ушли, те, которые, по словам главного спортивного обозревателя газеты «Сан», были доказательством того, что тот сошел с ума. Остался только я один. Ники Таннер и Майк Марш получают свои шансы в первой команде, и эта маленькая клика начинает срабатываться.
Я не совсем уверен, что главный тренер даже знает мое имя. Я надеюсь, что он знает, но Сунесс — человек, который держит свои карты при себе. Я смотрю на Мелвуд, со свинарных полей резервистов на гладкую траву, где тренируется первая команда, и мне интересно, оглядывается ли он когда-нибудь назад. Я наблюдаю за Стивом Макманаманом, который теперь полностью стал частью этой сцены, и надеюсь, что его успех в продвижении заставляет тренеров думать, что больше из нас, молодых, тоже могут это сделать.
Может быть, это пример Макки. Может быть, все дело в травмах или в скольжении вниз по таблице. Но Сунесс начинает привлекать меня к тренировкам первой команды. В понедельник мое сердце почти замирает от волнения, но обучение начинается сразу же.
Они все еще используют старую штуку с уменьшением поля, которая сработала для меня на моей первой тренировке с Кенни еще в январе. Теперь я научился. У тебя пару раз отнимают мяч, и ты понимаешь, что не можешь позволить им сделать это снова. Если в тренировочных играх из-за тебя твоей команде забьют гол, ты больше не позволишь этого сделать. Смысл ясен: если ты позволишь это и не научишься, ты вылетаешь. Ты снова оказываешься на другом поле с резервистами, и кто-то другой пользуется твоей возможностью. Чем раньше ты научишься, чем быстрее научишься быстро обращаться с мячом, чем раньше у тебя будет меньше касаний, тем быстрее ты будешь прогрессировать.
Так что теперь Йан Раш не отнимет у меня мяч. Нет никакого природного момента в стиле документалистики Дэвида Аттенборо. Я знаю, где тигры и как быстро они приближаются.
Мы еле-еле переиграли «Сток» в Кубке лиги и должны были отыгрываться, чтобы добиться ничьей против «Челси» на выезде. И в этом эгоистичном способе, которым работает футбол, каждое ошеломляющее выступление и результат заставляют меня задуматься: здесь у меня есть шанс. Главный тренер ищет средства спасения. Ему приходится рисковать. В очереди впереди осталось не так уж много альтернатив.
И вот в бодрое утро вторника он разговаривает со мной. Легкая тренировка в Мелвуде перед вылетом первой команды в Париж, а затем в Осер на первый матч Кубка УЕФА. Мы бегаем трусцой вокруг стены по периметру, сухие листья скапливаются в сугробах на бледном бетоне, когда он оказывается рядом и положив руку на плечо, останавливает меня.
— Скажи своему отцу, что ты играешь завтра. У тебя все хорошо получается. Я знаю — ты готов.
И это все. Все сомнения, и ожидание, и одиночество, и все это здесь. Включается.
Получая такие новости ты ничего не показываешь. Ты хладнокровен на тренировках, убеждаешься, что стоишь в нужном месте при отработке стандартных положений. Ты держишь все при себе, пока не вернешься в свои меблирашки и аккурат к телефону в холле.
Я звоню папе, прежде чем я отнесу свою сумку наверх, прежде чем подумаю о еде, прежде чем даже подумаю о том, что это на самом деле значит.
И что бросается в глаза — насколько он не удивлен. Всегда одна и та же папина вера, не напыщенные речи, а просто его футбольная логика.
— Конечно, маэстро, ты им нужен. Ты достаточно хорош, ты знаешь, что делаешь. Да, это будет хорошая игра, хороший клуб, «Осер». Хороший у них там тренер, Ги Ру, славный парень, как мне сказали.
Он говорит, что с удовольствием прилетел бы, но не может. Сегодня вечером у «Борнмута» игра. Таким образом, матч в предварительном раунде Аутогласс Трофи, южная секция, группа 2, имеет приоритет над дебютом его сына в «Ливерпуле», и это нормально. Толпа из 1800 человек будет наблюдать за победой «Суонси» со счетом 3:0. Ты либо в футболе, либо нет. Ты не особо зондируешь ситуацию.
