«Поначалу я даже не знал Луола Денга и Сержа Ибаку». Паскаль Сиакам - о своем карьерном пути
"Паскаль, отец звонит".
Мне было 11 лет, буквально только что я закончил начальную школу в камерунском городе Дуале. Чувствовал и в глубине души понимал, что отец собирается сказать по телефону.
Он всегда был строгим и всегда ценил образование. Верил, что средняя школа может не только многому научить, но и заложить во мне основу прекрасной личности. Каждый из моих братьев - Борис, самый старший, Кристиан, следующий после него, и Джеймс, третий, - каждый из моих братьев был отправлен в среднюю школу. Я знал, что настал и мой черед.
Прошел в кухню, взял телефонную трубку у матери и прижал к уху.
"Паскаль, время пришло", - сказал отец. "Тебе предстоит отучиться в средней школе".
"Нет, нет, нет", - подумал сразу же я.
Братья рассказывали мне много отрицательного об учебе в семинарии. Ужасная еда. Тяжелая учеба. Подъем в 5:30 каждый день. Абсолютное одиночество вдали от семьи и близких. Даже несмотря на то что отец собирался определить меня в другое место, не туда, где в свое время учились Борис, Кристиан и Джеймс, я этого не хотел. Так что собрался с духом и решил дать отцу отпор.
"Не стану!"
В камерунских семьях дети вообще-то не имеют права повышать на родителей голос. Мне стало страшно, но я все еще не хотел учиться в семинарии и был готов пойти даже на такой риск.
"Станешь".
Вот и все, что он сказал.
Своего отца я знал слишком хорошо, поэтому решил дальше не продолжать. Он не из тех, кто станет спорить.
Впрочем, в рукаве у меня был один козырь, которым я часто пользовался, если не хотел следовать сказанному отцом. Козырь этот - сходить к матери.
Я просил, умолял. Уверял, что буду выполнять все ее пожелания.
Но ни к чему это не привело.
"Прости, Паскаль", - ответила она. "Ты должен доверять нам. Так будет лучше".
Всю свою первую неделю в средней школе я рыдал. Напомню, что тогда мне было всего лишь 11. Семья рядом отсутствовала. Я скучал по футболу с друзьями. Скучал по дому. Практически каждую ночь звонил своей старшей сестре, клялся, что больше не вынесу. Но она говорила лишь быть сильным, и я старался. Со временем реветь стал все меньше и меньше. Семинария постепенно стала неотъемлемой частью моей жизни. Учителя составляли четкий распорядок дня: когда просыпаться, когда идти на занятия, когда засыпать - все было распланировано в деталях.
Я привык. Вскоре стал 11-летним парнем, следившим за собой самостоятельно, самостоятельно убиравшим постель и выполняющим домашнее задание. Однако веселее не становилось. Все еще не мог понять, по какой причине родители приняли решение отправить меня сюда.
В камерунском спорте футбол играет такую же роль, какую баскетбол или американский футбол играют в спорте американском. Любой ребенок мечтает стать профессиональным футболистом.
Хотя, такого не скажешь о моих братьях. Да, они увлекались соккером, но в подростковом возрасте перешли на баскетбол. Были одержимы им так же, как я - футболом. Отцу вся эта история нравилась, ведь он мечтал, чтобы однажды один из его сыновей вышел на паркет в джерси команды НБА.
В этом вопросе давил он и на меня, так что с выбором тренировок я определялся не совсем самостоятельно. Кстати, баскетбол я любил не особо.
Вернее, как не особо.
Играл каждый день что тогда, что сейчас. Чувствовал, что обладаю некоторым талантом, но, как и большинство других младших братьев во многих семьях, считал, что заниматься тем же, чем занимаются старшие, неоригинально. Хотел выделяться. Мечтал стать профессиональным футболистом, ну или же в крайнем случае поступить в бизнес-школу и начать работать в правительстве с отцом, бывшим некогда мэром моего родного города.
Но в 2012 году, когда я окончил семинарию, все изменилось. Годом ранее я решил принять участие в баскетбольном лагере Люка Мба а Муте, просто так. Вероятно, кто-то важный заметил меня, потому что в конечном итоге я получил приглашение на лагерь "Баскетбола без границ" в ЮАР.
Поначалу мне хотелось ответить на приглашение отказом. Но Ванесса, моя старшая сестра, жила как раз в Южной Африке, а я не видел ее вот уже несколько лет, так что подумал: "Бесплатная путевка до ЮАР с одним-единственным требованием немного поиграть в баскетбол? Почему бы и нет?"
В первый день лагеря в глаза бросилась толпа детей, образовавшаяся вокруг пары взрослых в конце тренировочного зала. Я догадывался, что взрослые эти - консультанты, ведь они носили особенную форму. Но все равно не понимал, почему окружающие так рады видеть их. Поймал одного из проходивших мимо парней за плечо и задал вопрос:
"Кто эти люди? Почему все так радуются?"
