Майкл Льюис. «Невидимая сторона» Глава 12. И Моисей заикнулся
***
В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ ЧАСОВ ПОСЛЕ исчезновения Майкла Оэра разразился кромешный ад. Учебный центр Ол Мисс для футболистов стал местом преступления. Скорая помощь приехала за маленьким белым мальчиком, у которого продолжала кровоточить рана на голове, и увезла его. В кампус въехала местная полиция, за ней последовала полиция Оксфорда. Мисс Сью кричала в трубку Ли Энн: «Он отправится в тюрьму! Они посадят его в тюрьму!» Партнер по команде, на которого напал Майкл, Антонио Тернер, был увезен, весь в синяках и побоях, в дом тренера, где его охраняли как свидетеля в программе защиты. Отец маленького мальчика — Бобби Никс, наставник, который приложил столько усилий, чтобы перевести чернокожих игроков в белый Оксфорд, — по понятным причинам был вне себя. Они с женой уже потеряли ребенка, и теперь он увидел своего трехлетнего сына, лежащего на полу в луже крови, будучи жертвой ярости чернокожего футболиста. Он сказал, что выдвинет обвинения.
Майкл ничего этого не видел: он уже был далеко. Игнорируя звонки от Ли Энн и текстовые сообщения от Шона, он разъезжал по Оксфорду в тумане гнева и замешательства. Он был зол, потому что Антонио сказал то, что он сказал, а затем ударил его; он был сбит с толку, потому что вновь почувствовал себя уязвимым. Теперь же у него были все эти люди, которых он любил, которые любили его. Через них другие люди могли до него добраться. Он больше не был просто еще одним бедным чернокожим ребенком, идущим в никуда. Он понимал, что большинство людей, белых и черных, относились к нему совсем не так, как относились бы, если бы он не был футбольной звездой. Но он не мог заставить себя быть циничным по отношению к семье Туохи. Он знал, что другие люди, белые и черные, говорили, что эти богатые белые болельщики Ол Мисс с самого начала определили его как будущего линейного НФЛ и купили его так, как покупают дешевые акции или скаковую лошадь. Что им, возможно, и не нужны его деньги, но им нравится его статус, и они представляли, как он мог бы служить футбольным командам Брайаркреста и Ол Мисс. Майкл не верил в это. «Когда только попал к ним я был никем, и они все равно любили меня, — сказал он. — Они ничего не искали для себя в этом».
Через несколько часов после того, как он скрылся с места преступления, он заметил, что тон текстовых сообщений Шона изменился. Они перестали быть призывающими к срочным действиям. Теперь они были просто забавными.
Майк Тайсон! Вернешься на ринг для еще одного раунда?
Майкл начал приходить в себя. Три года назад он бы просто продолжал бежать и так и не оглядывался бы назад. Он не хотел признавать, что он другой, но он не мог отрицать, что все было по-другому. Он больше не был черным объектом, скачущим по поверхности белого фона; он был вплетен в эту белую ткань. Так… почему же он бежал? От кого он убегал? Если уж на то пошло — куда он бежал?
Он открыл свой мобильный телефон.
В тот момент Шон сидел на полу в вестибюле кинотеатра в Сиэтле, беспокоясь, что Майкл, возможно, ищет мост, с которого можно было бы броситься. Он был на выезде с «Мемфис Гриззлис», и у команды был выходной. Шон и его друг Брайан Кардинал, нападающий «Гриззлис», пошли посмотреть фильм «16 кварталов» [16 Blocks] с Брюсом Уиллисом. Первый звонок о Майкле поступил, когда они вошли в кинотеатр. Когда его мобильный телефон почти разрядился, Шон нашел вилку в вестибюле и попытался все исправить. Сначала он позвонил тренеру О., который, благослови его господь, отказался быть каким угодно, но не спокойным. Затем он позвонил Хью Фризу и узнал, что (а) маленькому мальчику нужно было наложить швы на голову, но в остальном все было в порядке, и (б) полиция, если и когда они найдут Майкла, намеревалась отправить его в тюрьму. Это было нехорошо. Тюрьма означала, по крайней мере, репортажи в новостях. Тюрьма означала дурную репутацию.
Теперь Шон обдумывал, как это обыграть. Бедный белый парень родился с талантом видеть площадку, видеть каждый угол и каждого другого игрока, а затем атаковать самым эффективным из возможных способов. Талант прекрасно воплотился из баскетбола в жизнь. Он знал, что Ли Энн была чирлидершой команды одного из старших офицеров полиции кампуса Ол Мисс, Майкла Хармона, когда тот играл фланговым игроком футбольной команды Ол Мисс, и считала его другом. Бобби Никс, отец получившего травмы мальчика, был братом Шона по студенческому братству в Ол Мисс. Доктор Томас Уоллес, вице-канцлер университета и старый друг Шона, теперь выступал в качестве «наставника» Майкла. Шон сидел на полу кинотеатра, думая, как лучше разыграть это владение, в то время как каждые десять минут Брайан Кардинал высовывал голову из дверей кинотеатра и говорил: «Ты еще ничего не пропустил».
И он правда ничего не пропустил — настоящее действие происходило прямо там, на полу вестибюля. После того, как он оставил Майклу еще одно текстовое сообщение — пусть оно будет смешным, подумал он, чтобы он не бросился с моста, — Шон решил, что ему нужен адвокат. Футбольной команде Ол Мисс и самому колледжу, решил он, следует позволить решать вопросы так, как они считают нужным. (Тем более, что он знал, как они сочтут нужным.) И поэтому он позвонил своему старому другу Стиву Фарезу.
Фарез был тогда адвокатом защиты, представлявшим, среди прочих клиентов, милую леди из Сельмы, штат Теннесси, которая выстрелила в спину своему мужу-баптистскому проповеднику и убила его. Для Стива Фареза единственная пуля, выпущенная в спину мужа, считалась тривиальным преступлением: вряд ли человек мог придумать что-то, что Фарез не мог бы истолковать как невинное. Пилот FedEx, обвиняемый в том, что он запихнул свою жену в багажник машины и поджег ее? Невиновен! Рэперу предъявлено обвинение в изнасиловании? Невиновен! Квотербек Ол Мисс Илай Мэннинг, обвиняемый в том, что помочился на стену здания кампуса? Выпустился и выходит в старте за «Нью-Йорк Джайентс»! Когда Шон дозвонился до Фареза и объяснил, что полиция собирается забрать его сына и оформить его, Фарез пришел в восторг. «О, нет, нет, нет, нет, это не так, — сказал он. — Шон, это просто досадный несчастный случай».
Вот тогда-то и позвонил Майкл.
— Папаша, — сказал он, — мой первый звонок — тебе. Как и обещал.
— Майкл, — сказал Шон, — это не совсем то, что я имел в виду.
