Гус Тил: «Меня сравнивают с Мюллером. Но мне до него пока далеко»
За 47 минут нашей беседы — аккурат футбольный тайм с добавленным временем — Гус Тил улыбнулся и засмеялся пару десятков раз. Он ни секунды не был напряжен, и вообще от этого молодого рослого голландца веет позитивом, с которым он приехал продолжать в «Спартаке» доброе дело Квинси Промеса. Он ничего не боится — и в первую очередь давления, связанного со статусом самого дорогостоящего приобретения в истории клуба; он лишен каких-либо предубеждений и все воспринимает с радостью и интересом. Говорит, например, что уже успел увидеть две совершенно непохожие друг на друга России.
Только в таком любопытствующе-оптимистичном состоянии души, впервые выезжая играть за пределы своей страны, можно преуспеть. И парень, родившийся в экзотической Замбии, резво начал с двух последних и одной предпоследней голевых передач в Грозном. А сегодня тезка самого успешного тренера в истории сборной России дебютирует на «Открытие Арене», да при каких обстоятельствах, — в дерби.
Очень важно, что у 21-летнего Тила нехарактерно здоровые для молодого футболиста жизненные ценности, которые он изложил в этом интервью. Он так воспитан, что совершенно не настроен размениваться на внешнюю мишуру и понты. Но тем интереснее, не изменятся ли они, эти ценности, после первого в жизни по-настоящему большого контракта, который он сейчас в «Спартаке» получил. Да еще и в мегаполисе, который набрасывает на любого молодого и эффектного человека с хорошим заработком аркан с миллионом соблазнов, способных легко сбить с правильного пути.
Тил уверен: он останется прежним. Чего ему от всей души желаю. Как и стать новым героем «Открытие Арены».
Теперь знаю, что «Спартак» — это русский «Аякс» или «Барселона»
— Во-первых, поздравляю с мощным началом спартаковской карьеры в Грозном. С трех голевых передач у красно-белых еще никто в чемпионатах России не стартовал! — говорю Тилу, с которым мы за три дня до дерби беседуем в лобби нового отеля в центре Москвы, где он живет, пока ищет квартиру.
— Почему трех, если их было две? — уточняет педантичный голландец.
— Наше издание засчитало вам три, поскольку ваш предголевой пас с фланга на Шюррле, который вывел Бакаева один на один с Городовым, имел в развитии той контратаки едва ли не решающее значение. Когда происходит так, «Спорт-Экспресс» фиксирует, как в хоккее, две голевые передачи.
— Понял. Но все-таки этот пас не был последним, а значит, и голевым. Пусть все-таки будет два! (Улыбается.)
— Вы в курсе, что такое «Спартак» — ЦСКА — противостояние, которое вас ждет в понедельник?
— Конечно. То же самое, что в Голландии «Аякс» — «Фейеноорд». Знаю, что это главное дерби России, и жду на нем нашего полного стадиона. И надеюсь, что после финального свистка он сойдет с ума от радости!
— А вы с ходу завоюете любовь болельщиков, для чего дерби — лучший способ.
— Мне это уже объяснили!
— Томас Цорн рассказал, что ему потребовалось всего 40 минут, чтобы убедить вас перейти в «Спартак». Все было действительно так просто, как говорит генеральный директор красно-белых?
— Я для себя принимал это решение несколько дольше. Хотя после того, как «Спартак» впервые проявил интерес ко мне, и мой агент, поговорив с Томасом, рассказал мне всю историю, у меня сразу возникло четкое понимание, что я хочу сюда перейти. Спустя полторы недели я впервые прилетел в Москву, и тут, при ближайшем рассмотрении, это желание только укрепилось. А вот переговоры между клубами заняли больше времени.