Ночь до игры — самая тяжелая. И дело не в странном гостиничном номере в чужом городе. Дело в нервах. Я пробую старые домашние приемчики — раскладываю одежду на утро, раскладываю все по местам на прикроватном столике. Я не могу начистить бутсы, как раньше в своей комнате на Олд-Барн-роуд, или проверить шнуровку. Я не могу складывать и перекладывать свою форму снова и снова, потому что теперь обо всем этом заботится кто-то другой.
Мне не с кем об этом поговорить. Я знаю Макку по футболу, но еще не так много за его пределами. У него есть друзья из дома, а когда ты из города, ты никогда не отказываешься от старых связей. Ты должен показать, что ты все еще один из парней, что ты не воображаешь себя чем-то бо́льшим. Мои вечера проходят с Доном и Марком Кенни. Макка всегда присматривает за тобой и включает тебя в свои планы — «Слушай, Краснюшка, мы будем здесь позже», — но точно так же, как если бы он переехал в Борнмут, а я все еще был с Дино и Дейвом Моррисом, у него есть свои давние приятели.
Я знаю, что добиваюсь прогресса. Я подумал, что мог бы попасть на скамейку запасных. Начать в старте, забетонировать полузащиту за Стивом Макмэхоном и Рэем Хоутоном — и теперь я не могу уснуть.
Кто-то упомянул, что я самый молодой игрок, когда-либо игравший за «Ливерпуль» в европейском соревновании. Дело не в том, что это не дает мне уснуть. Я пытаюсь разглядеть пасы. Пытаюсь представить себе забеги Макки и Марка Уолтерса на флангах.
Уставившись в белоснежный потолок над моей кроватью, слушая буханья и скрипы отеля в 3 часа ночи. Иду в туалет пописать и наполнить кружку для чистки зубов из-под крана. Пытаюсь вернуть себя к чему-то хорошему.
Я готов. Я достаточно взрослый. Это то, чего я хотел: чтобы в моем послужном списке было хотя бы один матч за первую команду. Что бы сейчас ни случилось, я играл за «Ливерпуль». Я не потратил впустую последние восемь месяцев. Приехав сюда я сделал правильный выбор.
Это долгое время, день до вечернего матча. Ты приезжаешь в Осер не для того, чтобы осматривать достопримечательности. Это чай с тостами по утрам, прогулка по автостоянке отеля. Это значит надевать спортивный костюм и смотреть на себя в зеркало, надеясь, что мешки под глазами не означают, что в твоих ногах нет крепости.
Это старая, компактная площадка, стадион «Аббе-Дешам». Одноярусная трибуна за обоими воротами, тонкие белые металлические столбы, поддерживающие крышу, желтое электронное табло. Большие синие буквы на белой краске: «Трибуна Е. Леклер». Высокие деревья позади, самодельные баннеры, развешанные над металлическими ограждениями.
В тесной раздевалке мои нервы напряжены до предела. Я оглядываюсь на этих игроков, к которым я всегда испытывал благоговейный трепет: Макмэхон, Никол, Раш, Гроббелаар. Мое сердце трепещет в груди. Другие сидят там и читают программку, столь же оживленные, как пассажиры поезда, едущие на работу. Я совершаю свои собственные повторяющиеся путешествия от своего крючка до туалетов и обратно. Ты уходишь, возвращаешься, и тебе немедленно нужно снова отойти. Ничто не удерживается в тебе в течение длительного времени до и после игры.
Все зажато — моя грудь, мои икры, моя голова. Напряжение и ожидание проходят через тело.
Теперь ты сам по себе. У футболистов это инстинкт самосохранения. Вы — команда, но вы также и корабли в ночи. Вместе только по прихоти главного тренера, которого самого сжимают со всех сторон. Ты сам заботишься о себе, о своих шансах, о своих средствах к существованию. Я видел это в «Борнмуте», в те вечера, когда мы тонули, когда игроки оглядывались после неудачной игры, глядя на парня, который вышел на замену и снова упростил всем жизнь. Сомнения и опасения, пот, грязь и страх.
Я знаю, что «Осер» будет хорошей командой. Ги Ру был там, кажется, тысячу лет, и он всегда приводил правильных игроков, играющих в правильный футбол: Базиль Боли, Эрик Кантона, Лоран Блан. Кантона пошел дальше, не в последнюю очередь из-за того, что ударил своего вратаря Бруно Мартини, но угроза остается.
