16 мин.

Жан Алези: «Я догнал Шумахера, и тут мой мотор взорвался!»

4

- Сказочные места здесь! С того момента, как ты покинул родительский дом в Авиньоне и перебрался в Оксфорд к Эдди Джордану, пройден долгий путь …

– Тогда я вообще не говорил по-английски, поэтому со мной поехал мой брат Жозе. Я всегда упоминаю своего брата, потому что именно он заботился обо мне, когда я был еще маленьким. Для меня это многое значит. Он оставался со мной два дня, а потом вернулся во Францию. На следующий вечер Эдди сказал, что мы должны встретиться с Риком Горном, работавшим с Эдрианом Рейнардом. Оба неплохо выпили. Очень неплохо! Я должен был усадить их в машину и проехать через весь Оксфорд. Тогда я подумал: «Я совершил громадную ошибку!» Но потом все наладилось. Времена были славными.

- Эдди говорит, он хотел, чтобы ты жил у него, так как чувствовал – тебе нужна семья…

– Да, все так. Я вырос на семейных традициях. Жил со всей своей семьей здесь, в Авиньоне. Я был еще достаточно молод, выступал в «Ф-3», во Франции у меня был свой грузовой автомобиль и болид. Я все делал сам. Был одновременно и механиком, и пилотом. Но никогда не жил за пределами Франции. Эдди стал верным ключом к старту карьеры в автоспорте.

- Хоть я и сам ирландец, но иногда не понимаю, что говорит Эдди. Как ты справлялся?

– Для меня это было в порядке вещей, поскольку думал, что все так говорят. Эдди много сделал для меня. Он провернул сделку с «Тирреллом», в котором я дебютировал в «Формуле-1», а также настоял, чтобы я продолжал выступать в его команде в «Формуле-3000», и нам удалось выиграть чемпионат 1989 года.

- Я впервые встретил тебя как раз в том году на Гран-при Великобритании. Вряд ли ты помнишь – это было на одном мероприятии для спонсоров, кажется, с Camel…

– В пабе «Грин Мэн»?

- Да! Ты принял участие в какой-то гонке на «Лэнд Ровере» или что-то в этом роде и выиграл кубок.

– Он все еще у меня. Хочешь посмотреть? Здесь, в доме я храню только его и приз за победу в Гран-при Канады 1995 года. Остальные трофеи, мои комбинезоны и прочие гоночные вещи находятся у матери.

- Мы с тобой упомянули Кена Тиррелла. Для дебюта в «Формуле-1» лучше и не придумаешь!

– Я могу рассказать много историй о тех временах, но самая любимая произошла в Монце в 1989 году. То была моя пятая гонка. Во время пятничной тренировки шел дождь, на трассу никто не выезжал. Кен спросил, не хочу ли я попробовать. В повороте «Курва Гранде» на скорости 300 км/час меня развернуло на 360 градусов. Я вернулся в боксы, и Кен справился, все ли в порядке. Я ответил: «Немного влажно. Пожалуй, подожду еще». Тогда, конечно, никакой телеметрии не было, но Кен чувствовал – что-то не так. Он еще раз спросил меня, не произошло ли что-нибудь. Я сказал: «Ну да, меня немного развернуло». Он ответил: «У нас есть запасной автомобиль, не беспокойся. Выезжай и постарайся довериться машине». Это было просто невероятно, ведь он фактически предложил мне выехать и отправить машину в стену! Но он действительно вселил в меня определенную уверенность, несмотря на то что разворот меня несколько напугал.

- «Тиррелл 019» был хорошим болидом…

– Машина мечты! Она мне невероятно подходила. Усиленная передняя конструкция, прекрасная тяга. Даже если задняя часть повреждалась, машину все еще можно было контролировать. Фантастика!

- Ты работал вместе с Харви Постлтуэйтом (конструктор «Тиррелл 019»), он невероятно смышленый малый, настоящий британец. Он рассказал мне про тебя одну историю, случившуюся в Монце в 1990 году. Ты знал, что машине подходит эта трасса, и в квалификации…

– О, я помню! Покрышки для квалификации выдерживали всего круг. Это были шины «Пирелли», их верхний слой разрушался, так что они давали сцепление с трассой всего на один круг. Поэтому команда хотела, чтобы я еще подождал в боксах…

- Харви рассказывал мне об этом так: «Мы обговорили с Жаном дальнейший план действий. Жан сказал: «Ок, ждем». И вот я стою на командном мостике спиной к боксам и слышу, как сзади заводится мотор. Я поворачиваюсь, а Жан уже выехал…»

– Да, это моя слабость – я всегда был нетерпелив, особенно в квалификации. Хотел выезжать сразу же! Меня не волновало, что трек может стать еще быстрее. Мне просто нужно было выехать.

