Евгения Медведева: «Мама до сих пор не видела мое выступление на Олимпиаде»
Новое интервью и фотосессия Жени для "7 дней". Не очень люблю этот журнал, но фотосессия получилась милой. И она действительно на каждой фотосессии получается по-разному.
«Нас не возят на машинах представительского класса, мы не летаем бизнес-классом. В Корею, как всегда, летели экономом, у нас был ряд Space+, чтобы можно было вытянуть ноги. Но мне, если честно, было не очень удобно. Лучше забиться куда-нибудь на последние ряды и, если есть свободные места, лечь сразу на три сиденья», — рассказывает одна из самых титулованных фигуристок планеты 18-летняя Евгения Медведева в совместном интервью со своей мамой, в прошлом тоже спортсменкой, Жанной Медведевой.
— Женя, буквально на днях завершился очередной чемпионат мира. До этого вы в мировых первенствах участвовали и выигрывали два раза. Но в этот раз в Милан не поехали. Почему?
Евгения: У меня не было выбора. Мне настоятельно рекомендовали передохнуть хотя бы месяц и восстановить здоровье. Дело в том, что перед Олимпиадой у меня была очень серьезная травма, из-за которой я пропустила много важных стартов. Но была настроена так, что в Корею поехала бы в любом состоянии и вышла бы на лед даже ползком.
— И вы вернулись оттуда с двумя серебряными медалями!
Евгения (улыбается): Медалей уже три. На прошлой неделе фанаты подарили мне и золотую «олимпийскую» медаль. Она чуть поменьше, чем корейская, но похожего дизайна, и вместо олимпийских колец там сердечки. Это действительно ювелирное изделие из драгоценных металлов, на 90 процентов медаль состоит из серебра, а сверху покрыта золотом. Это был очень приятный сюрприз. Я сидела дома, когда мне позвонили и попросили спуститься вниз, во двор. Там меня ждали около пятидесяти человек, мои поклонники разного возраста, от четырнадцати до сорока лет.
Помню, вместе со мной из подъезда выходила какая-то бабушка, и она как-то напряглась, когда увидела столько людей. Даже пыталась разогнать их. Но я сказала: «Не волнуйтесь, это ко мне». Когда они вручили мне эту медаль, я не удержалась и заревела. Хотя меня в принципе очень трудно вывести на эмоции, я не привыкла показывать свои слезы на людях. Например, однажды мы с лучшей подругой, фигуристкой Катей Бобровой, смотрели вместе фильм «Хатико: Самый верный друг». Она просто уревелась, а я сидела совершенно спокойно. Ну да, кино, ждала собачка хозяина, не дождалась — и что тут такого?
— При этом на Олимпиаде вы все-таки расплакались после произвольной программы. В прямом эфире в это время рыдала Татьяна Тарасова из-за того, что вы не выиграли золото. Сами сильно расстроились?
Евгения: Нет, конечно! Я не смогла сдержать слезы, потому что случилось то, ради чего я работала всю свою жизнь. Моя мечта осуществилась, я попала на Олимпийские игры и откатала здесь две программы. Я же начала всерьез об этом думать, еще когда мне было лет восемь, просчитывала: так, в Сочи не смогу попасть из-за возраста. Значит, мои первые Игры будут следующими. И много лет, еще ребенком, я фантазировала: «Интересно, а как это — выступать на Олимпиаде?» И меня начинало трясти только от одних мыслей. Но в Корее на протяжении всего турнира я вообще не волновалась, каталась в удовольствие, только в конце нахлынули эмоции. И вовсе не из-за второго места. Ну было бы у меня сейчас олимпийское золото, и что дальше? В восемнадцать лет сидеть на одном месте и не понимать, зачем дальше работать, если выиграла уже все, что могла? А так у меня сейчас есть прекрасный стимул продолжать выступать до следующей Олимпиады, радовать своих поклонников.
— Жанна, а вы плакали, когда узнали, что у вашей дочери серебро?
Жанна: Зачем мне плакать? У нас не было такого, чтобы я внушала ей: «Ты обязана побеждать, ты вышла на лед только для того, чтобы стать лучшей». Мы живем по принципу: каждый день выходить на лед и честно отрабатывать свою программу, не думать ни о титулах, ни о предстоящих соревнованиях. Разумеется, Олимпиаду дочь ждала, это главное событие для любого спортсмена. Но мы в семье никогда не нагнетали: «Вот будешь кататься плохо, не поедешь в Корею». Кстати, в отличие от многих родителей, я никогда не хожу ни на ее тренировки, ни на соревнования, чтобы мое присутствие не давило на дочь. Скажу больше: я до сих пор не видела выступления Жени на Олимпиаде, ни по телевизору, ни в Интернете. Не знаю даже, когда у меня хватит духу посмотреть эти прокаты. А в Корею я прилетела только на следующий день после того, как завершился турнир. Хотя могла приехать намного раньше, но специально попросила сократить мое пребывание на Играх. У Жени рекламный контракт с косметической компанией, спонсором Олимпийских игр, и мы вместе участвуем в программе «Спасибо, мама!», поэтому необходимо было приехать для некоторых мероприятий. Но о результатах соревнований я узнала, только когда прилетела в Сеул.
