«Внутри мяча пустота». Откровенное интервью Джупа ван Хорста после трех лет молчания
Джуп ван Хорст завершил карьеру во время полуфинального матча Лиги Чемпионов против «Баварии» три года назад. С тех пор «голландский чорт» не давал интервью и исчез. Руководство «Барселоны» по сей день отказывается комментировать, что произошло с одним из самых ярких футболистов своего поколения, а фанаты за это время выстроили с десяток конспирологических теорий о том, что же произошло с их кумиром. Писателю и литературоведу Артему Новиченкову удалось взять интервью у самого загадочного футбольного гения XXI века.
Мне удалось связаться с Джупом ван Хорстом через его двоюродного брата Маттея, который сейчас работает в посольстве Нидерландов в России. Я мало верил в успех этой затеи, однако попробовать стоило. Оказалось, что ван Хорста долго уговаривать не пришлось. Уже на следующий день я взял билет в Амстердам и днем прибыл в Схипхол.
Интервью было назначено на 9 утра. Я пришел на встречу за полчаса. Это было простое и уютное кафе с видом на канал на окраине города. Джуп попросил не афишировать место встречи. Я сидел в кафе один. Местные жители заходили за кофе и выпечкой. Джуп вошел незаметно, и я сбоку даже не сразу его узнал. Лишь когда он посмотрел на меня голубыми глазами и одарил светлой улыбкой, я поприветствовал его рукой. Он был в хорошем расположении духа. Сел, положил руки на подлокотники и заказал чайник зеленого чая.
– Джуп, расскажите, как вы начали сегодняшнее утро.
– Я встал на рассвете около 6:45, сделал зарядку. Выпил стакан воды и вышел на пробежку с Ноем.
– Это ваш пес?
– Да, он уже староват, но бегает резво. Мы сделали два круга по парку, зашли в магазин и вернулись домой. Я принял душ, приготовил завтрак. Отвел Йохана в школу, вернулся домой, зашел в интернет и читал ваши тексты. Маттей прислал мне несколько ссылок на русском. Надо сказать, что google.translate не перестает удивлять (улыбается).
– А про себя читаете?
– Стараюсь избегать. Йохан иногда мне рассказывает.
– И что рассказывает?
– Что меня украли инопланетяне, что живу на необитаемом острове в Карибском море, что меня завербовали в религиозную секту, что лежу в психиарической больнице, что умер. И так далее. Да вы и сами всё это знаете. Этого стоило ожидать, это нормально. Тяжело, когда у тебя забирают важный образ. Но жизнь всегда забирает.
– В своей книге о голландском футболе Гус Куйперс описал Джупа ван Хорста как «одного из самых талантливых, амбициозных и трудолюбивых игроков Аякса и всего поколения за последние полвека», а также, цитирую: «Я не стану вслед за многими называть ван Хорста вторым Кройфом, потому что ван Хорст – сам величина, и возможно, даже выше «Летучего голландца». Вы читали эту книгу?
– (смеется) Гус – мастер смущения. Да, конечно, я читал это книгу. Если вырезать главу про меня, то я бы назвал эту книгу – самой увлекательным чтением о футболе. Боюсь, что Гус слишком был влюблен в мою игру.
– Книга появилась в книжных уже после вашего ухода из футбола, поэтому никому не удалось с вами ее обсудить. Глава о вас вызвала самую бурную дискуссию. В частности, Куйперс пишет, что ваши непростые отношения с отцом чуть не сыграли с вами в детстве злую шутку, но не раскрывает эту мысль. Можете рассказать об этом периоде поподробнее?