Люди из «Спартака» обладают очень серьезным даром убеждения. Как они рассказывали мне о клубе и его истории! Из каждого слова можно было сделать вывод о том, насколько это большой и амбициозный клуб. Когда я услышал, что только в России за «Спартак» болеют 50-60 миллионов человек, — это впечатлило. А потом увидел все собственными глазами. И мне очень понравилось. Начиная со стадиона и заканчивая отношением людей.
— В клубном музее были?
— Да. Очень запомнился рассказ его директора (Алексея Матвеева. — Прим. И.Р.), что 20, 30, 40 лет назад «Спартак» играл как «Аякс» и «Барселона», стремясь не просто выигрывать, но и показывать красивый комбинационный футбол. Я об этом не знал, и меня приятно удивило, что «Спартак» — это, согласно его традициям, русская «Барселона».
— Когда вам было меньше года, «Спартак» дважды обыграл «Аякс» в четвертьфинале Кубка УЕФА.
— А кто тогда у «Аякса» был в составе?
— Литманен, Арвеладзе. В воротах — ван дер Сар.
— Неплохие игроки! (Улыбается.) Могу представить, как непросто это было сделать. Что ж, лишнее подтверждение того, что мне рассказывали о «Спартаке» того времени.
— Можете объяснить — что вас потянуло в Россию? Все-таки это не самый очевидный путь из Голландии в европейские топ-клубы. В Англии, Испании или Германии российской премьер-лиге не уделяют слишком уж большого внимания.
— Но, если сравнивать с Голландией, больше российских клубов играют в Лиге чемпионов. У вас в этом сезоне в групповой турнир могут попасть даже три клуба, причем двум гарантированы места в групповом турнире. У нас же даже чемпион, «Аякс», игравший в полуфинале последней Лиги чемпионов, вынужден идти в новый розыгрыш с третьего отборочного раунда.
То есть рейтинг чемпионата России по меркам Европы высок. И я решил, что «Спартак» — это хороший клуб для того, чтобы показать все, на что я способен, а спустя время перейти на следующую ступень.
— Какой вы ее, эту ступень, видите? И когда это произойдет?
— Стоп. Сейчас хочу сконцентрироваться на «Спартаке» и получать удовольствие от игры за него, потому что не всегда полезно заглядывать слишком далеко вперед — нужно полностью сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Сначала надо добиться успеха здесь, а потом смотреть дальше.
Но в перспективе хочу играть в топ-клубе топ-лиги. Страна и название команды особого значения не имеют, если речь идет о четырех лучших лигах Европы. А более глобальные цели — сыграть в финале Лиги чемпионов и постоянно выступать за сборную Голландии.
— С ее главным тренером Роналдом Куманом не разговаривали о том, как может повлиять переезд в Россию и в «Спартак» на вашу карьеру в сборной?
— Нет, такого разговора не было. Но знаю, что все будет зависеть от меня самого.
— Клубы из топ-лиг этим летом делали вам серьезные предложения, конкурировавшие со спартаковским?
— Нет, потому что я был слишком дорогим.
— Поговаривали, что АЗ больше хотел продать вас в Англию, чем в Россию.
— Это надо спрашивать у руководства АЗ. Но я сразу сказал в клубе, что хочу перейти в «Спартак». У меня остались очень хорошие впечатления от первого разговора с его людьми и от их отношения ко мне.
— Сколько лет в «Спартаке» сегодня кажутся вам оптимальными для прогресса в карьере?
— Надеюсь, что отыграю здесь два-три года, принесу пользу команде и помогу ей завоевать трофеи, а затем сделаю следующий шаг вперед.
У Кононова — голландский футбольный менталитет
— Каково ощущать себя самой дорогой покупкой в истории «Спартака»? Когда-то в вашем положении был аргентинский нападающий Фернандо Кавенаги, и такой статус его сильно сковал.
— Такие вещи больше волнуют прессу. Сам же я играл бы одинаково, если бы пришел как свободный агент или за 18 миллионов евро. Всегда стараюсь показать максимум того, что умею. И моя цель в любом случае помочь «Спартаку» добиться успехов. Но я понимаю, что большая сумма повышает планку ожиданий от меня. Нельзя, чтобы серьезные деньги платились ни за что.