Шон разобрался с этим; конечно, он разобрался с этим. Он сказал Майклу сдаться полиции кампуса, которая, как он был уверен, убережет его от лап оксфордской полиции. Он позвонил Бобби Никсу и всем остальным, чье мнение могло иметь значение. Он объяснил ситуацию так, чтобы они полностью поняли, и предложил заплатить за все, за что нужно заплатить. И после долгих извинений и десяти часов общественных работ Майклу вернули его прежний статус образцового гражданина — и этот инцидент даже не попал в университетскую газету. Все просто прошло, как прошло бы для какого-нибудь состоятельного белого парня. Конечно, были извлечены уроки и проведен обмен точками зрения. Тренер О., например, затащил Майкла в свой кабинет, чтобы обсудить Ответственность быть Майклом Оэром. Довольно драматично тренер О. извлек из своего стола толстую папку, набитую газетными вырезками, и с глухим стуком уронил ее. «То вся то дирьмо, которым ани уписались обо мне в паследние шисят дней!» — прогремел он. (Это все то дерьмо, которое они написали обо мне за последние шестьдесят дней!) Он продолжил читать Майклу лекцию о тяготах заметного успеха. «Позволь мне сказать тебе кое-что, сынок, — заключил он (в переводе). — На верхушке одиноко. Я ненавижу тот факт, что тебе пришлось узнать об этом в столь юном возрасте, но будет много таких Антонио Тернеров. Это первый из многих инцидентов».
КАРЬЕРА МАЙКЛА ОЭРА как футболиста не была какой-то уверенной — в футболе не было такого понятия, как уверенность. Но его шансы в жизни резко изменились. Всего за последние три года он столкнулся с бесчисленными угрозами своему будущему, которые могли бы положить ей конец, если бы он оставался социально не связанным с белыми людьми: неграмотность, плохие оценки, автокатастрофы, ночь в полиции Мемфиса, расследование НСАА, люди с улицы, которые предлагали стать его агентом. Любая из них могла бы отправить его обратно в тюрьму его прошлого. Частью безнадежной бедности было то, что события сговорились держать тебя в бедности; и если не одним способом, так другим. Этот цикл, в случае Майкла, был разорван. Он был похож на квотербека, который перешел от игры в нападении без воображения, неспособного заставить его выглядеть хорошо, к игре в нападении, разработанном Биллом Уолшем.
Есть мгновение, прежде чем это превратится в какой-то общепринятый факт, когда жизнь, как и футбольный матч, состоит из одних догадок, фрагментов и пристрастных взглядов. Каждый хочет знать всю правду, но никто ею не обладает. Но Майкл Оэр уже превратился в общепризнанный факт: он добился успеха. Мир, который когда-то не обращал внимания на Майкла Оэра, теперь был настолько увлечен им, что не мог позволить себе видеть его неудачу. Конечно, он был не первым чернокожим ребенком, который выбрался из нищеты и добился успеха в белом мире. Но Майкл был другим, потому что белый мир так необычно способствовал его возвышению. Белый мир наблюдал за тем, как вершится Майкл Оэр, или думал, что наблюдал, и поэтому мог представить, как его можно воспроизвести. Он преследовал тот мир.
Христианская школа Брайаркрест, поначалу, внутренне боролась с последствиями Майкла Оэра. Заявления в школу от чернокожих детей из пригорода взлетели до небес — «Они все видели, что случилось с Майклом, и теперь они тоже хотят поступить в Брайаркрест», — сказал Шон. Новому президенту школы Биллу Макги не понравилась идея открыть двери для бедных чернокожих спортсменов, которые не умели читать или писать, но сотрудники школы видели в этом преимущества. «Да, мы помогли Майклу Оэру, — сказал Карли Пауэрс, спортивный директор Брайаркреста. — Но я скажу вам кое-что еще. Майкл Оэр помог нашей школе. Он дал многим людям здесь некоторую надежду на то, что если вы поможете некоторым из этих детей, возможно, они одумаются и сделают что-то в своей жизни». Дженнифер Грейвс, которая курировала студентов с особыми потребностями и таким образом контролировала академическую жизнь Майкла, увидела в Майкле еще более высокую цель. «Майкла спасли, когда он был в Брайаркресте, — сказала Грейвс. — Что может быть лучше для распространения слова Иисуса, чем если Майкл Оэр встанет и скажет это? Какой ребенок в городских школах Мемфиса этого бы не услышал?» Она знала, что Майкл все еще был очень скрытным — и что именно из-за его дара избегать социальных проблем, вероятно, многое из того, что с ним произошло и стало возможным. Но когда ей указали на то, что Майкл не казался самым очевидным представителем какой-либо причины, она просто улыбнулась и сказала: «И Моисей заикнулся»*.
Тренерам, которые приезжали в Брайаркрест, чтобы обхаживать Майкла Оэра, также было трудно выбросить его из головы. Ник Сейбен теперь тренировал «Майами Долфинс», но он послал Туохи рождественскую открытку. («Если бы я все еще был в LSU, Майкл играл бы за меня!») И время от времени Сейбен упоминал скаутам и спортивным агентам, что он ждет взросления этого феноменального левого тэкла из Ол Мисс, чтобы он мог его задрафтовать.
И если Ник Сейбан все еще был заинтересован, то Фил Фулмер был одержим. Его команда университета Теннесси, которая до сезона 2005 года считалась претендентом на участие в национальном чемпионате, финишировала с катастрофическим результатом 5-6. Но в начале сезона они одержали очень важную победу дома над высокорейтинговыми LSU. После игры пребывающий в эйфории Фулмер выступил перед телекамерами на поле, а затем с грохотом ворвался в раздевалку Теннесси. Он нашел своего агента Джимми Секстона, который ждал его. «Он только что победил LSU, — вспоминал Секстон, — и первое, что он мне сказал, это "Подумай, сможешь ли ты уговорить Майкла Оэра перевестись к нам"».
Фулмер вернулся в христианскую школу Брайаркрест. С уходом Хью Фриза и Майкла Оэра футбольная программа Брайаркреса переживала тяжелые времена. Но у команды все еще был один перспективный игрок, пас-рашер ди-энд по имени Грег Харди. «Причуда», как его называли, потому что он был ростом 198 см и весом 111 кг с молниеносными рефлексами и скоростью спринтера. Этот Причуда был худшим кошмаром квотербека. Причуда тоже был чернокожим и, вплоть до того момента, как Брайаркрест впустил его, получал образование в государственной школе Мемфиса. Он не был отличным учеником, но его оценки были достаточно хорошими, чтобы позволить ему играть в футбол в колледже. И Фил Фулмер всерьез заинтересовался им.
Но, когда Фулмер стоял на бровке тренировочного поля Брайаркреста и наблюдал, он не мог не заметить, чуть дальше боковой линии, знакомую фигуру: Шона Туохи. Футбольный тренер Теннесси придвинулся немного ближе, пока, наконец, не поймал взгляд Шона.
— Собираешься усыновить и этого тоже? — он спросил.
— Не знаю, — сказал Шон. — Я жду, чтобы увидеть, насколько он хорош**.