"Эй, ты чего, это ж Серж Ибака и Луол Денг!"
"Кто?"
Он взглянул на меня так, будто я сумасшедший, и убежал в толпу.
Как я вообще мог знать, кто эти люди? Едва ли смотрел НБА. Но со временем стал больше узнавать о них и вместе с тем - внимательнее прислушиваться, следовать за ними. Оба они приложили огромные усилия, чтобы попасть из Африки в главную баскетбольную лигу планеты. Перед глазами был пример, что благодаря упорному труду можно достичь даже самых немыслимых высот.
Мысль, что пронеслась в голове еще в лагере Люка Мба а Муте, вдруг стала криком. Я неожиданно осознал, что баскетбол стал уже не просто способом повеселиться - он стал моей страстью, а попасть в НБА стало мечтой всей жизни.
В ЮАР удалось отыграть достаточно хорошо, чтобы зацепить внимание ряда американских тренеров. Один из них работал в школе под названием "Академия Господа". Говорил что-то о Льюисвилле в Техасе - будто о месте из совсем иного мира. Было приятно осознавать, что абсолютно самостоятельно добился такого успеха, но по той простой причине, что я никогда не покидал границ Африки, да и по-английски говорил довольно скудно, вопросов оставалась куча. Впрочем, мой отец был очень рад помочь. Он узнал об Академии все, что только можно было, и пришел к выводу, что стоит отправиться туда за новыми приключениями.
На тот момент все мои братья уже играли в Штатах. Кто-то свое отыграл, кто-то продолжал. Борис (старше меня на 8 лет) - в Кентукки. Кристиан (старше меня на 6 лет) заканчивал свой последний год в Индианаполисе. Джеймс (старше меня лишь на 2 года) продолжал выступать за Вандербильт.
Помню, как позвонил ему, когда узнал о заинтересованности со стороны иностранного тренера.
"Меня тут хотят отправить играть в баскетбол в Америку".
Он рассмеялся.
"Ладно тебе, хорош врать! Ты ж баскетбол не любишь".
"Эй, я серьезно. Школа в Техасе готова меня принять".
Джеймс не смеялся надо мной. Вероятно, был лишь сильно удивлен. На тот момент, когда он уехал в США с целью стать баскетболистом, я не увлекался игрой нисколько.
Потребовалось некоторое время, но в конечном итоге он поверил. Заставил рассказать об Академии все. Просто чтобы удостовериться.
Но я не думаю, что Джеймс или кто-либо другой из моих братьев был способен подготовить меня к жизни в Америке.
Все казалось другим. Абсолютно все.
Язык, окружающий мир, еда - все это вскружило голову.
Но больше всего поразила разница в культуре. В Льюисвиле я жил в принимающей семье вместе с парой других учащихся. Помню, то ли на первой, то ли на второй неделе услышал, как их ребенок кричит на собственных родителей.
Глаза расширились, и я подумал: "Что здесь вообще происходит? У меня дома за такое уже давно бы наказали!"
В Камеруне было крайне важно уважать старших. Самое плохое, что мог сделать ребенок - повысить голос на кого бы то ни было из взрослых: на родителей, на учителя, например. Спорить было категорически запрещено.
В США все оказалось по-другому. Думаю, именно это - не еда и не язык - стало для меня наибольшим откровением. Каждый раз, когда я слышал, как кто-то из детей пререкается со взрослыми, вспоминал, насколько далеко нахожусь от Дуалы.
По дому скучал, но в голову никогда не приходила мысль сдаться и вернуться. Если уж я выжил в семинарии, то смогу и приспособиться ко взрослой жизни в США.
Сложнее всего было приспособиться именно на площадке. В Камеруне я брал свое атлетизмом и талантом, здесь же, пусть даже в подготовительной школе, пришлось учиться основам игры.
Чувствовал себя полностью потерянным, не отдавал себе никакого отчета в происходящем. Да и одноклубники частенько ругали, что тоже было для меня в новинку.
"Ну все, парень, прекрати, ты с мячом-то обращаться не умеешь!"
"Каменные руки!"
"Дерево!"
Казалось, все, что я от них слышу - "Ты не умеешь бросать!" "Ты не умеешь контролировать мяч!" "Да ты вообще ничего не умеешь!" Спустя два месяца решил, что с меня хватит. Мое мышление полностью изменилось. Конечно же, я хотел научиться лучше играть в баскетбол, но еще больше тогда мне хотелось заткнуть этих людей. Все, на что они указывали мне, всему этому после их указаний мне хотелось научиться только сильнее. Причем не просто научиться, а научиться лучше, чем умеют они сами. Так я шел в зал, а в голове прокручивал, как со стороны будет выглядеть мой данк через кого-нибудь из них. Или блокшот, после которого их мяч улетит на трибуны.
