13 мин.

Чужой шедевр

53

Мы, конечно, зарекались не вешать чужие тексты – я несколько раз говорил Мише Семину, что блог это не микрофон – отдавать в чужие руки нельзя. Диман тоже кому-то отказывал. Но Анатолий Пинчук исключение. Тем более просил за него Стас Гридасов. Кстати, у Гридасова и Пинчука много общего. Только Стас способен жить без баскетбола сезон-другой. Пинчук не мог прожить и дня. Этот текст никогда не был напечатан. Гридасов сканировал рукопись. А я теперь спать не могу. Слишком обширная почва для размышлений.

Так встречают чемпионов

Анатолий ПИНЧУК Время действия: сентябрьский вечер 1972 года. Место действия: «Жигули» тренера Ярошевского по дороге из Шереметьева на улицу Щепкина. Действующие лица: Геннадий ВОЛЬНОВ – олимпийский чемпион. Светлана ВОЛЬНОВА – жена олимпийского чемпиона. Светлана ВОЛЬНОВА – дочь олимпийского чемпиона, которая, как и положено хорошо воспитанному ребенку, не вмешивается в разговор взрослых. Анатолий ОБИДИН – брат жены олимпийского чемпиона. Виталий ЯРОШЕВСКИЙ – первый тренер олимпийского чемпиона. НЕКТО, который, загодя решив, все время только слушать и запоминать, тем не менее, изредка задает вопросы и даже подает реплики. ЯРОШЕВСКИЙ: Ну, Гешка, давай рассказывай, как все было! ВОЛЬНОВ: Оставалось секунд десять, когда он (Александр Белов) мяч назад откинул, Сако (Зураб Саканделидзе) ничего не оставалось делать – только фолить. Кондрашин еще до первого штрафного уже нажал – чтобы минуту дали. Ну, а столик или подрастерялся, или не услышал: такой гвалт стоял – страшное дело! Хорошо, рядом Джонс (в то время генеральный секретарь ФИБА) оказался. ВОЛЬНОВА: Да, его видно было в телевизоре: оттопырил три пальца в левом нижнем углу экрана. ВОЛЬНОВ: Пятый (Дуглас Коллинз, игрок сборной США) пробил первый мяч. Ему мяч в руки – раньше, чем сирена загудела: всё! Наши схватили и быстро выбросили мяч. Но на табло почему-то не три секунды получилось, а одна. ВОЛЬНОВА: А! Вот почему Джонс три пальца оттопырил!.. ВОЛЬНОВ: Джонс сказал, что Кондрашин просил минуту, и что не одна секунда осталась, а три. Сако сфолил, когда оставалось три секунды. По правилам после второго штрафного тайм-аут брать нельзя, но мы-то не были виноваты: столик опоздал, и Джонс своей властью велел доиграть три секунды. Кондрашин посадил Жара (Алжана Жармухамедова) и выпустил Ваню Едешко. Ваня вышел и сотворил великий пас. ЯРОШЕВСКИЙ: Вот это сила! Вот это да! ВОЛЬНОВ: Дай ему сто раз этот пас дать – не даст. Отвечаю. Они тоже глупость, славу богу, сморозили: поставили большого, двухметрового, около него, около Вани. ЯРОШЕВСКИЙ: Все правильно! Я тебе должен сказать, что точно так рассудил твой первый тренер. Надо быть законченными идиотами, чтобы держать выбрасывающего игрока! Идиотами! Законченными, причем! НЕКТО: Верно, что американцы отказались получать серебряные медали? ВОЛЬНОВ: Да. С этими медалями была морока. Сразу не дали: протест. На следующий день должны были награждать – на стадионе во время легкой атлетики. Пришли – мы, кубинцы, а штатники – нет. Перенесли церемонию в зал, где гандбол заканчивался. Штатники опять не пришли. Ну, тут уже решили их не ждать: вручили нам и кубинцам. Но я благодаря этому хоть немного Олимпиаду увидел: легкую – финиш Шортера (американец, занявший первое место в марафонском беге), гандбол. А то был на Олимпиаде, а Олимпиаду только по телевизору и смотрел. Много тренировались, отдыхали. А когда это случилось, полицейских и бундесвера было больше, чем спортсменов. Все оцепили – их корпус, он от нашего был метрах в ста пятидесяти, всю деревню... В общем, почти все олимпийцы – те, кто еще не отвыступали, – Олимпиаду по телевизору смотрели. ЯРОШЕВСКИЙ: Хватит про телевизоры. Гешка, ты Спитца видел? ВОЛЬНОВ: Да. Штатники рядом с нами жили. Семь золотых медалей, а вел себя, я скажу, скромно, без всякого пижонства. Там говорили – не знаю, верно