«Это была наша война»
Верите вы или нет, но я правда был рядовым игроком. В свой первый год в колледже я немного нервничал, потому-что, хоть в это и сложно поверить, до этого я никогда не был частью настоящей, организованной волейбольной команды. Сперва, мне также с трудом давалась и учёба, а ещё к этому можно прибавить то, что я впервые жил не дома. Моими соседями были Рауль Папалео из Пуэрто-Рико, который даже не говорил по-английский, и Кевин Бэк, которого я вообще не знал. Всё это было не так легко для меня, и думаю, что я выглядел, как типичный первокурсник со взглядом напуганного оленя.
Первые тренировки в IPFW я пропустил, и появился только через неделю, потому-что играл за вторую сборную США в Аргентине. Занятия в колледже начались в конце августа, и когда в сентябре я вернулся из поездки, в нашей комнате уже прошла вечеринка, на которой все успели обсудить меня.
На первую тренировку я пришёл с мелироваными волосами и козлиной бородкой. Я зашёл в зал, и ещё не дойдя до волейбольной площадки услышал крик отца: «Тони, Фрэд! Возьмите эту примадонну-первокурсницу и уберите с её лица это дерьмо!» Конечно, я поменял слово, которое на самом деле использовал мой отец, на довольно безобидное «дерьмо».
Я подумал: «Что вообще происходит?»
Эти двое схватили меня и потащили вниз. Я знал Тони Лунинга и Фрэда Малкольма, которые были старше меня, уже долгое время, так что мне было не страшно, что они сделают мне больно, и спросил: «Это ведь шутка, правда?» Они спустили меня по лестнице к раковине, и используя станок BIC, на сухую побрили мне лицо. Я смиренно поплёлся обратно в зал, с красным кругом вокруг рта, на том месте, где должна была быть моя козлиная бородка.
Тогда я подумал: «Видимо, я сделал большую ошибку на той пресс-конференции [когда сделал выбор в пользу волейбола и команды отца]». Я даже не помнил, что было какое-то правило насчёт растительности на лице, и честно говоря, не уверен, что оно вообще существовало. Через какое-то время после той акции, я уже делал со своей растительностью на голове всё, что хотел. Вообщем, я думаю, что это было одноразовое правило для ребёнка ростом двести два сантиметра.
Оглядываясь назад, я понимаю, что это было обдуманное решение моего отца. Он не был расстроен из-за бородки, он просто хотел создать такой прецедент в первый же день после моего возвращения из сборной. У него в команде были уважаемые парни вроде Тони и Фрэда, и он не собирался переворачивать всё с ног на голову из-за своего сына, нового «волейбольного короля», сыгравшего за вторую сборную США. Он просто сказал своё слово. Я думаю, что по большей части, я прекрасно понимал всё это. Время от времени я давал отцу возможность использовать кнут, но слишком больших хлопот не доставлял.
По-настоящему полезным оказалось то, что предыдущим летом, я, Тони и Фред с шести утра до трёх часов дня выполняли очень утомительную работу – строили бассейны. Это была тяжелейшая работа, но я любил её, потому-что мне нравились трудные задания и возможность находиться на свежем воздухе. Вообщем, мы делали эту работу, а потом нам позволяли приходить в тренажёрный зал, чтобы потягать железо или поиграть в волейбол на песке. На первом курсе я чувствовал себя гораздо увереннее, имея за плечами время, проведенное с этими ребятами.
Мы были друзьями, но я уважал их настолько, что никогда не смел им перечить на волейбольной площадке. Если Фред говорил: «Мы должны сделать именно так»,– я просто шёл и делал это. В свой первый год я не был лидером, а был скорее ведомым, и пытался делать то, что мне говорили Тони, Фред или Том Юнке. Думаю, этот период был очень полезен для меня, и тот опыт помог мне позднее, когда старшие ребята ушли, и началось моё становление, как лидера. Если честно, Тони и Фред не были самыми одарёнными волейболистами в мире. У Фреда была прекрасная рука, а Тони был очень умён и всегда играл на максимуме, пытаясь достать каждый мяч. Но подчерпнуть больше ты можешь именно от таких людей, как они, а не от тех, кто просто одарён природой. Я научился у них преданности своей работе, и это подтолкнуло меня к попытке стать новым лидером команды после их ухода.
