Смерть Дудя

1

Я жадно смотрю очередное интервью Дудя и чувствую, как моё время уходит.

– И долго ты ждал?

– Получается, последние года два, да?..

Обсуждаю с женой сюжеты своих рассказов. Зная, что я в поиске, она сама что-то подкидывает.  На днях говорит:

– Я подписана на одну инста-блогершу, пиздец популярная, пишет о том, какая у нее крепкая и счастливая семья, что она никогда не расстается с детьми, они с мужем прекрасно справляются и всё такое, а тут поехала в Париж – выкладывает фотки, а на фотках только один ребенок. Ну подписчики на это сразу обратили внимание и ей пришлось оправдываться. И я вот подумала, а что она будет делать, если ее ребенок умрет? – тебе идея для рассказа.

Я покрутил в голове этот сюжет и кроме шизофрении, вынуждающей выкладывать отфотошопленные фото якобы живого сына, ничего интересного не придумал.

И вот вчера читаю пост в фейсбуке: 

"я думал написать этот пост когда мне будет 27, но потом решил что это нужно сделать как можно быстрее.

я периодически думаю о том что однажды кто-то из моих друзей или близких или моя девушка скажут, что они больны раком. я думаю, может быть я даже буду первым, кто скажет это. и меня это пугает. я мало что знаю про рак, знаю что он уничтожает безжалостно и быстро. и не оставляет шансов. да я знаю что рак излечим, но не уверен что сам захочу лечиться. и это первое чего я боюсь что буду лечиться только для близких, хотя сам не буду этого хотеть и это испортит мой характер. хотя, наверное, глупо говорить о характере, когда речь идет о смерти. и я боюсь, что меня не примут таким, не примут мою смерть.

второе чего я боюсь, что не сумею правильно отреагировать на весть о том, что кто-то болен раком. что я покажусь холодным к этой новости. мне почему-то кажется что именно так я и отреагирую. скажу что мне жаль, похлопаю по плечу и обниму. буду периодически звонить, но эмоционально не отреагирую. то есть люди решат, что в общем-то мне особо и нет дела до их жизни, хотя это не так.

и я не знаю, что надо сделать после того как вы прочтете этот пост. это скорее про то, что что-то делать надо, пока мы живы и здоровы, а если не здоровы, то, наверное, бороться. потому что я бы не смог. я вообще не люблю делать дела, которые требуют больших усилий и при этом не увлекают. а борьба со смертью – не самое увлекательное занятие, как мне кажется. хотелось бы тратить это время на жизнь, а приходится на смерть, да?"

Это Андрей. Мы учились на журфаке, он был задавакой и просто неприятным типом, круто играл в футбол. Мы почти не общались и после выпуска не виделись, уже, получается, шесть лет. Сейчас работает в МЕГЕ, продает пластинки. Я его случайно увидел, и мы разговорились, зафрендились. Посмотрел его ленту: в основном фотки тачек, ссылки на опросы, успехи в мобильных играх, и вдруг – серьезный пост о раке. И я решил, что Андрей не просто боится, а что он болен. И подумал написать ему, но остановился: а нужна ли мне эта ответственность? Хочу ли сопровождать его на этой энергозатратной дороге? Ведь, откровенно говоря, мне безразлично, умрет он или нет. Пластинок все равно со скидкой не продаст, а социальный капиталец у него так себе. Бесполезный знакомый. Конечно, я себя пожурил за такие мысли, но на самом деле так думаю почти обо всех «друзьях» в фейсбуке: что даст знакомство с этим, а с этим? И не пора ли зайти к нему на страницу и обильно полайкать? Не сомневаюсь, так думают и делают многие. Один мой друг, имеющий литературные амбиции, даже завел таблицу со столбцами: кого, когда и сколько нужно лайкать. Это как расшаркиваться с боссом в лифте, только менее унизительно. И когда меня кто-то лайкает, я также делаю из этого выводы. Но лайков все равно недостаточно. Мой рекорд – 207, и это вообще не было связано с моей творческой или профессиональной деятельностью. Людям приятнее лайкать пост о том, как ты чего-то добился, чем о том, что тебе нужны их лайки в помощь. Ну вот я так легко перескочил с рака однокурсника на лайки. Наверное, потому что о раке думать неприятно. Я все чаще замечаю, что люди заболевают в 28-30 лет, и даже раньше… мне 28. Я не пишу Андрею, потому что считаю его заразным, «токсичным». Болезнь передастся по переписке. А я и так в зоне риска. Но за что я могу заболеть? – да хотя бы за свои мысли, за то, что мало лайков ха-ха. Я всегда ищу причину. И да – нередко нахожу ответ в мистицизме. В общении с больным всегда чувствуешь себя лучше, и от этого становится хуже. Потому что совесть никто не отменял. По жизни тоже стараюсь избегать больных людей, потому что, как написал Андрей: "хотелось бы тратить это время на жизнь, а приходится на смерть". Тем более на чужую.

