Серьезный разговор о спортивной медицине в «Наговоре по пятницам» от 10 сентября 2021 года
Тема повышенного травматизма в футбольной сборной России, всерьез встревожила нашу редакцию, и мы решили обратиться за комментариями по этому поводу к лучшему эксперту нашей страны в этой области.
Недолго думая, я вскочил на наш редакционный электросамокат, поразмышлял о будущих вопросах и пошел на Якиманку, благо тут далеко.
Свой путь я держу к жилищу эскалопа спортивной медицины Эдуарда Безуглового.
Для кого-то он Эдик, а для кого-то уже Эдуард Николаевич. Для меня, например, он Эдик, а для Игоря Рабинера – Эдуард Николаевич. Для Валерия Карпина – Эдик и для Виктора Онопко – Эдик, а для Александра Дюкова – Эдуард Николаевич. Для Никиты Симоняна – Эдик, а для Вячеслава Колоскова – Эдуард Николаевич. Для Тина Канделаки - … а впрочем хватит. Отвлеклись!
Я захожу в шикарный подъезд новенькой хрущевки, поднимаюсь в подвал и звоню в массивный колокол при двери….
«Вартапетов – мясник!», - ошарашивает меня Эдик прямо с порога.
Соседка пугливо захлопывает приоткрытую было дверь на 1-м этаже.
«Мясник и мясной», - уже с улыбкой провожает ее взглядом Эдуард Николаевич.
Отодвигая «дзюбу» в разрезе, Врач пропускает нас к себе в дом. Пахнет хлоркой, свежей кровью и почему-то камелиями.
Мы идем по длинному коридору и Безугловой продолжает вспоминать:
«Резал как-то Вортапетов мениск Торбинскому, так потом с пола собрали 8 килограмм обрезков связок. Вскрыли после него колено, а там пусто. Ноль! Попросту «Макрофлексом» все залито! Что делать? Парню через 2 часа играть, а потом ведь еще эмиграция. Не на руках же таможенный контроль проходить», - хохочет Безугловой. «Пришлось вычищать и заново все делать. По всему телу Торбинского лишние связки собирали. Он этими связками и занес потом голландцам в 2008-м. А в ведь переделывать за кем-то хуже не бывает», - грустно вздыхает Николаич.
На белой кафельной плитке пола отчетливо видна незарастающая тропа спортсменов и других простых тружеников, которые до сих пор постоянно идут сюда на прием.
Кто здесь только не побывал за эти годы. И Бухаров, которому отсекли страсть к казино, и Динияр Биллялетдинов, пытавшийся состричь непослушные кудри на голове, и Александр Панов, который в свое время потребовал заменить СБГ мозг на КБ сердце.
Захаживал сюда и Федор Емельяненко, который очень хотел, чтоб к нему со спины пришили его брата Александра. Но влиятельная АПОНПИ (Ассоциация противников операций, носящих признаки идиотизма) тогда выступила против.
Матовые стекла шкафов, расставленных вдоль стен коридора, по которому мы идем, не скрывают никаких секретов: там Безугловой хранит воспоминания о каждом из своих пациентов. Здесь нашли свое место и знаменитая нога Беланова с мексиканского мундиаля, и томик любимых стихов Башкирова, заляпанный слезами и портвейном и объемная липидограмма Василия Уткина. Где-то здесь, в одной из этих банок, лежит ответ куда пропал Данишевский.
После холодного коридора мы заходим в богато обставленную унитазами уборную, она у Эдуарда Николаевича проходная. «Привык все делать на ходу», - замечает Безугловой мой немой вопрос.
Дальше операционная, вторая операционная, склад паховых колец, потом опять вторая операционная и, наконец, маленькая уютная кухня. В углу лежит матрас, на котором спит наш герой, к матрасу уже примостился Шендерович. Эксперт сгоняет его мокрой тряпкой и начинает вспоминать:
«Люди говорят, что это я Месси левую пришил», - томно закатив глаза гуторит Эдуард Николаевич, и прикуривает от газовой конфорки кубанскую сигару.
«Смешно, конечно, но!» - перестает размешивать «Милагро арома» наш герой, - «Не такая уж и «левая» эта его левая!» - вместе долго и заливисто смеемся над шуткой врача.
Спустя примерно 1,5 часа Безугловой вытирает ветошью выступившие от смеха слезы и вновь продолжает:
«На самом деле я всего лишь поменял ему толчковую ногу. Просто взял и пересадил, поменял, так сказать, ноги местами. И убедил толкаться другой ногой. Не той которой он толкался на тот момент. А другой. А той, которой он раньше толкался, попросил не толкаться. Ну чтоб он нормально мог толкаться, но уже другой ногой… А правая это или левая - позвольте этому секрету остаться между нами с Лионелем. Или как я его называю: Леонелем!»
«Извините, Друг звонит!» - кивает на телефон Безугловой. На экране надпись «Игорь (стволовые клетки)». Это Угольников.
Как это не парадоксально, Безугловой и Угольников - друзья со школьной скамьи. Эдуард Николаевич признается, что всегда почему-то завидовал Угольникову. Завидовал иррациональной завистью, хотя и белой, но необъяснимой.