Я могу догадаться, что футбол будет быстрым и искусным. Что меня шокирует, так это шум, доносящийся с этих низких трибун. На стадионе могут разместиться лишь 20 тысяч человек. Но в городе всего 35 тысяч жителей, так что почти каждый мужчина в возрасте от 13 до 70 лет пришел сюда, и каждый из них прыгает.
Шарфы развеваются над головами, руки бьют по рекламным щитам, скандируют и гудят. Этот шум отличается от всего, что я слышал раньше. Я привык к 3500 вежливым болельщикам «Борнмута», разбросанным по всему «Дин Корту». Я играл на выезде c «Вест Хэмом», и это было громко, но все же не так. Это стена агрессии, физическая вещь, которую ты можешь почувствовать в своей груди. Она почти что отталкивает тебя.
Когда ты с мячом, ты не слышишь, как твои товарищи по команде кричат о пасе. Когда мяч у них, ты не можешь направлять их или требовать пас себе. Свист раздается у тебя ушах, возгласы недовольства вибрируют в груди.
Твой мозг может обрабатывать так много информации под безжалостным давлением. Это все равно что играть с закрытым глазом. Все калибровки сброшены. Твое касание тяжело, а время принятия решения минимизировано. Установки, данные тебе в раздевалке, разорваны и забыты.
Мы испытываем проблемы. Игроки пытаются помочь себе, а не тем, кто рядом с ними. Будучи молодым игроком тебе нужно пройти через это, но когда опытные игроки тоже ошибаются, ты также внезапно чувствуешь их напряжение. Ты не получаешь мяч на пространстве и с нужным количеством времени. Ты получаешь мяч, когда они паникуют — слишком сильно бьют в твою сторону, слишком высоко, а их вингер грубо идет в единоборство с тобой.
Я нахожусь в задней части тройки полузащитников, №7 у меня на спине. Макмэхон и Рэй Хоутон играют впереди. Расположение глубоко прекрасно работает, когда у тебя есть время, но нас перегружают. И тебе нужно быть разрушительным в этой роли. Тебе нужно быть пессимистом. Когда тебе 18, ты бесстрашен. Ты чувствуешь себя бессмертным. Ты молод, здоров и становишься лучше с каждым днем, так что ты просто не видишь надвигающейся опасности.
Они забивают свой первый гол незадолго до перерыва. Аккуратные пасы под углом через центр поля, я почти добираюсь до последнего паса, но Жан-Марк Феррери убегает, чтобы пустить мяч мимо Гроббелаара. Серпантин каскадом летит с трибун, взлетают белые и голубые воздушные шары, флаги развеваются влево и вправо.
У меня рано начинаются судороги. Это все нервы, все безжалостные эмоции последних 24 часов. Каждый раз, когда я пытаюсь бежать, они прихватывают в моей правое икре и останавливают мое движение.
Я пытаюсь прогнать их. То же самое происходит и с левой ногой. Ритмичные хлопки с трибун, звуки воздушных рожков, песни, которые я не понимаю. Сердитые жесты старших игроков, размахивание руками, длинные пасы.
Второй гол приходит с жестокой неизбежностью. Мяч играется через центр поля, снова над моей головой, и я потягиваюсь и пытаюсь направить его на Макмэхона, но мяч опережает его, и соперники снова выбегают в атаку. Мяч на фланге, навес закручивается за Ники Таннера, есть время принять его и пробить по воротам.
Я медленно возвращаюсь к центральному кругу и ругаю себя за это. Мои ноги никогда не чувствовали себя столь тяжелыми, но ты не должен терять мяч. Это твоя работа. Большая кучка игроков в белых футболках, резвящихся в дальнем углу, сплошь прически в стиле «маллет» и усы. Мы в красном, как чужаки.
Сунесс, бесстрастный в своем черном костюме у скамейки запасных, снимает меня за 11 минут до конца. Майк Марш выбегает на поле, а я трусцой с него убегаю. Натягиваю свой красно-зеленый спортивный топ Adidas и сажусь рядом с Николом, держащимся за свое подколенное сухожилие, и становлюсь невидимым.
•
Стив Макманаман: Как только тебя призвали в первую команду, они просто оставляют тебя в покое, чтобы ты сам прокладывал себе путь. Это было что-то типа, ладно, мы выбрали тебя, просто продолжай в том же духе. И если ты не справлялся с этим и начинал сопротивляться или был недостаточно хорош, они вскоре вышвыривали тебя.