Поэтому я включил интервью Дудя с Ивлеевой и уже не мог оторваться. И забыл про рак. Там обсуждали размеры членов. Все уже обмусолили их диалог. Ивлеева сказала, что маленький член – это приговор. Когда Дудь спросил, какой размер она называет маленьким, она сказала 15 сантиметров, после чего выяснилось, что она слабо ориентируется в пространстве, и снизила планку до десяти.

Я уже давно подумываю сделать МРТ, но всё никак не дойду. У меня давние периодические головные боли, особенно после спорта. Да и вообще чем чаще думаю о своем теле, тем больше оно кажется ненадежным. Вчера опять мучился бессонницей, ворочался, мешал жене спать, в итоге ушел на кухню ждать, когда подействует нурофен. Я думал об интервью с Дудем и отвечал на его вопросы:

Дудь: Какого у тебя размера член?

Я: А ты что будешь делать с этой информацией?

Или мы с ним будем на ты? Все время себя одергиваю посреди интервью. Наверное, всё же на ты, потому что мне тоже будет хотеться задавать ему вопросы. Или дистанция дает больше возможностей для маневра?

Дудь: Ты работал в школе, скажи, современные подростки – какие они?

Я: Они другие, круче нас…

Дальше я не думаю. Это скучная реплика, неинтересный вопрос. От Дудя следует ждать и таких.

Дудь: Дрочишь?

Я: Да.

Дудь: А зачем, если есть жена?

Я нахожу себя напротив зеркала в ванной. Нет, Дудь бы так не сказал. Головная боль начинает сдавать позиции. Мне кажется, я тоже. У него ведь есть жена, и он тоже дрочит. После свадьбы прошло три года – морщины, выцветший взгляд, неужели Ивлеева не задумывается о смерти, думаю я, неужели она может вот так спокойно тусить на Ибице, трахаться, и не наступают у нее минуты, в которые она думает о том, что всё это пустота, ложный угарный смог, который рассеется однажды и реальность начнет уничтожать, вынуждая все больше прятаться в смоге. А может быть, она уже так живет?..

А что ты – у зеркала, осознающий собственную смертность ежедневно? Ты стареешь, и Дудь не берет у тебя интервью.

Дудь: А ты помнишь тот момент, когда тебе сорвало башку от известности? Вообще был такой момент?

Я: Мне кажется, обычно известность приходит, когда она для тебя уже не значит так много. Как в «Мартине Идене», читал?

Дудь: Признаться, к своему стыду, нет.

Или он читал… Вообще на эту тему с «сорванной башкой» у Дудя пунктик. Боль уходит, и я возвращаюсь в постель. Проходя, смотрю на спящую жену: нашла себе невротика, которого не удовлетворяет высокая зарплата, интересная работа, ему нужна известность, слава, чувство того, что нужен и полезен, хочет занимать мысли миллионов. Толпа качает по бит, ловит затейливый ритм, каждый чувствует, как становится лучше…

 

2

Утро начинается с кровавого плевка в горлышко раковины. Разглядываю в зеркале зловонные коричневые подтеки на зубах. Такого меня никто не знает.

– Оказавшись перед Путиным, что ты ему скажешь?

Я чищу зубы отбеливающим японским порошком, полощу горло мирамистином, а ротовую полость лесным бальзамом, укрепляющим десна. У каждого свои ритуалы.