— Прежде чем выбрать «Спартак», не общались с Квинси Промесом, стоит ли сюда ехать?
— Отдельного разговора с ним на эту тему у нас не было. Но знаю, что у него здесь было прекрасное время. И что спартаковские болельщики по-прежнему его очень любят. Мы пересеклись в сборной Голландии, и он подтвердил, что в России ему было просто здорово.
— Не было мысли о том, что к голландцам болельщики «Спартака» теперь относятся с изначальным позитивом, и это — дополнительный плюс?
— Может, это и так, но нельзя же говорить, что все голландские футболисты играют одинаково! У каждого — своя судьба, свой характер, и то, что у одного в той или иной команде получилось, совершенно не означает, что обязательно получится и у другого. Нельзя сравнивать меня с Промесом, у нас совершенно разные и амплуа, и характеры, и стили игры.
— Леонид Слуцкий, главный тренер «Витесса», в нашем разговоре назвал вас с тактической точки зрения «мечтой для любого тренера», и вы можете встроиться в любую схему. Но добавил, что нельзя требовать и ожидать от вас того же, что от Промеса, — выигрыша матчей в одиночку. Если убрать эмоциональную составляющую и оставить сугубо игровую, он прав?
— Да, все именно так. Кстати, хоть мы лично со Слуцким и не знакомы, знаю, что люди в Голландии его любят, им нравится он как личность. Он очень приятный человек. Все знают его еще и по тому, что он раскачивается на кресле во время игры (улыбается).
— Вы не только забиваете и отдаете, но и проделываете большой объем оборонительной работы. Именно с вашего отбора у чужой штрафной начался второй гол «Спартака» в ворота «Ахмата».
— Да, это обязательная часть моей игры. Я не та «десятка», какие были в прошлом, когда десятые номера участвовали только в атакующих действиях. Стараюсь играть по всему полю и сочетать созидание с разрушением. Может показаться странным, но люди сравнивают мой стиль игры с Томасом Мюллером. При этом подчеркну: не говорю, что я — Томас Мюллер, он далеко впереди меня.
— Теперь в «Спартаке» вы играете с другим чемпионом мира из сборной Германии — Андре Шюррле. Играли ли вы прежде с футболистами подобного уровня и характера?
— Разве что в сборной Голландии. Например, с Виргилом ван Дейком. Но Шюррле — чемпион мира! И то, что это — личность, мне стало ясно с первой же совместной тренировки, не говоря уже об игре.
— Был ли отбор у чужой штрафной в Грозном этаким спецзаданием Кононова, или вы сыграли на своем обычном инстинкте?
— Это мой обычный стиль.
— В АЗ вы играли под 10-м номером, соответствующим вашему амплуа. В «Спартаке» он оказался занят Зелимханом Бакаевым...
— Кстати, очень хорошим игроком.
— ...И вы выбрали восьмерку. Это была ваша собственная идея, или клуб предложил?
— Нет, это моя инициатива. Мой лучший друг в АЗ — Тен Копмайнерс, с которым мы много раз выходили на поле вместе, играет как раз под восьмым номером. И, можно сказать, я взял номер в его честь.
— Знаете ли, кто играл под восьмым номером в «Спартаке» до вас?
— Да, мне рассказали (улыбается).
— Рассказали до или после того, как вы его выбрали?
— До. Но поймите — я только слышал историю, но не прошел через все это сам. А значит, не могу до конца понять и оценить ее. Знаю, что в Грозном этот парень (Денис Глушаков. — Прим. И.Р.) играл против нас. Может быть, меня бы волновал выбор этого номера, если бы я лично знал человека, и все это происходило на моих глазах.
— Вы осознаете, что огромная популярность «Спартака» приводит к тому, что каждый его игрок — под микроскопом, и из любой мелочи, с ним случившейся, могут раздуть невесть что? Готовы ли к этому?