- Твой энтузиазм просто невероятен! Он у тебя был всегда?

– Да, всегда… Всегда.

- По отношению ко всему в жизни? Или пилотирование – это то, что ты любишь больше всего?

– Да, наверное, только к гонкам, так как именно ради них бьется мое сердце. Ты, конечно, можешь себе представить, какими для меня были годы в «Феррари». Это лучший период в моей жизни, потому что и болельщики, и механики – все разделяли мою страсть. Просто невероятно!

- Представляю, что это фантастика, ведь у тебя сицилийские корни, и ты знаешь итальянский.

– Да, но тот факт, что ты с Сицилии, в Италии не всегда является преимуществом. Что мне нравилось – это реакция публики. Им важно, чтобы выигрывал парень на «Феррари», а какой он национальности – не имеет значения.

- Как ты нашел общий язык с итальянскими журналистами? Особенно, когда машина была не конкурентоспособной…

– Мне они нравились. Да, они опускали меня, когда я этого заслуживал, ну а что тогда можно было сделать?

- Какой переход: из «Тиррелла» в «Феррари»! Должно быть, огромная разница во всем, что касается команды, культуры, любых мелочей. Как ты с ним справился?

– Для меня изменения стали позитивными: в «Феррари» я получил больше помощи и поддержки. В те времена у пилота было больше свободы, больше привилегий. В «Феррари» очень уважали гонщиков. В те времена пилота контролировал команду, а не наоборот.

- То есть, ты думаешь, сейчас у Алонсо нет слова в команде? У него меньше контроля, чем у тебя в 1994 году?

– Да. В мои времена его было проще получить. У нас были запасные машины, тесты – много путей, чтобы продемонстрировать власть гонщика. Сейчас эта власть не так сильна. Даже когда пилот дает интервью, рядом с ним всегда стоит представитель команды, который записывает каждое слово.

- Начало твоей карьеры в «Феррари» оказалось непростым, но сезон-1994 стал хорошим. В Монце ты впервые выиграл квалификацию. Ты всегда был одним из быстрейших гонщиков, но в твоей коллекции всего два поула. Почему?

– Я дебютировал в «Тиррелле», а на той машине сложно было бороться за поул. Кроме того, в те годы выступал Сенна, а значит, шансы остальных завоевать поул стремились к нулю. А когда я оказался в «Феррари», машина была недостаточно сильна.

- В 1994 году в Монце ты лидировал, и тебе так нужна была эта победа… Ты качаешь головой, Жан. Извини, что я напоминаю о той гонке.

– Это случилось на пит-стопе. Тогда коробку передач нужно было переводить в нейтральное положение. Когда я был готов, то выжал сцепление – в те годы мы использовали ножное – и переключился на первую скорость. Но число оборотов было очень высоким, мотор просто закипел! На следующей гонке мы уже использовали ограничитель оборотов двигателя, такое больше не повторялось. Но в Монце произошел такой облом!

- Тогда ты очень эмоционально отреагировал: бросил свой шлем о стену и тут же скрылся.

– Я был вне себя, сложно было смириться с поражением. Каждый раз, когда казалось, что победа в наших руках, что-нибудь шло не так.

- Хорошо, давай вернемся к позитивному – твоей победе в Канаде в 1995 году. Как ты ее оцениваешь сегодня?

– Победа была нужна, чтобы снять висевшее на мне давление. Я наконец-то выиграл гонку и убеждал самого себя, что теперь-то все пойдет лучше. Чувство было замечательным! Не такое, как в Финиксе в 1990-м, когда я стал вторым на «Тиррелле» (после борьбы за лидерство с Айртоном Сенной на «Макларене»). Оно было иным… На последних кругах в Канаде я действовал очень осторожно. Хотелось увидеть финиш, и я чувствовал себя так, словно завершаю длинную дистанцию.

- В Монреале хорошая атмосфера, да? Туда часто приезжают многие североамериканские болельщики «Феррари».

– Когда я захватил лидерство, на трибунах творилось что-то невероятное! Жиль Вильнев завоевал первую победу в Канаде. У него был стартовый номер 27 (Жан ошибается, в Канаде-1978 у Жиля Вильнева был номер 12, – прим. М.Х.). И я победил под номером 27. Моя победа напомнила людям о победе Жиля.