Сегодня у меня обычный день. Я жму на кнопку кофемашины, но она не откликается. Тогда я завариваю растворимый, после него во рту привкус кислятины, которую хочется запить колой. Но колу мне нельзя. Она – сплошной сахар, а я стараюсь следить за фигурой. Вряд ли мне это удастся. Я задумываюсь о политике под чириканье «Доброго утра» и ловлю себя на мысли, что доел яичницу. Моя безвкусная сытость, мировая печаль, и поэтичность – дешевая. Так у меня со всеми удовольствиями в жизни. Такое ощущение, что я нищеброд.

На почте ответ из толстого журнала. Мой рассказ не взяли. Даже никому ненужные толстые журналы, которые читают только их собственные авторы, не печатают меня. Отправлять туда рассказы, всё равно что участвовать в розыгрыше на место на кладбище.

Стою в пробке и вспоминаю, как раньше ездил на работу в метро и мог читать. Зачем пересел за руль? Машина – доказательство благосостояния, достигнутый комфорт. Но так ли я этого хотел? Даже противно, что повелся на этот стереотип. Я вскипаю и сигналю тормозу впереди. У него свой ад, мой ему не понять.

У всех свой ад. У блоггерши, например, проблемы с сексом, но она же не может рассказать о них аудитории. Или если может, то насколько эта проблема останется с ней? Как она сохраняет зону интимного – свою, мужа, детей? Может ли она по-настоящему быть слабой на публике? Или всё это уже будет неправдой, частью шоу?

А какой ад у Дудя? Наверное, он боится потерять себя за деньгами и испортить ими сына. Чем богаче и больше становится, тем хрупче его жизнь, и он пытается найти равновесие, и может быть, иногда просыпается в ночи, писает в раковину и говорит себе в одиночестве: ты красавчик, но этого все равно мало? Недостаточно для полного страха.

А какой ад у Андрея? Вот он продает пластинки, закончив, кстати, МГУ, вот едет домой на маршрутке, потом на метро, бухает по пятницам. Трахает свою девочку. Того ли он желал в 18? Может, для него рак – удача, возможность снять с себя ответственность за суицид? Или он будет бороться? Но за что? За работу в МЕГЕ? 

Чем больше думаю о других, тем легче. Все уже давно горят и кричат в подушку, потому что эстетика соцсетей приветствует прекрасное, а не ужасное.

Звонит айфон – номер неизвестен. Не беру, потому что боюсь коллекторов. Отвечаю только когда зол – выпустить пар. Они грозят расправой за жалкие пять тысяч. Я нападаю сам, интеллигентно, сдержанно:

– Извините, а как вас зовут?

– Ольга. 

– Ольга, скажите, пожалуйста, вы когда-нибудь задумывались о том, почему выбрали именно эту работу? Задумывались о том, что вам дает эта профессия? Вам нравится получать от людей негативные эмоции, не так ли? – И начинаю лечить. Но редко удается. У женщин в колл-центре стальные яйца.

Уже не помню, как влез в долги. Это почему-то случилось, когда деньги еще были. Просто всегда хотелось большего и быстрее. Жаль только, что потом все обретенное теряло ценность. Тошно от того, как себя запустил. Голодный демон потребления победил аскета-мыслителя.

– Сколько ты зарабатываешь с книг?

– Ну, кстати, это не такие большие цифры, как думают многие. Элджей больше зарабатывает за один капустник.

– Ну это больше трехсот тысяч?

– Пфф, меньше, конечно.

Телефон звонит почти ежедневно. И каждый раз думаю, что звонит кто-то, не коллектор, но тоже с дурными вестями. Что умерла моя старая мать, или умер кто-то еще. Я всё ближе к возрасту, когда смерти сыпятся одна за другой.

– Юр, а ты боишься смерти?

– Я? Конечно боюсь, а кто не боится?

– А чего ее бояться? Ты есть – ее нет. Она есть – тебя нет.

– Это кто-то известный сказал?

– Да. Кажется, Сократ.

Всё-таки отвечаю на звонок. Кричит женщина:

– Алло, Лена?

– Нет, вы ошиблись.

– А можете позвать Лену?

– Нет, вы ошиблись номером. Здесь нет Лены.

Гудки. А это мог быть мужчина, который бы сообщил, что Алиса ушла от меня к нему, потому что он лучше меня: хочет детей и не псих.

И не псих.