Он шутил лишь наполовину. Его опыт с Майклом Оэром позволил Шону осознать все возможности. Если бы эти бедные чернокожие дети были достаточно хороши в спорте, чтобы весь мир проявил к ним естественный интерес, все, что им было бы нужно — это небольшой толчок в виде любви и внимания от кого-то вроде Ли Энн, и они были бы на правильном пути. «Проблема не в интеллекте, — сказал он. — А в доступе к системе». Но у Брайаркреста была новая политика — избегать чернокожего спортсмена из пригорода, и это приводило его в ярость. «Они действительно не так одержимы, как следовало бы, предоставлением возможностей детям с ограниченными возможностями в учебе», — сказал он. Шон был готов предоставить средства, чтобы оплатить обучение детей в Брайаркресте, и все же Брайаркрест по-прежнему не желал их принимать.
ШОН-МЛАДШИЙ, должно быть, заметил новый интерес своего отца к финансовой помощи каждому бедному чернокожему мальчику, который умел бросать мяч в корзину в прыжке, и к каждой чернокожей девочке, которая умела бросать мяч в софтболе. Си Джей был единственным белым игроком в своей баскетбольной команде AAU [прим.пер.: Amateur Athletic Union — Любительский спортивный союз] в возрасте до двенадцати лет, а большинство чернокожих игроков были явно бедны. Почти каждый из них обращался в Брайаркрест, и если бы Брайаркрест не отвергал их, его отец был готов финансировать их всех. Это заставило Эс-Джея задуматься о его собственной ситуации.
Теперь у него был вопрос, который он хотел задать.
Тремя годами ранее Шон-младший, как и его старшая сестра Коллинз, был более чем счастлив взять Майкла к себе. На самом деле он не считал Майкла чернокожим, бедным или потенциальным источником истощения ресурсов семьи. Его больше интересовала способность Майкла выступать в роли занимательного старшего брата и коварного сообщника. Тем не менее, теперь, когда Коллинз и Майкл отправились в Ол Мисс, Эс-Джей не мог не чувствовать себя обделенным. Коллинз была «Мисс все, что только можно» и встречалась с Кэнноном Смитом, сыном миллиардера, основателя Federal Express. О Майкле уже говорили как о выборе в первом раунде драфта НФЛ. Буквально на днях скаут «Чикаго Беарс» отвел Майкла в сторонку и сказал ему, что он может стать лучшим линейным игроком, когда-либо выпускавшимся из Ол Мисс. Даже если у него на самом деле еще не было денег, подумал Эс-Джей, Майкл наверняка станет реально богатым. А все, что он получил от сделки — это единственный проход с тренером О. через Рощу.
И вот у него возник вопрос. Однажды он сидел на заднем сиденье машины, когда мать везла его на один из баскетбольных матчей AAU, когда ему пришло в голову спросить об этом.
— Мама, — сказал он, — могу я спросить тебя кое что о твоем и папином завещании?
— Угу, — настороженно сказала она.
— Коллинз собирается выйти замуж за Кэннона, и станет миллиардершей, — сказал он.
— Я бы не сказал, что это решенное дело.
— Майкл будет выбран на драфте НФЛ в первом раунде, так что он будет реально богат.
— Угу, — сказала она. — И?
— И, — спросил Шон-младший, — почему они вообще указаны в завещании?
— Потому что, — сказала Ли Энн. — Просто именно так это и делается.
БУДУЧИ ТУОХИ, НАИБОЛЕЕ непосредственно ответственной за трансформацию Майкла Оэра, Ли Энн было труднее всего игнорировать его намеки. «Посмотрите на него, — говорила она, когда Майкл стоял на расстоянии более трех метров. — У него есть все: честность, амбиции и будущее». Затем она на мгновение задумывалась с критической отстраненностью скульптора, чья работа была почти, но не совсем закончена. «Единственное, что ему сейчас нужно, — это научиться отдавать».
Потом она призадумалась еще. Майкл мог бы быть очень близким к чему-то законченному. Он не нуждался в ее времени и внимании — но это только поднимало очевидный вопрос: а кто тогда нуждался? Одно только гетто Мемфиса кишело детьми, чьи спортивные способности имели рыночную стоимость. Очень немногие когда-либо добирались до своего рынка. Как сказал сам Майкл, «Если бы все парни, которые могли играть, получили шанс сыграть, то должно было бы быть две НФЛ, потому что одной было бы недостаточно». Спорт был в Америке ближе всего к чистой меритократии, единственному пути достижения амбиций, который, как считалось, был открыт для всех. (К сожалению для парня из Херт Вилидж, который родился, чтобы играть на пианино, или управлять людьми, или торговать облигациями.) И Майкл Оэр обладал тем, что должно было быть одним из наиболее заметных спортивных дарований. Помимо баскетболиста ростом 213 см, парень ростом 196 см и весом 159 кг, который мог летать, должен был быть самой легкой будущей звездой для идентификации. И все же без вмешательства извне даже его талант, скорее всего, был бы выброшен на ветер. Майкл Оэр стал бы просто еще одним большим толстяком: Большим Майком. Если уж талант Майкла Оэра можно было упустить — то что говорить о других ребятах? Эти бедные чернокожие дети были похожи на левых тэклов: людей, чья ценность была скрыта у всех на виду.
Ли Энн много думала об этом. И однажды утром в начале 2006 года Шону помешала подняться с постели его жена, которая размахивала спортивным разделом утренней газеты. Memphis Commercial Appeal сообщала историю молодого человека по имени Артур Саллис. Саллис был звездным фулбеком в команде Восточной старшей школы Мемфиса, которая в 1999 году стала чемпионом штата, а в 2000 году заняла второе место. Невероятно, но в среднем он пробегал более 10 ярдов за вынос. «Когда я мечтаю, — сказал он однажды репортеру, — я одеваюсь в форму и выхожу на поле. Как будто меня ничто не остановит. Как будто я просто не могу упасть на землю». Перед выпускным годом Саллиса его школьный тренер Уэйн Рэндалл получил телефонные звонки от каждого главного тренера SEC. Тренер Кентукки Хэл Мамм сказал Рэндаллу, что Саллис был одним из лучших футболистов, которых он когда-либо видел.
Саллису предлагали стипендии Университет Кентукки и Ол Мисс, но он так и не воспользовался ими. Средняя школа оказалась концом футбольной карьеры Артура Саллиса. Его оценки были плохими, и по правилам НСАА он был дисквалифицирован. НСАА не позволила Саллису поступить в колледж на футбольную стипендию, и он остался дома, в своем старом районе, в западной части Мемфиса.
В этом Артур Саллис был всего лишь типичным. Так получилось, что Восточная старшая школа — государственная школа Саллиса — была частью исследования, проведенного среди спортсменов из Мемфиса. Исследование показало, что на каждые шесть учеников государственных школ, способных заниматься спортом в колледже, пятеро не прошли академическую квалификацию. Что было необычным в Артуре Саллисе, так это упорство в его желании добиться чего-то в своей жизни, несмотря на все повернувшиеся против него обстоятельства. Он никогда не знал своего отца, а его мать была постоянно попадающей в тюрьму алкоголичкой. «С тех пор, как Артур был маленьким мальчиком, он жил один, на улице», — сказал тренер Рэндалл. В старших классах он попадал во всевозможные неприятности, но в основном это было вызвано его потребностью добыть денег на жизнь. «Я часто шутил, — сказал Рэндалл, — что Артур был единственным футболистом, который у меня когда-либо был, и для которого мне приходилось держать адвоката на гонораре».