– Я поздний ребенок. Отцу было пятьдесят шесть, когда я родился. Он занимался мануальной терапией, работал с разными спортсменами и был знаком с Кройфом, когда тот еще тренировал «Барсу». «Барселона» всегда была моим тайными желанием, даже когда я играл за родной Аякс. И, конечно же, Кройф был иконой. Помню свой первый четвертьфинал на Камп Ноу. Мне девятнадцать. Трепет. Я вышел на замену на 56-ой минуте. И сейчас я, конечно, вижу в этом глубокую символику. Хотел показать лучшую игру, чтобы меня заметил Хави (на тот момент исполняющий обязанности главного тренера «Барселоны» – прим. ред.). Тогда Месси заявил о скором завершении карьеры, и ему искали замену.
Я тогда играл бокс-ту-бокс. Потерялся и обрезал мяч в центре, они забили, и мы расклеились. Это была роковая ошибка. Мы вылетели. Отец не разговаривал со мной неделю, но я читал его мысли. Я разочаровал его. Он считал, что я никчемен. Я был подавлен и думал о завершении карьеры. Я плохо тренировался, повесил нос, и тогда мне позвонил... о, вы слышите? Моя любимая композиция.
– Это... ”Speak low”? В чьем исполнении?
– О, это Andy Bey. Он невероятен. (слушает, постукивает пальцами по столу) Вам нравится? Вы же не вырежете этого из интервью?
– Если вы захотите оставить, конечно, нет. Так кто вам позвонил?
– Гус. Мы долго говорили. Он тогда работал в тренерском штабе. И я даже не знаю кем! Вроде бы занимался внутренней селекцией. И он же крупный специалист в тактике. В общем, он сказал мне важные слова. (имитирует речь Куйперса) «Сынок, ты талантливый игрок, и никто никогда не разгадает твоего гения. Поэтому никого не слушай, даже отца. На протяжении всей карьеры тебе будут вставлять палки в колеса. Только ты знаешь, на что ты способен» и бла-бла-бла. И это подействовало. Я стал увереннее на поле. Голос Гуса до сих пор звучит в моей голове.
– Вы когда-нибудь чему-то завидовали? Например, что не тренировались в Ла Масии?
– Нет, в “De Toekomst” (название Академии Аякса – прим. ред.) было волшебно, это мой Хогвартс. Я был там абсолютно счастлив. А в «Барселоне» меня как-то сразу приняли, но до полного понимания командной «химии» я шел года два где-то. Когда мы выбили Аякс в 1/8 – это было особое переживание. Тогда я понял, что когда-нибудь хочу вернуться в родной клуб. В качестве ветерана, помощника тренера или кого-угодно.
– А сейчас думаете так же?
– Да, но не знаю, возможно ли это реализовать.
– Джуп, вы так и не выступили с официальным заявлением и, откровенно говоря, пропали. Это не укладывается в голове. Расскажите, как вы провели эти три года?
– Ну, я много путешествовал, большей частью, по Юго-Восточной Азии и Южной Америке, добрался до Антарктиды. Читал, медитировал. Потом вернулся в Амстердам, сыну пора было в школу, да и Ной истосковался. Мы специально переехали на окраину города, чтобы не привлекать внимания.
– Вы чего-то искали или, может, от чего-то бежали?
– Искал. Но это потом. Первое время я вообще не знал, как жить. Нужно было прийти в себя. Марта сразу увезла меня в горы. Мы жили в палатке. «Барса» дала такую возможность. «Восстановиться». Вы же помните, наверное, еще официальная версия клуба была, что во время матча у меня случился приступ...
– Сопорозного сна.(Состояние, при котором пациент находится в своеобразном "сне" и не может выполнять каких-либо сознательных движений, при этом может сохраняться реакция на сильные раздражители: боль, звуки, свет и др. – прим. ред.)
– Да, точно. Спасибо. И с того момента я периодически – как это сказать? – еще впадал в ступор. Но не так глубоко. И уже года два как все окей. Но кто может сказать точно?..
– А футбол смотрите?
– Нет. После того дня я не видел ни одного матча.
– В это сложно поверить, честно говоря.
– Да, мне тоже. (смеется) Футбол был для меня воплощением всего самого... важного. Он был моей страстью, смыслом жизни, философией, по которой я жил. И, наверное остается... в какой-то степени. Но я просто не мог смотреть на мяч.