— Да, меня об этом сразу предупредили. И считаю, что для меня как игрока такой опыт только хорош! Потому что если ты хочешь выступать за топ-клуб, то должен быть готов к такому вниманию. Сильный футболист должен быть готов к сильному и даже очень сильному давлению.
— Велика ли разница между российскими и голландскими болельщиками?
— Да. Здесь они гораздо более эмоциональны. Меня очень впечатлило количество не просто болельщиков, а именно фанатов «Спартака», мощнее всех поддерживающих команду во время матчей. У АЗ таких людей — человек триста, у «Спартака» — более чем в десять раз больше.
— А что скажете о вашем главном тренере? Каким вам показался Олег Кононов?
— Он хорош в тактике. Знает, чего хочет, и умеет это понятно объяснить. Если говорить о стиле игры, который он хочет видеть у «Спартака», Кононов обладает голландским менталитетом. Это, кстати, была одна из причин, почему я захотел перейти в эту команду. Игра низом, позиционная атака — как раз то, что принято в Голландии. Как я понимаю, именно в такой тип футбола «Спартак» играл 20 лет назад. А теперь, чтобы мы снова стали так играть, все зависит от нас. Тренер ставит именно такую игру.
— Он излагал вам свои взгляды на футбол еще до того, как вы подписали контракт со «Спартаком»?
— Нет, но мне об этом сразу же рассказал Томас (Цорн. — Прим. И.Р.). Лично мы говорили не раз, но уже после того, как я стал спартаковцем.
— Принято считать, что Кононов никогда не кричит. Можете подтвердить?
— Я слишком мало пока бывал в раздевалке, в частности, в перерывах, чтобы судить об этом. Пока провел только один матч, в Грозном, когда у тренера не было никакого повода повышать голос в перерыве (улыбается).
Сорить деньгами и жить напоказ — это не про меня
— Ваша цитата: «Футболисты зарабатывают абсурдно много денег. Все эти дорогие часы, машины и так далее приходят слишком рано». Но теперь и вы в 21 год получили в «Спартаке» контракт, как говорят, на три миллиона евро в год. Готовы повторить те слова? И уверены ли, что такие деньги и такая жизнь не испортят вас?
— Уверен, что не изменюсь. И готов повторить то, что говорил прежде. Я вырос среди простых людей и вижу, каким трудом даются им даже самые обычные заработки. Считаю себя слишком молодым, чтобы сорить деньгами с таким размахом, который будет провоцировать негатив со стороны людей. Выставлять все это напоказ — значит, демонстрировать всем свое высокомерие.
При этом не собираюсь никого учить и осуждать. Если кто-то так поступает, то это его жизнь, и он имеет право на то, что делает его счастливым. Меня это не волнует, отвечаю только за себя. И никогда таким образом вести себя не буду.
— Это ваш первый по-настоящему большой контракт. Вы понимаете, что делать с такими деньгами?
— Пока — просто копить. А если решу сделать какую-то инвестицию, вопрос сначала надо будет тщательно изучить. Мне этого делать еще не доводилось. Обязательно буду помогать своей семье и друзьям — это вообще сейчас приоритет номер один. И дедушкам с бабушками — они мои лучшие друзья! (Улыбается.)
— В Россию к вам приедут?
— Сюда довольно сложно получить визу. Это единственный барьер для их визита.
— Автопарк игроков «Спартака» в связи с вашими взглядами на жизнь вас не ошеломил?
— А я его не видел! Вернее, наблюдал только автомобили марки, которая является спонсором «Спартака». Насколько мне известно, ограничений — допустим, приезжать на тренировки только на этих машинах — в клубе не существует, но ничего другого пока не видел.
Сам никаких машин класса «люкс» покупать не собираюсь точно — это, как я уже говорил, не мой стиль. В любом случае над любой покупкой такого рода буду тщательно думать. В Москве же буду использовать спонсорский автомобиль и просить моего водителя подвезти меня туда, куда требуется.