Я вхожу на работу и одариваю коллег белоснежной улыбкой. Никто не знает, что по ночам у меня кровоточат десна, болит голова, что порой я желаю им смерти. Но я сейчас не о том, что скрываю своих демонов. Просто никому это не интересно. А моей «веселой» компании они предпочитают работу. Как на корпоративе призналась мне подвыпившая Оксана, со мной она чувствует себя как на приеме у психотерапевта.

Если интересно, мы занимаемся разработкой образовательных онлайн-курсов для онлайн школы. Я методист по литературе. Об этом дико скучно рассказывать. 

– Чем ты занимаешься в свободной от творчества время? Работаешь?

– Да, создаю образовательные курсы.

– По литературе?

– Да.

– А где?

– Ну открывается новая онлайн-школа.

– Ты в офисе сидишь или работаешь из дома?

– Когда как. Обычно в офисе.

– То есть Антон Новичков сидит где-то в офисе в то время, когда его книги читают миллионы человек, а фанаты обсуждают новый альбом и ждут концертов?

– Ну да… Но я уже ухожу с этой работы. Хочу переехать за город к озеру. Мы уже сняли домик. Закончу тур и уеду.

– Да, у тебя же тур, а когда ты работаешь?

– В будни работаю, а в выходные концерты.

– И сколько ты зарабатываешь в месяц на работе? Наверное, с одного концерта больше выходит?

Конечно, никаких концертов я не даю. Мой хип-хоп альбом провалился, его даже никто не заметил. Но когда я его писал, надеялся, что там будет пара хитов, которые дойдут до Дудя. Но хита я не написал.

Хип-хоп был моей главной надеждой. Ведь какой бы ты не был крутой писатель, твоей медийности не хватит для Дудя. Либо надо написать какой-нибудь китч про секс, наркоту и власть, на что я не способен, либо выжить из ума и совершить шокирующий поступок, но для этого не нужно быть писателем. Однако я верил, что к Дудю должен быть и какой-то иной путь.

И чего я только не делал. Писал статьи на sports.ru, отправлял по почте свои книги, запечатанные в черную бумагу и вложенные в конверт с надписью «ДУДЮ ЛИЧНО В РУКИ». Но этого было недостаточно. Дудь не берет интервью у ноунеймов, а чтобы о тебе узнали, ты должен сделать что-то массовое. А массовое-то у меня никак сделать не получается. И я рассказываю об этом в самом начале:

– Блин, Юра, знал бы ты сколько я сил потратил, чтобы сюда попасть. Чего я только не делал.

Он вряд ли спросил бы меня, зачем мне это надо, а если бы спросил, я бы честно ответил.

– Слушай, а зачем тебе так нужна эта слава?

– Я мысленно много раз задавал себе этот вопрос. И если откровенно: чтобы иметь возможность влиять на людей.

– А зачем тебе это нужно? Это же тщеславие.

– Мм… наверное, это что-то про власть. Разве ты не чувствуешь власти, когда твой ролик выходит на ютубе и его смотрят миллионы человек?

 

3

На обратной дороге пошла кровь из носа и я заскочил в аптеку у дома. За прилавком, как и всегда, стояла дородная женщина с распушенными волосами, у нее наверняка была сменщица, но я никогда на нее не попадал. Мы кивнули друг другу. Фармацевт знает о тебе то, в чем ты можешь признаться себе только в страшных снах. В который раз, отдавая медикаменты, говорит мне:

– Вы бы доктору показались.

Я надеялся, что в этот раз она промолчит.

Проходя мимо консьержки, всегда здороваюсь. На самом деле, меня от нее выворачивает: она противная и брюзжащая. Но у меня страх, что когда полиция приедет с обыском, я проколюсь на какой-нибудь мелочи.

Почему боюсь полиции, не знаю. Это с детства.

Жена видит, что я не в духе, она знает о моих навязчивых мыслях и не спрашивает. Мы молча ужинаем, смотрим сериал, целуемся, занимаемся сексом и настроение становится лучше. Она говорит:

– Я спать. 

– Я еще немного поработаю.

Алиса идет в спальню, останавливается и говорит:

– Антон, я тебя люблю.

– Я тоже.

И я правда ее люблю.

– А как твоя жена реагировала на твои неудачи?

– Она всегда поддерживала меня. Я ей очень благодарен.