- Ваши атакующие стили пилотирования так схожи…

– В детстве Жиль был моим кумиром. Именно из-за своего стиля…

- Помнишь Зандвоорт? Когда он атаковал на трех колесах…

– Да, или Монако-1981 – он выиграл на машине, которая постоянно подпрыгивала и скользила по трассе. Просто невероятно! А его сражение за второе место с Арну в Дижоне в 1979-м!

- Готов поспорить, что ты наслаждался последними кругами Гран-при Великобритании этого года, следя за дуэлью Хэмилтона и Массы. Как тебе вообще «Формула-1» в сезоне2011?

– Последние десять кругов всегда самые интересные, это связано с шинами.

- Шин хватит для создания интриги, можем ли мы обойтись без DRS?

– Думаю, DRS фальсифицирует обгоны. Обгоняя, ты всегда находишься на пределе. Проблема в том, что сегодня на руле слишком много кнопок и рычагов. Люди думают, что пилоту достаточно нажать лишь одну кнопку, чтобы совершить обгон. Нажал – машина притормозила, другую – повернула. Все эти кнопки снижают значение результата, реализуемого пилотом. Убери их сейчас с руля, и люди будут больше уважать саму личность пилота, в этом я уверен.

- Что ты думаешь о новых трассах?

– Например, в Абу-Даби вообще нет поворотов, только шиканы: направо, налево, снова направо.

-Твоим напарником пять лет был Герхард Бергер: три года в «Феррари», два – в «Бенеттоне». Должно быть, времена были славными…

– Ах, Герхард… Он всегда был смышленым парнем, когда речь шла о том, чтобы переманить команду на свою сторону. Я довольно чувствителен, особенно когда он проводил невыгодную для меня политику… Например, однажды Герхард решил, что мой мотор лучше. Когда я увидел, как разбирают мой двигатель, и спросил, что это значит, механики только и могли ответить: «Герхард сказал, что все в порядке».

И подобных историй много. Например, было дело в квалификации в Монце в 1994 году. Я пересек линию финиша прямо под клетчатый флаг. Я завоевал поул за «Феррари», и, конечно, для меня это был фантастический момент. Я расстегнул ремень и приветствовал публику рукой. Когда я въехал в поворот «Аскари», то увидел в зеркале маленькую красную точку. Это был Герхард. Он ехал на полной скорости, несмотря на то, что сессия уже закончилась. Я не знал, куда мне сдвинуться – вправо или влево, он летел, как ракета. Я принял решение, но и он поехал в том же направлении. Герхарда развернуло, и он вылетел. Это была серьезная авария, но с ним все было в порядке. Я подумал: «Этот парень портит лучший момент в моей жизни!» Когда я вернулся в боксы, все думали, что он погиб. Я сказал: «Нет, он не умер, я его видел». Но Жан Тодт считал иначе: «Быстрее в медицинский центр!» Герхард лежал на носилках и был весь покрыт пылью. Он обратился ко мне: «Ты полная задница!» Я ответил: «Герхард! Сессия закончилась! Что ты вообще творил?» Он возразил: «Что я творил? Ты пытался вылезти из своей машины!» Я думал, что мог это сделать, раз сессия подошла к концу. Я выиграл поул. И тогда он сказал: «Ах, вот оно что. Ну, тогда все в порядке». Вот так оно и было! Мой поул тогда никто так и не отпраздновал…

- Герхард с удовольствием рассказывает одну историю со времен выступления за «Бенеттон», случившуюся на тестах в Сильверстоуне. Он был на дождевой резине, вернулся в боксы и сообщил, что трасса подсохла. Но это было не так, да?

– Я сказал: «Хорошо, тогда ставим слики. Выезжаем!» Я вошел в «Бекеттс» на полном ходу. Было мокро. Сильнейший разворот! Это был типичный прием Герхарда. Он такое любил.

- Расскажи историю о том, как машина Жана Тодта перевернулась на крышу. Это вообще правда?

