19 мин.

Николай Фоменко: «Виталик Петров – это Гагарин. Первый человек в космосе»

Дождь

- Вы уже второй сезон в «Формуле-1». Какие места вам здесь нравятся – как гонщику и как инженерному директору команды?

– Как гонщик я предпочитаю Спа и Монцу.

- Мы общаемся с вами на «Нюрбургринг». Здесь нравится меньше?

– «Нюрбургринг» я не очень люблю. Для меня это всегда была не самая удачная трасса. Хотя именно здесь практически началась моя гоночная карьера. Здесь произошла довольно смешная история. После чемпионата России я выступил в первый раз за «Фрайзингер Моторспорт Порше», мы открывали в 2000 году «Лаузицринг». Я сразу же выступил в гонке. Приехал последним, но все же приехал. Это было удивительно, потому что тогда был сильный ураган. Сейчас бы гонка не состоялась. Просто не дали бы старт, потому что погода была ужасная.

Помнится, журналисты из «Евроспорта» спросили тогда господина Фрайзингера ради смеха: чего, мол, вы ждете от русских, которые впервые вот здесь? Он ответил: «Я жду, что моя машина останется целой». И я действительно сохранил ему машину. Приехал последним, но тем не менее доехал до финиша. А это ведь «Гран Туризмо». Эти гонки в физическом плане гораздо тяжелее коротких формульных сетов продолжительностью по час двадцать или полтора. У нас гонка стандартная была три часа, я уже не говорю про 6, 12 и 24 часа.

И вот там, на «Лаузицринге», Фрайзингер, который видел меня впервые в жизни, сказал: «Ну что, в среду я жду тебя на тестах на «Нюрбургринге». Хочу поработать с тобой нормально, чтобы понять вообще, стоит ли этим заниматься». Причем он не спросил даже, есть ли у меня виза, есть ли у меня возможность приехать. Не понимали они этого вообще.

И вот в среду утром мы прилетели в Германию, сели в машину и поехали. И вместо «Нюрбургринга» приехали в Нюрнберг. Поняли, что не туда. Развернулись и поехали обратно. В общем, приехали за полтора часа до окончания тестовой сессии, т.е. пропустили практически весь день. Тем не менее, то время, которое осталось у нас, мы провели в целом достаточно успешно. И именно здесь, именно тогда, в общем-то, и решилась моя гоночная карьера. Фрайзингер сказал: «Да, я буду этим заниматься».

Мы не то чтобы показывали какие-то феноменальные вещи, нет. Но мы очень быстро учились, что было для него неожиданно.

- Из трасс для команды вы какой отдаете предпочтение?

– Считаю, что для нашей команды сегодня хороши Валенсия, Сингапур и Монако. Все, что короткое, где больше ощущения картинга, больше связок – там мы и хороши. И еще дождь. Вот что меня еще бы интересовало для команды.

Мечта

- Попасть в «Формулу-1» – это же было вашей мечтой?

– Когда-то давным-давно, лет 20 назад, конечно, была такая мечта. Но потом, с течением времени, когда я уже сам гонялся, у меня не было такого ярко выраженного желания. Знаете, я ведь достаточно долго тренировался в открытых колесах до «Гран Туризмо» – очень много в «Формуле-Рено» – 3,5 и 2-литровой. Выступал даже в А1GP, а это максимально близко к «Формуле-1». Когда занимаешься профессионально этой работой долгое время, то понимаешь, что не все машины вызывают одинаковые ощущения. Сейчас попытаюсь объяснить. В тот момент, когда я уже уходил, уровень прижимной силы и аэродинамики был настолько высок для автомобилей высшего эшелона, что управлять той же А1GP с точки зрения пилотирования было много легче, недели «Феррари» 550 или скажем «Астон Мартин» DB9. И уж тем более сейчас. Пилотские навыки в «Формуле-1» – это совсем другое.

- Вы признавались, что последний год живете в самолетах. Вас узнают стюардессы?

