Тоскливый день
Вскоре после обеда в нашу пивнушку зашел молодой человек, обычный такой парень. Никто о нем ничего не знал, чей он, и откуда вообще взялся. Он сразу уселся за столик прямо под пневматическим мотором, заказал тридцать сигарет и пиво. Затем он открыл книжку и с этого момента только читал, пил и курил. Пальцы у него были абсолютно желтые, скорее всего потому, что он курил аж до того момента, пока окурок не начинал припекать. Он нащупывал на скатерти сигарету, прикуривал от бычка и смолил себе дальше. Даже на секунду не отрывался он от строчек книжки.
Сперва парня никто не замечал, так как дело было перед футболом, и пивнушка была переполнена болельщиками, каждый был выряжен в яркую одежду, все они смеялись и очень надеялись, что их команда победит. Они все время выпрямляли спину так, как будто куртки на них плохо сидели, выпячивали грудь вперед, руки по-пижонски засовывали в карманы, а когда стоя выпивали у бара пиво, то ужасно спорили – будет четыре один или же пять один в пользу их команды.
Затем болельщики отчалили, они громко смеялись и вышагивали по нашей улице: уже издалека каждому было ясно, что все они направляются на футбол. Так они и шли, а на углу улицы, там где кинотеатр, обернулись и помахали на прощание в сторону стеклянной двери, откуда высунулись две головы. Одна принадлежала старому Юпе, которому доктор запретил ходить на футбол после того как его два раза чуть Кондратий не хватил на стадионе, а вторая голова, – это был трактирщик, который на футбол не ходил потому что был трактирщиком. Болельщики все время оборачивались и показывали знаками, чтобы за них держали кулаки, а над ними растянулась афиша «В ВОСКРЕСЕНЬЕ НЕ ХОРОНЯТ», программа кино в нашем районе. Однако эта надпись, если смотреть на нее через стеклянную дверь нашей пивнушки, превращалась в «В ВОСКРЕСЕНЬЕ ХОРОНЯТ», так как угол выпиравшего дома как раз перекрывал «НЕ». А болельщики весело чесали по улице, глядя на них каждому было ясно, что победа обеспечена, все они уже были малюсенькими в конце нашей длинной улицы.
На трамвай они не успели: мы увидели, как он оставил три красные полоски – три исчезающих вагона. Фанаты еще раз повернулись, помахали … а потом резко метнулись на остановку…
В три часа трактирщик нажал кнопку на раздаточной коробке и над этим самым парнем, который все время читал, тихонечко заработал пневматический мотор и загорелась красная лампочка. Трактирщик нарочно бухнул на стол треснувшую полулитровую кружку – залп как из пушки – но парень все читал и даже улыбался. Трактирщик помахал руками прямо перед его глазами, которые были впялены в книжку, но молодчик только блаженно посмеивался. Тут трактирщик и говорит: «Ничего не видит, ничего не слышит, курит девятнадцатую сигарету, а я ему приношу уже пятое пиво. Мне вот чрезвычайно интересно, когда он пойдет туда, где написано „М“. Хорошенькая молодежь, а?» Ну а старый Юпа, который сидел у противоположной стены, напротив этого парня, только махнул рукой и потряс головой, мол, тут даже говорить не о чем.
А потом пришел еще один посетитель, которого здесь тоже никто никогда не видел. Это был малость сутулый, седой мужчина, с собой он принес кастрюлю с кислой капустой. Только представьте себе: кастрюлю с кислой капустой, в воскресенье после обеда! Ну и заказал он пиво, а кастрюлю поставил прямо перед собой, наверное, чтобы не забыть. Он все время потирал руки и смотрел сквозь стеклянную дверь на улицу.
Тут старый Юпа уже не выдержал: «Хорошенькая молодежь, тьфу! Мне вот интересно, что этот нахал читает? Это точно будет какая-нибудь порнография … или детектив! Да это точно детектив! Конечно же, это какой-нибудь бред с Клифтоном или Томом Шарком! А может быть с Греем … или Ником Картером? Ну и наглость! Все на футболе, а милостивый государь читает! Тьфу!» Он посмотрел на этого читателя с отвращением, также как и трактирщик.