Чтобы настроиться, выхожу на лестничную клетку покурить. Скидываю пепел в пролет. Не завожу пепельницу, чтобы соседи не знали, что курю. Мне кажется, что курящим людям меньше доверяют. Еще увяжутся стрелять сигареты.

Дома открываю макбук, чтобы продолжить роман, который пишу уже больше года, и его, как мне кажется, наконец-то окажется «достаточно», но сначала я проверяю соцсети, прохожу по ссылкам, оказываюсь в ютубе и два часа проходят незаметно, меня уже рубит, но я еще держусь. Мысль о том, что завтра на работу, убеждает лечь. Перед сном иду умыться, прополоскать горло и выпить воды. Из чего состоит моя жизнь: видосы, новости на Медузе, статьи на sports.ru, мемы с Двача, фифа по сети. То есть всё, только чтобы не жить, не писать, не страдать. Завтра я смогу и возьмусь за голову. Хз в каком смысле…

На следующее утро вспоминаю, что долго не мог заснуть от ощущения, что кто-то плакал обо мне. Это была женщина из ушедшей жизни. Она что-то говорила мне, но я не мог разобрать. Как я помогу ей вернуть прошлое, если для меня его еще не существует? Но она звала, звала, лежа на спине, и слезы затекали ей в уши. Мне стало больно. Она хотела от меня  того, чего я не хочу давать. Это было похоже на сон, где приходится играть роль, которую никогда бы не выбрал. Я брался за телефон и не находил ему применения. Может быть, она хотела, чтобы я позвонил ей? Но я уже не помнил номера. Да и зачем? На то, чтобы хоть как-то выспаться оставалось четыре часа.

И я отключился.

 

4 

Чего я боюсь?

 Я боюсь умереть. Да, все боятся. Просто я боюсь не столько смерти, сколько забвения. И не знаю, почему так сильно завишу от этого. Ведь мог бы жить спокойно: быть успешным, обеспеченным, сытым, умереть в кругу семьи в зажиточном доме, но почему-то выбрал страдание. И даже не уверен, что выбирал. Я же не могу не писáть. И не могу не хотеть успеха. А так как это труднодостижимо и не получается добиться, значит, не могу не страдать. А если не могу не страдать, может, я и не могу быть признанным? И ладно бы генетика или воспитание – вон мой брат спокойно работает брокером, богатеет и счастлив. Нет, это какой-то внутренний нерв, который не получается обнаружить и локализовать. Поэтому вся моя жизнь страдает, и мои близкие, и бедная жена. Сколько еще мне ждать и надеяться? Сколько вопрошать реальность, чтобы поддалась мне? Ведь с каждой новой попыткой надежда уходит. Я столько уже сделал, но всегда оказывалось «недостаточно» для успеха. Так когда же будет это «достаточно»? И вдруг, когда станет «достаточно», будет уже поздно? Я закончусь.

 

Разбудил телефонный звонок. Ответил на автомате и успел пожалеть: в такую рань звонили только коллекторы.

– Алло, Антон Новичков? – Какой милый голосок. Точно не за кредитом. Бурчу заспанным голосом:

– Да… Кто это?

– Ой, извините, я вас разбудила? Давайте я перезвоню.

– Нет-нет, говорите. – Смотрю на экран – 10:17. Я проспал почти на три часа. Как это возможно? Идиот, будильник. 

– Меня зовут Таня, я редактор передачи «вДудь», мы хотели бы пригласить вас на интервью.

– Что?.. Ээ, а как… Да! конечно!..

Я резко проснулся.

– Может, я вам перезвоню?

– А… да. Если вам не сложно..

– Тогда я вам наберу в обед. Удобно?

– Да, хорошо! Буду ждать…

И она повесила трубку.

Я вскочил и побежал к жене.

– Круто, но с чего бы тебя решили позвать?..

– Не знаю, может, прочел книгу или альбом послушал…

Первое о чем подумал, когда сел за руль и выдохнул: как не выглядеть напыщенным петухом, еще и дико опоздавшим на работу. Хотелось петь. Я ехал без музыки, чтобы не пропустить звонок и ощутить момент. Утренняя свежесть в открытое окно, и я полон надежды на будущее. Мне позвонил Дудь! Неужели я сделал достаточно? Неужели получилось! Теперь я скажу ему еще до записи:

– Знаешь, последние два или три года, сколько выходят твои интервью, вся моя жизнь была пронизана ожиданием, что когда-нибудь окажусь здесь. Я каждый день говорил с тобой, мысленно брал сам у себя интервью. Это было моей болезнью, понимаешь? И вот я наконец-то могу признаться в этом.