Но после окончания школы, с помощью своего футбольного тренера, Артур Саллис пошел на поправку. Он зарабатывал на жизнь собственным бизнесом по чистке ковров. Он стал отцом маленькой девочки и сам ее воспитывал. «Он делал все то, что должен делать ответственный человек», — сказал его бывший тренер. Затем, через несколько месяцев после того, как Артур Саллис окончил школу, он поймал двух мужчин, угонявших машину, и попытался остановить их. На свою беду, он получил пару пуль в упор — оду в спину, другую в грудь. Он чуть не умер. Когда его бывший школьный тренер навестил его в больнице, Саллис сказал ему: «Если Бог вытащит меня из этого, тренер, я никогда больше не выйду на улицу».
Он был верен своему слову. Газета, которую Ли Энн уронила на колени Шону, рассказывала о том, что произошло дальше. Артур Саллис был не на улице, а дома со своей четырехлетней дочерью, когда в дом ворвались трое мужчин. Саллис схватил одного, а другой трижды выстрелил ему в голову. Артур Саллис мог бы быть товарищем Майкла Оэра по Ол Мисс. Вместо этого, в возрасте двадцати двух лет, он был мертв.
Шон только-только проснулся, а его жена уже расхаживала перед ним взад-вперед, сердитая и расстроенная. Она плакала, но в то же время была взбешена, а это, по его опыту, было опасным сочетанием. «Ты понимаешь, что ты мог бы убрать имя этого ребенка и вставить имя Майкла, и получилась бы та же история? — сказала она. — Почему этот паренек не попал к нам на порог?»
Тогда и там Ли Энн приняла решение: она еще не закончила. «Я хочу здание, — сказала она. — Мы откроем фонд, который будет помогать только детям со спортивными способностями, у которых нет академических знаний, чтобы поступить в колледж. К черту НСАА. Мне плевать, что говорят люди. Меня не волнует, если они скажут, что мы заинтересованы в них только потому, что они хороши в спорте. Спорт — это все, что мы знаем. И только в Мемфисе сотни детей с такой же историей».
Теперь Шон серьезно насторожился. Сотни детей. Здание. Его личные финансы всегда были немного более неопределенными, чем он показывал даже своей жене. Образ жизни Шона зависел от его способности скрывать свои страхи и тревоги. Все всегда было хорошо, а если что-то было не так, он мог это исправить. Он так хорошо передавал впечатление, что люди, естественно, передавали ему вещи для починки; и люди, которые были сломаны, приходили к нему в надежде, что их починят. Его собственный успех и благополучие воспринимались как данность, но это было не так. Четыре года назад у Taco Bell был спад, и он балансировал на грани банкротства. В самый последний момент Taco Bell внесла некоторые изменения в свое меню, и ее продажи резко возросли. («Кесадилья спасла мою задницу», — объяснил он.) Но его рестораны быстрого питания никогда не были чем-то надежным. «Я не чувствую себя финансово защищенным там, где я могу сидеть сложа руки и ничего не делать, — сказал он. — Но мне нравятся мои шансы на это». С другой стороны, если бы его жена нынче собиралась в одиночку решать самую неразрешимую социальную проблему Америки, его шансы были бы немного меньше.
Ли Энн, должно быть, заметила его задумчивость, потому что оставила его вставать и одеваться, нашла свой телефон и позвонила Майклу Оэру. «Майкл, тебе лучше оторвать свою задницу и поработать, — сказала она. — Потому что у нас есть дела, которые мы должны сделать с твоими деньгами».
Майклу было неясно, чем он обязан миру, если вообще чем-то обязан. Теперь он получал множество телефонных звонков от бедных чернокожих друзей и семьи, и все они хотели денег. Его мать звонила ему гораздо чаще, чем раньше, и это беспокоило его настолько, что он часто не отвечал на ее звонки. «Люди не понимают, что я попал в газету, но к этому ничего не прилагается, — сказал он. — Я еще ни доллара не заработал». Вскоре после того, как тренеры колледжей сообщили ему, что у него есть будущее в НФЛ, Майкл сообщил Ли Энн, что, если он действительно попадет в НФЛ, он намерен купить дом с тринадцатью спальнями, чтобы его матери, братьям и сестрам было гарантировано убежище. Теперь он уже не был так уверен, что хочет этого. «У них были те же шансы, что и у меня, — сказал он. — Им нужно оторвать свои ленивые задницы и работать. Они должны начать слышать "нет"».
Люди не лучше видят различные пути, по которым могла бы пойти их жизнь, чем футбольные болельщики видят множество разных вещей, которые могли бы произойти в любой отдельно взятой игре. Люди отмечают результаты и рассуждают в обратном от них направлении. Майкл отметил свой результат и пришел к выводу, что в его жизни всегда все будет хорошо. Он отказывался верить, что когда-либо существовала хоть малейшая возможность того, что он добьется чего-то иного, кроме огромного успеха. Он намеревался стать Майклом Джорданом и по-своему выполнял это предназначение. «Я всегда собирался пойти в колледж, — сказал он. — Наверное, я думал, что если в НБА что-то не получится, у меня будет запасной вариант в НФЛ». Если он не придавал большого значения другим за то, что они изменили его жизнь, если он не чувствовал, что многим обязан, то отчасти это потому, что он на самом деле не верил, что изменился. «Я такой же, каким был всегда, — сказал он. — Я точно такой же парень, каким был в Херт Вилидж. Единственное, что для меня изменилось — это окружающая среда».
Перемена в окружающей среде была немалой, и потребовалась помощь многих людей — Большого Тони, учителей Брайаркреста, семей, которые приютили его — чтобы он мог функционировать в этой новой среде. Тем не менее, когда Майкл думал о том, кому он хотел бы помочь, если бы у него была такая сила, единственным человеком, о котором он мог подумать, был Крейг.
За свои первые полтора года в христианской школе Брайаркрест Майкл видел Крейга не так часто, как ему хотелось бы. Крейг жил в западной части Мемфиса, и это внезапно показалось ему далеким. Но в тот момент, когда Майкл получил свои водительские права, он знал, что хочет с ними делать. Когда они с Ли Энн приехали домой из управления дорожного движения, Майкл спросил Ли Энн, может ли он съездить в западный Мемфис и привезти старого друга. Почти год Ли Энн настаивала на том, чтобы он привел домой своих старых друзей, но он так и не сделал этого. Он уехал и вскоре вернулся с этим застенчивым, тихим, добродушным мальчиком, которого Майкл представил как «Крейга». Это был единственный друг, о котором им рассказал Майкл — его единственный близкий друг в мире — в существование которого Ли Энн перестала верить. Она привыкла думать о Крейге, как и о кролике Харви [прим.пер.: герой фильма Харви (Harvey) 1950 г. — двухметровый воображаемый кролик], как о воображаемом друге. Теперь Харви неловко стоял в ее фойе. «Я никогда не был так далеко от дома», — сказал Крейг.
