17 мин.

«Увидел Липницкую и пропал». Канадский топ-танцор из Алжира – про нашу культуру и фигурку

В Лэйк-Плэсиде стартует предпоследний этап Гран-при ISU. Самая жаркая борьба за попадание в финал – в танцах на льду. Пока путевка гарантирована только британцам Фир-Гибсону.

Фавориты танцевального турнира на Skate America – Мэдисон Чок и Эван Бейтс, а вот серебро может забрать второй номер канадской сборной. У Марджори Лажуа и Закари Лага уже есть бронза этапа в Канаде, и удачное выступление в эти выходные почти наверняка обеспечит им попадание в финал. 

Лажуа-Лага – главная надежда Канады (и монреальской академии, где тренируются фигуристы) на следующий олимпийский цикл.  

Майя Багрянцева познакомилась с Заком на чемпионате мира-2025: в первом же разговоре выяснилось, что он большой фанат композитора Скрябина. Не договориться после такого на интервью в новом сезоне было бы странно.

Лага не только фигурист мирового топа, он еще и пианист: концерт в Карнеги-холле, призы на международных конкурсах – как это удается сочетать?

Обязательно посмотрите видео выступлений Зака, такого среди фигуристов вы больше не встретите. 

Чайковский, Худайбердиева и Кагановская – эти русские фамилии на слуху у Закари

– Ты поразил меня тем, что любишь музыку Скрябина. Не самый известный композитор. 

– Я вообще люблю классическую музыку. Величайший гений всех времен для меня, конечно, Бах. Потом Моцарт. Это боги, по-другому и не скажешь. Но я правда знаю многих русских композиторов – мне нравится их глубокая, мощная школа. 

Дебюсси или Шопен писали очень красивую музыку, но она будет хорошо звучать в любом исполнении. А с русской классикой ты должен полностью погрузиться в то, что играешь. В ней много страсти – надо отдавать себя без остатка. 

Когда я играю Прокофьева или Рахманинова, то чувствую историю и переживания. Может, это хорошо подходит моей натуре: я алжирец, поэтому во мне тоже много страсти и эмоций.

Еще мне нравятся Лист, Рахманинов и Скрябин. Их произведения довольно просто играть – потому что они сами были пианистами. Шопен понимал, как написать логичную партитуру и сделать удобно рукам. Не то что Чайковский, хаха. 

Моя мечта, кстати – сыграть на концерте или экзамене «Времена года» Чайковского, целиком – весь цикл. Это невероятная музыка, которая трогает до глубины души. 

– Сколько часов в день ты занимаешься?

– Сейчас – максимум пару часов, совсем немного. Это позволяет как-то поддерживать уровень, но о серьезном прогрессе говорить не приходится. 

– Хотел бы записать диск со своими любимыми произведениями? 

– Может быть, но пока вообще об этом не думаю.

К записи или концерту надо подходить ответственно. Прошлым летом я готовился к музыкальному конкурсу в Испании: с 11 до 17 тренировался на катке, потом приходил домой и еще 6-7 часов играл на фортепиано. Сейчас такой график нереален. 

– Есть ощущение, что чем меньше ты занимаешься, тем слабее становишься как пианист? 

– 100%. Пропустил пару дней – сразу чувствуешь регресс. 

– С ледовыми тренировками так же?

– Нет, тут проще. Даже после двухнедельного отпуска ты можешь сделать на льду все то же, что и до перерыва. Да, форма может быть не такая хорошая, но навыки на месте. С фортепиано ты потеряешь почти все, что умел. 

Но в этом году главный приоритет для меня – каток. Конкуренция в танцах бешеная, вернулись сразу несколько сильных пар. Так что все мое расписание подчинено тренировкам. Финал Гран-при в этом году – как Олимп, отбор жесточайший. Значит, надо быть сильнее, это для меня главная мотивация. Хочется навязать конкуренцию сильнейшим, это важнее выхода в финал. 

– То есть о медалях ты не думаешь? 