– Да, конечно, уже много-много лет. Больше, конечно, «Аэрофлот», но я знаю очень много стюардесс и из других компаний. А они знают меня (смеется). Мы часто с ними встречаемся, особенно в Европе на коротких линиях.

- Такой график бьет по здоровью? Вы поддерживаете себя в спортивной форме?

– Скажу прямо: я сейчас вообще не занимаюсь никаким спортом – не бегаю, не прыгаю, не ныряю, не хожу в фитнес. Хочу немножко отдохнуть. Я так долго мучал свое тело этим проклятым спортом. Мы же не становимся моложе. Естественно, с каждым годом ты что-то теряешь. Больше времени нужно на восстановление. И я сейчас, конечно, отдыхаю. Кстати, могу сказать, что должность руководителя или менеджера много лучше, чем должность пилота.

- То есть если раньше вы укрепляли здоровье, теперь его бережете?

– По правде сказать, здоровье я не берегу. В том смысле, что, сколько ни занимайся спортом, такое количество перелетов, без сомнения, очень вредно.

- На что-то еще у вас хватает времени, кроме «Формулы-1»? Съемки на телевидении и в кино? Вот недавно мы видели фильм с вашим участием…

– Да, этого уже нет лет десять. Было черт знает когда. А они все повторяют и повторяют, никак в покое не оставят. Крутят, крутят.

- Вас можно видеть в рекламе виски. Вас долго уговаривали там сняться?

– Это не реклама виски. Это проект Keep Walking. Это образ жизни. Другой вопрос, что эта история придумана Johnny Walker. Я согласился с удовольствием. Потому что для меня – это признание меня. На самом деле я отношусь к этому очень легко, но когда и западный мир начинается признавать тебя как единицу, это очень ценно. Как вы знаете, и Дженсон Баттон принял участие в этом проекте. То есть, вот и я, и Дженсон (смеется). В общем, долго не уговаривали. Не могу сказать, что это отняло у меня много времени или мучительных раздумий. Я же не рекламирую, как напиться.

Труба

- Вам часто приходится решать оперативные вопросы. Когда был последний из них?

– Последний раз экстраоперативное решение, в котором мы продемонстрировали всю мощь наших возможностей и команды, – это когда мы за 50 часов сделали новый глушитель. Это было в Монако, когда у нас сгорел старый. Это нереально ни по времени, никак. Просто технически нереально. Но мы это сделали в Германии, воспользовавшись нашими старыми связями с моими предыдущими партнерами. Это связано с «Порше Моторспорт», там, где я гонялся.

- В каком году вы перестали гоняться?

– В 2005-м. После шести сезонов в мировых сериях.

- В каких технических областях «Маруся-Верджин» будет сотрудничать c «Маклареном»?

– Мы используем некий софт, и уже с ними работаем. Некий софт, связанный непосредственно с работой по ходу гоночного уик-энда. Мы используем возможности аэродинамической трубы, всех стендов, которые там есть, которые дают нам возможность очень быстро продвинуться с точки зрения конструирования.

- Значит, «Маруся» теперь будет работать в аэродинамической трубе?

– Конечно, будет. Обязательно будет.

- В связи с этим наверняка увеличились расходы. Пришлось искать дополнительный бюджет?

– Несомненно, бюджет вырос. Но дело не в том. Есть некий, что ли, популизм в описывании системы конструирования. Зачастую можно услышать: «Вот эти делали все с CFD, у них не получилось, теперь они пошли в аэродинамическую трубу». На самом деле объяснение таково. Все используют CFD, как вы знаете. Сначала строят машину с CFD, потом проверяют ее в аэродинамической трубе. Если бы регламент федерации позволял нам использовать то количество терафлопс (величина, используемая для измерения производительности компьютеров, – Sports.ru), которое бы мы хотели, то мы бы не пользовались трубой. Но у нас есть ограничение в 40 терафлопc и все. А нужно, предположим, в два раза больше. И тогда можно было бы не пользоваться трубой, поверьте мне. Все одинаково строят автомобиль. Просто одни проверяют таким образом, а другие не имели возможности проверять.