Майкл утверждал, что Крейг был единственным в мире человеком, которому он полностью доверял, и поэтому Крейг стал постоянным посетителем дома Туохи. Со своей стороны, Крейг был озадачен: его друг покидает район, чтобы пойти в новую школу, и следующее, что он помнит, это то, что он не просто живет с этими богатыми белыми людьми на другом конце Мемфиса, но и утверждает, что они его семья. «Однажды Большой Майк позвонил мне, и я спросил его, что он делает, — сказал Крейг. — Он сказал: "Да так, еду, чтобы перекусить с моим братом". Я спрашиваю его: "С каким из братьев?" Он отвечает: "С моим братом, Шоном-младшим". Я спрашиваю: "С кем?"»
Теперь Майкл говорит: «Если я когда-нибудь попаду в НФЛ, Крейг должен приехать. Мы стали так близки, потому что я ему просто нравлюсь. Мы одинаковые, просто разного размера». У Крейга было не больше денег, чем у кого-либо другого из его прошлой жизни. И хотя Крейг был его единственным настоящим другом, он никогда ни о чем не просил Майкла. «Я предлагаю ему что-нибудь, он говорит: "Да все хорошо, мне хватает"». Это была одна из черт, которыми он больше всего восхищался в Крейге: он не вел себя как какая-то жертва. У него была своя гордость.
Во всяком случае, теперь они с Крейгом проводили больше времени вместе. Однажды вечером Майкл повел его посмотреть игру «Мемфис Гриззлис». Они направлялись к местам Шона на площадке, когда Крейг заметил, что многие люди пялятся на них и показывают пальцами. «Они все говорили: "Это Майкл Оэр! Это Майкл Оэр!"» Крейг уже знал, что люди в бедном черном Мемфисе предполагали, что Майкл Оэр поедет в лигу. «Они все говорят о нем, — сказал он. — Никто больше не называет его Большим Майком. Они зовут его просто Майкл Оэр». Теперь он увидел, что слава Майкла распространилась за пределы бедного черного Мемфиса, до площадки на матче «Мемфис Гриззлис», и понял: «Все в Мемфисе знают, кто такой Майкл Оэр!»
Когда они заняли свои места, Крейг спросил Майкла, заметил ли он, что многие люди указывают на него и пялятся. Майкл улыбнулся, и Крейг мог сказать, что он не только заметил, но и ему это нравилось. «Что, если ты не попадешь в НФЛ?» — таков был вопрос, который Крейг хотел задать следующим, но он этого не сделал. Вместо этого он спросил: «Как ты думаешь, когда ты будешь готов к лиге?» На что Майкл рассмеялся и сказал: «Я уже готов».
Крейг рассмеялся. Мир мог бы измениться, но его друг — нет. «Это тот же самый парень, — сказал Крейг. — Все говорят, что Майкл стал самоуверенным. Чего они не знают, так это того, что он всегда был самоуверенным. Он просто не показывал этого».
И все же Крейг подумал, что Майкл, должно быть, шутит. Но он не шутил.
— Я мог бы сыграть против Дуайта Фрини прямо сейчас, — серьезно сказал Майкл.
Дуайт Фрини играл за «Индианаполис Кольтс». Он был самым опасным ди-эндом пас-рашером в НФЛ, и, возможно, самым быстрым, которого когда-либо видела НФЛ. Он пришел в НФЛ в 2002 году с 4,3 секундами на 40-ярдовой дистанции и дикими вращающимися движениями и быстро понял, где ему нужно быть: на невидимой стороне. Два сезона спустя он потряс порядок в футбольной вселенной, когда прошел мимо Джонатана Огдена и сделал сэк на квотербеке «Рэйвенс» не один раз, а дважды. Никто не проходил Джонатана Огдена, но Фрини это сделал.
Фрини понимал, что он был человеком, работающим в традициях. Когда ему было восемь лет, он посмотрел видеонарезку с игрой Лоуренса Тейлора и сразу понял, кем он станет, когда вырастет. «Если вы попросите меня перечислить моих любимых игроков, я бы сказал вам LT, и второго места не было бы, — сказал он. — LT и только он». Фрини считал само собой разумеющимся, что его работа заключалась в том, чтобы переиграть суперзвезду линии нападения. Лучший против лучшего. В этом была его великая сила: находить способы выиграть самое важное противостояние один на один на футбольном поле. И поэтому, когда он услышал, что в Мемфисе есть один парень, который думал, что он на находится пути в лигу, и сказал, что он «мог бы переиграть Дуайта Фрини прямо сейчас», он просто рассмеялся и сказал: «Таким он и должен быть». Но ему было достаточно любопытно, чтобы спросить: «Кто этот паренек?»
Дуайт Фрини стоял у раздевалки «Кольтс», потея в своем защитном каркасе, со шлемом в руке, и терпеливо слушал краткое изложение карьеры Майкла Оэра. Как Майкл был одним из тринадцати детей, рожденных матерью, которая не могла о них заботиться, и поэтому более или менее вырос на улицах Мемфиса. Как он не получал серьезной футбольной практики до последнего года обучения в средней школе, но к тому времени в нем было 196 см роста, 159 кг веса, и он пробежал дистанцию в сорок ярдов за 4,9 секунды. Как его время на сорокоярдовой дистанции на самом деле не отражало его скорость: чтобы оценить его быстроту, нужно было наблюдать за ним в коротких рывках. Как он был одним из лучших баскетболистов в штате Теннесси и уверенно держался на площадке со старшеклассниками из сборной США, и все еще втайне верил, что его естественная позиция — атакующий защитник. Как на пороге взрослой жизни, с измеряемым IQ в 80, без формального образования и без опыта общения с белыми людьми, он так втерся в богатый белый Мемфис, что белые люди больше не замечали цвет его кожи. О том, что сейчас его рост 196 см, а вес 147 кг, а также о стартовом левом тэкле Ол Мисс, и о честной ставке на то, что его включат в команду сборной SEC в конце следующего сезона. О том, что он был быстрым и сильным при весе 159 кг, а сейчас он был быстрее и сильнее. Как с каждым днем он все меньше чувствовал себя потерянным мальчиком и все больше человеком, который яростно настроен сделать то, что хочет.
Дуайт Фрини понимал правила его игры. В НФЛ, на невидимой стороне квотербека, ты приходил и уходил. У тебя был свой момент, когда ты так идеально играл на солнце, что тебя принимали за солнце, а потом тебя затмевали. Лето перед началом сезона 2006 года все еще было его моментом и останется им до тех пор, пока оно так и будет. Пока он не собьется с шага. Или получит травму. Или до тех пор, пока не появится следующий Джонатан Огден, который, возможно, окажется на шаг быстрее или чуть более одаренным, чем оригинал. По мере того как Дуайт Фрини слушал биографию Майкла Оэра, выражение его лица менялось. Он больше не улыбался.