– Медали будут, когда ты готов конкурировать с лучшими. Главное – круто кататься и быть терпеливым. Правда, не слишком, потому что важно оставаться голодным. 

Прошлый сезон сложился для нас с Марджори нормально, но я не вижу особого прогресса в нашем катании. Это надо изменить. Карьера в спорте коротка, а для занятий музыкой у меня целая жизнь впереди. 

– Ну сейчас топ-танцоры катаются почти до 40 лет.

– Да. Раньше я думал, что буду соревноваться лет до 30 максимум. Не хотелось просто сидеть в очереди и дожидаться медалей. Я ненавижу ждать, это ужасно скучно – ты будто ходишь по замкнутому кругу.

Дождись, пока уйдет на пенсию старшее поколение, а ты пока слишком молод, посиди в сторонке. Хочется встряхнуть этот порядок вещей. Если на это уйдет больше времени – может, я и до 35 докатаюсь.

Для меня главное – выжать из себя максимум и прорваться в элиту. Есть хорошие дуэты, есть очень хорошие, а есть элита – и попасть туда нелегко. Сейчас я, наверное, довольно хороший фигурист, но не лучший. Так что цель – стать им и побыстрее. В следующем году мне исполнится 27: в танцах это уже не «молодой фигурист». Так что либо сейчас, либо никогда.  

– У нас недавно Лиза Худайбердиева завершила карьеру в 22. 

– Ого, не думал, что она меня на 4 года младше. 

– Она теперь старший тренер юниорской сборной.

– Потрясающе! Значит, увидимся где-то на соревнованиях. Мы ведь выступали вместе по юниорам. Жаль, что она решила закончить со спортом – уверен, она могла бы продолжить и круто выступать. Да, ее партнер был старше, но ведь она могла найти кого-то нового, нет? 

– В российских танцах на льду смена поколений.

– Да-да, я знаю: Кагановская-Некрасов, Хавронина-Нарижный – у вас выросли отличные молодые танцоры. Будущее в их руках. Думаю, они будут очень сильными соперниками. Мне ваши юниоры даже кажутся в чем-то сильнее наших. Иногда у меня есть вопросы к постановкам и хореографии, но они очень здорово обучены – это классные фигуристы.

«В России нехватки в страданиях не было». За что семья Лага ценит русскую культуру

– Я нашла в твоих соцсетях фото с Машей Сотсковой, которое ты по-русски подписал – «красивая».

– Она очень веселая и милая. Видел, что у нее уже двое детей. Время летит: я никогда не думал, что мои ровесники, с кем я катался по юниорам, уже уйдут на пенсию, а я все соревнуюсь – и не собираюсь заканчивать. А они уже родители.

«Надоело видеть в зеркале большую женщину». Поговорили с Сотсковой – о жизни после фигурки и родов

Правда, в основном это касается моих знакомых из России – думаю, там все немного по-другому, люди гораздо раньше готовы заводить семью и детей. А в Канаде больше тренд на «нет-нет, я хочу насладиться молодостью».

– Я к тому, что какие-то русские слова ты знаешь. 

– «Чуть-чуть» (произносит по-русски – Спортс’’), что-то я понимаю. Мне не хватает практики, надо над этим работать. Моя мама, к примеру, почти свободно говорит по-русски. Три года назад решила, что хочет выучить этот язык, нашла преподавателя и теперь регулярно сидит над домашкой.

– Зачем?

– Вокруг нас многие говорят на русском: друзья семьи, преподаватели, мои педагоги по балету и музыке. Мой дядя учился в СССР, поэтому тоже говорит по-русски. Тогда в Алжире это была частая практика – уезжать учиться по обмену в Советский Союз. 

Моя мама с тех пор обожает русскую литературу и историю. Конечно, русские композиторы тоже в этом списке.

Мама говорит, что чем больше у нации было страданий и лишений, тем глубже они чувствуют и переживают. В России, как я понимаю, нехватки в страданиях не было, так что ваша классическая музыка невероятно глубокая и страстная. 