– Наверное, пришло время для главного вопроса. Вы помните тот момент? Что именно тогда произошло?
– Помню. Очень хорошо. Это был полуфинал с «Баварией». Ответный матч на Камп Ноу. Первый мы выиграли 2:1. И я тогда забил в свои. И в чужие тоже – со штрафного. То есть у меня был дубль. (улыбается) Мы были хороши, могли забить и три, и четыре. Но Шенк в раме стоял как бог. И сколько раз их спасали штанги? Пять, не меньше. А дома первый тайм мы сыграли 0:0. Причем Бавария владела преимуществом. В перерыве Эрик (Эрик тен Хаг, главный тренер – прим. ред.) в своей манере донес до нас, что если мы не выйдем с должным настроем, то сто тысяч на стадионе в финале будут болеть за другую команду. В том году финал Лиги Чемпионов проводился на нашей арене. И еще он сказал, я наизусть запомнил эту фразу, что «нельзя играть с пустыми сердцами». Мы вышли совсем другой командой и показали наш футбол, сразу завладели преимуществом. На первым минутах создали несколько хороших моментов. «Бавария» села в глухую оборону. А то, что случилось со мной... Это была 56-я минута, я отчетливо помню (всегда следил за временем). Я сместился на правый фланг и получил пас от Орарио. Потрогал мяч шипами, надаваил на него, это было мое любимое – физически ощущать объем мяча. На меня тут же сместились двое, и я собирался отдать по флангу на забегающего, это, кажется, был Рийяр, но не смог, я вдруг понял...
– Что вы поняли?
– Я понял – что внутри мяча пустота. (долгая пауза, во время которой ван Хорст пьет чай) То есть я сотни, может быть, тысяч раз так трогал мяч, но никогда не задумывался, что внутри него пустота, что я трогаю пустоту, просто туго обтянутую. На меня понесся соперник, но почему-то остановился, видимо, решил, что я заготовил финт. А когда увидел, что я в оцепенении, выбил мяч в аут. Я не мог двинуться. Что-то кричал Орарио, он бежал с центра поля. Тренер орал с бровки: «Джупи! Джупи, проснись!». Но я не спал. Наоборот – мне казалось, что я понял нечто такое большое, что все остальное не имеет значения. Я будто бы пробудился. А вот после этого все как в тумане, я помню, что меня тут же заменили, в подтрибунке со мной сидел Саид – командный врач. И потом меня отвезли в больницу.
– И после этого вы больше никогда не играли.
– Никогда.
– Но не совсем понятно, что же именно с вами произошло? Вы называете это осознанием, но осознанием чего?
– Осознанием пустоты. Пустоты мяча, моей игры, всей жизни. Пустоты всего. Но это был не пессимизм. Я просто осознал, как бы это сказать... что всё иллюзия: наши желания, поступки, все наши страсти. Все слова: мои, тренера, врачей. И я не знал, как вообще что-либо делать в жизни с этим осознанием. Я ничего не мог и ничего не хотел.
– Но почему именно в тот момент?
– Не могу ответить на этот вопрос. Не знаю. За полтора месяца, в начале марта, умерла мама, я был к ней очень привязан. В детстве я нечасто ее видел, она работала дипломатом, воспитанием занимался отец, но она всегда была главным человеком для меня. В общем, я связывал ее смерть с той 56-ой минутой. Но связи нет. У всех умирают близкие. Наоборот, футбол помогал мне справляться с собой.
– Как вы сейчас об этом думаете, когда вспоминаете?