— Напомните, как его зовут? — спросил он.
— Майкл Оэр.
— Скажите Майклу Оэру, что я буду ждать его, — сказал он и пошел в раздевалку.
***
* — Исход 6:12: «И сказал Моисей пред Господом, говоря: вот, сыны Израилевы не слушают меня; как же послушает меня фараон? а я не словесен.
** — В конце концов, Причуда принял футбольную стипендию Ол Мисс, отчасти, по его словам, потому, что хотел играть с Майклом Оэром. [прим.пер.: Харди был задрафтован в шестом раунде драфта 2010 года «Каролиной» и провел в НФЛ 6 сезонов, в одном из которых повторил рекорд по сэкам за сезон этого клуба — 15]
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ В МЯГКОЙ ОБЛОЖКЕ
В СЕЗОНЕ, ПОСЛЕДОВАВШЕМ ЗА публикацией этой книги, Майкл выходил в старте в каждом матче на позиции левого тэкла в Ол Мисс. Футбольная команда Ол Мисс была настолько неуклюжей, что трудно было поверить, что кто-то в ней может быть хоть сколько-нибудь хорош, но игра Майкла привела его во вторую команду сборной SEC, в то время как его средний балл (3,75) позволил ему на семестр попасть в список лучших студентов Университета Миссисипи. (Его чествовали в перерыве во время одного баскетбольного матча Ол Мисс за его школьные успехи.) После неудачного сезона тренер линии нападения Ол Мисс Арт Кехо все же сказал, что никогда за двадцать семь лет тренерской работы в колледже он не тренировал игрока с более естественными способностями, чем у Майкла Оэра. «Он все еще неопытный игрок, — сказал Кехо, — потому что он практически не играл в школе. Но с каждым днем он становится все лучше. У него исключительный низкий уровень старта; он очень, очень быстр после снэпа; он очень хорош в защите паса и очень агрессивен руками, как уличный боец». Когда Кехо спросили, кого из сотен игроков линии нападения, которых он тренировал, напоминает ему Майкл Оэр, он ответил: «Он представляет собой комбинацию Леона Сирси и Эрика Уинстона». Сирси был выбран в первом раунде драфта 1992 года в «Питтсбург Стилерс», отыграл одиннадцать сезонов в НФЛ и был выбран в Про Боул. Уинстон, талант первого раунда драфта, был задрафтован в «Хьюстон Тексанс» в третьем раунде в 2006 году, так как получил серьезную травму колена, и было неясно, восстановится ли он. Он восстановился и, будучи новичком, стал стартовым правым гардом «Тексанс». «Достаточно ли он хорош, чтобы перейти в НФЛ? У меня нет никаких сомнений», — сказал Кехо. Главной заботой Кехо о Майкле было «заставить его сосредоточиться на том, чтобы быть хорошим игроком для Ол Мисс». (А не хорошим игроком, скажем, для «Грин-Бэй Пэкерс».)
Со своей стороны, Майкл по-прежнему говорил людям то, что они хотели услышать: он планировал остаться в колледже. Но близким друзьям из футбольной команды Ол Мисс он признался, что если после его первого года обучения НФЛ планирует сделать его кандидатом первого или второго раунда, он перебросит свои дела в НФЛ. Если его разум начал склоняться к мыслям о будущей профессиональной славе, его трудно было винить. Один из его лучших друзей по команде, полузащитник Патрик Уиллис, должен был быть задрафтован в первом раунде драфта НФЛ 2007 года и получить миллионы долларов. (Уиллис, как ни странно, тоже был бедным чернокожим ребенком из Теннесси, которого усыновили белые родители.) Если это могло случиться с Патриком, то не было никаких причин, по которым это не могло случиться с ним. «Патрик отличный игрок, — сказал Хью Фриз, — но у него нет того, что есть у Майкла». В начале 2007 года, по предложению спортивного агента, Майкл поехал в Нэшвилл, чтобы потренироваться с горсткой старшеклассников, которые собрались там, чтобы подготовиться к съезду скаутов НФЛ. Съезд скаутов — это место, где скауты НФЛ подвергают потенциальных новичков серии порой причудливых упражнений, чтобы определить их пригодность для профессионального футбола. Агент подумал, что Майклу пойдет на пользу увидеть, как выглядят будущие игроки НФЛ вблизи, и он посмотрел. «Я бы хорош, — сказал он. — Я не думал, что у кого-то там было что-то, чего не было у меня». Более или менее: он уже был сильнее, быстрее и более атлетически одарен, чем игроки, ожидающие выбора в первых трех раундах предстоящего драфта. А он все еще развивался.
Нет ни одного второкурсника, играющего в линии нападения колледжа, о котором скауты НФЛ были бы готовы сказать: «Когда он станет достаточно взрослым, чтобы стать профессионалом, мы выберем его в первом раунде драфта». Во-первых, футболисту колледжа не разрешается участвовать в драфте НФЛ до окончания третьего курса, и скауты, как правило, перегружены игроками, находящимися непосредственно под рукой. Во-вторых, всегда существует риск того, что игрок получит травму, попадет в тюрьму, будет исключен из колледжа или иным образом станет бесполезным для игры: так зачем переживать о футболисте, пока это не понадобится? Но Майкл оказался в некотором роде исключением; когда скауты приехали в Ол Мисс в начале 2007 года, чтобы еще раз взглянуть на Патрика Уиллиса, несколько человек попросили посмотреть «паренька Оэра». Просто чтобы увидеть, правда ли то, что они слышали. «Если Майкл захочет участвовать в драфте после окончания третьего курса, — говорит Джимми Секстон, агент, который представляет многих игроков НФЛ, а также, что интересно, многих тренеров НФЛ. — Вопрос будет не в том, будет ли он задрафтован. Вопрос только в том, насколько высоко он будет взят».
Майкл Оэр завершил обмен: одна жизнь на другую. Он не хочет оглядываться назад. В эти дни он почти вообще не разговаривает со своей матерью; хотя, когда звонят его братья, он обычно им перезванивает. Он редко возвращается туда, где вырос. Он проводит большую часть своего времени с футбольной командой, или на занятиях, или с Туохи. Мир, когда-то подстроенный так, чтобы гарантировать его неудачу, теперь кажется подстроенным так, чтобы обеспечить его успех, и он утверждает, что не видит в этом ничего странного или тревожащего.