И я впервые не знал, что он ответит.

Стыдно признаваться в тщеславии. А я справлюсь. Тщеславие – это плохо, но кто призовет меня к ответу? Впрочем, возможно, в этом и нет смысла: кто воспримет мои слова как правду, а не как способ похайпиться и показать себя? Ведь сейчас всё пост-. Буду выглядеть не лучше Алисиной инстаблогерши.

Хотя «постсовесть» – это оксюморон.

Да простят меня за пошлость литературные боги.

– Вообще мы выходим чуть больше полутора лет, с февраля 2017.

– Хм… вот парадокс памяти: хотел попасть к вам дольше, чем вы существуете.

В туннеле я вдруг вспомнил ночное видéние о прошлом, полном надежды и уверенности. Когда-то мне было восемнадцать. И за десять лет я только таял и таил. И вот мне почти тридцать, и я дождался. Лишь бы только перезвонили. А они перезвонят. И тогда социальный капитал наконец-то будет соответствовать амбициям.

– Ты сделал это, Антон. Наконец-то ты сделал «достаточно». Значит, всё было не зря. Все эти годы ожидания и письма в стол. И я горжусь тобой. Ради этой минуты ты прошел длинный путь.

Я ехал 120 по МКАДу. Я заплакал.

– Почему ты позвал меня сюда? Я же ноунейм. А ты работаешь по-готовому: либо с медийными чуваками, либо с живыми легендами. У меня недостаточный социальный капитал. Я не принесу тебе трафика. Я не тот герой.

И что он скажет на это? Что почитал мои тексты и заинтересовался? Что это такой ход – передача про ноунейма? Или что стал настолько большим, что освободился от мнения публики? Или что сейчас не время героев и он решил создать его сам? Вряд ли. Да и кто купит рекламу? Что он напишет на обложке? «Новичков»? Или по чесноку – «Ноунейм»? Или – «Новичок»? Такое скорее откроют… Совсем скоро узнаю. 

Но в обед не позвонили.

– Ну ты же понимаешь, что твоя история – это чистый хайп? Она для того, чтобы попасть сюда.

– Тогда тут одно из двух: либо это очень талантливый «хайп», либо попасть к Дудю не так и сложно. 

Не позвонили и вечером. Я решил набрать завтра сам.

Написал в Telegram Митяю. Митяй – мой школьный друг, неуверенный в себе чувак, поэтому в компании шумный, легкий и веселый, а наедине кроткий, тяжелый и стремящийся к покаянию. Работает в конторе, занимающейся в ставками, временами пишет мне о любовных похождениях и потрахушках на вписках и ждет одобряющей реакции, потому что сам негативно оценивает свой образ жизни. Я его люблю, потому что он часть моей памяти, от которой не отказаться, я даже про него рассказ когда-то написал. Он близкий друг, но я целый день сомневался, поделиться с ним новостью или нет.

 

прикинь, меня Дудь на интервью позвал

                                               да ладно! Оо

отвечаю

                                               пиздишь.

да отвечаю

                                               И че, когда интервью?

не знаю, жду звонка еще

                                               а с чего вдруг позвал?

хз, может, прочел мою книгу

или альбом услышал

                                               ммм

а че ты?

                                               да ниче мужик

                                               поздравляю тебя))

 

Меня напрягла его реакция. Я ехал за рулем и нервничал. Почему не позвонили? Даже подумал, что Дудь мог умереть. Или что он узнал, что болен. Юра, будь осторожен, мне нужно это интервью, а потом можешь умирать. Уместен ли тут юмор? Только если хороший. А я хуевый шутник. Зато Митяй нет. Он решил мне набрать. Ну окей.

– Антон, слушай, ты только не злись… Мы тебя с Дашей разыграли… Она сказала, что лучше…

Дальше не слышал/не слушал. Все поплыло. Повесил трубку. Конечно, когда-нибудь я прощу, но сейчас не хотел об этом. Нужно было бежать, но куда сбежишь со МКАДа?