– Твой топ-5 русских композиторов.

– Скрябин, Рахманинов, Чайковский, Мусоргский…

– Шостакович?

– Мама его фанат, у нее в машине всегда играет какой-нибудь его концерт. А я добавлю, наверное, Прокофьева. 

 – А что-то из русских книг читал?

– Да нет, разве что Пушкина, когда был маленьким. Про дочку капитана. А вот мама поклонница русской классической литературы, обожает Достоевского, говорит, что отдыхает в его произведениях душой.

– В книгах Достоевского?! 

– Да, но она уверяет, что его романы вызывают такие эмоции, которые невозможно объяснить словами. Он настолько мастерски владеет художественным языком, что ты все понимаешь сердцем. 

– Я уже готова взять интервью у твоей мамы.

– Она невероятная. Без нее «ничего нет» (снова говорит по-русски – Спортс’’). Только благодаря ей я вырос тем, кто я сегодня. Она всегда говорила, что нельзя останавливаться, надо больше работать. Стоило ей увидеть, что я ничем не занят хотя бы 5 минут – она сразу находила мне дело.  

Мне кажется, алжирские мамы – как русские: требовательные, но заботливые. Мама всегда была готова пожертвовать всем ради нас с сестрой и нашего будущего.

Для меня, конечно, это бонус, но мне кажется, это тяжело – и ей не хватает времени на себя. Поэтому я так радуюсь, когда она садится за пианино и просто играет или сочиняет музыку.

«Кацалапов чертовски хорош». Лучшие из лучших в танцах на льду – версия Закари

– Прозвучит странно, но мне даже мешает, что я неплохо разбираюсь в музыке. Я крайне придирчив в выборе композиций для программ.

Тренеры знают: если Зак не в восторге от музыки, под которую катается, получится ерунда. Я не умею притворяться. Если мне что-то не нравится, это сразу читается на моем лице. 

– Наверное, с эпохой 90-х для ритм-танца тебе было непросто: кажется, это не совсем твоя тема. 

– Да уж. Но я вообще вернул бы обязательные танцы. Знаю, что не все с этим согласны. Но, во-первых, это частично решило бы проблему с авторскими правами. И главное: обязательный танец – это про навыки скольжения. А сегодня в танцах на льду все внимание приковано к элементам. Да, они стали сложнее и интереснее, но в процессе куда-то пропало само катание. 

Наверное, компромиссом было, когда обязательный танец интегрировали в ритм-танец. Мне кажется, в те времена и болельщиков у фигурного катания было больше. А золотой век танцев на льду для меня – с 2010-го по 2022-й, от Ванкувера до Пекина. Это эра Тессы, Скотта, Чарли, Мерил, Кацалапова и Сизерона. 

– Никита тоже в этом списке, приятно.

– Кацалапов всегда был для меня примером идеального партнера. Я ведь и в танцы решил пойти из-за него. До этого катался в одиночке и ничего не собирался менять. А потом на катке у Марины Зуевой увидел Никиту – он тогда катал блюз. И я подумал: офигеть, в танцах на льду тоже есть крутые чуваки. До этого мне так не казалось. Никита еще очень приятный парень, с ним было прикольно общаться. 

С тех пор у меня есть мечта: взять пару уроков на льду у Кацалапова. Может, когда-то и получится, сейчас это невозможно по куче разных причин.

Но Никита чертовски хорош на льду. Как и Гийом Сизерон – оба фигуристы от бога. Это элита танцев на льду, такие редко рождаются. Они для меня на самой верхушке пищевой цепочки в танцах, хаха. С моей точки зрения, есть большая четверка: Гийом, Никита, Скотт и Чарли – и есть остальные. А, отдельно отмечу Жан-Люка Бейкера. 

– А твой топ партнерш? Кроме Марджори, конечно.

– Мэдисон Хаббелл. Лучшая, технически безупречная – без вариантов. Еще Лоранс Фурнье-Бодри, она очень сильная фигуристка. 

