«Сарсания был везде. И теперь его везде нет». Илья Казаков — в память о Константине Сарсании
Когда в «Зенит» вновь пришел Сергей Фурсенко, стало очевидно: там должен оказаться и Константин Сарсания. Потому что без него собрать такую команду и разгрести накопившиеся за многие годы проблемы вряд ли было возможно. Да без него вообще вряд ли что-то было возможно, если говорить о серьезном деле.
Когда я впервые увидел Константина Сарсанию, то не мог поверить, что он так молод. Шел 1999-й, интернет в стране только-только появился, и шансов найти фотографию неизвестного человека, не говоря уже о досье на него, было не самым простым занятием.
О футбольных агентах тогда слышали немногие. О том, что игроки уезжают в заграничные клубы (тогда эта улица в нашем футболе, по сути, все еще была односторонней — с движением на выезд, а не на въезд) с помощью посредников, слышали многие, хотя этих самых посредников мало кто узнавал в лицо. Но среди узкого ряда фамилий (Есауленко, Абрамов, Светиков) особняком стояла одна – Сарсания. Первая волна уехавших схлынула давно, а рядом с теми, кто бросился им вдогонку, все чаще стало звучать это имя.
Ибрагим Цаллагов: «Чувствую себя пауком, который должен связывать все нити игры»
Я был еще совсем зеленым журналистом, относился с восторгом к каждому футбольному человеку, но среди моих знакомых в этом мире агентов еще не было. Тренеры-руководители-игроки-судьи-персонал-журналисты – о них представление уже случилось, но вот агенты… Что это за люди, как ими становятся, самостоятельные ли они величины или марионетки в чужих руках? Вопросов было не меньше миллиона. И само слово «агент» работало на воображение. Сразу появлялся образ человека, похожего на Бонда. Или на любого другого шпиона в красивом обличье.
Не помню уже, как я нашел телефон Сарсании. Позвонил, представился и попросил об интервью. Почему-то думая, что он откажется. Но он легко и, как мне тогда показалось, с юмором согласился, назначив встречу у стадиона «Динамо». Я спросил, почему там? Мне казалось, что агенты, даже футбольные, выбирают для общения более интимные и неспортивные места. Он весело хмыкнул в телефон и сказал, что играл когда-то за эту команду, чем поставил меня в тупик. Потому что я считал себя человеком, любящим футбол. Интересующимся им. Но игрока с такой фамилией я не помнил.
Была поздняя осень. Я пришел заранее и мерз около служебного подъезда, вероятно, производя странное впечатление своей одинокой фигурой в совершенно безлюдном месте. Странность происходящего усилило появление Толстых. Президент «Динамо» вышел из того самого подъезда в одном костюме, без куртки или пальто, подошел ко мне и поздоровался за руку. Спросил, кого я жду, и услышав ответ, кивнул и пошел обратно, не добавив ни словечка в эту сцену. Умей я заглядывать в будущее, я бы увидел в нем и встречу Сарсании с Толстых зимой 2010-го после победы Сергея Фурсенко на выборах президента РФС, когда пошла речь о ликвидации ПФЛ. И последующий за этим приход Толстых к власти в Доме футбола – с объявленным им крестовым походом против агентов.
Но тогда я просто стоял и ждал. Пока меня не окликнул совершенно обаятельный и молодой мужчина. Мне в то время было 27. Стало быть, ему – 32. В этом возрасте, когда многие еще живут с родителями, заканчивают второе высшее или доигрывают в футбол, Сарсания уже был лучшим футбольным агентом страны. И в последующие годы только наращивал свое влияние на российский чемпионат, каждый раз собирая команду, которая становилась явлением. Причем делал это в открытую, легко, как казалось со стороны, и обязательно стремительно.
Роберто – браво! Кто стал тренером питерского «Зенита»
Чем больше я узнавал о нем – от него самого, в первую очередь, — тем больше он мне нравился. С ним хотелось дружить, и я радовался тому, что наше общение идет на встречных курсах. А вскоре, когда «НТВ-Плюс» купил права на показ чемпионата Франции, я подумал и предложил Косте комментировать его в паре. Он играл во Франции, он знал французский и он только что продал в «Сент-Этьен» Панова с Левицким, что создавало удивительный эффект погружения в тот мир.
Не представляю, какой была телеаудитория тех трансляций. Французский футбол тогда мало кого интересовал. Но вскоре я ушел на «7ТВ», первый открытый спортивный канал в стране, а затем меня позвали на ВГТРК. И везде я слышал от руководства «да», когда обсуждал кандидатуру Сарсании как комментатора. Хотя, возможно, это было определенным риском. Все-таки агент, у которого есть свои игроки, – в такой ситуации каждое сказанное им слово обсуждалось многократно. Но он был веселый, интересный и понимал футбол лучше многих тренеров. Возможно, потому что в нем всегда жила тяга к этому делу.
Когда я узнал, что он защитил кандидатскую по подготовке футбольных команд, то не удивился, зная, что он мечтает работать тренером. Зная, что его отец – преподаватель на кафедре футбола в Институте физкультуры. Когда он в итоге не выдержал и ушел в тренеры, это казалось несправедливым. Лучший человек в этой профессии, передав своих игроков другим агентам, стал «одним из». Это мало кто понимал, особенно когда Сарсания уехал работать в более чем скромную Литву. Он часто прилетал оттуда в Москву и в тысячный раз, слыша один и тот же вопрос, смеясь, говорил: «Есть такое понятие – качество жизни. Все близко, сосны, песок, никакой суеты». Но мне казалось, что он не может жить в такой изоляции. И когда он сказал в конце прошлого сезона, что у него есть один вариант в Португалии и два в Бельгии, это не вызвало удивления. Как не вызвало удивления и его возвращение в «Зенит»… Сарсания был везде. И теперь его везде нет.
7 октября Константин Сарсания ушел из жизни на 50-м году жизни.
Текст: Илья Казаков
Фото: Сергей Дроняев
Вот мы сейчас рассыпаемся в безусловно заслуженных комплиментах в его адрес. Но почему при жизни мы мало говорили этих слов?
Давайте ребята уважать друг друга,не смотря на клубные пристрастия и политические взгляды. Не устраивать пустых срачей,админов это в первую очередь касается, и быть добрее!
Жизнь у нас одна, и заново у нас прожить ее нельзя.
- Насри-и-и!! (Казаков, когда француз грубо ошибся)
- Что он и сделал, ха-ха-ха! (Сарсания)
про них у нас не принято хорошо при жизни говорить.