– Я давно не вспоминал об этом. Как ни странно. То есть сначала я только об этом и думал. Я хотел вернуться на поле. Меня ждал финал на Камп Ноу, а потом чемпионат мира, но я просто не мог смотреть на мяч. Я даже думал, что меня кто-то проклял. Какой-нибудь немецкий Мефистофель, я не знаю. На полном серьезе. Я просто перестал быть в игре. Но я все еще надеялся вылечиться, чтобы сыграть на мундиале. Со мной работали клубные психологи, вообще «Барселона» старалась помочь всеми силами, за что я глубоко признателен. На сколько я знаю, «Аякс» также предлагал свою помощь. Мне звонил Гус и детские тренеры. Я был уверен, это какая-то болезнь. Мы с аналитиками потратили много сил, но так и не добрались до сути. Мне прописали таблетки, я отказался, и тогда решил, что психологи мне не помогут, и поехал в путешествие, сначала с Мартой, потом один.
– Но как вы решали технические вопросы – с клубом, со спонсорами?
– С клубом нам удалось расстаться полюбовно. У меня было несколько телефонных разговоров: и с тренером, и с владельцами, они постарались понять и сказали, что всегда ждут меня в клубе. Со спонсорами, сколько могу судить, было сложнее. Всем занимался мой адвокат, я только подписывал бумаги. Они настаивали на личных встречах, но я не мог ни с кем разговаривать по таким вопросам. Кажется, пришлось выплатить какие-то неустойки, я уже не помню. Мне было не до этого.
– Вашу карточку в FIFA заигрывали еще около года. Одна из самых популярных карточек.
– Да, я знаю. Потом в следующей версии меня просто убрали. Кстати, в футбольные симуляторы я тоже больше никогда не играл, хотя страстно любил их с детства.
– Это мог быть стресс? Все-таки полуфинал Лиги Чемпионов. За год до этого «Барса» проиграла в полуфинале «Реалу» на том же Камп Ноу.
– Я ни о чем таком тогда не думал. Чувствовал себя хорошо. Когда играешь по 50-60 игр за сезон, плюс матчи за сборную, то на стресс нет времени. У нас был сильный и дружный состав и талантливый тренер, мы были уверены в своих силах, мы доминировали. Как любой игрок, я мечтал взять «ушастого». И мы почти сделали это.
– Вы вините себя в том поражении в финале от «Ювентуса»? Многие считают, что ваш загадочный уход негативно повлиял на командный дух.
– Нет, не виню. Это было бы эгоистично. У нас была достаточно мощная команда, чтобы выигрывать и без меня. Финал кубка Короля против Валенсии тому подтверждение. Гассанага прекрасно заменил меня в трекварти. А что касается командного духа – я могу только извиниться перед одноклубниками, что подвел их. Видит бог, я не выбирал. До той минуты я готов был отдать всего себя за сине-гранатовую футболку. Наверное, мне стоит извиниться и перед партнерами по сборной, что не смог помочь им на Чемпионате мира, но и без меня они выступили неплохо. Быть третьей командой в мире – это большое достижение. Хотя здесь, в Нидерландах, все ждали золота.
– А как вы следите за результатами, если не смотрите футбол?
– Для меня футбол превратился в цифры и фамилии. Я изучаю статистику, тактику, читаю разборы матчей. Делаю это ежедневно на протяжении последних где-то двух лет.
– Вы общаетесь с одноклубниками?
– Конечно. Мы периодически встречаемся семьями, чаще, конечно со старыми товарищами по Аяксу, потому что они ближе, но изредка к нам прилетают из Испании, Англии, да ото всюду. И предупреждая ваш вопрос, скажу, что обычно мы не касаемся того случая. Мы обсуждаем футбол, но не тот матч. Наверное, все считают, что для меня это болезненно, и меня это устраивает. Не думаю, что ошибусь, если скажу, что из всех одноклубников только двое-трое действительно поняли, что со мной произошло, если это вообще возможно понять.
– Как ваши близкие восприняли ваш уход из футбола?
– Марта была главной опорой для меня всё это время. Особенно в том, что касается возможности коммуницировать. Она дала мне веру в жизнь. Как бы заполнила эту пустоту любовью. Всегда была рядом. Когда стало ясно, что я смогу продолжить путешествие в одиночку, она вернулась в Амстердам.