– Жаль, что иногда слишком нервничает.

– Потому что она умная. Чем больше у тебя мыслей в голове, тем сильнее они мешают прокату – иногда это так работает. Она учится в университете на нейробиолога, поверьте: она очень умная девушка. Я надеюсь, что в паре с Гийомом она сможет раскрыться с новой стороны.

Кстати, Василиса Кагановская мне тоже нравится – ну, по тем нескольким прокатам, которые я видел. Да, она еще совсем молодая, партнер пока сильнее по части скольжения, но она точно интересная фигуристка.   

– Давай вернемся к музыке. Ты никогда не хотел кататься под композицию, которую ты же и сыграешь?

– Это в планах, но позже. Если я решусь кататься под свою запись, то выбрать произведение надо будет года за два до этого – чтобы сыграть действительно круто. 

– Есть идеи, что это может быть?

– Какой-нибудь фортепианный концерт – например, Рахманинова. Под классическую музыку не всегда удобно кататься, хоть обычно и считается наоборот. Возьмем Шопена: очень красиво, но у него часто повторяются музыкальные фразы, и на лед это перенести непросто. 

Рахманинов в этом смысле более удачный выбор. Но не уверен, что тренеры будут от него в восторге – его музыку и так слишком часто берут в танцах на льду. 

– Александру Жулину бы понравилось.

– Да-да, ведь Кацалапов катал Рахманинова дважды – и оба раза второй фортепианный концерт. Так что идея мне очень нравится – игра на фортепиано для меня чистый дофамин. Впрочем, как и фигурное катание. Я обожаю кататься.

При этом я дико нервничаю на соревнованиях, это для меня ужасный стресс. Но мое любимое слово – skills (навыки или мастерство – Спортс’’). Это что-то, что ты можешь улучшить работой – а не то, что дается кем-то сверху. Будешь много работать – будет больше знаний о том, как надо кататься. И вот эта концепция «базы знаний» кажется мне очень крутой. Хочется пахать на катке, чтобы стать лучше и сильнее. 

Кстати, у фигурного катания очень много общего с русской школой игры на фортепиано.

– Например?

– Есть два разных подхода в обучении музыке: ты учишь технику – и потом при ее помощи погружаешься в звуки и ноты. А русские идут от музыки. Вместо механической работы за инструментом ты следуешь за мелодией в голове. А техника игры и работа пальцев подтягиваются следом. 

С фигурным катанием та же история. Иногда на разминке у меня ничего не выходит, как бы я ни старался. А стоит включить музыку, и те же шаги сразу получаются. 

Или другой пример. На фортепиано нельзя играть зажатым – так на льду то же самое! Если хочешь катить как Кацалапов, Сизерон или Донохью – нельзя быть в напряжении. Важно научить свое тело расслабляться. Так что чем больше я катаюсь, тем больше общего вижу с занятиями музыкой. 

«Увидел Липницкую – и пропал». Русский след в карьере Лага – замешана даже Московская консерватория

– Тебе нравилось играть на фортепиано в детстве? Или тебя заставляли? 

– Я был талантливым ребенком. У меня хороший музыкальный слух, но, конечно, я больше хотел играть с друзьями на улице. Музыка тогда казалось мне скучной. 

– А фигурка?

– На каток меня тоже привели в 4 года – что я мог понимать? Всерьез заинтересовался фигурным катанием только лет в 12, когда посмотрел по телевизору юниорский чемпионат мира. Увидел тогда Юлию Липницкую – и пропал. «Какая же она крутая, я тоже хочу так».

А музыка, конечно, была идеей мамы – она прекрасная пианистка. В молодости у нее даже был шанс поехать учиться в Москву, в Консерваторию имени Чайковского. Она родилась и жила в Алжире, а Россия тогда активно участвовала в жизни страны. 