ли это, – что он еще до Олимпиады заявил, что четыре золотые медали – за личные – получит наверняка, а еще три, если партнеры по эстафетам не подведут. ЯРОШЕВСКИЙ: Ой, какая прелесть! ВОЛЬНОВА: Утром в воскресенье мы поехали в Быково. В электричке все только и говорили о баскетболе. Вы, Гешка, самые главные герои Олимпиады! ВОЛЬНОВ: Все спортсмены нас поздравляли. Всех, кто выиграл, поздравляли, но нас – особенно. А вообще, я скажу, все ребята работали – от ножа. Авилов (легкоатлет-десятиборец, олимпийский чемпион) выкладывался – страшное дело. С ним после каждого вида было плохо. Не знаю, почему, но в этот раз боролись, как никогда. Может, потому что в Германии? Сейчас в самолете летим – самолет наш был. Стюардесса разнесла всем подносы с едой – все, как сговорившись, в один голос: «А можно кусочек черного?» Пауза, а потом все как грохнут! Стюардесса: «Я вам три буханки – все, что есть, – порежу, а вы уж сами делитесь!» НЕКТО: Ну, а какой протестовый момент они нашли? ВОЛЬНОВ: Они, говорят, упирали не то, что после того, как Сашка Белов мяч забил, еще оставалась секунда, но народ выбежал и не дал им времени доиграть. НЕКТО: Но Белов-то забросил с игры! (мяч, заброшенный в корзину с игры, не останавливает секундомера). ЯРОШЕВСКИЙ: Они там все перепутали! Если они держали выбрасывающего игрока! ВОЛЬНОВ: Кондрашин сказал, что если протест примут, все равно играть не будем. ЯРОШЕВСКИЙ: Правильно! Надо, чтобы Кондрашин сменил номер машины на 51-50, а Айба (тренер сборной США) – на 50-51! ВОЛЬНОВ: Я могу так сказать. Если бы была заруба – очко в очко,- в нашу пользу не решили бы. Отвечаю. Но мы их душили оба тайма. ВОЛЬНОВА: Вы играли-играли, а когда поняли, что выигрываете, мандраж начался, скованы очень были. Когда этот пятый (все тот же Дуглас Коллинз) влетел под стойку, тебя показали крупным планом: ты встал, ходил туда и сюда и ворчал что-то под нос. Мол, такой матч проиграли – да? ЯРОШЕВСКИЙ: А Еремина: «Сейчас американцы откажутся от штрафных». А потом: «Ой, это мы ведем 49:48!» ВОЛЬНОВ: Если бы эту игру проиграть, это вообще бы... ЯРОШЕВСКИЙ: Ой, какой ужас! Это была бы полнейшая трагедия! ВОЛЬНОВ: Там в конце фолы наши неудачно били. ВОЛЬНОВА: Фолы плохо били. Но пятый! ВОЛЬНОВ: Пятый, я должен сказать, в других матчах ничего не показал. А с нами! Четыре таких фола в конце забил – куда там! НЕКТО: Гена, а как судейство? ЯРОШЕВСКИЙ: У меня к ним претензии нет. ВОЛЬНОВ: Судили, скажу я, прилично: ни нас не прихватывали, ни американцев. ВОЛЬНОВА: Ну, тебе два фола дали – ладно. А когда третий и четвертый,- тебя там рядом не было! Тебя, Гешка, седьмой (Митчел Бентом) затолкал. Седьмой – огромный какой! Волосы с начесом – ну, прямо копия Анжелы Дэвис! Он выше тебя! Да? ВОЛЬНОВ: Да, сантиметров на пять. Что там на площадке творилось после матча – не передать. Все бросились целоваться, Я сразу посмотрел на Кондрашина: он встал и пошел, как он ходит – гусем. Я сразу подбежал, обнял в охапку и стал – вот так вот крутить его. Он лицо отвернул. Я его поставил, и он пошел дальше гусем. Да! А как Озеров (с 1962 по 1970 год второй тренер сборной СССР, в 1952 и 1956-м играл за сборную СССР на Олимпиадах) плакал. Что? Да нет – от радости. Озерок приехал туристом, Джонс – ему: «Юра, ты приехал за свой счет?» – «Да». Джонс оформил его судьей, выдал форму, деньги и талоны на питание. Джонс ко всем старым баскетболистам здорово относится. Озерок все время около нас, с нами. Он в раздевалку к нам ходил. А Кондрашин не любит, когда к нам кто-нибудь ходит: он всех подряд гонял, не взирая на должности. Озерок тихо-тихо подкрадется сзади, чувствуется, переживал – страшное дело. Сидел он на матче рядом со мной. Видно, как и за кого человек болеет. ЯРОШЕВСКИЙ: А это знаете, кто едет? Ну, кого мы только что обошли! Это Болошев. ВОЛЬНОВ: Зэмээсы пошли на третью тысячу. У Болошева номер две тысячи