Но я вижу. Если бы у меня было больше терпения к этой истории, я мог бы подождать десять лет, чтобы рассказать ее. Посмотреть, например, что стало с Майклом как профессиональным футболистом и взрослым человеком до того, как я написал о нем. Но мне казалось, что самая важная часть истории Майкла Оэра закончилась: его ценностью больше не пренебрегали. Он превратился из наименее ценимого пятнадцатилетнего подростка на планете в одного из самых высокоцениваемых подростков восемнадцати лет. На рынке для него действовали великие силы. Некоторые из этих факторов возникли в результате изменений в футбольной стратегии: профессиональный футбол теперь подчеркивает ценность задачи, для выполнения которой тело Майкла Оэра подходит идеально. Но более значительные силы возникли в результате ряда социальных случайностей — его переезда из бедного черного Мемфиса в богатый белый Мемфис, то, что его приютила богатая белая семья и, прежде всего, его готовность вынести огромное количество неприятностей и дискомфорта, чтобы улучшить свою судьбу. Майкл Оэр, возможно, был рожден, чтобы играть на позиции левого тэкла в НФЛ, но если бы он остался в той среде, в которой родился, никто бы никогда не узнал о его таланте. Я все еще нахожу это замечательным. Когда мы перечисляем все проблемы, с которыми сталкивается американское гетто, мы обычно не включаем его неспособность идентифицировать своих звездных спортсменов и экспортировать их. Но даже мальчики, способные играть в НФЛ, могут родиться в столь неблагоприятных обстоятельствах, что их таланты никогда не будут замечены.
Теперь, когда Майкла Оэра заметили, дискуссии о нем приобрели другой тон. Люди больше не спрашивают: «Что мы будем с ним делать?» Или «Как мы будем спасать его?» Они спрашивают: «Как нам максимизировать его невероятную ценность?» Выходя на третий курс в Ол Мисс, Майкл Оэр остается на задворках профессионального футбольного сознания. Но если бы он был корпоративной акцией, аналитики с Уолл-стрит оценили бы его как перспективную покупку. При немного лучшем управлении представьте, сколько еще таких, как он, могло бы быть.
— Апрель 2007 года.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Я ВСЕ ЕЩЕ НЕМНОГО СМУЩЕН тем, как я наткнулся на историю, рассказанную в этой книге, и как медленно я ее воспринимал. Осенью 2003 года, проезжая через Мемфис, я позвонил Шону Туохи. Мы с Шоном были одноклассниками в течение тринадцати лет в школе Исидора Ньюмана в Новом Орлеане, штат Луизиана. Когда мы были совсем маленькими, мы были хорошими друзьями — был промежуток между первым и четвертым классом, в течение которого я регулярно ходил за ним из школы на грунтовую баскетбольную площадку за его домом, чтобы посмотреть, сколько времени ему потребуется, чтобы набрать сто очков против меня. (Обычно, не много) Но я не видел его и не слышал о нем двадцать пять лет, когда позвонил ему, чтобы сказать, что пишу статью для журнала о нашем бывшем школьном тренере по бейсболу. В тот вечер я услышал о Майкле Оэре, который быстро становился членом семьи Шона — и почти не обратил на это внимания. Я написал статью о нашем тренере для журнала New York Times, которая стала книгой под названием «Тренер» [Coach], в которой немного промелькнул и Шон, и двинулся дальше.
Несколько месяцев спустя, работая над НФЛ для очередной статьи в журнале, я узнал, что левый тэкл стал гораздо более высокооплачиваемым, чем другие линейные нападения, и мне стало интересно, как это произошло и что сами левые тэклы сделали для этого. Затем я узнал от Шона, что Майкла теперь преследуют футбольные тренеры колледжей, которые видели в нем будущего левого тэкла НФЛ. И вот тогда-то я и присмотрелся. Вскоре после этого Шон приехал ко мне в гости. Мы снова пошли ужинать, но на этот раз пришла моя жена Табита. Когда мы перешли к теме Майкла Оэра, Шону потребовалось около десяти минут, чтобы заставить ее смеяться, двадцать, чтобы заставить ее плакать, и тридцать, чтобы испортить ужин. Но это того стоило, потому что в машине по дороге домой она сказала: «Я не понимаю, почему ты пишешь о чем-то другом». У меня была такая же мысль, но я отбросил ее, так как это казалось каким-то неспортивным, как охота в поле с наживкой — обращаться за литературным материалом к приятелю с детского сада. Одно дело было включить Шона в качестве фоновой фигуры в мои мемуары; совсем другое — рыться ради книги в его жизни. Так что теперь, когда пришло время разделить и раздать мою благодарность, моя жена заслуживает еще один большой ее кусок. Если бы она не подтолкнула меня к признанию моего интереса к Майклу Оэру, я не уверен, что продолжил бы развивать свой интерес.
Я также должен поблагодарить Шона и Ли Энн Туохи. Для них эта книга была предметом некоторого безразличия. На самом деле, это не совсем так. Шон притворился равнодушным, но на самом деле был немного удивлен; Ли Энн притворилась равнодушной, но на самом деле немного сомневалась. Никто из Туохи никогда не спрашивал, почему я провожу так много времени, околачиваясь в Мемфисе или в их гостиной. Никто никогда не спрашивал меня, что я планирую написать; никто никогда не намекал на желание увидеть рукопись до того, как она пойдет в печать. Они уделили мне свое время и свои точки зрения и оставили все как есть. Я всегда буду благодарен им за открытость и великодушие.
В изучении футбола мне очень помогли люди из студенческого футбола и НФЛ. Билл Уолш и Билл Парселлс терпеливо просидели со мной на протяжении многих сеансов и бесчисленных часов допросов. Пэт Хэнлон и Эрни Аккорси из «Нью-Йорк Джайентс» несколько лет назад показали мне внутреннюю часть фронт-офиса НФЛ, и оба продолжали обучать меня. В «Индианаполис Кольтс» Крейг Келли и Билл Полиан были более полезны, чем они думают; в «Сан-Франциско Фотинайнерс» Парааг Марафон был постоянным источником знаний и проницательности. Кевин Бирн из «Балтимор Рэйвенс» и Патрик Викстед из «Вашингтон Редскинс» сделали мою жизнь намного веселее, чем она должна была быть в их раздевалках. Координатор защиты «Теннесси Титанс» Джим Шварц был достаточно любезен в течение последних нескольких лет, чтобы время от времени выступать в качестве резонатора.
Мне также помогли многие нынешние и бывшие игроки НФЛ. Когда я только взялся брать интервью у профессиональных футболистов, меня поразило, насколько с ними было легче разговаривать, чем с профессиональными бейсболистами, которые склонны воспринимать вопросы как оскорбления. Я хотел бы поблагодарить некоторых из них за то, что они приложили дополнительные усилия вместе со мной: Лоуренс Тейлор, Стив Уоллес, Джонатан Огден, Гарри Карсон, Тарик Гленн, Дуайт Фрини, Энтони Муньос, Тим Лонг, Джо Джейкоби, Линдси Кнапп, Джо Тайсманн, Дэн Одик, Рэнди Кросс и Уилл Вулфорд. Чтобы разобраться в рынке футболистов, мне помогли несколько агентов: Том Кондон, Гэри О'Хаган, Ральф Синдрич и Дон Йи. История клиента Йи, Д'Брикашоу Фергюсона, нового левого тэкла «Нью-Йорк Джетс», оказалась на полу редакторской; но он тоже не жалел своего времени. Лорел Айерс, вдова Джона Айерса, предложила трогательный и незаменимый взгляд на своего мужа. Лэнгстон Роджерс дал мне возможность взять интервью практически у всей футбольной команды Ол Мисс и позволил мне почувствовать себя желанным гостем с того момента, как осенью 2004 года я впервые ступил на территорию кампуса Ол Мисс. Хью Фриз был постоянным источником футбольной проницательности; если бы я был спортивным директором Ол Мисс, я бы просто передал Хью нападение и позволил ему руководить им. Вряд ли найдется много тренеров, которые знают об игре в линии нападения больше, чем Джордж ДеЛеоне, который покинул Ол Мисс и теперь руководит нападением в университете Темпл. Я ценю те долгие часы, которые он потратил, пытаясь объяснить мне то, что он знает.
