10 мин.

Федерер как духовный опыт. Часть вторая

51

В блоге «С миру по Нитке» – вторая часть статьи Дэвида Фостера Уоллоса, которая дает метафизическое объяснение феномена Роджера Федерера.

Часть 1

Красоту топ-спортсменов невозможно описать прямо или передать словами. Форхенд Федерера – это звонкий удар хлыста, его бэкхенд может быть плоским, с верхним вращением или резаным – причем подрезка совершается так, что мяч меняет форму в полете и скользит по траве на уровне лодыжки. Скорость его подачи находится на высочайшем мировом уровне, а по разнообразию направленности и технического исполнения никто к нему не может даже приблизиться. Движение при подаче настолько гибкое и естественное, что по телевизору оно выделяется только неким угреподобным изгибом всего тела в момент контакта с мячом. Его интуиция и чувство корта кажутся неземными. И у него лучшие ноги в туре – ребенком он был футбольным вундеркиндом. Все это правда, и при этом ничего из сказанного не объясняет и даже не передает то чувство, которое возникает, когда смотришь на его игру. Первое ощущение – это красота и гениальность. Чтобы это стало более понятным, придется подойти ко всем эстетическим вопросам косвенно, например, так, как Фома Аквинский подходил к своей невыразимой сущности, пытаясь определить ее в терминах, чем она НЕ является.

Во-первых, игру Федерера невозможно понять, наблюдая ее по телевизору. По крайней мере, полностью. У теле-тенниса есть свои преимущества, но в этих преимуществах скрыты недостатки. Самым главным из них является некая иллюзия близости. Замедленные теле-повторы, приближения и графика дают нам так много, что мы даже не подозреваем, что мы при этом теряем. И главной потерей является абсолютная материальность тенниса высочайшего уровня, то ощущение скорости, с которой движется мяч, а игроки принимают решения. Эту потерю легко объяснить. Во время розыгрыша телевидению важно показать весь корт так, чтобы мы видели обоих игроков и общую геометрию обмена ударами. Для этого выбираются точки обзора, которые находятся сверху и за задней линией. Таким образом, телезритель находится сверху и за кортом. Эта точка зрения укорачивает корт, что известно любому студенту. Реальный теннис – это игра трех измерений, но на телеэкране мы видим только два. Измерение, которое теряется или, скорее, сокращается на экране – это настоящая длина корта – 78 футов (23, 77 метра) между задними линиями. Скорость, с которой мяч преодолевает это расстояние, то есть скорость удара, в телепоказе неуловима, а при живом просмотре выглядит просто страшно. Возможно, это звучит непонятно или надуманно – тогда сходите сами на какой-нибудь профессиональный турнир, желательно на второстепенные корты на начальных раундах, где можно сидеть в нескольких метрах от боковой линии, и почувствуйте разницу. Если прежде вы смотрели теннис только по телевизору, вы просто не представляете себе, насколько сильно профессионалы бьют по мячу, насколько стремительно он летит, насколько мало времени имеет игрок, чтобы отреагировать, и насколько быстро соперники двигаются, поворачиваются, выполняют удары и переходят к следующему удару. И никто не делает все это быстрее или, точнее сказать, с большей обманчивой легкостью, чем Роджер Федерер.

Еще интересно, что телепоказ в меньшей степени скрывает ум Федерера, поскольку этот ум часто можно рассмотреть в ракурсах. Федерер способен видеть или создавать сам такие точки и углы для выигрышных ударов, которые не находит никто другой. И как раз телепоказ идеален для улавливания и повтора этих «Моментов Федерера». Правда, в телепоказе гораздо сложнее уловить, что эти зрелищные удары не берутся ниоткуда, они готовятся на протяжении всего розыгрыша и ровно столько же зависят от умения Федерера манипулировать перемещением оппонента, сколько от умения выбрать направление последнего удара. Понимание того, как и почему Федерер способен заставлять других спортсменов мирового класса действовать по задуманному им сценарию, требует лучшего технического понимания современной игры, чем телевидение способно дать.