Москва и Грозный — как будто две разные страны
— Сами водить здесь не планируете?
— С этим траффиком — вы что?! (Смеется.) Пока у меня такое впечатление, что поверну от отеля за угол — и потеряюсь.
— Москва вообще — огромный город. И полный разного рода развлечений, в которых немало парней вашего возраста потонуло.
— Многие люди мне об этом говорили! (Смеется.)
— Уверен, что последние пару недель вы получаете кучу звонков от своих друзей, которые спрашивают: «Ну и какая она, эта Россия?»
— Так и есть. Мне все нравится, особенно Москва. А что удивляет — разница с другими местами, где мне уже довелось побывать. Например, с Грозным. Это как будто две разные страны! А лица?! В Москве большинство людей ничем не отличаются от голландцев. Но если поехать южнее или восточнее — все совсем иначе. Это интересно.
— Слышали, что в Чечне еще 20 лет назад была страшная война?
— Да, мне говорили, но сейчас, к счастью, о той войне внешне не говорит ничто. Все было спокойно. Но менталитет у людей там, несомненно, другой, чем в Москве. Когда мы приехали в отель, там было объявление: «Не носите шорты». Здесь такого не может быть.
— Вы не носили?
— Нет. Если где-то есть какие-то правила и традиции, я их уважаю и соблюдаю. Не было даже шанса, что, допустим, на завтрак я спущусь в шортах!
— Пока вы живете в отеле на Ленинградском проспекте. Квартиру снимать собираетесь?
— Сейчас как раз этим и занимаюсь. Планирую поселиться где-то примерно посередине между центром Москвы и нашим стадионом. Но не в Москва-сити — все эти небоскребы мне не очень по душе.
Когда Аршавин забил Голландии, я чуть не расплакался
— C вашим знаменитым тезкой Хиддинком лично не знакомы?
— Никогда не встречались. Знаю только то, что у нас — одно и то же имя. Это ведь в 2008-м сборная России обыграла Голландию на чемпионате Европы?
— Именно.
— Помню ту игру, смотрел ее. Это был один из моих первых больших турниров, который я смотрел. Мне было 10 лет, и я очень радовался, когда ван Нистелрой сравнял счет ближе к концу основного времени. А потом Аршавин сделал результат в овертайме (вздыхает). Я чуть не расплакался!
— Вас случайно не в честь Хиддинка назвали? Ведь в 1997-м, когда вы появились на свет, именно Гус был главным тренером сборной Голландии.
— Ни разу не спрашивал об этом родителей, но все-таки не думаю. Просто хорошее имя! Вообще, в моей семье никогда не было такого культа футбола, чтобы меня кто-то заставлял стать профессиональным игроком. Да, моему брату очень этого хотелось — но не более того. Не было такого, чтобы родители на меня не давили. Вся инициатива всегда исходила от меня самого. А они просто говорили: «Ты этого хочешь? Пробуй, старайся, мы поддержим!»
Первый раз, когда я понял, что футбол — это что-то очень важное, был во время чемпионата Европы-2004, когда мы проиграли в полуфинале Португалии, и победный мяч забил Манише. Я был еще совсем мал (шесть лет. — Прим. И.Р.), но все равно понял, что вся страна очень горюет. И на меня произвело впечатление, что какая-то вещь способна так влиять на очень многих людей.
Моими кумирами в те времена были ван Нистелрой, Кайт, ван Перси. Против Робина я играл в прошлом году, и для меня это стало особенным моментом. Я был капитаном АЗ, а он — капитаном «Фейеноорда», и это был его последний сезон в карьере. Представляете, что для меня было такое выйти на поле и пожать ему руку, учитывая, что я с детства смотрел телевизор во время чемпионатов мира и Европы, когда он забивал за сборную моей страны? К моменту нашей встречи он несколько поседел (улыбается).