– Да! Мы были в Маранелло. Я что-то улаживал в офисе, а Герхард должен был проходить тесты в Фьорано. Он зашел в комбинезоне и спросил, не подброшу ли я его до трассы. Он никак не мог найти машину. На улице на парковке стояла совершенно новая «Лянча» в коже и со всеми наворотами. Я сказал: «Ок, берем эту!» Он забрался внутрь и отодвинул сиденье рядом с водителем максимально назад. Миновав здание завода, мы выехали на улицу, и тут он внезапно потянул за ручной тормоз! Так как у нас скорость была небольшой, машина лишь немного проползла по асфальту. Проехав ворота и дом синьора Феррари, мы на полной скорости направились к трассе. Когда я проходил следующий поворот недалеко от боксов, он снова выжал ручной тормоз. В этот раз скорость была высокой, поэтому машина перевернулась на крышу. Я не был пристегнутым и лежал на полу, Герхард, наоборот, был зажат ремнем к потолку. Он смеялся, как сумасшедший! Потом отстегнул ремень и тоже свалился на пол. Машина была настолько разбита, что механикам пришлось разрезать заднюю дверь, чтобы вызволить нас. Приехали Жан Тодт и Джон Барнард. Я понял, что в полном дерьме, так как Герхард как раз сообщил мне, что машина принадлежит Жану. А я сижу за рулем. Но механики накрыли машину, так что Тодт ничего не увидел. Он спросил, все ли в порядке. Я подтвердил, несмотря на рваную рану на голове. Потом Герхард спросил Тодта: «Ты уже говорил с Жаном? Он спровоцировал аварию». Когда Тодт спросил меня, что Герхард имеет в виду, я ответил: «Мы подъезжали к боксам и неожиданно оказались на крыше». Он ответил: «И как ты себе это представляешь?» Я представлял себе это именно так: мы проходили поворот, а Герхард дернул за ручной тормоз. И тут Жан увидел свою машину и невероятно вышел из себя! «Что вы в ней делали? Я ждал эту машину полгода!» Он тут же позвонил Монтеземоло. Да, это была типичная выходка Герхарда.

- Ты доверяешь людям, Жан. Тебя можно отнести к типу людей, которых называют оптимистами.

– Всегда. Потому что считаю, если делать добро, то и с тобой будет происходить только хорошее. Правда, это имеет свои недостатки: если не достигаешь поставленных целей, то чувствуешь себя полностью истощенным. В определенные моменты я был полностью разбит. Но уже на следующий день вставал и говорил себе: «Попробую еще раз».

- Должен сказать, я был поражен, когда ты перешел в команду Алена Проста. В итоге Ален понял, что выигрывать гонки и руководить командой – это совершенно разные вещи?

– В какой-то степени. Ален силен во многих вещах, но как руководитель команды не особенно. Да и давление было сильное – со стороны «Пежо» и остальных. Для меня эти часы не были звездными.

- Ты бы хотел сам руководить командой?

– Нет, это не мое. Я люблю гоночную атмосферу. У меня есть профессиональная интуиция. Когда я приезжаю на гонки, то понимаю, что идет хорошо в какой-нибудь команде, а что не работает. Я это чувствую. Но быть боссом и отдавать приказы? Нет, никогда.

- Кажется, ты нашел нужный баланс, когда стал послом группы «Лотус».

– У меня хорошее чувство, и по времени тоже все удалось, так как они начинали с нуля. Дани Бахар – молодой президент, полный амбиций. Он любит спорить, но знает, что хочет. «Лотус» – это английская «Феррари». У этой марки длинная история, Колин Чепмен, трасса, завод. У Колина было свое видение автоспорта. Дани придерживается основ, заложенных Колином Чепменом.

- Честно говоря, Жан, мне кажется, ребята несколько перебарщивают…

– В конце следующего года «Лотус Эспри» будет готова. Подожди, когда увидишь эту машину. Она невероятна. Ребята действуют поступательно, шаг за шагом. И выполняют то, что обещали. Я оказался в «Лотусе», так как Мартин Доннелли был моим напарником в «Формуле-3000». Мне позвонили и спросили: «Мартин считает, что мы должны с тобой поговорить. Чем ты сейчас занимаешься?» Я ответил, что могу быстро завершить другие дела – их у меня было не так и много. Я приехал к ним, чтобы увидеть все своими глазами, и так пошло дело. Раньше я не знал Дани, но мне нравится его подход, как он решает вопросы и его планы на будущее.

- Итак, все началось с твоего старого приятеля Доннелли. Ты уже видел фильм «Сенна»?

– Нет.

- В фильме как раз показана авария Мартина в Хересе, и я вспомнил, насколько это происшествие было серьезным.

– Мартин – потрясающий парень. Когда он вылетел, я сразу понял, что дело серьезное. Оставалось еще 10 минут до окончания квалификационной сессии, и Кен сказал мне, что я могу больше не выезжать, если не хочу. Я оставался в боксах, но Айртон выехал и завоевал поул.