У нас аэродинамическая труба была на стартовых прямых. Мы использовали аэродинамическую краску, для того чтобы понимать, какие у нас потоки, так ли все работает или нет. На самом деле, если вы посмотрите, то мы – единственные, кто работал чисто с CFD. Но в общем и целом, мы как отставали на свои 4,5 секунды, так и отстаем с переменным успехом сейчас. То чуть меньше, то чуть больше. Это говорит о том, что мы все равно находимся в разумных пределах. А так если бы это была действительно полная глупость, мы бы вообще не выезжали никуда, не попадали бы даже в 107 процентов.

- Сейчас началась разработка автомобиля 2012 года. Для «Маруси» это будет эволюционный или революционный процесс?

– Это будет строительство автомобиля с нуля. Нам нечего эволюционировать. У нас к этой машине есть масса технических вопросов не только по ее конфигурации, но и по качеству ее создания. Она тяжелее и так далее. Поэтому модернизировать ее мы не можем, мы строим абсолютно новый автомобиль.

- Можно ли предположить, что в заявочных листах FIA официально в виде конструктора будет указано, что это «Маруся», а не «Верджин»?

– Конечно, мы работаем над этим. Возможно, уже в следующем году будет шасси «Маруся».

Русский

- Вы поздравляли Петрова с его подиумом в Австралии? Какие у вас вообще с ним отношения?

– Да, конечно, поздравлял. У нас великолепные отношения. У нас нет много времени для общения, но мы в отличных отношениях. И когда мы встречаемся, поверьте, мало разговариваем о спорте. Два токаря вряд ли будут разговаривать о станках после работы.

- Вы допускаете, что можете пригласить в команду Петрова году этак в 2014-м?

– Конечно. А почему именно в 2014-м?

- Потому что в 2014-м в Сочи пройдет первый российский этап «Формулы». Мы слышали ваше мнение, что проводить Гран-При в 2014 году рано. Или вас неправильно интерпретировали?

– Я бы перенес открытие на год, на 2015 год. И я думаю, есть шанс, что так и произойдет. Невозможно одновременно все делать сразу. Представляете, какой объем работы? Во-первых, нужно завезти туда огромное количество персонала, который будет работать. В каждой стране, которая работает сегодня в гонках, куда бы вы ни приехали, 90 процентов маршалов – это местные жители, обученные. А у нас за это никто еще даже не брался. Представьте себе. А во-вторых, одновременно нельзя все построить. Давайте Олимпиаду сначала сделаем и проведем, а потом уже запустим все остальное.

- Вы не опасаетесь, что с организацией этого Гран-При могут возникнуть традиционные русские проблемы?  Что-то не достроят, где-то обманут…

– В отличие от каких-то других видов спорта, здесь невозможно сделать фикцию. Просто невозможно и все. К примеру, если вы в конкретный день и час не сдадите этот кусок асфальта – то ничего больше не будет. И невозможно что-то подложить, подмешать. Компания, которая будет укладывать этот асфальт, не будет нашей, российской, это точно. Это FIA, это регламент. А если не успеем по срокам, то ничего и не откроют. Вообще проект очень верный, поэтому, в общем и целом, там все должно получиться.

- Что вы отвечаете на вопрос: когда русский пилот будет гоняться в русской команде?

– Мы работаем над этим.

Удовольствие

- Ваша вторая работа – производства российского спортивного автомобиля премиум-класса. Допустим, я состоятельный человек и хочу купить «Марусю». Где можно это сделать? В концепт-сторе?

– Да, там – Москва, Тверская, 17. Пришли и все – дальше понеслось.

- На начало лета было продано 36 автомобилей. Сколько продано на данный момент?

– Не знаю. Я вижу, что до декабря месяца уйдет 60 единиц из стока. Это то, что мне видно. Сколько подписано договоров? Я думаю, что гораздо больше.

- В Монако недавно был тест-драйв «Маруси». Сразу нашлись покупатели?