— Вы выразили свое уважение к нему в каких-то словах?
— Нет. Я был для этого слишком напуган (смеется). Ван Перси был по-прежнему моим героем!
В детстве в Замбии ловил плоды манго, падавшие с деревьев
— У вас необычная судьба. Вы родились в Замбии и до четырех лет, прежде чем вернуться в Голландию, жили также в Мозамбике и Намибии. Потому что ваш отец, как я прочитал, был специалистом по разрешению военных конфликтов в странах третьего мира. Какими были его функции?
— Отец никогда не говорил мне о своей работе. Поэтому я не знаю, что именно он делал в этих странах. Когда задаю ему какие-то вопросы, он ограничивается лаконичным «да», «нет», а потом меняет тему и спрашивает: «Как ты сегодня провел день?» Поэтому единственное, что я точно знаю — он работал в этих странах (улыбается).
— И делает это до сих пор?
— Нет, закончил. Сейчас он живет в Голландии и через какое-то время, наверное, приедет в Россию. У родителей в Африке по-прежнему много друзей, и время, проведенное там, они вспоминают с радостью.
— Вы не слышали от них никаких ужастиков на эту тему?
— Вообще никаких. Наоборот, один позитив. Может, детей просто берегли от каких-то плохих воспоминаний, но мы не слышали даже намека на них. Помню рассказы о большом доме в местечке Самфья, около которого росли деревья манго. И мы, дети, пытались ловить плоды, когда они падали с этих деревьев.
— Когда подросли, бывали в Замбии и других странах, где провели первые годы жизни?
— Этим летом! Правда, из-за того, что отпуск был не таким долгим, я не успел побывать в том месте, где родился, на самом севере Замбии. Мы побывали в Намибии и части Замбии, но туда, где прошли первые месяцы моей жизни, не добрались.
— Вас самого в военную сферу никогда не тянуло? А может, со стороны отца было такое стремление?
— Нет, родители всегда говорили: становись тем, кем хочешь. А мои мечты с самого начала были связаны только с футболом. Они предупреждали: «Ты должен понимать, что это сложно. Но если по-настоящему хочешь — иди и не сворачивай». А желание заняться этой игрой всерьез возникло после того, как я почувствовал, что у меня в ней получается лучше, чем у ровесников. Это было лет в шесть.
— Вернувшись в Голландию, вы росли в Бейлмере — непростом, иммигрантском районе Амстердама. И много позже в интервью сказали, что жизнь там научила вас никого и ничего не бояться.
— Главное, чему я там научился, — знать и уважать чужие культуры, которые отличаются от твоей. Там было столько людей из самых разных стран! Ты смотришь на их привычки и понимаешь, насколько сильно они отличаются от твоих. Не могу сказать, что у меня там было очень уж много проблем. Но у большинства людей, которые жили в этом районе, было мало денег, и я научился это уважать и понимать, что не у всех есть возможность хорошо зарабатывать. Это была хорошая жизненная школа.
— Дрались там часто?
— Никогда не был драчуном, не лез на рожон и не могу сказать, что кого-то там колотил. Но и не получал — старался держаться от подобных вещей в стороне. В то же время насмотрелся на это достаточно. Без моего на то большого желания — приятного в таком мало. Вообще, когда у людей мало денег, в стремлении их раздобыть они иногда делают нехорошие вещи. Это ненормально, но если ты там живешь, то вынужден периодически такое наблюдать.
— В какие-то местные банды вас не зазывали?
— Нет-нет. Как-то так сложилось, что у меня были отличные отношения со всеми — при том, что я ни к кому не примыкал. И лично для меня это был отличный район, чтобы расти и лучше понимать жизнь. Теперь у меня есть друзья из разных стран с разными культурами. И мое сердце по-прежнему в этом месте.
— Почему ваши родители, вернувшись из Африки, вообще поселились в Бейлмере?