Вообще это был обалденно красивый парень: на нем была кофта, которую вам может связать только мама или влюбленная девушка, и весит такая кофта килограммов десять, наверное. На шее у него был красный шарфик, элегантно повязанный, так раньше шарфы носили каменщики или деревенские музыканты, завязывая их маленьким узлом, и парень этот выглядел, как котик на шоколадке. А поскольку голова у него была наклонена, то волосы хвастливо поблескивали глянцевой чернотой, как будто он смазал их машинным маслом.
Трактирщик наклонился, присел и снизу уставился парню прямо в лицо. Когда же он вдоволь насмотрелся, то выпрямился и сказал: «Держите меня! Этот нахал собирается распускать нюни!» Он показал на читающего, который продолжал курить, а слезы, тем временем, капали на страницы, их было даже слышно … кап, кап, кап, кап! Как пиво из крана.
Тут старый Юпа вспылил: «Вот негодяй! Чего же нам ждать потом от футболистов! Здоровый, как бык, парень рыдает, как девчонка! Тьфу!» – сказал он и смачно харкнул.
Посетитель, который пришел со своей кастрюлей, развел руками: «Да, все это оттого, что сегодня у молодежи нет никаких идеалов. Я в его возрасте уже играл за ДФЦ (речь идет о клубе DFC „Deutscher Fussball Club“ Prag. Клуб из Праги, в котором во времена Австро-Венгрии выступали немецкоязычные жители города. Один из лучших клубов конца ХIХ века. Примечание переводчика). Мерц, знаменитый центрфорвард, пал под Люблином и вместо него вышел Карел Кожелуг, лучший центрфорвард всех времен. А тренер Джонни Дик и говорит: „Ты будешь играть на позиции левого полузащитника“. И я чистый правый вингер сыграл первый матч за ДФЦ в центре. Но однажды Джонни Дик еще издалека трясет телеграммой и кричит мне: „Тебе повезло! Наш правый вингер погиб под Городенкой“. И так я стал играть на своем правом краю».
Карел Кожелуг – знаменитый чешский спортсмен-универсал (футболист, хоккеист, теннисист).
Посетитель взглянул на старого Юпу, который в нашей пивнушке считался футбольным экспертом. Старый Юпа же спросил: «Так Вы знали Джимми, что ли?» Посетитель и говорит: «Вы имеете в виду того, который играл с Кухинькой в защите? Знал. Но Джимми было его имя. А какая же у него была фамилия, а?»
Повисла гробовая тишина, старый Юпа окаменел. Посетитель только ухмыльнулся и говорит: «Откуда же Вам знать-то? Звали его Джимми Отавей, англичанин, выдающийся плеймейкер. Старый Юпа задрожал: «А как же Канхойзер?» Но посетитель только махнул рукой с нескрываемым презрением. «Причем тут Канхойзер? Он пришел в ДФЦ только в двадцать четвертом году».
Молодой же человек нащупал сигарету, прикурил от бычка, немного потряс пальцами, наверное, обжегся, но продолжил читать дальше. Он хохотал, как пересмешник, просто заливался смехом. Старый Юпа вскочил, ударил кулаком прямо перед книжкой и закричал: «Ах ты, негодяй, надо мной никто смеяться не будет!» И тут же вернулся на место. Но этот парень был настолько увлечен тем, что читал, что даже вспотел: он вытер лоб, затем развязал свой шарф, распахнул кофту, ему так нравилось то, что он читал, что у него руки буквально чесались, и он саданул со всего маху кулаком по столу, так, что тот заходил ходуном. А трактирщик, который принес парню очередное пиво, завыл ему на ухо: «Ты, козел, ты тут не один! Ты мне это брось, свои штучки оставь для пастбища!»