– 11 человек.

- Русские?

– Русские, китайцы, японцы, кореец, французы.

- Почему им интересен ваш автомобиль?

– Ну, это же концепт достаточно свежий, нет на рынке больше такого концепта – с таким количеством мультимедийности и с таким количеством спортивности. На рынке либо то, либо другое.

- То есть «Маруся» – это вроде как модно?

– Ну да, наверное. Когда я придумывал автомобиль, то хотел совместить для современного поколения спорт и удовольствие, потому что сейчас нет того поколения, которое раньше садилось в «Феррари». Сегодня агрессивные спорткары очень плохо продаются, потому что их тяжело водить физически. Люди не хотят затрачиваться, они хотят просто сидеть в очень красивой и оригинальной машине и ездить. Если им вдруг придет в голову нажать, то они нажмут и поедут. Плюс к этому такое количество мультимедийности внутри, которое мы сделали – а это и была моя цель с самого начала, – это странно для спорткара. В общем, такой новый маркетинговый ход. Посмотрим, оправдает он себя или нет. Сейчас пока оправдывает. Но я имею в виду другое. Когда мы уйдем за отметку в 2000 проданных машин, вот тут и посмотрим, насколько стабильно это будет продолжаться. Потому что на волне первого успеха 1 – 2 тысячи автомобилей можно продать по всему миру. А вот что дальше будет – посмотрим. И мы не остановились на одной спортивной модели, это был как бы вброс.

- Почему люди должны покупать не «Порше» или «Феррари», а «Марусю»?

– Я уже говорил про сочетание мультимедийности и спортивности. Ведь современные сегодняшние автомобили «Порше» 911 или, скажем, «Феррари Калифорния» – это абсолютно дорожные автомобили, это не спорткары.

- Кто самый известный обладатель «Маруси»? Чтобы можно было так сказать: на «Марусе» ездит такая вот знаменитость?

– Мы не делаем сейчас на это ставку. Вы знаете, люди, которые покупают автомобили стоимостью выше 100 тысяч евро, не любят, чтобы про них говорили. Мы же не в Лондоне.

- И все-таки машины больше покупаются за рубежом или в России?

– Мне трудно сказать. Уже не руковожу этим. Несмотря на то что я являюсь президентом компании, уже досконально не владею департаментом продаж. Это уже не мое дело. Мне есть с кого спрашивать. А заныривать в подробности некогда. Мне хватает технических аспектов, с которыми без конца разбираюсь.

Сын

- На чем вы сами сейчас ездите?

– У меня «Маруся» B2, с новым проектом двигателя, который, надеюсь, осенью мы широко развернем. Это наш новый проект.

- Получается, вы ездите на концепт-каре?

– Конечно.

- Самая дорогая машина из тех, что у вас были? Эта самая «Маруся»?

– Да, по всей видимости. У меня еще есть старый «Порше» 1985 года, очень редкий. Но я его купил на свалке и восстанавливал сам. Это была очень интересная работа. Сейчас он в идеальном состоянии, но он стоит недорого. Да, и у меня, кстати, его забрал мой сын. Очень смешно, да? Ему – 9 лет, и он забрал у меня «Порше».

- Вашей старшей дочери сейчас 30, а младшему сыну 2 года. Быть отцом в 20 лет и быть отцом почти в 50 – ощущения разные?

– Знаете, да. Разные, конечно, ощущения. Но у меня, к сожалению, чувство ответственности настолько высоко, что даже когда я был 19-летним отцом, я ничем не отличался от сегодняшнего. А вот в системе воспитания, конечно, многое изменилось. Ты становишься более терпимым.

- Балуете детей?

– Да они могут из папы прямо веревки вить (смеется).

- Вы бы хотели, чтобы собственные дети стали гонщиками?

– Нет, нет, что вы, ни в коем случае. Хотя я вам скажу, Ваня, мой старший сын – это мальчик, который был бы способен ездить быстро. Ему сейчас 9 лет. Но он не настолько это любит. Я делал ему тесты в картинге – он достаточно быстр, у него очень удивительное ощущение машины. Он мог бы быть очень способным.