– А сын?
– Марта объяснила ему, что папе нужно отдохнуть. Мы созванивались с Йоханом по скайпу и говорили часами. Его страсть к жизни, желание все знать, тоже укрепляли меня в мысли, что мир не пуст. Что проблема не в мире, а во мне. И я учился у сына. Мне очень его не хватало, но я понимал, что должен побыть один.
– В какой момент вы вернулись?
– После Тибета. Я пробыл в Тибетском монастыре в горах три месяца среди монахов. Это было самое сильное духовное переживание. Там я быстро потерял счет времени. И даже начал думать остаться там навсегда, то есть настолько я не находил себе места в мире. Но однажды я проснулся ночью, вышел – был туман – и сел на краю – монастырь был как бы прикреплен к горе, – и медитировал так до самого рассвета. Когда передо мной открылась долина с одинокой тропой, по ней шел овцепас, я решил, что пора возвращаться. И после уже практически не покидал родину.
– И что же вы поняли в монастыре?
– Во-первых, что то, что случилось – данность, которая не могла не случиться. В любом случае, я перестал о чем-то жалеть. Во-вторых, я понял, что все желания ведут к страданиям. Тот случай заставил меня страдать. Но я страдал не потому, что не могу выйти на поле, а потому что больше не буду получать удовольствия от игры, что ничего не выиграю, ни Лиги Чемпионов, ни Золотого мяча. А я хотел быть лучшим. Гус точно сказал, я был очень амбициозен, и тогда я считал это своей силой, а теперь понимаю, что это была моя главная слабость. С детства отец учил меня: если хочешь добиться всего, чнужно требовать от себя максимум. И я хотел. И думал, в этом залог счастья. Да весь мир учит нас тому, что счастье в обретении, то есть в достижении и потреблении. И тот, кто добивается в этом успеха, становится хозяином жизни. Именно эта страсть во мне, мой талант и успех так восхищали болельщиков, но это всё держало меня в заточении, в тюрьме. И только в монастыре я освободился от желаний. И сейчас просто могу наслаждаться моментом: этой чашке чая, музыке, разговору с вами.
– И поэтому вы больше не будете играть в футбол?
– Большой спорт не терпит бесстрастных. Как можно быть в игре с пустым сердцем? А футбол остался единственным искушением, которое я не преодолел. И на что это будет похоже? Я не смогу играть ни для себя, ни для других. Мяч внутри остался пустым.
– Джуп, я не могу не спросить: почему вы согласились дать интервью?
– Я решил вернуться в футбол – уже не как игрок. Сегодня я пойду забирать сына с тренировки, и приду чуть раньше – потрогать мяч, посмотреть на поляну. За эти три года у меня было время подумать, и мне кажется, я могу привнести новое в эту прекрасную игру. Я решил, что пора возвращаться в мир и сказать об этом. Ну еще о том, что меня не похищали инопланетяне.
– Но вам же наверняка поступает масса предложений об интервью. Почему ответили именно сейчас?
– Вы просто были первым, кто написал мне после того, как я принял решение. И еще мне понравилась Россия, я подумал, это будет необычная история. Я возвращался из Тибета через Сибирь. Была зима. Очень красиво.
– Холодно было?
– О да! Холоднее только в Антарктиде!
Пока готовилось это интервью, Джуп ван Хорст был назначен вторым помощником тренера «Аякса» U-19.
Хави исполняющий обязанности гл.тренера?!
Месси заявил о скором завершении карьери?!?!?!
Эрик тен хаг тренер барсы?!?
Что это было вообще?
Для меня всегда останется в памяти этот матч, где он забил один в свои и один — в чужие.
А Хорст... смотрю и одновременно и восторг, и жалость какая-то, когда сейчас прочитал это вью и понимаю, какой глубокий человек и что у него в голове происходило в тот момент...