восемьдесят пять. НЕКТО: А кто, Гена, еще получил зэмээса? ВОЛЬНОВ: Едешко, Белов… ОБИДИН: Сергей или Александр? ЯРОШЕВСКИЙ: Дважды заслуженных мастеров не бывает, отец! Сергей уже года три как зэмээс! ВОЛЬНОВ: …Коркия. После того, как получили медали, Миша погрустнел и говорит: «Он, наверное, меня проклянет…» Переживал Миша – страшное дело, как переживал. Жаль, конечно, Андреева (за несколько месяцев до начала Олимпиады во время тренировочного матча Владимир Андреев, столкнувшись с Коркия, получил серьезную травму и в Мюнхен поехать не смог), Тома (Прийт Томсон, ветеран сборной СССР, в олимпийскую заявку не попал) жаль: очень много работал и в сборной был – сколько? Лет шесть, наверное… НЕКТО: А как Коркия сыграл? ВОЛЬНОВ: Перед американцами мы утром оттренировались – Миша ко мне подбегает: «Что делать? Что делать? А я: «А что, Миша, случилось?» – «Меня в основной состав ставят! Или завал: меня выгонят, или не знаю, что делать!.. Как играть?» – «Миша, первые пять минут играть будут на равных. Не делай потерь, в защите отработай». – «Ты думаешь так?» После игры на меня налетел, расцеловал – страшное дело. Он в защите идеально отыграл. Кондрашин правильно сделал, что его взял. Никто не верил, и я не верил, что Миша сыграет лучше Тома. Кондрашин угадал. И все равно Тома жаль... ВОЛЬНОВА: А я раньше всех в Москве знала, что выиграли. Представляешь, в половину четвертого звонок – междугородняя звонит. Таллин, говорят. А я спросонья не пойму, в чем дело. А это представляешь, Лариса (Жена Яака Липсо, вместе с которым Вольнов много лет играл в ЦСКА и сборной СССР). «Света, поздравляю, поздравляю: наши выиграли! Звони всем!» Они, оказывается, смотрели через Финляндию прямой репортаж. А Гражина (жена Модестаса Паулаускаса, капитана сборной СССР) – ты ее видел в аэропорту?- тоже ночью два раза вскакивала, телевизор включала. Но у них, в Каунасе, конечно, ничего ночью не показывали. Лариса мне рассказала, как Сако фол схватил, все-все рассказала. Но я, когда смотрела, все равно волновалась. НЕКТО: А я телефон отключил – чтобы не позвонили, радио выключил – чтобы не сказали. ОБИДИН: А я со своей чуть ни поругался. Она на кухне: у нее радио включено, а я в комнате телевизор смотрю. Она с кухни кричит: «Наши выиграли!» А я вижу: американцы очко выиграли и целуются уже! НЕКТО: Я поэтому телефон отключил, радио... ОБИДИН: Я – ей «Ты перепутала все...» Она – мне: «Ты что меня за дуру или за глухую считаешь?» Я: «Выиграли-то американцы!» Она заходит: «Надо же! Сама слыхала – сказали: «Наши выиграли!» и поздравили. Сама слышала. Надо же...» А в это время на экране… ВОЛЬНОВА: А дочурка так волновалась, что говорит: «Мама, на что я равнодушна, но тут ужасно переживала». Ты, между прочим, спроси, как дочурка третий класс кончила. Похвальную грамоту ей дали. И маме тоже дали – за воспитание ребенка. Так ты знаешь, что сказала дочь? «Папе надо было!» И потом несколько раз: «Почему моему папе не дали?» А я: «Мамам дают, мамам только!» ЯРОШЕВСКИЙ: У меня есть приятель – классный мотогонщик. Так он говорит: «Я по Москве иду только руб двадцать». Это значит: «Сто двадцать километров в час». ВОЛЬНОВ: Так, между прочим, получилось, что только один Павлов (в то время – председатель Всесоюзного спорткомитета) знал, что мы выиграли. Нам потом рассказывали: когда целоваться американцы начали, все наши в деревне, как сговорившись, с досады телевизоры повыключали: была-то уже глубокая ночь. А. Павлов – он потом говорил – не выключил: «Не может быть, чтобы вы проиграли!» НЕКТО: Гена, как ты думаешь, они вас побаивались? ВОЛЬНОВ: Страшное дело! Они в первом тайме не знали, куда бежать. Если бы этот матч не должен был все решать, отвечаю, очков пятнадцать они получили бы. ЯРОШЕВСКИЙ: Хулиганье, эти таксисты! Что такое, что такое, отец? Ты успеешь, а мы – нет: мы олимпийского чемпиона везем. ВОЛЬНОВА: Когда