Я не помню никого, кто когда-либо обнимал меня и пытался сказать мне, что я делаю неправильно или что я должен делать, и так было бы лучше. Ты просто тренировался, и если бы это было недостаточно хорошо, они бы кричали на тебя во время тренировки. Тебе просто нужно было учиться, а если бы ты не научился, то остался бы в стороне.
В «Ливерпуле», когда тебе 17 или 18 лет, ты должен быть очень хорош просто чтобы быть там. Мы тренировались каждый божий день с восемью или девятью игроками, которые несколько раз выигрывали лигу. Нужно было быть очень хорошим, чтобы быть на одном поле с Яном Мельбю, Ронни Уиланом, Джоном Барнсом, Стивом Макмэхоном, Стивом Николом, Брюсом Гроббелааром. Если ты был не очень хорош, тебя там просто больше не было.
Мы все были близки в этом возрасте, мы, молодежь, с самого начала. Можно было видеть, что половина первой команды хотела выйти из себя. Они часто отрывали взгляд от мяча, что не помогало ни мне, ни Джейми, тем, которые пытались узнать от них как можно больше.
Когда у тебя в команде есть кто-то такого возраста, знающий, каково это, ты этого не забываешь. Наше товарищество всегда было очень сильным, потому что нам нужно было держаться вместе, чтобы выжить.
•
Я не ожидаю, что меня выберут в эти выходные в матче против «Ковентри». Ян Мельбю снова в форме. Учитывая выбор между 18-летним и 28-летним парнем, который играл на чемпионатах мира и выиграл три титула, тренер собирается пойти лишь одним путем. Но я снова не участвую в матче Кубка Лиги против «Порт Вейл» или когда мы проигрываем дома «Кристал Пэлас» и играем вничью 0:0 с «Вест Хэмом». Майк Марш — прикрытие на скамейке запасных. Когда есть только двое запасных игроков, для тех, кто находится на периферии места нет, а Марш приличный игрок — хорош технически, никогда не сдается, бегает не уставая.
В вечер, когда «Энфилд» вновь оживает, Макка вдохновляет на замечательный отыгрыш в ответном матче против «Осера». Мельбю забивает пенальти, как он всегда и делает. Марш выходит со скамейки. Марк Уолтерс забивает победный гол на последних минутах.
И это эгоизм футболиста. Это профессиональная ревность. Когда тебя не выбирают, когда команда движется дальше без тебя, ты почти что желаешь, чтобы они проиграли. Ужасно признаваться в этом самому себе, но я не хочу видеть, как Марш забивает голы будучи полузащитником. Дело не только во мне. Он делал бы все то же самое, если бы я стоял в иерархии впереди него. Как и Макмэхон, и Мельбю, и Ронни Уилан, если бы они в форме. Ты входишь во вкус и хочешь большего.
На скамейке запасных после ужасного поражения в Питерборо в Кубке лиги. Снова на скамейке запасных, на этот раз с Доном, когда мы выигрываем со счетом 2:0 у «Тироля» в следующем раунде Кубка УЕФА. Не играю ни в там, ни там, жду и работаю на тренировках, надеясь, что тренер снова выпустит меня во время очередной серии.
Это происходит в начале декабря. Приближается выездная игра против «Саутгемптона», одобрение Сунесса в четверг. Впервые на скамейке запасных в матче Первого дивизиона, поездка на автобусе обратно на юг, знакомые автомагистрали и шоссе, обратно тем же путем, который я проделал несколько месяцев назад.
«Делл» кажется скрипучим и неизменным со всех моих поездок туда в детстве. Два яруса на трибунах вдоль бровки, эта странная открытая трибуна в форме клина под названием «Милтон Роуд».
В этом «Саутгемптоне» есть крутые парни, Нил Раддок и Барри Хорн, и есть 21-летний нападающий по имени Алан Ширер, о котором все говорят. Ширер на обложке программки, подняв руку после гола в ворота «Челси», Деннис Уайз скрывается на заднем плане с таким выражением лица, которое говорит о том, что он хочет отомстить.
«Борнмут» дома играет с «Брентфордом» во втором раунде Кубка Англии, так что папа на «Дин Корте». Но тут мама и Марк. Дедуля тоже здесь, кепка надвинута, приезжает на раннем поезде и машет мне со своего места на главной трибуне.