Мой первый год в колледже был самым хорошим из четырёх. Та команда не была лучшей, но это был лучший сезон, потому-что практически всё получалось так, как мы хотели. В этот год я играл роль упавшего на хвост игрока, и это одна из причин, почему у меня всё так здорово получалось. Определённое давление конечно присутствовало, но оно было не таким, как в следующие три года, когда это шоу уже стало моим.
Я действительно не чувствовал никакого давления в тот первый год. Возвращаясь назад, именно это и было причиной того, почему я выбрал волейбол. Я всегда чувствовал себя комфортнее именно в этом виде спорта. Особых ожиданий насчёт собственной игры у меня не было, и я больше думал о том, как помочь отцу и команде достичь определённых целей. Это казалось очень подходящим мне на тот момент, а давление началось намного позже.
Думаю, Тони и Фред проделали хорошую работу, чтобы оградить нас от излишнего напряжения. Отец был очень умён, и не позволял мне давать интервью, потому-что, кто знает, что я мог ляпнуть. Тони и Фред просто следили за тем, чтобы мы хорошо работали и двигались вперёд. Верите вы или нет, но я правда был рядовым игроком. И именно поэтому я не чувствовал никакого давления на протяжении всего сезона, включая Финал четырёх, просто выполняя то, что мне скажут старшие ребята.
Я ненавидел университет Ball State лет с двенадцати, а может и раньше. Мой отец проиграл тридцать три раза подряд, играя за эту команду, и тренировал много игроков оттуда, будучи тренером Harding High School. Когда он выходил на площадку он уже знал, что арбитр собирается засудить его команду, сделав пять-шесть «левых» свистков за матч. Нужно было видеть его убитое состояние, когда он приходил домой после очередного поражения, будь это безнадёжные 0-3 или 2-3, с хорошими шансами на победу. Он не спал всю ночь и пересматривал записи игр снова и снова. На следующий день в церкви он мог не проронить ни слова. Мы чувствовали, как ему было плохо. Я помню, как орал на Криса Купера, Криса Бирмана, Рэнди Личфилда или Корки Робертсона. Я ненавидел их. Они мне до сих пор не нравятся, даже несмотря на то, что я ничего не имею против них. Поэтому наши игры против Ball State были таким же соперничеством, как у Индианы и Пердью в баскетболе. Это была наша война.
В конце сезона мы победили команду университета Ball State на их площадке, став лучшими в своей конференции, и впервые вышли в Финал четырёх. Я до сих пор помню, как тем вечером мяч перелетел через руки Стефана Стамато, приземлился прямо перед Дэйвом Байером, и мы победили. Я иногда пересматриваю эту запись и наблюдаю, как после этого розыгрыша, я тут же бегу к толпе болельщиков, нахожу свою маму и крепко обнимаю её. Все эти в прошлом великие игроки, вроде Лорена Геберта и Джея Гольштейна тоже были на той игре, так что мы могли разделить свою радость и с ними. После этого мы с отцом отыскали друг друга в самом эпицентре празднования, обнялись, а потом я сказал ему: «Это для тебя».
Всем всегда казалось, что у нас с отцом было очень эмоциональное общение, но обычно всё ограничивалось короткими фразами: «Я хочу играть за тебя», «Это для тебя», или, как он говорил мне несколько раз за мою карьеру: «Просто играй на максимуме». Нам никогда не нужно было много слов, чтобы попасть в точку. Возможно, так сложилось, потому-что мой дедушка со стороны отца тоже не был многословен. Впоследствии таким стал и его сын.