это, Гешка, было? А? В шестьдесят седьмом, после чемпионата мира. Мы ехали вот по этой дороге – по Горького. Ехали по резервной зоне. Я: «Гешка, ты что делаешь?» А он, а ты: «В конце концов, имеет право чемпион по резервной зоне проехать?» ЯРОШЕВСКИЙ: В Москве чемпион мира немного стоит. Вот в маленьких городах! Представляю, как Модю (Паулаускаса) встретят! Там вообще, там разговора быть не может! Потом мало того, в Каунасе чемпион может ехать даже против движения! НЕКТО: А какая американская команда сильнее, Гена, эта или которая была в Мехико? ЯРОШЕВСКИЙ: Мехико. Здесь такого, как Хейвуд, не было. ВОЛЬНОВ: Трудно сказать: с той-то мы не играли (На Олимпиаде 1968 года в Мехико сборная СССР проиграла в полуфинале команде Югославии и в финал не вышла). НЕКТО: А какая сильнее – эта или токийская? ЯРОШЕВСКИЙ: Токийская! ВОЛЬНОВ: В Токио у них было пятеро классных игроков, но командой эти посильнее. Но, я думаю, эта наша команда ту их команду обыграла бы. ВОЛЬНОВА: А ты сам-то, Гешка, смотрел игру по телевизору? ВОЛЬНОВ: Да. Но только последние минуты показывали. Американцы – мы с их руководителями после матча в одном автобусе ехали – говорили: «Белов, ты во всем виноват: из-за тебя скандал». Это они – Сашке, потому что пасом назад он всю эту склоку и сотворил! Но и расхлебал. Ванин пас, конечно, был отличный. Но и Сашка – молодец. Штатники вместе с ним прыгнули, он их обманул: они провалились. А трогать его испугались. А бил он по-школьному: из-под кольца, от щита. ЯРОШЕВСКИЙ: Опять провалились? Опять из-под кольца? Хватит забивать из-под кольца! Чего вы пристали к парню? Дайте ему отдышаться. Гешка, ты не отвечай и – все! Слушай, а Кондрашин – что, от Айбы состав прятал? ВОЛЬНОВ: Не знаю, прятал – не прятал, но я с Кубой и Югославией не играл, а с Италией играл. Модя тоже три игры не играл. И в финале его не сразу поставили. Сако вообще не играл, вообще. Сако уже был с ним на таких вот ножах, уже на зарядку не ходил: «Я завязываю!». А Кондрашин к нему подходит: «Сако, завтра будешь играть, выйдешь в составе» (в стартовой пятерке). Сако прилично сыграл, очень, я скажу, прилично. Особенно в первом тайме. Серега Белов – и говорить нечего. Никто – ни наши, ни штатники – не набрал и десяти очков, а он – двадцать. Вообще финальную игру все здорово отыграли, кроме Моди и Жара. Модю в состав не поставили; а так ему выходить тяжело: не приучен. И Жар неважно – из-за руки, она у него, страшное дело, как болела. Но зато с югами прилично отыграл – всю погоду сделал. Жар в Мюнхене чуть не умер. Нет, не из-за руки – из-за этого... Ну, как его – комик этот... Он во многих фильмах играет... Ладно, я потом вспомню – скажу. Жар – ему: «Ничего не говори – ты только посмотри на меня!» Тот посмотрит – Жар в лежку. Ему: «А ты можешь сыграть серьезную роль?» – «Могу, говорит, но не знаю, говорит, что из этого получится». И опять все в лежку. И Райкин был с нами. Не сам – на видеомагнитофоне несколько его номеров записали. Больше всего нравилось «В Греческом зале, в Греческом зале…» А Пахмутова была в деревне. Очень просто, я скажу, себя вела, в обнимку с баскетболистами ходила – где-то на уровне кармана она была. И поэты были – Рождественский, Добронравов, еще кто-то, Мне даже стихи посвятили – дома покажу, а так помню только две первые строчки: «Четвертый раз Олимп тебя встречает, баскетболистов наших ветеран». ЯРОШЕВСКИЙ: Ну, вот и подъезжаем. ВОЛЬНОВА: Я его хотела проводить в Мюнхен, а он мне: «Ты меня один раз проводила, в Токио – серебряная медаль, второй раз в Мехико – бронзовая. Ты что же, хочешь, чтобы я совсем без медали остался? Сиди дома!» НЕКТО: Олимпиада-то четвертая. А первый раз – Рим? ВОЛЬНОВА: Я тогда еще не провожала его, не была Вольновой. ЯРОШЕВСКИЙ: 3ато я впервые Вольнова провожал! Я раньше должен был, Гешка, тебя на автомобиле возить туда – обратно. Вот с чего следовало начинать!