В Алжир приехали преподаватели из консерватории, и на прослушивании им очень понравилось, как играла мама. Сказали, что надо продолжать учиться – и пригласили в Москву. Но профессиональная карьера в музыке для женщины – тогда в Алжире об этом не могло быть и речи. 

Через много лет, когда они с папой переехали в Канаду, а я уже занимался фигурным катанием, она вернулась к музыке. Поступила в университет, где – оцените иронию судьбы – училась у лучших педагогов русской фортепианной школы. У которых, кстати, потом учился и я.

– Какая история. Круто было бы тебе съездить в консерваторию.

– А я там был. Мы с Марджори выступали в Москве на Кубке Ростелекома в 2019-м. Как я мог не дойти до консерватории? И внутрь тоже попал: там шел концерт детского хора, даже билеты не пришлось покупать – мы просто зашли в зал. Такое красивое пространство, на стенах висят портреты великих композиторов – дух захватывает. 

Мама, кстати, тоже в итоге побывала и в Москве, и Петербурге. Они с папой ездили со мной на этап Гран-при – оба ни за что бы не упустили такой шанс.

Так что в консерваторию мама все-таки попала, пусть и как гость. 

Фелла Лага у памятника Римскому-Корсакову в Петербурге

– А ты до Петербурга доехал?

– Естественно! Невероятно красивый город, очень европейский. Для меня это «белая», царская Россия. Но если честно, мне немного интереснее «красная Россия», поэтому Москва притягивала меня сильнее. Она мне понятнее и ближе.

– Может, когда-нибудь в консерватории выступишь.

– Ну нет, это нереально. Там настоящие таланты. Недавно они проводили конкурс, я смотрел прямую трансляцию – это невероятные мастера. Чтобы подняться на эту сцену, недостаточно идеально сыграть. В тебе должно быть что-то еще – что сделает тебя лучше лучших.

Если поставить себе такую цель, то надо бросать все остальное и круглые сутки играть на фортепиано. Это будет уже другая жизнь.

– Но ты выступал в Карнеги-холле в Нью-Йорке. 

– Да ладно, это был сборный концерт после музыкального конкурса, так что звучит солиднее, чем было в реальности.

– Это все равно Карнеги-холл. Было страшнее, чем потом на Олимпиаде?

– Ой, мне было 11 лет, я вообще не нервничал: вышел и сыграл. Все тогда было проще. Хотя мне и в Пекине страшно не было. Я выходил как на обычный прокат – да, я все равно каждый раз переживаю, но олимпийские кольца особого ощущения не добавили. Вот этого «боже, это Олимпиада» я не почувствовал. 

Гораздо больше я нервничал на позапрошлом чемпионате мира в Монреале. Мы выходили после большого перерыва из-за травмы партнерши. А когда ты долго не выступаешь, то перестаешь понимать, достаточно ли ты хорош. Не знаешь, чего ждать, потому что без постоянных соревнований теряется уверенность в себе. 

Я тогда был на эмоциональном дне. Травма Мардж, проблемы в личной жизни, в общем, я был раздавлен. Начал тренироваться один и понял: ок, это мой шанс стать лучше. Я должен работать за двоих, чтобы к ее возвращению на лед быть в состоянии вести нас вперед.

– Как ты себя вытащил из того состояния?

– Я же алжирец: если мы чего-то хотим, мы это получим. Не надо ныть, надо действовать. Любая ситуация – возможность стать сильнее.  

На футболке Зака надпись Algerian

– Ты перфекционист?

– Да, но перфекционизм бывает разный.

Есть глупый: ты хочешь все и немедленно, непременно надо быть лучшим прямо сейчас, в эту секунду. 

А есть перфекционисты, которые понимают: сегодня я не могу сделать больше – и это нормально. Главное, видеть цель и двигаться к ней. Залог успеха – не просто много работать, а работать больше, чем остальные. Так что мне есть куда расти. И в музыке, и на катке. 

Больше о фигурном катании – в телеграм-канале Багрянцевой

Фото: ISU; личный архив Закари Лага