Для Тони Гвинна страх был мотивацией...
В конце апреля я удивил его своим приходом в больницу. Он сидел в инвалидном кресле. Он был совсем седым, он не мог открыть правый глаз, а рот его открывался лишь на половину. Он дышал кислородом. Величайший бьющий своего поколения медленно умирал.
К таким вещам невозможно себя подготовить. Тем более, когда ты знаешь человека так, как знал его я. Я был обозревателем-новичком Падрес в 1985-м, он выиграл свой первый титул лучшему бьющему в 84-м. Я знал его, когда острота его зрения была равна 20/10, когда один хит в четырёх подходах на биту был для него ужасным днём, когда на своей игровой обуви он писал "5.5 hole". В тот день в больнице я бы отдал всё на свете, чтобы увидеть снова юного Тони Гвинна. А потом я взглянул на его ноги. На них были его старые бейсбольные сланцы, на которых был написан его номер – 19. Он был 19-м до самого конца.
Он думал, я в тот день пришёл написать о нём статью. На деле я пришёл просто проведать и поддержать человека, который провёл 20 лет, возвеличивая свой город. Жить в Сан-Диего означает жить и дышать Тони Гвинном. Мой 12-летний сын, родившийся через год после того, как Гвинн ушёл из бейсбола, носил на спине 19-й номер, выступая в лиге юношей Энсинитас. Носил он и тысячи других мальчишек со всего города. Адрес Петко Парк, стадиона Падрес – Тони Гвин Уэй, 19. Его статуя была установлена прямо за тем место, где он играл, за правым аутфилдом. И если имя Кэл Рипкен означает Балтимор, то имя Тони Гвинн означает Сан-Диего.
В университете San Diego State он играл в баскетбол и бейсбол. Он был задрафтован Падрес и Сан-Диего Клипперс в один день. Он отыграл здесь 20 сезонов. Он мог уйти отсюда через рынок свободных агентов тысячи раз, потому что Падрес были командой малого рынка, которая позволяла игрокам просто уходить, но Гвинн давал своему клубу особую "скидку земляка".
Другие представители семейства Гвинн следовали его примеру. Его брат Крис заработал победный RBI в сезоне 96, который позволил "святым отцам" обойти Доджерс и выиграть дивизион. Его сын Энтони так же играл в аутфилде Падрес. Его дочь Аниша пела здесь национальный гимн.
Возможно это был бы всего лишь пляжный городок, но Гвинн превратил его в горд синих воротничков. Он был первым бьющим высшей лиги, кто использовал видеозаписи игр и просматривал каждый свой выход на биту. Он приезжал на стадион в половину третьего в день, когда игра начиналась в семь вечера, и Тони в гордом одиночестве практиковался в отбивании мяча. Он считал себя ужасным бьющим, и это сделало его членом Зала Славы. Вот почему он сумел выиграть звание лучшего хиттера 8 раз и имел средний карьерный процент на бите .338, наивысший со времён его друга и уроженца Сан-Диего Теда Уильямса. Тони всегда рассказывал мне, что стах был его мотивацией, страх не отбить мяч ни разу в пяти попытках. И каждый день в половине третьего он отбивал не менее ста мячей в зону между шорт-стопом и игроком третьей базы, которую называл 5.5 hole, и только после этого шёл в клубную раздевалку… За очередной порцией жевательного табака.
Если хотите, предположу, что с технической точки зрения его погубил бейсбол. Потому что жевать табак он начал ещё будучи новичков в Уолла Уолла, Вашингтон. Он так боялся, что соперник разорвёт его в бэттерском боксе, что мог окунуться целиком в некурительный табак, лишь бы успокоиться.
Он рассказал мне, что повторял годами одну и ту же утреннюю привычку: сначала чистил зубы, потом жевал табак. Я помню ту чашку, которую он держал у себя в ящике раздевалки и в которую он постоянно сплёвывал. Однажды дома его ещё маленький тогда сынишка Энтони схватил такую кружку, думая, что она наполнена соком, и отхлебнул содержимое. "Это было ужасно", - сказал Тони младший, который с того момента зарёкся перенимать у папы его вредную привычку.
Но для Тони старшего было уже поздно. "Я был зависим", -сказал он мне. Он мог улизнуть из дома поздно вечером, "как преступник", чтобы купить табак в магазине. Он знал, что его жена Алисия может за это ему и двинуть. Она хотела, чтобы он бросил, умоляла его бросить, угрожала ему уйти от него, если он не бросит. Он пробовал жвачку, семечки подсолнуха, семечки тыквы и синтетические жевательные материалы, но бейсбол не был бы бейсболом без реальных вещей.
"Я табачный наркоман", - говорил мне Тони.
Говорил, пока в 2010 году у него не обнаружили рак слюнных желёз.