— Мне кажется, они просто не знали, что тот район — не самое безопасное место для детей. Просто увидели хороший дом с удобными квартирами — и выбрали его.
— Чем занимаются ваши братья и сестра?
— Один из братьев закончил университет и получил работу по специальности, сестра снимает документальные фильмы, еще один брат — менеджер в ресторане.
Выбор между футболом и университетом был для меня легким
— Доводилось слышать, что во времена учебы в академии АЗ вы не считались огромным талантом.
— Так и есть. Тому было две причины. Во-первых, я очень долго был маленьким, не рос. Во-вторых, я родился в декабре. У ребят, появившихся на свет в начале года, всегда есть преимущество над теми, кто, подобно мне, родился в конце. В этом возрасте почти год разницы заметен в физическом развитии.
А вымахал до своего нынешнего роста (184 см. — Прим. И.Р.) я уже в 16-17 лет. Вот с этого момента и начал резко прогрессировать — и быстро дошел до первой команды из Алкмара. За каких-то два года я прошел путь из академии до основы первой команды! И это было очень хорошее время. Постоянно чувствовал, что расту — и физически, и как игрок. Мне даже не довелось играть за АЗ U-21 — я прямиком попал в первую команду.
— Если бы тренеры в академии недотерпели и выбросили вас оттуда еще до того, как вы стали бурно расти, — чем бы занялись?
— Думаю, чем-то, связанным с экономикой. Учился в школе хорошего уровня, и это стартовое образование, уверен, мне бы помогло. Я ведь был очень близок к поступлению в университет на экономический факультет. Уже подал заявление — но как раз в это время меня взяли в первую команду АЗ. Передо мной встал выбор между большим футболом и учебой.
— Сложный выбор?
— Нет (улыбается). Это был шанс моей жизни. Я извинился и забрал заявление, сказав, что хочу играть в футбол.
— Верно ли, что по итогам учебы в школе вы получили диплом VWO, который имеют лишь 20 процентов голландских выпускников?
— Да. И это было сложно, поскольку такая учеба требует, чтобы ты отдавал ей все время. А я этого позволить себе не мог: масса времени уходила на тренировки и игры. Приходил домой каждый день около половины девятого вечера, уставший, и после этого еще должен был делать уроки! Казалось, что совмещать две эти вещи невозможно. Но я сделал это и сдал все выпускные экзамены.
— В России юным футболистам в подавляющем большинстве в школах делают огромные поблажки, они учатся чисто формально.
— Считаю, такого быть не должно — это как раз к вопросу о слишком ранних привилегиях для футболистов. В Голландии такого нет. И моими оценками были сплошные «шестерки» по десятибалльной шкале — то есть тройки по пятибалльной. Но не двойки! Учился большей частью на «удовлетворительно», но этого хватило, чтобы окончить школу, не вылетев из нее.
— Слышал, при Луи ван Гале на базе АЗ была традиция — туда привозили людей с ментальными отклонениями, чтобы они могли общаться с игроками и чувствовали себя необходимыми обществу. Сейчас такое в Алкмаре есть?
— Да. И не только там — по-моему, во всех клубах эредивизи. Причем так поступают не только с людьми с умственными, но и с физическими проблемами.
— Недавно на так хорошо знакомом вам стадионе АЗ рухнула крыша — к счастью, без человеческих жертв. Что там произошло?
— В тот день было очень ветрено. Кстати, как и в Грозном, когда мы летели в самолете и нас прилично болтало. А в Алкмаре ветер обычно даже сильнее, чем в других городах Голландии — это специфика местности. Был настоящий шторм. Прекрасно помню, что всегда, когда ты выходишь там из автобуса на игру, чувствуешь сильный ветер. Но в тот день, как мне сказали, было что-то особенное. Ветер был таким сумасшедшим, что крыша упала. Пока эту часть не вернули на место, потому что прежде решили проверить другие части крыши — безопасны ли они. Если что-то рухнуло, проверить надо все!