Холодный, хмурый день, прожекторы на крыше двух трибун ярко горят с самого утра. И это просто приятно — знакомые и семья вместе, игра, в которую, как мне кажется, я смогу попасть, если выдастся такой шанс, команда, которой нужно что-то, чтобы снова разжечь пламя.
Все как-то бессвязно. «Саутгемптон» находится в нижней части таблицы, поэтому они борются за любые очки. Ширер — сильный парень, Иан Доуи рядом с ним — еще более тупой предмет. У Брюса Гроббелаара один из его критических дней, и на то есть веская причина. Ширер врезается в Дэвида Берроуза, подбирает ничейный мяч и бьет с 23 метров, и внезапно среди красных шарфов и шапочек на гостевой трибуне становится очень тихо.
Осталось 27 минут, когда Рой Эванс хлопает меня по ноге. Сунесс со скамейки запасных смотрит на нас сверху вниз. Кивает.
Расстегиваю свою толстую куртку, под ней зеленая футболка. Показываю свои шипы лайнсмену. Провожу рукой по волосам. Рукопожатие с уходящим с поля, как моряк, сходящий с корабля Яном Мельбю. Через белую линию и вперед, на поле.
На этот раз все иначе. Я не смотрю по сторонам, не прислушиваюсь к шуму. Я просто играю в футбол, беру мяч и двигаю его дальше. Поднимаю голову, быстрый окрик, вижу забегающих.
И сам тоже совершаю свои забегания. Макка финтит и ведет мяч на дриблинге. Хоутон на правой стороне штрафной, поднимает глаза и видит Дэвида Берроуза, несущегося на дальнюю штангу.
Я даже не думаю об этом. Я забегаю в штрафную, наблюдая за мячом, пущенным за спину Микки Адамса.
Берроуз ныряет. Тим Флауэрс падает. Мяч отскакивает вдоль вратарской.
Я вношу его в сетку сантиметров с восьми.
Макка чуть не опередил меня. В подкате он чуть не внес меня через линию ворот. А потом я оказываюсь в сетке ворот, цепляюсь за нее руками, чуть отклоняюсь назад. Смотрю прямо в глаза огромной волне фанатов «Ливерпуля» прямо за ограждением, кричу на них в ответ на их крики в мою сторону, шум, радость и безумное неверие захлестывают всех нас.
Я, они и мы, затерянные в одном и том же прекрасном бедламе. Интенсивная близость гола, ощущение того же самого в тот же самый момент, что и у тысяч совершенно незнакомых тебе людей.
Макка выуживает меня оттуда. Рука обнимает за плечо. И я плыву сквозь все остальное в матче, желая получить каждый пас, гоняясь за каждым потерянным мячом. Смотрю на маму, Марка и дедулю, когда раздается финальный свисток, сжимаю кулак. Стою в туннеле, спешу сказать какие-то слова репортерам, которые суют мне под нос микрофоны и магнитофоны.
— Я не могу выразить словами это чувство.
Да конечно могу и прямо сейчас. «Это невероятно, невероятно. Мне это по-настоящему нравится».
Все это изливается из меня прямо сейчас.
— Это был самый легкий гол на свете, но ты должен быть уверен, ты должен убрать всех соперников. Я думаю, что всегда буду его помнить.
Кто-то включает радио и выясняется, что папина команда выиграла со счетом 2:1. Счастье рикошетом разлетается между нами. Позже состоится самый большое празднование с китайский едой на вынос в этом году. Марк зовет гулять. Мы оказываемся в Мэдисоне с Дино, Дейвом и всеми остальными, кто приехал в город. Папа поднимает свой бокал, отправляя нас в путь, мама — загадочной улыбкой и теплыми объятиями.
Мне 18 лет. У меня так много всего впереди, побед и жестоких разочарований, сражений и поражений, вещей, которые я даже представить себе не могу. Игры в местах, о которых я никогда не слышал, ошибки и травмы, сожаления и дни такой сильной гордости, что я мог бы лопнуть.
Я ничего этого не знаю, и все это не имеет значения в ту ночь в моем родном городе. Я хочу поделиться этим со всеми присутствующими. Так много тех, кто помогал мне на этом пути. Звучат песни, Марк танцует, и куда ни глянь — широкая улыбка.