- «Понимаешь, у Игоря свой угол был уже начиная с первого курса», - объясняет Эдик, - «а я вот так и мыкаюсь до сих пор по подвалам Якиманки… Кстати, именно Игорь познакомил меня с Вортапетовым. Это сейчас Вартотепов - скалА. Не СкАла», -скалится Эдик, готовый расхохотаться еще на полтора часа, но я, вспоминая прошлый опыт, затыкаю ненадолго его рот валяющимся неподалеку ахиллом. Немного придя в себя, Николаич продолжает:
«До 11 лет Вортатепов рос слабым и болезненным эстонцем. Мальчишки-футболисты из спортинтерната по соседству обзывали его - «Вортапедов». Но потом он съездил в пионерский лагерь и в школу вернулся уже сильным и здоровым армянином. У него, в отличие от меня, в спортивную медицину был свой тернистый путь, полный знакомств, панибратства, плохого секса и армянского коньяка. Кстати, в конце 70-х Мишка получил из рук Брежнева наградной скальпель за то, что привил клетки-дички из бутс Гарринчи Федору Черенкову».
Неожиданно Безугловой предлагает немного посмеяться, на что я не без удовольствия соглашаюсь. Нахохотавшись вдоволь, мы продолжаем:
«Мишка, ведь не сразу стал Вартотеповым…»
«Что значит «стал»?» – наконец произношу первые слова я, одновременно снимая со своего бедра как бы невзначай оказавшуюся там теплую ладонь собеседника.
«А Вы не знали? Его настоящая фамилия Вортапетин!»
(ломает сильной загорелой рукой сушку)
«Слышал звук? С таким же у игроков мениски летят».
(улыбается глядя сквозь меня на чайник).
«Вскипел, налить»?
Вежливо отказываюсь. Наливает. Не в силах отказать сильной загорелой руке, отпиваю кипятку. Отслоившаяся кожа на языке мешает говорить. Щелкаю сушкой волдыри на нёбе, пытаюсь не потерять от боли нить повествования
«А ты чай-то, кстати, с заваркой пьешь? Чего ж молчишь?», - Эдик заботливо подливает свежезаваренную обжигающую заварку в уже успевший подостыть в фарфоровом стакане кипяток. (кипяток настолько горячий, что последовательно прожигает стенки желудка, кишечник, стул, на котором сижу и начинает проливаться на кафель пола)
«Я по молодости одному пареньку на танцах голыми руками приводящую вырвал. Вот тогда и понял, что медицина спортивной травмы - это мое! А вообще впервые понял, что медицина – это мое призвание – еще в школе, когда перочинным ножиком на парте вырезал ложный зоб трудовику.
Я ведь самого Ельцина шунтировал как-то! Стою как-то на остановке, жду автобус. Вдруг подбегают Коржаков и доктор Рошаль. Коржаков весь бледный кричит: «Есть тут доктора»? Я говорю: «Я доктор!» А Безугловой говорит брезгливо: «Да какой ты к черту доктор…».
(тут я сверяюсь с записями. Странно. Судя по ним я сейчас в квартире как раз Безуглового... почему о себе в третьем лице? Решаю не уточнять)
«А у меня как раз два шунта в кармане было. Из гаража захватил домой, чтоб от камелий отдраить. Ну я и пошел туда. К Ельцину. В сани. И прямо и шунтировал его там же, голыми руками. У меня самого-то со здоровьем все тьфу-тьфу-тьфу отлично! Нервы - стальные, всегда спокойный. Не поверите - в исследовательских целях принимаю кокаин - и все также спокоен, разве что появляется тахикардия!»
Знакомые говорят, что Безугловой – врач с большой буквы, он никогда не пройдет мимо нуждающегося в помощи – Эдуард Николаевич обязательно подберет его и срочно прооперирует, даже если речь идет о простом насморке. Некоторым из его пациентов везло – они бежали и даже успевали после этого добираться до городских больниц.
«С шунтом Ельцина на самом деле реально был интересный момент», - возвращается сквозь морок реальных воспоминаний Безугловой к своей главной, похоже, истории.
«Борис Николаич за несколько лет на посту президента убил иммунитет в конец. Все из-за перелётов, работы с документами заполночь и тенниса без предварительной разминки. Так вот. Позвонили мне из администрации и говорят: так мол и так. Операция под угрозой. У Борис Николаича совместимость организма только с редким видом макак острова Борнео. Ты, говорят, там нигерийских студентов лечишь. Может у кого попадется похожая комбинация резус факторов?? И присылают мне карту. Я смотрю на факс с параметрами и глазам не верю: буквально за неделю до этого «лучил» парнишку-юниора. У него все параметры как надо.
Я немцам пишу, мол, есть кандидат! Будет материал! В итоге спасли президента!
В сердечный желудочек вшили мы ему связки голосовые Игоря Семшова. А Игорю я потом вместо связок поставил крайнюю плоть Игоря Наджиева. Певца. Не всю конечно, остатки я раздал по соседям, вы же помните какой тогда дефицит был?!»
Безугловой параллельно с рассказом начинает гладить рубашку «на завтра», за неимением утюга делает он это ладонями попеременно окуная их в крутой кипяток.
«Борис Николаич до конца дней был Игорю благодарен. Как видел его так кричал своим зычным голосом: «Впереееед ублюдки! Впереееед тупыя!». И свистел во все свои три пальца. С половиной».
Наш герой продолжает усердно гладить рубашку, в его глазах я замечаю нездоровый блеск и тень нарастающего возбуждения, на горизонте опять появляется «дзюба».
«А вообще Вам пора», - говорит мне Эдик Николаевич. Я медленно закрываю дверь и удаляюсь, стараясь не поворачиваться спиной.