— Голландцы обычно знают много иностранных языков. Как с ними у вас?
— Довольно скромно — говорю по-английски и по-голландски. В школе еще учил французский, но сказать, что говорю на нем хорошо, не могу. Очень хочу выучить русский, буду обязательно брать уроки. Даже если я буду понимать то, что мне говорят, — это уже хорошо. Но надеюсь, что хоть как-то смогу и заговорить. Для начала же нужно разобраться с алфавитом, пока он для меня сложен (улыбается).
— Все видели вашу благодарность в Instagram на русском языке болельщикам «Спартака», поехавшим поддержать красно-белых в Грозный. Воспользовались онлайн-переводчиком?
— Нет, мне помогли люди, знающие русский язык. Мне хотелось поблагодарить болельщиков именно по-русски, поскольку я знаю, что многие из них не говорят на иностранных языках. Очень печально было узнать, что один из наших поклонников, поддержавших нас в Грозном, погиб в автокатастрофе. Команда почтила его память перед и после ответной игры с «Туном».
— С капитаном «Спартака», Георгием Джикией, общий язык нашли легко?
— Он немного понимает по-английски. Но у нас в команде есть переводчик, и никаких проблем с коммуникацией нет. Все хорошо.
Борода не растет и сейчас
— Когда росли, у вас была любимая команда — в Голландии, в Европе?
— Нет. Мне просто нравилось смотреть футбол, особенно чемпионаты мира и Европы. Я восторгался сборной Голландии, моими кумирами были ее игроки.
— В последние годы подобное с детьми из Нидерландов происходило вряд ли. «Оранжевые» пропустили два крупнейших турнира подряд, включая ЧМ-2018 в России.
— У меня даже нет объяснения, почему так происходило — игроки-то у нас всегда были хорошие. Но сейчас наши молодые футболисты — такие, как де Лигт и Френки де Йонг — попадают в по-настоящему сильные клубы. Они — будущее голландского футбола.
— А вы?
— Надеюсь, тоже. У меня уже есть одна игра за национальную команду, но она была какой-то странной — товарищеский матч с Португалией в прошлом году проходил в Швейцарии, трибуны были полупустые, совершенно не чувствовалась атмосфера. Надеюсь, матчей за сборную у меня будет намного больше, и они будут проходить в другой обстановке.
— Зато у голландских болельщиков был и удивительный повод для положительных эмоций — «Аякс» в прошлом сезоне дошел до полуфинала Лиги чемпионов и был в одной минуте от попадания в финал.
— Как же я гордился парнями! Это голландская команда, и такой успех хорош для всего нашего футбола. Считаю, что любой голландец, за кого бы он ни болел в эредивизи, должен быть горд за выступление «Аякса». Все могло быть еще лучше — проиграли «Тоттенхэму» на последней минуте.
Это, мне кажется, немного по-голландски. Мы можем играть красиво, но часто не умеем доводить дело до конца. Например, мы так до сих пор ни разу и не выиграли чемпионат мира, хотя играли в финале три раза. Когда это происходило с великой командой 70-х годов, меня еще не было на свете, зато матч с Испанией в ЮАР-2010 я смотрел по телевизору. И до сих пор больно, что все так закончилось.
— Где смотрели?
— Дома. Не хотел смотреть где-то еще, поскольку понимал, что буду сходить с ума. И у меня не было желания, чтобы это видел кто-то, кроме родных. Надеялся, что мы выиграем, и тогда я пойду праздновать на улицу. Но мы проиграли, и я отправился прямиком в кровать — спать.
— Читал, что еще пару лет назад у вас не росла борода.
— Она и сейчас не растет! (Смеется.) Моему старшему брату 28 лет, и даже у него чуть-чуть прорастают волосы только на подбородке. Так что и мне в этом плане рассчитывать ни на что не приходится. При этом у отца с 18 лет полноценная густая борода! Но мы с братом пошли по маминой линии. Все время ей об этом говорю.