- Это есть в фильме. Там еще хорошо показано, насколько сумасшедшим был Жан-Мари Балестр (бывший президент ФИА).

– Ха! Ты не знаешь и половины! Балестр находился под сильным влиянием Алена Проста. Я расскажу тебе одну веселую историю, которая прекрасно иллюстрирует, что я имею в виду. Это было в Монако в 1991 году. Балестр приехал, чтобы поговорить с Простом. На Алене был открытый шлем для мопеда. Прост сказал Балестру: «У меня есть проблема. Ты можешь мне помочь?». Тот ответил: «Да-да. Что случилось, расскажи?» Ален поведал о проблеме: «Видишь ли, я хочу выступать в этом шлеме на городских трассах, так как в закрытом шлеме мне не хватает воздуха, но ФИА против моего плана». И тут же Балестр отвечает: «Нет-нет, ты можешь ехать в этом шлеме, я говорю, что все в порядке!» Ален начинает смеяться, и Балестр удивлен: «Что такое? Разве ты этого не хотел?» Ален ответил: «Вообще-то, это шлем для моего мопеда…» Балестр немного посмялся и исчез. Но ведь он разрешил Просту использовать открытый шлем – просто так.

- Ты можешь нам немного рассказать о твоей роли в «Лотусе»?

– Я помогал конструировать «Лотус 125», и каждый раз, когда продается экземпляр, я встречаюсь с владельцем и рассказываю ему, как нужно управлять этой машиной. Кроме того, я участвую в разработке «Лотус Эспри», скоро мы выведем прототип на улицу. С командой «Лотус» в «Формуле-1» я не связан совершенно.

- Если сегодня ты получишь шанс снова принять участие в гонке – не в «Ф-1», – ты согласишься?

–Да, я бы согласился. Даже с большим удовольствием! Как раз сейчас к этому и готовлюсь.

- Ты что-то планируешь?

– Да, но не могу открыть, что конкретно.

- Хорошо, скажи только, ты когда-нибудь этим уже занимался?

– Может быть. Но хватит об этом, Морис!

- Ну, существуют разные гонки. Я просто надеюсь, что ты снова будешь гоняться. Ты фантастически пилотировал в дождь. Какие воспоминания у тебя остались о дождевых гонках?

– Сузука-1995. Я стартовал вторым, шел дождь, но я был оштрафован за фальстарт. Я так облажался, когда машина покатилась по наклонной стартовой прямой – мне нужно было выжимать левой ногой сцепление, а правой жать на газ, когда зажглись лампы светофора. Я заехал в боксы, чтобы отбыть штраф, когда как раз прекратился дождь. Я подумал, что придется снова возвращаться и переобуваться в слики. Мой инженер сказал, что еще рано, но в тот момент я отключил радиосвязь. Мне надели слики, и я выехал последним. После 15 кругов я уже был вторым, в секунде за Михаэлем Шумахером. Так просто. И, несмотря на то, что на прямой меня развернуло на 360 градусов, я очень быстро догнал Михаэля, он даже спрашивал по радио на одном ли я круге с ним. И тут мой мотор взорвался! Дерьмо!

- А я еще вспоминаю Маньи-Кур в 1992 году, когда ты тоже был на сликах. Захватывающе! Расскажи об этом.

– По ходу гонки начался дождь, и все заехали в боксы. Все, кроме меня. И я ехал быстрее всех, так как во время тренировки нашел сцепление на мокрой трассе. Временами на треке было так много воды, что меня разворачивало на прямой. И потом полетел мотор.

- Знаешь, о чем я только что подумал? Я совершенно забыл, скольких побед ты лишился из-за технических проблем. При нынешней надежности ты точно выиграл бы много гонок.

– Пожалуйста, не напоминай. 16 раз в карьере я становился вторым. 8 раз победа фактически была у меня в кармане, а затем «Пуффф!»

- Ты не хотел бы поработать на телевидении?

– Я работаю на итальянском телеканале в Милане, меня можно увидеть в репортажах перед гонкой и после. Мне нравится, ведь в Италии лучшие европейские болельщики. Причина, конечно, в «Феррари».

- Тебя всегда очень любили в Италии…

– Я любил выступать за «Феррари». Я всегда описываю это чувство так: как если бы болельщику на трибуне предложили сесть за руль «Феррари». Я чувствую примерно то же самое. За рулем красной машины я был очень счастлив.