Конец тура. Самый странный легионер «Спартака» ушел из футбола
Один из фундаментальных футбольных вопросов звучит так: «А что было бы, если…?». К командам он применим из-за низкой результативности, которая приводит ко внезапным смертям достойных победы: один гол — и твои 30 ударов по воротам обесценились. К игрокам он применим ещё больше, потому что слишком часто на их карьеры влияют внешние факторы, имеющие мало отношения к самой игре.
Вчера в Аргентине прощальный матч провёл Фернандо Кавенаги. В России о нём до сих пор принято говорить как об эталоне провального трансфера — игрок перешёл за кучу денег, но так и не оправдал связанных с ним надежд. Тогда, в 2004-м, его хотела половина Европы, ведь он уже успел стать лучшим бомбардиром молодёжного чемпионата мира и настрелять под 70 мячей за три сезона в «Ривере». «Спартак» предлагал слишком много, чтобы отказываться, и дважды Кавегол думать не стал. А стоило.
Во-первых, это была Россия, с её особенностями менталитета, погоды и игры на некачественных полях, которые если и были приемлемы для аргентинцев, то для работяг бобмарливского типа, вроде Эктора Бракамонте. Кавенаги же был зарождающейся звездой, ему нужен был чемпионат, где он звездой станет окончательно, — вместо этого он завороженно лепил снеговика на базе во время тренировки, впервые увидев такую погоду. Во-вторых, «Спартак» того времени всё ещё был командой, где тяжело развиваться, — постчервиченковский тремор продолжал влиять на жизнь клуба. В-третьих, большие деньги в том возрасте, согласится с этим Кавенаги или нет, успокоили его. А в футболе успокаиваться нельзя.
«Спартак» получил футболиста, который довольно регулярно показывал свою неординарность, но который при этом не до конца понял, что происходит вокруг. Кавенаги забивал голы, которые сейчас сделали бы его королём YouTube, но трагедия была в том, что и YouTube тогда только появился. Болельщики справедливо завышали ожидания от аргентинца, и это окончательно его подавляло. Лучшие российские скауты после истории с Кавеголом научились не просто верить нарезкам лучших действий футболиста, но в первую очередь смотреть, как он играет под опекой, прессингом.
Уехав во Францию, Фернандо сумел раскрыться. Там, конечно, опекали не хуже, чем в чемпионате России, но психологическое давление рассеялось — тёплый атлантический воздух Бордо расслаблял, с полями был порядок, и мысли пришли в чувство. Он и там отказывался забивать обычные, земные мячи — гол с пляжного подброса, гол пяткой, гол со штрафного от перекладины, гол после обыгрыша трёх защитников на дриблинге… Особый талант Кавенаги стал проявляться, его даже вызвали в сборную Аргентины, но слишком много времени было по-настоящему упущено в «Спартаке».
А затем «Ривер Плейт» вылетел из чемпионата Аргентины. Кумир болельщиков Кавенаги не мог не вернуться в клуб в трудный момент — возможно, именно благодаря этому широкому жесту «Монументаль» на его прощальном матче был переполнен. Фернандо окончательно перестал строить профессиональную карьеру — это была карьера порывов, он поддавался на любой вызов, который казался ему интересным, без чёткого расчёта, к чему это приведёт. В этом был свой кайф — по крайней мере, он всякий раз непринужденно и неизменно бородато улыбался после нового циркового гола. Однако в этом не было и ничего современного.
Его таланта хватало, чтобы стать настоящей звездой, но Кавегол предпочёл быть глобтроттером, путешественником-миссионером. Конец его тура за пределами родного «Ривера» случился так же, как и начинался — не в то время и не в том месте. В 32 он получил тяжёлую травму колена в матче чемпионата Кипра за АПОЭЛ и уже не сумел вернуться на поле. Даже несмотря на то что два месяца до конца сезона Кавенаги не играл, больше, чем он, в том сезоне забить никто не сумел.
Писатель Дэвид Фостер Уоллес, автор культовой в США «Бесконечной шутки», в своё время сформулировал главный страх таланта.
«Исходя из моего опыта, не очень хорошо, когда тебя считают талантливым. Чем больше людей так думают, тем больше ты боишься оказаться пустышкой. Самое ужасное в большом количестве чужого внимания: ты начинаешь бояться плохого внимания, и если плохое внимание тебя задевает — калибр уставленного на тебя пистолета стремительно растёт с 22 до 44. Часть меня жаждет внимания, считает меня великим и хочет, чтобы другие люди тоже замечали это», — сказал он для интервью другому писателю, Дэвиду Липски. Другая часть Уоллеса победила: он получил деньги и видел всё, в том числе и вредные прелести популярности, но по-настоящему счастлив был только в домашней глуши Иллинойса, наедине со своими собаками. Примерно так случилось и с Кавенаги — они даже внешне немного похожи общей своей взъерошенностью. После смерти Уоллеса Липски написал о нём книгу, где вопрос «А что было бы, если бы другая часть, более профессионально-тщеславная, победила в нём?» проходит через весь 300-страничный текст. Ответа, как и в случае, с Кавенаги, уже не будет. Так получилось, что они оба, исходя из их собственных слов, люди, которые привыкли наслаждаться моментом, а не прокручивать плёнку назад и пытаться что-то в ней изменить.