Со временем я стал выливать все это на собственных соперников. Чувствовал, как развиваюсь с каждой игрой, каждой тренировкой. Стал привлекать внимание колледжей. Не то чтобы Дьюк с Канзасом настойчиво стучались в дверь, но пару писем я все-таки получил.
Самый сильный интерес проявил Нью-Мексико Стейт. Тренер Марвин часто привлекал к работе баскетболистов из Африки, да и на сей раз под его руководством собралась действительно разносторонняя команда, но привлекло меня не только и не столько это. По-настоящему привлек семейный дух.
За время собеседования Марвин ни разу не упомянул о Нью-Мексико как о команде. Только как о семье, и я поверил. Говорить с ним всегда было легко. Никогда не ломал над этим голову. Выглядело все это так, будто меня с распростертыми объятьями приняли в настоящую семью. Когда пришло время подписать нужные бумаги, я и не задумывался. Вступил в мир колледжского баскетбола. Мир, через который прошли и мои братья.
"Буррито не желаешь?"
Престон Лейрд, директор по баскетбольным операциям в Нью-Мексико, решил подбросить меня от аэропорта до кампуса. Рейс был ночной, я не ел, так что решили для начала перекусить. Вот почему он предложил буррито.
"А это что такое?", - спросил я.
Так мне удалось познакомиться с рестораном "Чипотле".
Никогда раньше про такой не слышал, но, черт, так благодарен мистеру Лейрду, что он отвез меня туда! Буррито там потрясающие.
Знакомство же с колледжским баскетболом вышло не таким гладким. Первый год я пропустил из-за некоторых сложностей с учебой, а когда наконец приступил к тренировкам с командой, подверг свой зад огромному числу ежедневных пинков.
В основном от Чилидзи Нефаве.
По поводу пинков - я, если что вдруг, не шучу.
В Нефаве было 211 сантиметров роста и порядка 122 килограммов веса, был он старшекурсником. Я - 205-сантиметровым и и 92-килограммовым новичком.
Чили сразу же мною занялся. Полез в пост. Протолкнулся к кольцу так, будто я был сделан из картона. Легко забил. В свою очередь, после смены ролей я его и с места сдвинуть не смог.
За первый год я насытился подобным вдоволь. Дошел до того, что в определенный момент задумался и решил: хватит - значит хватит! Настолько устал от того, что меня буквально пинали под зад каждодневно. Вспомнил, как злился на собственных же партнеров в Техасе и их треш-ток, осознал, что мне вновь нужен тот менталитет, то желание уничтожать оппонентов.
Итак, круглый год я дважды в день - с утра и вечером - посещал тренажерный зал. Следующим же летом сумел достойно отзащищаться против Нефаве, а ведь он тоже не отставал.
Я понял, что готов. Не мог дождаться начала сезона.
И тут весь мир рухнул.
В октябре 2014-ого, буквально накануне первой игры сезона, мне позвонила сестра.
Из-за многочисленных повреждений, полученных в результате аварии двухнедельной давности, ушел из жизни мой отец.
Я был сломлен. Рыдал. Никогда так не ощущал такую даль от дома. Ни учеба, ни баскетбол, ничто не волновало меня в тот момент так сильно, как поступившая новость. Хотелось уехать в Камерун, чтобы быть с семьей, чтобы проститься с отцом.
Но мать не позволила. Она лишь сказала, что сам отец желал бы, чтобы я продолжал играть. Обезумевши, я все-таки уделил этой мысли время, обдумал ее и понял, что мама права.
Внутри зажглось новое пламя. Я больше не заботился о том, чтобы доказать свою состоятельность окружающим, больше не хотел непосредственно победить соперников. Теперь играл за отца. За его мечту видеть одного из сыновей в НБА. Хотел заставить его гордиться. Хотел преподнести подарок.
С того самого дня решил, что меня никому не остановить.
Первоначально ожидалось, что особо много игрового времени я не получу, но ситуация изменилась, когда Нефаве получил травму. Теперь - стартовый состав - вот что я осознал следующим шагом. Впредь не оглядывался. Стал новичком года WAC.
Но говорить об НБА мне не хотелось. Вряд ли хотелось даже думать о ней. На меня свалилось огромное давление, и сглазить себя было бы нежелательно. Гораздо лучше - продолжать работу над собой, продолжать совершенствоваться. А там все само собой сложится.
Хотя... Где-то глубоко в душе я осознавал, что НБА стала доступной.
После второго сезона в NCAA игнорировать мысли о дальнейшей профессиональной карьере стало невозможно. По итогам года я стал лучшим игроком WAC, набирая в среднем по 20 очков, 11 подборов и 2 блокшота. Тут NCAA вводит правило, гласящее, что баскетболисты, выставившие свою кандидатуру на драфт, могут снять ее спустя 10 дней после комбайна. Таким образом, у меня появилась возможность оценить собственные перспективы, и если бы стало ясно, что задрафтован не буду, вернуться в Нью-Мексико Стейт.