– Алло.

– Привет.

– Что-то случилось?.. – Алиса сразу поняла, что-то не так.

– Не будет никакого Дудя. Меня Митяй наебал.

Я ехал 120 по МКАДу. Я заплакал.

 

5

 

– И он тебя реально наебал?

– Да. Я просто был уничтожен.

– Офигеть… И как давно это было?

– Больше года назад.

– И что ты после этого сделал?

Я пришел домой без лица. На лице Алисы читалось «где мой муж?». Мы долго говорили. Я старался не скатиться нытьё, проявить стоицизм. После очередного молчания, она сказала:

– Я смотрю на тебя и мне страшно. Неужели наша любовь для тебя ничего не значит?

– Значит.

– Ну у нас же все супер! Есть всё, чтобы быть счастливыми. Мы любим друг друга, у нас самые лучшие отношения по сравнению со всеми нашими друзьями. А ты сидишь, будто кто-то умер.

– Умерла очередная надежда.

Она молчит. Я спрашиваю:

– Так чего ты боишься?

– Я боюсь, что пройдет еще десять лет, у тебя ничего не получится и что тогда? Как мы будем жить? Даже если у нас будут дети, что это будет для тебя значить по сравнению с успехом?

– Я сам этого боюсь. Но это же всё для того, чтобы преодолеть смерть. Я хочу остаться в вечности. Потому что мы все умрем. И я умру, и ты и наши дети тоже будут смертны.

– Но Дудь не сделает тебя бессмертным.

– Дудь – это возможность, чтобы обо мне узнали… Слушай, ты не должна во мне сомневаться.

– Я и не сомневаюсь.

– Да нет, сомневаешься, конечно, иначе у нас не было бы этого разговора.

– Я просто подумала: может, стоит посмотреть в другую сторону? Заняться чем-то другим, если здесь не получается?

– Как же ты не понимаешь, что я не выбираю? Я не могу не писать, не могу не читать рэп. И я знаю, что делаю круто, просто это вопрос доступности. Возможно, я просто еще не сделал чего-то большого… Мне 28, а чувствую себя стариком.

Я помолчал, она подошла и обняла.

После разговора мне не хотелось, но мы занялись сексом. Стало чуть легче. Она была молчалива, даже не пересказывала инстаграм (это шутка). Отправил ее спать, залез в интернет. Вышел новый Дудь с Нагиевым. Мне захотелось написать Андрею. Как там его рак? Помню, я спросил его напрямую: Андрей, а ты болен раком? И он сказал, что сейчас сдает анализы. Я спросил: тебе не страшно? «Страшно, конечно». – Нет, я не про смерть. «А про что?» – Про то, что ты умрешь, и от тебя ничего не останется.

Хотелось просто уничтожить его. Я ликовал, что я живой, а он, считай, мертвец. Но Андрей не ответил. И я спросил: чего молчишь?

Наверное, он плачет, подумал я и успокоился.

– Типа хотел отомстить за обиду?

– Знаешь, эти интервью после случившегося выглядят как издевательство.

– Но ты же не можешь перестать.

– Не знаю.

Меня опять разбудил звонок. На часах 8:50. Суббота.

– Алло! – Я старался звучать бодро. 

Назвали моё имя. Подтвердил. Озвучили цифру задолженности. Скинул и поставил телефон на авиарежим.

Опять заснул в гостиной.

Почему я такой глупый? Почему позволил утраченной надежде руководить мною? Нет – никакого Дудя, только кредиты, пробки до работы и видосики.

Попробовал заснуть, но мозг искал виноватого в моих неудачах: вот зачем в очередной раз кому-то стал показывать свои черновики? Помню, Митяй тогда внимательно выслушал и только спросил:

– А имя зачем поменял?

– Ну я не только имя поменял.

– Ну ты же про себя пишешь.

– Не совсем.

– Если хочешь, чтобы Дудь прочитал и позвал тебя, нужно свое имя написать.

– Да какая разница?

– Ну ты же типа честный. Так честнее будет.

И, наверное, он был прав, но я оставил как есть.

В квартире стояла тишина. Алиса ушла к косметологу. Я выдерживал паузу.