Салим Чоудри открыл свои архивы в Зале славы профессионального футбола в Кантоне, штат Огайо, и помог мне покопаться в них. Редакторы Total Football II: Официальная энциклопедия Национальной футбольной лиги получают мою непреходящую благодарность за доступ к столь фантастическому ресурсу. Особенно вдохновляло эссе Кевина Лэмба об эволюции футбольной стратегии. Рик Фигейредо дал мне возможность посмотреть старые игры «Найнерс». Тони Хорвиц, Джейкоб Вайсберг и Эдди Эпштейн прочитали первый вариант этой книги и дали мне хорошие концептуальные советы. Роб Нейер просмотрел ее строчку за строчкой и поправил шокирующе большое количество моей прозы.
В издательстве W. W. Norton, опубликовавшем все мои книги, кроме одной, я подчеркнул производственную линию даже больше, чем обычно. Нэнси Палмквист и Аманда Моррисон проделали замечательную работу, убедившись, что страдания, которые я причинил им, в свою очередь, не причинили их читателям. Дон Рифкин был достаточно любезен, чтобы все перепроверить. Дебра Мортон Хойт создала прекрасную обложку.
На улицах Мемфиса мне тоже потребовалась большая помощь. Уайатт Эйкен оказался идеальным экскурсоводом по местной духовной жизни. Большой Тони Хендерсон — один из тех людей, которые заставляют происходить множество невероятных вещей, и он часто творил свою магию в моих интересах. Делвин Лейн считался бы моим самым высокопоставленным другом в Учениках Гангстера, если бы он не отказался от своего титула лидера банды. Когда Делвин стал возродившимся в вере и решил посвятить свою жизнь Христу, он предположил, что в придачу его могут и убить. (Наказанием за то, что высокопоставленная фигура покидала ряды гангстеров, как правило, была смерть.) Так что я благодарен, я полагаю, другим Ученикам Гангстера за то, что они сделали исключение для Делвина и позволили ему жить и просвещать меня. Без помощи Филлис Беттс из Университета Мемфиса, которая возглавляет социологическое исследование Херт Вилидж, эта книга была бы еще менее информативной, чем она есть в плане жизни гетто Мемфиса. Дебра Кирквуд поделилась своими знаниями о системе патронатного воспитания в Теннесси; Пэт Уильямс рассказал о своем опыте помощи в создании христианской школы Брайаркрест; а Лиз Марабл рассказала о государственных школах Мемфиса и о том, как Майкл мыслит, благодаря многочасовому обучению его элементарной математике.
Майкл был забавной темой, потому что, по крайней мере поначалу, ему было так мало интересно говорить о себе. Он копил личную информацию так же, как копил все остальное. Его память, возможно, и была относительной силой в школьных занятиях, но, похоже, она пренебрегала записью своего же собственного жизненного опыта. Когда я спросил Майкла о его прошлом, он заявил, что не помнит его, и не мог понять, почему я нахожу его интересным. Он не был рад тому, что люди узнали бы его получше, и, похоже, он не собирался делать исключение для меня. После года приставаний к нему я почувствовал себя обреченным узнавать о своем главном герое исключительно от других. И вот однажды ни с того ни с сего Майкл позвонил мне. «Ты тот парень, который продолжает задавать вопросы обо мне всем прочим людям в мире, когда ты мог бы просто прийти и спросить меня?» — сказал он. Вскоре наши беседы стали намного интереснее. Он многое помнил о своем прошлом, часто в ярких деталях. Одним из удовольствий работы над этой книгой были долгие беседы с Майклом. Полагаю, я еще долго буду болеть за него.
Послесловие переводчика
Я, признаться честно, не ожидал большой реакции на перевод этой книги — слишком уж специфичный вид спорта для нас. Тем не менее, не могу не выразить признательность всем тем, кто дочитал эту книгу до конца. Познавательная, не правда ли? И если уж так случилось, что вы прочитали книгу, но еще не смотрели фильм — то очень советую. Если бы не кино Джона Ли Хэнкока (и, если уж на то пошло, то и Беннета Миллера, того, что снял Moneyball по книге, которую тоже написал Майкл Льюис), то вы бы не читали этот перевод сейчас.
О, и нельзя не упомянуть о том, что-таки стало с Майклом, ведь автор писал книгу, когда парень переходил на третий курс колледжа и оправдал ли он все те авансы, которые ему обильно выписывались? По-моему скромному мнению, не совсем. Он все же закончил колледж (отучившись четыре года, что делают не многие талантливые футболисты-студенты и получив степень по уголовному правосудию), вышел на драфт и там его забрали... под общим 23 пиком, что не так, что бы высоко (но все-таки первый раунд). Восемь сезонов, три разные команды, 110 матчей (все в стартовом составе) — это карьера очень хорошего игрока, но под ее конец Майкл страдал от травм и закончил с профессиональным футболом в 30 лет, а это для линейного игрока нападения чуть ли не пик карьеры. Что касается личной жизни, то в 2022 году Майкл женился на Тиффани Рой, с которой встречался на протяжении 17 лет и у них четверо детей (2 мальчика и 2 девочки). Кстати, в 2011 году, через пять лет после выпуска этой книги, Майкл написал свою — «Я преодолеваю все трудности: от того, чтобы быть бездомным до Невидимой стороны и дальше» [I Beat the Odds: From Homelessness to The Blind Side and Beyond], но это уже совсем другая история...
Есть так много спортсменов и видов спорта, помимо футбола, которые буквально манят, так что, я надеюсь, что уж каждую десятую книгу я буду переводить не о соккере (а может и даже чаще). Надеюсь вы меня в этом поддержите.)
По уже сложившейся доброй традиции в первой и последней главе каждой из книг я оставляю ссылку на специальную страницу, на которой вы можете оказать посильную и добровольную помощь-благодарность автору перевода. Также можно подписаться на меня в сервисе boosty. Не стесняйтесь пользоваться такой возможностью — и вам не особо затратно, и мне — приятно.) Тем более, что на том же boosty я раз в месяц публикую epub версии книг для более удобного чтения!
На этом все, а вступление к следующей книге вас будет ждать уже в эту пятницу!
¡Читайте на здоровье!
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