Однако молодой человек все читал и все ржал, он нащупал и взял из рук трактирщика кружку и с большой жадностью отпил, но при этом косился на строчки своей чертовой книжки. Трактирщик яростно ударил в ладоши: «Шестое пиво, двадцать первая сигарета. Хорошенькая молодежь у нас растет, что правда, то правда! Боже мой, если бы это был мой сын, я бы ему сигарету изо рта вырвал прямо с подбородком!» – орал трактирщик и сам на себе показывал, как он отрывает молодчику пол-лица. А потом продолжил: «Разве можно такого ударить хоть и в педагогических целях? Да этот бандит точно заявит на тебя потом в полицию!»
И чтобы поставить точку наш трактирщик нажал кнопку на пневматическом моторе, и красная лампочка погасла.
Старый Юпа очнулся и вкрадчиво спросил: «Уважаемый господин, люди, которые разбираются в футболе, считают, что только Бицан на пике своей карьеры мог бы играть за „Реал“». Посетитель отодвинул от себя кастрюлю с кислой капустой и заорал: «Куда ему! Бицан совсем не конструктивный центрфорвард! Единственный игрок, который мог бы играть за Реал … это Карел Кожелуг, который отлично соображал в командной игре. А все почему? Потому что я играл с ним на правом краю». Вот так прямо и сказал этот посетитель, пододвинул кастрюлю, захватил подушечками пальцев щепоть капусты, поднял связочку над головой, раскрыл пасть и опустил себе туда капусту. Он хрустел и предлагал: «Угощайтесь! Это очень полезно». Но старый Юпа скорчил такую рожу, мол, все что угодно, но только не эту капусту, иначе его стошнит. А выглядел он за столом каким-то маленьким, согнутым в три погибели, перекрученным, как узелок.
Йозеф Бицан. Величайший бомбардир в истории футбола.
А молодой человек, который все время читал, вдруг поднялся, никто даже представить себе не мог какой это был верзила – он мог, наверное, с мостовой достать до второго этажа. Книжку он захватил с собой, как же он красиво держал ее в пальцах, будто всю жизнь только и делал, что держал книжки. Он отодвинул стул аристократическим движением и встал прямо посреди зала, так интересна была страница. А потом он почесал назад, к двери, где был указатель и нарисованы два нуля. Он открыл дверь и спокойно пошел дальше, так, как будто он все тут хорошо знал, спокойно прошел через помещение нашего бывшего клуба, в котором была даже витрина с флагами и трофеем еще с того времени, когда футбол в провинции процветал, но теперь трактирщик просто хранил там поставленные в ряд ящики с содовой и пивом.
«Вот так тип», – трактирщик показал на закрывшуюся дверь. А из помещения бывшего клуба тем временем донесся грохот, звяканье бутылок и дребезжание, которое, впрочем, вскоре прекратилось. Трактирщик распахнул дверь, чтобы все видели … молодой человек катал и валял пустые бутылки и при этом продолжал читать … затем он нащупал дверную ручку и двинул к писсуару. Трактирщик на цыпочках подошел к двери, приоткрыл ее и заглянул. Затем он закрыл ее, прошел через помещение клуба, и когда вошел в зал, то отвернулся и жалостливо сказал: «Ужасное зрелище! Этот похабник справляет малую нужду, а в другой руке держит книжку и читает! А в губах сигарета! На такое я еще не напарывался! Тридцать лет я разливаю пиво, но такого я еще не видел! Не знаю, не знаю, но с этим поколением мы еще хлебнем горя», – пророчествовал трактирщик, покачивая головой.
А старый Юпа и говорит с некоторым сомнением: «А на международном уровне Вы вообще выступали?» А посетитель отвечает: «Неоднократно. В Стокгольме меня хорошенько приложили. Получаю я прекрасный пас, закрываю глаза и навешиваю. А шведский защитник врезается в меня бутсой и все! Кухинька потом мне в больнице говорит: „Вот это был удар, три раза там хрустнуло“. Однако ногу мне не сломал, только мениск дернул … что с коленом было! Слава Богу, что в Праге на такую беду был такой специалист как … Джонни Медден».