Если бездвижно лежать в комнате несколько часов, начинает казаться, что ты не существуешь. Никто не может засвидетельствовать твое наличие здесь. Такое высвобождение в клетке. И чем дольше отсутствуешь, тем болезненнее возвращение: в первую очередь, от накопленных уведомлений в соцсетях.

Вышел из дому без айфона. Зашел в метро и поехал. Дудь задавал вопросы, я игнорировал. Он давно не спускался сюда. Я привел его. Сразу же заболела голова. Как плохо выглядят люди подземки: кожа, волосы, изношенные тряпки и лица. Плохая, дешевая еда, образ жизни, экология. И я не лучше, и не пытаюсь. Глаз цепляется за молодые лица. Молодость скрадывает всё. До поры. Старушка напротив тычет в меня пальцем. Я думаю, может, это уже нормально, может, правила изменились и она их знает лучше меня? Капля падает мне на руку. Кровь из носа, опять. Дудь смеется надо мной. Он шепчет, злорадствует. Думаешь, Юра, эта история кончатся моей смертью? Нет, если я умру, они не кончатся и ты не прочтешь их, не встретишься с демоном, которого мы с тобой породили. Он смеется, говорит, что в жизни не читал подобной дичи про себя. Да и какой он демон, он всего лишь ведущий шоу на ютубе, а демоны все в нас. Он говорит еще многое, но мне хватает сил не перепечатывать это сюда. Он сам без меня лучше знает.

Мне кажется, что-то случилось с Алисой. Хватаюсь за карман. Нет. Надо возвращаться домой. Дудь въедливо бормочет в уши, я зачитываю про себя текст своей песни с альбома, чтобы заткнуть его. И вспоминаю ночной сон.

Максим Галкин обращается к зрителям: «Здравствуйте! Вы смотрите передачу "О, счастливчик!» и сейчас Артем Новиченков пытается выиграть миллион рублей! Итак, Артем, внимание вопрос:

 

Кого ты спасешь от грядущей смерти?

 

A: однокурсника Андрея   B: дочку Сони Стужук

C: Юрия Дудя                     D: себя

 

Я спрашиваю: а кто такая Соня Стужук? Галкин корчит ехидную гримасу в камеру, зал гогочет над моим невежеством. «Ну что же вы! В инстаграме что ли не сидите? Это известная блогерша, о которой вам рассказывала жена! Ну так что, Артем, какой ваш выбор?» Я теряюсь. Быть хорошим или честным? Извиниться перед Андреем или спасти жизнь ребенка? А если умрет Дудь, то у меня точно не выйдет интервью… Оранжевым загорается вариант D. Я возмущен, ведь я не сделал выбор. Я не выбирал! – возмущаюсь я. «Нет, ты выбирал!» – говорит Галкин и встает. Зал расходится в разочаровании. Меня выбрасывает из сна. Я никому не помог, никого не спас, даже не предупредил.

Выбегаю из метро и спешу домой. Подозрительная тишина внутри меня. Дудь больше не задает вопросов. Немного страшно. Голова разрывается. Я вхожу в квартиру, кричу ее имя «Алиса!». Но комнаты пусты, всего наполовину. Ищу айфон, звоню. Нет, недоступна. Открываю «Найти iPhone», жду – ее девайса нет в списке. Где же, что же это? Бросила? Я держусь за голову, чтобы не лопнула.

– Она ушла от тебя к другому. – Говорит мне голос. – Потому что он лучше тебя.

– Да! Потому что он хочет детей! – Голос кричит, и это не голос Дудя.

– И в отличие от тебя… – Ооо… я узнаю этот голос.

– …он _ не _ псих. – Этой мой, мой голос шепчет. – Он не псих, не псих, ооо не псих…

Поезд приезжает на Октябрьское поле. Мне спокойнее. Глубоко вдыхаю, боль отпускает. Дудь ушел, но пришел другой, настоящий, теперь мне с ним говорить, его побеждать. А сил на надежду нет. И раньше было проще. Впрочем, без надежды даже легче.

Дома тихо. Алиса у косметолога. Всё окей. Преодолею. Просто очередной день без успеха. Просто сегодня не день Бэкхема. «Не день Бэкхема» – так и назову. Я сажусь за мак и отправляю рассказ в «Новый мир».

Выскакивает уведомление.

Митяй. Только не ты сейчас. Он пишет:

 

 дядь прикинь дудь умер