- Весь в отца?

– Нет, в этом случае он лучше меня. У него такое количество рецепторов выключено, когда он управляет машиной, что мне далеко. Баланс между руками и ногами для гонщика очень важен. Так вот, он опирается при вождении не на зрение, а на руки. Это очень редкое для гонщика качество. В общем, способности есть, но гонщиком он не будет, заниматься он этим не будет. Почему? Потому что, во-первых, я не вижу у него полета в этом направлении, он очень спокойно к этому относится. «Поедем заниматься?» – «Поедем». «Не поедем?» – «Не поедем». То есть это не его. А во-вторых, даже если бы он рвался, я бы этого не хотел. И сделал бы все возможное, чтобы объяснить ему, что долгая жизнь в караване – она не очень хороша.

Первый в космосе

- Вы говорили, что будете в «Формуле-1» до тех пор, пока команда не станет чемпионом. Вы строите длинную перспективу или стремительный успех?

– Если вы заедете в Банбери – это 60 миль от Лондона – то увидите там такую штуку: большой комплекс зданий, на котором написано «Маруся. Технологический центр». На русском написано. Там сейчас база команды. Мы туда медленно переезжаем. Поэтому я могу вам сказать, что планы у нас далеко идущие, они с прицелом далеко вперед. И это касается многочисленных направлений. Все связано, конечно, со строительством машин. Если говорить о спорте, то я не хотел бы, чтобы выглядело так: мы, представьте себе, неожиданно выигрываем, становимся чемпионами в «Формуле-1» и после этого сворачиваемся. Нет, я не вижу такой перспективы. Мы хотели бы создать автомобильный бренд, который выигрывал бы везде. Скажем, и на улицах, и в гонках, и в большом спорте, и в малом. Такие мечты. Есть же «Феррари», есть «Порше». Сейчас это все будет возвращаться. Вон, «Порше» идет в LMP1, мы тоже думаем об этом. Чуть-чуть подразгрузимся, чуть-чуть выйдем в 2012 году на нормальную линию, когда можно будет с нас спрашивать. Это будет наша постройка машины, и мы уже будем сами с усами.

- Мы, наверное, задерживаем вашу встречу с партнерами? (За соседним столиком в моторхоуме сидит делегация в ожидании окончания интервью, – Sports.ru)

– Нет, все в порядке. Кстати, могу сказать, что увенчалась успехом наша совместная с ними работа. Оливер – это глава компании KW, которая в свое время была моим гоночным спонсором. Они изготавливают подвеску, пружины, амортизаторы. И, естественно, когда я начинал строить «Марусю», они были первыми, кого я позвал. У меня был концепт, который не вмещался в стандартное понимание. Я бы хотел, чтобы моя машина поднималась на 12 сантиметров минимум, чтобы могла проехать по лежачим полицейским. Не было ни одной компании, которая могла бы предоставить мне что-то подобное.

- Даже «Ситроен» со своей гидравликой?

– В спорткаре нет места, и подвеска у нас push road, очень редкая для дорожной машины. Это не «Макферсон», стоящий вертикально. Там вы можете навертеть все, что хотите. А у нас ни места, ни возможностей, у нас все в горизонт. А раздувную подвеску тогда никто не делал. И я поехал два года назад к своим товарищам из KW, с которыми мы проработали пять сезонов. Кстати, они до этого никогда не работали в производстве дорожных автомобилей. И, представьте себе, они согласились, спроектировали. А потом и сделали. Сейчас у нас есть собственная подвеска – придуманная, сделанная KW, абсолютно оригинальная. Она уже стоит на «Марусе».

- Но это касается дорожных автомобилей. А для гоночных как?