А в зал из клуба вернулся молодой человек, он все читал и курил, в воздухе он пижонски нарисовал сигаретой скрипичный ключ, оперся о дверной косяк, а ногу он выставил так, что мысок ботинка опирался о пол, а подошву он красивенько поставил вертикально земле … потом он пошел, остановился посередине и нахмурил лоб, он явно испугался того, что прочитал… покачал головой и слезы, большие, как градины, снова вылетели из его глаз, несколько из них упали старому Юпе на тыльную сторону ладони. Тут старый Юпа вскочил и крикнул: «Никто меня оплакивать не посмеет!» А парень пошел к своему месту, покачал головой и рухнул на стул.
Старый Юпа сверкнул глазами и перешел в нападение: «Да где же это слыхано! Джонни Медден, специалист по коленям! Так он же тренировал „Славию“»! Он сказал и посмотрел на трактирщика, который засмеялся. Посетитель, который уже был готов положить себе в пасть щепоть кислой капусты, бросил эту самую капусту обратно в кастрюлю и сказал: «Вам-то, конечно, виднее, но Джонни Медден был мастак по части вправления суставов. Все пражские балерины ходили к нему. Когда меня к нему привезли, он как раз приводил в порядок одну танцовщицу, а мне он и говорит: „Ты не бойся, я и тебя соберу“. Так и сказал и массажировал себе танцовщицу дальше … Джонни Медден. А „Славию“ он, разумеется, тоже тренировал…» – сказал посетитель, взял немножечко кислой капусты, запрокинул голову и закинул капусту в пасть.
Джонни Медден – тренер «Славии» (1905-1930).
Старый Юпа, который считался у нас в пивнушке футбольным экспертом, сидел, как громом пораженный, поглаживая свой лысый череп; он, как будто сам себя жалел и говорил – бедный, бедный. И правда: с того момента, как пришел посетитель, старый Юпа, как будто уменьшился в размере, даже шея исчезла, видна была только репа между плечами.
Трактирщик попытался спасти положение. Он нажал кнопку на раздаточной коробке: опять загорелась красная лампочка и проурчал пневматический мотор. Трактирщик и говорит: «Вот, я бы очень хотел узнать откуда у этих козлов водятся бабки? Для меня и пятак был целым состоянием». А старый Юпа и подхватил: «Да он все равно кончит в колонии. Вы только посмотрите на него. Сейчас послеобеденное время, „Спарта“ борется за выживание, а милостивый государь здесь сидит под хмельком, курит одну сигарету за другой… Как же еще этот негодяй может закончить? Конечно же, в тюрьме. Убьет какую-нибудь торговку!»
Тут молодой человек крикнул: «Эй, кабатчик!» И читал себе дальше, курил, а пальцем, между тем, подозвал трактирщика к себе, потом потер подушечками двух пальцев, ну, типа, он будет платить. Да и показывает пальцем на край подноса.
Трактирщик говорит:
«Вы видели? Вы слышали? Я уже ему и слово сказать боюсь… Если бы это только видел Коменский!» И покачав головой, посчитал сумму и сказал: «Семнадцать крон».
Ян Амос Коменский – чешский педагог ХVII века, основоположник научной педагогики.
А молодой человек достал из кармана стопку банкнот, также примерно доставал кислую капусту посетитель, потом на ощупь отсчитал две десятки и положил их на край стола движением пианиста, когда тот наклоняется, чтобы сыграть низкие ноты, и жестом показал: типа, это Вам чаевые, сдача мне не нужна, пачку же оставшихся бабок он скомкал и засунул в карман, как носовой платок. Трактирщик же положил бумажную трешку рядом с книжкой и произнес: «Вот, заберите, я не хочу попасть в передрягу с полицией».
Они смотрели, как парень затушил окурок в пепельнице, аккуратненько так затушил, как будто бы звонил в домофон … затем нащупал на скатерти сигарету, засунул ее в зубы, достал спички, чиркнул и … поджег бумажную трешку, а затем прикурил от этой самой трешки … при этом он продолжал читать, а коптил и размахивал горящей бумажкой вплоть до того момента, пока ему не стало припекать пальцы, только тогда положил он черную скукожившуюся купюру в пепельницу, где она мирно себе лежала, как измятый ошметок копирки. И тогда парень оперся указательным и большим пальцем о лоб и нарочно изобразил памятник.