— Все равно хорошо, когда мама рядом. Вас вместе поселили в Корее?
Евгения: Да нет, мы с мамой там увиделись, кажется, всего один раз. Я же готовилась к показательным выступлениям, нужно было репетировать финальное шоу. А жила я в одном номере с Катей Бобровой, мы стараемся всегда вместе с ней селиться на соревнованиях. У меня не так много близких друзей, но ее я считаю практически своей сестрой.
— Подождите, а разве двукратная чемпионка мира не может потребовать отдельный номер? И есть ли у Евгении Медведевой свой личный час на катке?
Евгения: Это нормальная практика, когда спортсмены живут по двое или по трое в номере. Что тут такого? Мы же одна команда. Нас не возят на машинах представительского класса, мы не летаем бизнес-классом. В Корею, как всегда, летели экономом, у нас был ряд Space+, чтобы можно было вытянуть ноги. Но мне, если честно, было не очень удобно. Лучше забиться куда-нибудь на последние ряды и, если есть свободные места, лечь сразу на три сиденья. А на катке я занимаюсь наравне со всеми, в обычном тренировочном режиме. Единственное, что у нас могут возникнуть опасные ситуации, когда мчишься на большой скорости по своей программе, отрабатываешь элементы, а человек стоит у тебя на пути и не реагирует. У нас есть такое специальное предупредительное слово: «Ап!» Иногда понимаешь, что на тебя не реагируют, что сейчас может произойти страшное столкновение, и тогда начинаешь просто орать: «Ап! Да уйди уже, иначе будет плохо!» Бывают же очень серьезные травмы на тренировках.
— Жанна, ваша дочь вряд ли сама помнит тот момент, когда впервые встала на коньки. Сколько ей было тогда лет?
Жанна: Если уж рассказывать все подробно, то все началось с появления Жени на свет. Она родилась восьмимесячной, а считается, что четные месяцы беременности — самые сложные. Потом мы с ней еще долго находились под наблюдением врачей в Филатовской больнице. Женя весила всего два килограмма. Врачи сразу сказали, что ребенок слабенький и необходимо его закаливать, отдать или в фигурное катание, или на плавание. А так как я сама до пятнадцати лет профессионально занималась катанием, то выбор был очевиден. В первый раз я поставила Женю на коньки в два с половиной года, на катке Стадиона юных пионеров, на его месте уже давно построили гостиницу. Я купила для Жени самые маленькие коньки, которые только нашла, но все равно пришлось надевать по четыре носка, чтобы коньки не болтались. Помню, как радостно дочь встала на них и практически сразу побежала. Шлеп — упала, встала, снова упала, но ни разу не заплакала, и страха вообще не было никакого. В итоге я привела ее в ЦСКА, в группу малышей, но ее туда не брали из-за неудачного дня рождения…
— Женя родилась 19 ноября. Что не так с этим днем?
Жанна: Для фигуристов удобнее всего рождаться в начале лета. В нашем спорте живут не годами, а сезонами, которые заканчиваются и начинаются в июне. То есть мы пришли в сентябре, трех лет еще не было. Нам сказали: приходите на следующий год. А в фигурном катании потерянный сезон — это караул, уже потом не догонишь. Есть, конечно, фигуристы, которые приходят к тренерам и в семь, и в девять лет, но это очень редкие исключения. С большим трудом мы упросили взять нас. Женя, помню, уселась там у них на диван: «Хочу кататься!»
— Сколько раз в неделю она занималась в этом возрасте?
Жанна: Полагалось пять занятий в неделю, но этого было мало, и мы еще дополнительно занимались в выходные. Вставали мы в пять утра, чтобы в семь пятнадцать попасть на тренировку. В час пик с «Алексеевской» на «Динамо» добирались на общественном транспорте с двумя пересадками. Это был какой-то ужас! В метро всегда давка. Однажды на переходе между станциями толпа снесла нас с Женей к железным ограничителям, которые стоят перед эскалаторами. Я понимала, что мой крохотный ребенок болтается где-то в ногах, ее сейчас могут попросту затоптать, сломать ребра. Вовремя подхватила ее на руки, потому что в следующее мгновение нас вдавили в эти железяки. Видимо, что-то прищемили Жене, потому что она заорала на всю станцию. Вот тогда я поняла, что все — хватит, нужно срочно покупать машину.
Пришлось как-то выкручиваться: экономить, занимать, искать подработку. Просто у нас в семье всегда зарабатывала я одна. Так сложилось, что Женю я воспитывала сама. Когда она родилась, моя мама была уже пенсионеркой. А с работой было в те годы очень тяжело, трудно найти постоянное место с хорошей зарплатой, я хваталась за все подряд, чтобы хоть как-то прокормить семью. Из декрета, по-моему, вышла, когда Жене было месяцев восемь. Хорошо хоть работа была рядом с домом, и они с бабушкой то на санках, то на коляске приезжали ко мне два раза в день — в обед и вечером.
Почему мне это не понравилось?
Женя прекрасна! Мамочке отдельное спасибо за то, что в своё время ей хватило сил и терпения содержать семью и поддерживать интерес Жени к фигурному катанию. Женечке здоровья, вдохновения! С нетерпением ждём!
А надо плакать?