Рак всё равно, что прямой удар фастболом в голову. И он боролся с болезнью так же усердно, как укладывал мячи в промежуток между третьей и шорт-стопом. В момент, когда был оглашён диагноз, он был главным тренером команды родного университета San Diego State, он обещал обязательно вернуться после операции на лице, химиотерапии и радиации. Но когда он вернулся, часть его лица уже была парализована, на него было больно смотреть, и больно было осознавать тот факт, что Тони Гвинн не имеет сил для простой улыбки. Она сделала его таким особенным и стала частью памяти о нём, она превратила его в самую обаятельную суперзвезду из всех, что я встречал за 30 лет своей работы журналистом. Его смех, отчасти напоминавший смех гиены, а отчасти ученика грамматической школы, входил в раздевалку как минимум за минуту до того, как в неё входил сам Гвинн. Его хохот можно было услышать за полмили. Рак всё это отнял.
Он побеждал болезнь, но только временно, наросты возвращались снова и снова. Его отец умер молодым от проблем с сердцем. Мысли о смерти часто возникали в сознании Тони. В тот день, когда я посетил его в больнице, он думал, что я пришёл писать о поминальную статью. А всего за неделю до этого несчастье произошло на одной из процедур. Из того что мне рассказали, я понял, что Тони потерял кислород, которым дышал, после чего неожиданно потерял почти все двигательные способности. Его срочно отправили в реабилитационный центр, где он заново учился ходить. Он знал, что тело его подводит. Он знал, что нечто очень опасное может вскоре с ним произойти, и он не лгал, когда говорил, что напуган.
Я хотел слегка сменить тему разговора, поэтому внёс в него немного бейсбола. Впервые за весь день он засветился от счастья. Самым великим моментом его карьеры был хоумран на Янкиз Стедиум от Дэвида Уэллса в первой игре Мировой Серии '98. Самым разочаровывающим – локаут 94-го. Его средний процент на бите был равен .392 11-го августа, как раз в тот день, когда игроки объявили бессрочную забастовку. Ещё всего 4 хита, не важно, были ли бы они четырьмя грубыми ошибками питчеров или четырьмя попаданиями битой по мячу, и он закончил бы сезон с процентом .400 впервые со времён Теда Уильямса (прим. - 1941 год). Без локаута, я уверен, Гвинн бы этого добился, и он был уверен в этом тоже. Он мог с лёгкостью вынести любые допросы прессы. Он мог легко прийти на раннюю тренировку в половине третьего дня и сиять ярчайшей улыбкой в половине седьмого вечера.
Его бейсбольная жизнь не была идеальной. На протяжении многих лет встречались одноклубники, которые чудовищно завидовали его популярности (читай Джек Кларк), и даже верхушка менеджмента клуба временами чувствовала от него угрозу. Возможно, для них он был в этом городе слишком большим человеком. И как его позднее его не назначили тренером по хиттингу Падрес, остаётся вне моего понимания. Его могли отговорить от тренерства в San Diego State. Они могли нанять его в качестве хотя бы комментатора. Владелец клуба Джон Мурс в 2001-м, когда Тони уходил из игры, предложил игроку пожизненный контакт. Но почему-то в итоге пути этих двух людей разошлись.
Всё кончилось плохо и очень грустно. Но я выбрал воспоминания о юном Тони Гвинне, который, даже несмотря на полноватый внешний вид, однажды украл 56 баз. Я помню, его работающего над своей игрой в защите в том же стиле, в каком Майкл Джордан отрабатывал прыжковые броски, а потом он заработал 5 "Золотых ловушек". Я помню, как писал историю о нём и Доне Мэттингли в 1986 году, о соревновании, которое они устроили между собой, пытаясь определить при помощи фототерапии, где нужно было жать на кнопку в момент зажигания лампочки, чья реакция быстрее и у кого зрение самое острое. Тогда они были оба в расцвете лет, и мистер Падре буквально "умыл" мистера Янки.
Но я также никогда не забуду тот апрельский день в больнице. Тони пытался заставить работать свои руки и ноги снова, а врач усаживал его не фототерапию. Примерно так же, как это происходило у Мэттингли и Гвинна. Это было всего 28 лет назад. Теперь позади были три онкологические операции и существенный набор веса. Тони реагировал медленно. Он был расстроен. Так было не честно. Острота его зрения когда-то составляла 20/10, сейчас он с трудом видит правым глазом.
Но он говорил, что он держится, что он собирается следить по ТВ за тем, как играет за Филлис его сын Энтони. Просто вида его ребёнка, пытающегося пробить в промежуток между шорт-стопом и третьей, было достаточно, чтобы настроить его на оптимистичный лад. Но сначала он хотел отдохнуть. Он устал. Поэтому он сказал "до, свидания" в последний раз.
Было ровно половина третьего.