Трактирщик плюнул, наклонился и тихо сказал: «Ничего святого для них не существует. Бабушка (героиня классического произведения чешской литературы ХIХ века, которое все изучает в школе. Прим.пер.) Немцовой перепрыгивала через забор ради перышка, а этот бандит прикуривает от денег! Да он этих денег и не заработал еще. Сколько ему может быть? Двадцать один? Но… что же он будет вытворять, когда ему исполнится тридцать? Да он сожжет всю пивную…» – сказал он тихонько.
Старый Юпа все донимал: «Ну, а как же Франтишек Свобода?» А седой посетитель только снисходительно сказал, как какому-нибудь дурачку: «Франц-то? О, это был отличный бомбардир, отличный танк. Но с Кожелугом его даже сравнивать нельзя. Франц … какой гол он положил Саморе, тот второй? И сегодня Самора просыпается в холодном поту, когда ему снится бомба, которую Франц запустил из-за пределов штрафной … но Франц любил вести жесткую борьбу … если бы Вы ходили на футбол, Вы бы вспомнили его битвы с венграми … с „Ференцварошем“ … Турай, известный своей грубостью, Тольди, стокилограммовый великан, сама злость … и между ними продирается танк Свобода … но где же командная игра? Нет, ее мог вести один Карел Кожелуг. А все почему? Потому что я играл с ним на краю … понимаете?» – спросил этот дедуля, немногим старше самого старого Юпы, который от речей гостя поник настолько, что голова у него уже сравнялась с кружкой; только чуть-чуть наклонись и пей.
Рикардо Самора.
На улице сияло солнце. На правой стороне нашей улицы лежала синенькая тень, но крыши слева прогибались под солнечными лучами. А эта самая надпись или как сейчас говорят, рекламный щит … «В ВОСКРЕСЕНЬЕ ХОРОНЯТ» … запылала, так как буквы подсветили. В нашей пивнушке, как будто запрыгали солнечные зайчики, пущенные какими-нибудь маленькими шалопаями из сотен карманных зеркал… А в конце улицы, там, где ездил трамвай, сквозь который было видно, как мало в нем пассажиров … там, на главной улице постоянно сновали люди, мелькали даже детские коляски. А этот парень под пневматическим мотором встал, – он весь был какой-то полосатый от этого сияния, – нащупал на вешалке свое пальто, натянул один рукав и застыл в такой вот дурацкой позе, как чучело огородное, но при этом все читал дальше.
Тут посетитель сам посчитал сколько должен, положил бабки у подноса и взял кастрюлю с этой своей кислой капустой. Старый Юпа встал тоже, схватился за кастрюлю, как за какую-нибудь спасительную соломинку и крикнул: «Так, значит, Вы хотите здесь сказать нам, что сейчас мы плохо играем в футбол?» И трясет кастрюлю. Посетитель, который стоял прямо напротив и тоже держал эту самую кастрюлю, стал трясти ее тоже, да так, что чуть не оторвал старому Юпе руки, и при этом говорит: «Только без выкрутасов! Я заложил два финта, а вся команда на меня и набросилась: „Отдай пас! Или в воскресенье не попадешь в основу!“ Вот, пожалуйста, Боровичка, технически очень оснащенный игрок … но хорош ли он для командной игры? Или Кучера … гигант, а Елинек, этот всегда полностью отдается игре. Но если уж говорить начистоту, тут я готов дать голову на отсечение, лучший футбол был … то есть лучшим игроком всех времен был Карел Кожелуг … а все почему? Потому что я играл с ним на правом краю», – сказал посетитель и вырвал кастрюлю из рук дряхлого Юпы.
Он бросил взгляд на улицу, а там у витрины с афишами фильмов стояла хорошенькая женщина, настоящая пышечка, такая аппетитненькая, и просматривала плакаты. Посетитель был очарован: «Народ, вот это женщина! Господи, вот это женщина! Что за баба … Она точно нуждается кое в чем. Эх, нет сегодня мужиков, сегодня мужики больше не понимают таких женщин … Что за баба!» – качал он головой, пожирая глазами женщину возле афиши. А женщина развернулась и пошла прямо к нашей пивнушке, она размахивала сумочкой и сосала конфету, а одета она была, как владелица тира. Она уже почти дошла до стеклянной двери, в зале аж стемнело … но развернулась и ушла, продемонстрировав свои прекрасные формы в профиль.