Я еще не добился этого, пока нет. Я играл дважды и забил один гол. Но я уже на пути. Теперь я не неудачник, не полный отстой. Если все это закончится здесь — я сыграл за первую команду самой большой команды в стране. Я забил. Я есть в официальных отчетах.
Надеюсь, Кенни заметил это у себя там в Саутпорте. Я надеюсь, что он улыбается на поле для гольфа. Надеюсь, Грэм Сунесс знает, что я готов к большему. На этом все это не может закончиться. Это только начало. Это старт.
Завтра будет другой день. Сегодня вечером у нас это празднование, и мы все вместе. Двигаясь дальше, глядя вперед, но помня о том, что было раньше. Готовый к этому. Готовый к тому, что еще только будет.
•
Харри: Когда ему было пять я знал, что он станет футболистом. Это был не тот случай, когда я выходил на улицу и часами с ним тренировался. Играть в футбол — это было все, что он хотел делать. Приходил тренироваться каждый день с Бобби Муром, Джеффом Херстом и всеми ребятами. Когда ему было шесть он играл в команде возраста до 10 лет. Всегда рядом с футболистами, играя в футбол.
Его окружало только это. Но у него должны были быть способности. И у него они были. У Сандры есть фотография, на которой он в пять лет бьет по мячу с совершенной техникой, опустив плечо, опустив голову, вытянув пальцы ног. У него все это было, и он работал над этим.
Я был так горд, когда он перешел в такой великий клуб, как «Ливерпуль». Их традиции, их стиль. Не будь у него травм он добился бы гораздо большего, в этом нет сомнений. Люди не понимают, через что он прошел. Вся реабилитация, лечение у физиотерапевта в три часа ночи после игры в середине недели, попытка привести себя в форму к субботе. Операции и тяжелая работа. Травмы помешали ему приблизиться к тому, кем он мог бы быть.
Я помню, как читал большую статью с Гордоном Страканом. Он сказал, что когда ты играешь в «Ливерпуле», Джейми контролирует темп игры, все исходит от Джейми. Терри Венейблс сказал мне после Евро-96: «Харри, мы бы его выиграли, если бы Джейми не получил травму». Я никогда не говорил Джейми, что я чувствовал по этому поводу.
Но что всегда было важно для меня, так это то, что он отличный парень. Именно этого ты и хочешь от своего сына. У него есть время для всех, он со всеми разговаривает, уделяет им свое время. Он очень похож на свою маму в ее дисциплинированности. Он всегда о себе заботился. Он может выпить, но в основном он ест правильную пищу, он держит себя в отличной форме. Это исходит от Сандры.
Лично я считаю, что очень важно быть добрым к людям. Тебе ничего не стоит уделить людям свое время.
Может быть, это мое самое ценное влияние. Когда я вижу это в нем, я думаю, вот это Джейми.
Вот — мой сын.
•
Кингс Парк, давным-давно тренируюсь с первой командой «Борнмута». Мне 13, я прогуливаю школу. Папа взял меня с собой. «Джейми, не говори своей маме».
Трава слишком длинная, а земля неровная. Можно слышать, как чайки кружат над головой. Идет дождь. Ну и ладно.
Джерри Пейтон в воротах. Остальная часть первой команды выполняет упражнения по ударам по воротам, забегает под папины навесы и пытается забить с края штрафной.
— Джейми, встань у ворот. Вот там, примерно в двух метрах от штанги. Да. Когда они бьют, ты должен принять мяч, понял? В касание.
Удары летят градом, рикошеты от стоек ворот, отбитые Джерри мячи. Я двигаюсь слева направо, вперед и назад. Левая нога, правая нога. Принимаю мячи грудью, бедром, внешней стороной стопы.
Взрослые мужчины бьют по нему так сильно, как только могут. Я принимаю мячи и опускаю их вниз, как будто они мягко приближаются ко мне, как будто их катят к моим ногам.
Смотрю на папу в перерывах между ударами, ожидая его реакции.
Думаю о том, когда он посмотрит на меня потом в машине по дороге домой. Кивок, быстрая улыбка.
— Отличное касание, маэстро. Хорошо сегодня получилось.
Легкое похлопывание по моему колену.
— Ага. Мой сынок. Ты хорошо потрудился.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.