– Для гонок у меня есть в плане попробовать поменять наши аутсорсеры и поставить сюда амортизаторы с пружинами KW. Они уже работают в большом спорте, в ДТМ, в «Гран Туризмо», с «Порше Моторспорт». Но самое главное не это. Мы готовим к выпуску седан. Два года назад, когда они уже работали с этой раздувной подвеской, я попросил их сделать еще одну подвеску, которая бы в корне отличалась от существующих. И они двинулись в этом направлении. Вот сегодня они приехали на прототипе, который снабжен этой уникальной подвеской. Она – электрическая. Это специальная работа, которая была сделана нами совместно. Машина уже стоит здесь, на паркинге «Нюрбургринга». Они приехали, чтобы я на ней сейчас прокатился.

Мы столько лет с ними работали вместе, поэтому они знают все мои возможности. И хотели бы, что бы я лично ее протестировал. Они проделали эту грандиозную работу. И мы надеемся, что уже в следующем году это появится на рынке. Мы будем первые, кто будет устанавливать это себе в автомобиль. Мы хотим сделать luxury sedan, чтобы был русский бренд, который возил бы наше руководство и наших богатых людей. То есть машина с водителем. У нас пока нет государственного заказа на этот продукт. Но мне хочется это сделать. Когда я смотрю, как немцы ездят на «Мерседесах», американцы на своих лимузинах, на своих «Ситроенах» ездит правительство Франции, англичане ездят на «Ягуарах» или «Астон Мартине», то что говорить про нас? Надо и нам как-то это решить. Это ведь не так сложно.

- Благодаря Фернандо Алонсо у испанцев взорвался интерес к автоспорту и гонкам «Формулы-1». Петров и «Маруся» могут сделать что-то похожее и в России?

– Знаете, это уже не первое колыхание российских масс с моей стороны. Чем я только их не колыхал. Когда я гонялся, я помню, спортом этим никто не интересовался в нашей стране. И мы приложили огромное количество усилий для того, чтобы на это обратили внимание. Мы много поработали над этим. Потом была пауза. А теперь опять заново. Это достаточно сложно. Мне хочется, конечно, создать бренд, за который страна будет болеть. Я хочу, в конце концов, донести до наших соотечественников, что мы не «Челси» и мы не «Зенит». Это будет трудно и не быстро, но мы придем к тому, что здесь будет превалировать русская речь. Это очень сложно сделать, поверьте. Если вы посмотрите, что происходит в соседних коллективах, то даже «Рено» говорит по-английски. Единственные, кто говорит на родном языке – это «Феррари», больше никто. Вот мне хотелось бы, чтобы у нас было 90 процентов русских.

- Вы согласны с тем, что российские болельщики очень скептично настроены? Петрову не прощают ни одной его ошибки, да и успеху не сильно радуются.

– Это отсутствие национальности в стране. Мы таким образом демонстрируем всему миру, что мы не нация, а просто скопище. Вот когда мы научимся любить друг друга и не перебегать на другую сторону улицы, когда мы видим русского за границей, вот тогда у нас все будет хорошо. Я могу сказать: нам учиться – не переучиться у западного мира, как нужно любить своих, стоять за своих и защищать своих. Вот собственно и все. У нас на родине тебя сдадут в любой момент. Сразу, только этого и жди. Идешь вот по улице и ждешь, когда тебя предадут.

То, что сделал Виталик Петров, хотите вы этого или не хотите, он – Гагарин, он первый человек в космосе. И этот первый человек в космосе во втором сезоне своей работы в «Формуле-1» уже был на подиуме. Он человек, у которого в исторических книгах будет записано – подиум в «Формуле-1». «Спасибо за внимание», – мне хочется сказать всем болельщикам, которые так относятся... Я даже говорить про них ничего не хочу. Моя бабушка давно-давно всегда говорила: «Мужик ругал царя, а царь и не знал». Вот надо идти к своей цели и все. А любят нас или не любят, хорошие мы или плохие – мы ничего не знаем, мы делаем свое дело. Если кто-то может лучше – пожалуйста. Вопросов нет, двери все открыты. Но никто ж не шевелится. У нас только высунулся – сразу палкой по башке.