Уже далеко не в первый раз в собственной жизни я решил пойти на шаг в неизведанное.
Мне было назначено столько тренировок со столькими командами НБА, что все они смешались воедино. Исключением стала работа в Рэпторс.
Руководство Торонто организовало тренировку в Баффало. На входе в центр я заметил Скала Лабиссье и Якоба Поэльтля - парней, котировавшихся очень высоко по всем прогнозам. Слышал, что они довольно приятные, но моей задачей было сделать их настоящими злодеями. Так что я представил, что вместо них мне противостоят те самые техасские одноклубники. Данк через Скала. Блокшот Поэльтлю. Собирался настолько впечатлить наблюдателей из Рэпторс, насколько нужно для того, чтобы они поверили в мою состоятельность даже на фоне таких проспектов.
Итак, я вышел на паркет. Остановили тут же.
"Прошу прощения", - сказал тренер. "Якоб и Скал работают отдельно. Ты будешь тренироваться в составе другой группы".
Вот тут-то я и разозлился. Черт, да я бы мог показать вам, чего стою, даже рядом с этими парнями! Это разочарование и эту злость я пустил на тренировку с той самой "другой группой", состоявшей из парней, которых я лично не знал никогда. Клянусь, никогда так не злился. Злость до небес - так я провел свою лучшую летнюю тренировку. Но так как изначально клуб определил меня к "другим парням", не мог подумать, что он будет во мне заинтересован в будущем.
Честно говоря, думал, что комбайн в сочетании с тренировками даст возможность понять, когда и кто меня задрафтует. Но в конце концов был крайне запутан. Никто не мог дать гарантию на что-либо.
Слышал множество разных прогнозов.
"Наверное, тебя выберут где-то в районе двадцатки".
"Конец второго раунда".
"А что думаешь по поводу годика в Европе?"
"Знаешь, я бы на твоем месте вернулся в колледж. Попробовал бы через год-другой".
Риск. С одной стороны, меня могли не задрафтовать, тогда вернуться назад - немыслимо. С другой - Нью-Мексико только что назначил главным тренером бывшего ассистента Пола Уэйра, с которым у меня сложились отличные взаимоотношения. Было бы интересно узнать, что удастся показать в его игровой системе.
Но время прошло, прошел дедлайн снятия кандидатуры с драфта. Теперь я был уверен в себе, в своих силах, был уверен в том, что окажусь в списке задрафтованных.
Последняя моя тренировка состоялась в Орландо. Решил остаться и там же посмотреть церемонию по телевизору. Братья с агентом и парой друзей присоединились.
Во мне кипело столько энергии, столько нервов напряглись, что сидеть спокойно не представлялось возможным. Подходит к концу первый раунд - становится лишь тревожнее. Кто знает, быть может, выйти на драфт все же было ошибочным решением? Но под 27-м пиком Адам Сильвер называет мое имя. Все сходят с ума. Я еду в Торонто. Похоже, что та тренировка действительно была чертовски хороша.
Слезы и крик - мои, моих братьев, моих друзей. Столько эмоций было потрачено в тот день!
Все, чего я желал тогда - увидеть реакцию отца.
Мы с братьями прижались друг к другу. Улыбнулись сквозь слезы, потеряли дар речи, но говорить и смысла не было. Так и так понимали, что у всех на уме. Мы это сделали.
Сегодня мне 22 года. Я по-прежнему чувствую, что молод, но с того момента, как 11-летним парнем стал учиться в средней школе, прошло уже столько времени. Эти 10 лет так потаскали меня по свету. Мог сдаться столько раз - и когда привыкал к новому окружению и новой обстановке в Техасе, и когда получал по полной, будучи новичком в Нью-Мексико, и даже когда вокруг твердили, что меня не задрафтуют. Но мне удалось пройти через все эти испытания.
До сих пор вспоминаю время в семинарии. Не самый традиционный опыт обучения в средней школе. Думаю, я понял, почему отец настоял на этом варианте. Он пытался дать мне то орудие, которым получится справиться с любой проблемой в будущем. Орудие, схожее с его мечтой видеть сына в НБА - орудие-мотивацию, что позволило мне стать тем, кем являюсь сейчас.
Теперь я новичок в главной баскетбольной лиге планеты. Непривычно видеть даже свою форму с 43-м номером и фамилией на спине. Так у меня родилась интересная предматчевая традиция: касаться цифры 4 на номере 4 раза, за отца и трех братьев, а затем - цифры 3, за мать и двух сестер. Перекрещиваюсь. Знаю, что отец меня видит.