«Это мой идеал», – сказал посетитель. И прямо с кастрюлей кислой капусты он пошел вслед за этой женщиной, как лунатик.
Молодой человек натянул другой рукав, выплюнул бычок и вдавил его ногой в пол, при этом двумя руками он держал книжку, затем одной рукой открыл стеклянную дверь, рванул направо и исчез. Дверь он оставил открытой и скрылся.
Трактирщик сказал: «Как воды в рот набрал». Он пошел закрывать дверь, но этого ему показалось мало и тогда он вышел за порог пивнушки и крикнул в спину этому парню: «Ты, козел чертов!» И захлопнул стеклянную дверь.
Стекло звякнуло, и трактирщик застыл на месте. «Юпа», – говорит, – «я боюсь повернуться. Я ничего не разбил?» Юпа только головой покачал.
Так они и сидели и смотрели через стеклянную дверь. На улице потихоньку собирались люди и покупали билеты в кинотеатр. Старый Юпа загляделся на светящуюся надпись «В ВОСКРЕСЕНЬЕ НЕ ХОРОНЯТ» и харкнул: «Ну, что за дурацкая надпись, будем надеяться, что к нашей дружине это не относится…» Трактирщик и так нервничал, а тут еще этот парень со своей книжкой; он начал чистить щеткой кружки, держал их против света, смотрел чистые ли они … все это он делал только для того, чтобы не первым заметить болельщиков, когда они завернут на нашу улицу.
Вдруг старый Юпа заорал: «Уже идут!»
Первым по нашей улице шествовал пан Гурих, остальные завсегдатаи шли за ним. Все они казались какими-то маленькими, помятыми, горбатыми и вялыми, они как будто промокли, и одежда на них стала какой-то жеваной. Под вывеской «В ВОСКРЕСЕНЬЕ НЕ ХОРОНЯТ» Гурих сорвал с себя шляпу и швырнул ее на мостовую, остальные же успокаивали его. Тут пан Гурих, наверное, чтобы все видели, как он страдает, стащил с себя плащ, швырнул его на мостовую и стал топтать.
Старый Юпа и говорит: «Что-то мне это как-то не нравится. Чую, что ничья». Когда же он увидел, что пан Гурих потянулся к дверной ручке, то открыл ему сам, а пан Гурих ввалился в зал и сразу же навернулся: он плюхнулся на скамейку и уставился своим единственным глазом в пустоту. Затем вошли остальные болельщики, они смотрели на пана Гуриха и ждали, что же он сейчас скажет. А он поднялся, стащил с себя еще и пиджак, швырнул его на пол и говорит: «Всех одиннадцать, без пощады, всех одиннадцать на рудники!» – и пальцем показал в том направлении, в котором, как он думал, находится Яхимов (город на западе Чехии, где добывают уран. Прим.пер.).
Старый Юпа подошел к стеклянной двери и посмотрел вдаль. Он даже не заметил, что на нашу улицу снова вернулась хорошенькая женщина, которая все время размахивала сумочкой … а за ней, где-то три метра позади, как лунатик шел правый вингер из ДФЦ, он по-прежнему нес с собой кастрюлю с кислой капустой и нес он ее, как какой-нибудь лозоходец, который прутом ищет воду … Женщина завернула к кинотеатру, а кастрюля с кислой капустой завернула за ней…
Так вот старый Юпа и стоял у стеклянной двери, с раскинутыми руками, как Христос на распутье. Если бы кто-нибудь посмотрел на него, то заметил бы, что по щекам старого Юпы катятся слезы. А трактирщик уже разносил утешительный ликер…
P.S. Автор блога хочет поблагодарить за прекрасные переводческие советы и за неоценимую творческую поддержку свою жену.