Помню, что обычно отец был очень строг во время поездок на автобусе на матчи и после них. Но я хорошо запомнил поездку из Манси в Форт-Уэйн, когда отец вёз меня, Тони, Фреда и остальных ребят на фургоне, с той самой игры против университета Ball State. Я не буду посвящать вас во все детали, но этот час стал лучшей поездкой в волейбольной истории IPFW. Тогда мы ездили не на больших автобусах, а на Ford Econoline – совсем небольшом минивэне. Половина игроков были без обуви, потому-что от счастья забыли её в спортзале. Кажется, на Тони были его Speedo, а некоторые из ребят даже не приняли душ. Мы пели: «Гавайи, мы идём», и ещё много чего. О, мой Бог, отец тоже пел, и он никогда не был таким счастливым за рулём! Лучшая поездка на автобусе в моей жизни.
В конечном итоге, попадание в финальный турнир NCAA(*) стало огромным успехом для отца и его программы. Если оглянуться назад – это стало началом чего-то большого, но я совсем не приписываю это себе. Этот командный успех случился очень вовремя, и отец смог оказаться там, где он находится сейчас – в когорте лучших тренеров страны. Я правда думаю, что это очень сильно помогло отцу в его тренерском деле. Это придало ему больше уверенности, и с того момента он стал ещё более целеустремлённым в своей работе.
Мы приехали на Гавайи, на свой первый Финал четырёх. Там было две категории команд: первая, считала что реально может выиграть чемпионат, а вторая была счастлива уже тому, что оказалась на Гавайях. Я думаю, тот факт, что наша команда относилась ко второй категории, не позволил нам сыграть так, как мы могли. Хотя лично я был очень доволен своим выступлением, да и Фред сыграл очень здорово. В матче за третье место против университета Penn State мы сыграли очень хорошо, но этот матч уже ничего не значил.
Помню, как перед матчем с университетом Южной Калифорнии ассистент тренера Дэнни Джонсон сказал мне, что эта игра станет проверкой того, насколько я хорош для звания «Новичок года», как меня тогда называли. Я пытался быть по-настоящему агрессивным, очень мощно подавать, и совершать обманные удары, когда только можно, поскольку ребята на той стороне сетки никогда не видели связующего ростом двести два сантиметра. За Южную Калифорнию играли Джейсон Стимфиг и Дэн Гринбаум, рост которых был сто восемьдесят восемь и сто девяносто три сантиметра соответственно. Мне удалось вести игру агрессивно, и думаю, кое-что этим матчем я доказал. Я скидывал мячи на заднюю линию, обманывая защитников соперника. Мне удалось сделать это семь или восемь раз. Поскольку, мы находились на Гавайях, этому обманному удару мы дали название «ананас».
Я до сих пор помню всю стартовую шестёрку, игравшую тогда за университет Южной Калифорнии. Они выиграли чемпионат за год до этого и намеревались выиграть его снова. В их составе играли Брайан Айви, Кеввин Перкинс, Дэн Гринбаум, Джень Ки Луи и другие. Я был не уверен, что заслуживал находиться с ними на одной площадке, прежде всего потому-что был первокурсником. Забавно, но впоследствии с некоторыми из них я играл за национальную сборную. Глядя на на USC(*), понимаешь, что это настоящая движущая сила волейбола США. Все говорят о Калифорнийском Университете Южной Калифорнии (UCLA), но тогда USC были сильнее. У них играли одни из сильнейших игроков в стране за всю историю студенческого волейбола, и для IPFW выходить с ними на одну площадку под эту проклятую песню всех времён «Trojan»(*), было чем-то невероятным. Это была битва Давида и Голиафа.
К сожалению, моя команда провела не лучший матч, и USC победили нас в четырёх сетах, но я был доволен своей игрой. Думаю, именно после этой игры звание «Новичок года» прикрепилось ко мне окончательно. Тот Финал четырёх стал моим дебютом в настоящем студенческом волейболе, и я почувствовал его истинный вкус.
Примечания:
NCAA (Национальная ассоциация студенческого спорта) — национальная университетская спортивная ассоциация, которая организует спортивные соревнования в колледжах и университетах США и Канады.
USC – университет Южной Калифорнии.
Trojan – гимн спортивных команд университета Южной Калифорнии.