Уимблдон – это странное место. Поистине, это Мекка игры, храм тенниса, но было бы гораздо проще поддерживать надлежащий уровень благоговения, если бы турнир не стремился так настойчиво напомнить тебе, что он храм тенниса. Здесь присутствует какая-то особенная смесь закоснелого самодовольства и непрерывной саморекламы. Уимблдон напоминает какого-нибудь деятеля, у которого вся стена офиса заполнена всевозможными значками, дипломами и наградами, и каждый раз, когда ты приходишь в его офис, ты вынужден смотреть на эту стену и говорить что-нибудь о том, как ты впечатлен. Стены Уимблдона, практически каждый более или менее значительный коридор или проход, завешены постерами, фотографиями с ударами чемпионов прошлого, списками фактов и исторических деталей «Уимблдона» и так далее. Кое-что из этого интересно, кое-что просто странно. Например, уимблдонский музей тенниса содержит коллекцию всех возможных видов ракеток, которые использовались на этом турнире на протяжении десятилетий. Так вот, один из плакатов на стене в одном из проходов рассказывает об этой выставке, там есть фотографии и назидетельный текст, что-то типа «История ракетки». Вот концовка этого текста (цитата):

«Современные облегченные ракетки с большими головками, сделанные из материалов космического века таких, как графит, бор, титан и керамика, полностью изменили характер игры. Обладатели мощных ударов с сильным верхним вращением доминируют в теннисе в наши дни. Игроки стиля serve-and-volley и те, кто полагаются на точность и тонкость исполнения, практически исчезли».

Это как минимум странно – видеть такой диагноз, висящий здесь на четвертом году правления Федерера на «Уимблдоне». Ведь швейцарец привнес в мужской теннис такую степень точности и тонкости, которой в нем не видывали, по крайней мере, со времен Макинроя. Но это всего лишь свидетельство власти догмы. Почти два десятилетия линия партии состояла в том, что современные технологии как в теннисном оборудовании, так и в подготовке спортсменов, превратили теннис из игры быстрых и сбалансированных в игру атлетичных и мощных. Именно эта линия партии и является причиной возникновения современной силовой игры на задней линии. Сегодняшние профессионалы стали заметно больше, сильнее, атлетичнее, а высокотехнологичные композитные ракетки реально расширили их возможности относительно скорости и вращения ударов. Потому источником недоумения приверженцев этой самой догмы является вопрос – каким же образом кто-то, обладающий физическими кондициями Федерера, умудряется доминировать в мужском туре.

Существует три вида адекватных объяснений господства Федерера. Первое включает в себя мистику и метафизику и, по моему мнению, находится ближе всех к истине. Другие имеют большее отношение к технике и созданы в основном для прессы.

Метафизическое объяснение состоит в том, что Роджер Федерер один из тех редких сверхъестественных спортсменов, на которых не действуют, или, по крайней мере, действуют не полностью, законы физики. В качестве примеров можно привести Майкла Джордана, который мог не только прыгать нечеловечески высоко, но и зависать в воздухе вдвое дольше, чем предписывает гравитация, и Мохаммеда Али, который мог, порхая по рингу, нанести 2-3 удара джебом за то время, за которое с точки зрения физики можно нанести только один. Есть, вероятно, полдюжины других примеров с 1960 года. И Федерер входит в число тех, кого можно назвать гениями, мутантами или аватарами. Он никогда не спешит и не теряет баланса. Приближающийся мяч для него висит в воздухе на доли секунды дольше, чем должен. Его движения скорее гибкие, нежели атлетичные. Как Али, Джордан, Марадона и Грецки он кажется одновременно и более, и менее материальным, чем его оппонент. Особенно одетый во все белое, как все еще требуется на Уимблдоне, он выглядит так, будто (мне кажется) он существо, тело которого состоит одновременно из плоти и света.

Тезис о том, что мяч в воздухе зависает и замедляется, повинуясь воле швейцарца – это настоящая метафизическая правда. Вспоминается один случай. После полуфинала 7 июля, в котором Федерер уничтожил Йонаса Бьоркмана, не просто обыграл, а именно уничтожил, была обычная пресс-конференция. На ней Бьоркман, который дружит с Федерером, сказал, что ему «повезло занять самое лучшее место», откуда можно наблюдать, как «швейцарец играл в практически совершенный теннис». А когда перед пресс-конференцией теннисисты болтали и шутили, Бьоркман спросил Роджера, насколько ненатурально большими ему кажутся теннисные мячи, и на это Федерер ответил: «Примерно как шар для боулинга или баскетбольный мяч». С одной стороны, этой шуткой он скромно пытался поднять настроение Бьоркману, подтверждая, что и сам удивлен тем, как он сегодня необычно хорошо играл. С другой стороны, этими словами он приоткрыл тайну о том, как теннис выглядит для него. Представьте, что вы – человек, обладающий чрезвычайно хорошими рефлексами, координацией и скоростью, и что вы играете в теннис на высоком уровне. В процессе игры в теннис вы не будете осознавать свои феноменальные рефлексы и скорость, но вам будет казаться, что теннисный мяч довольно большой и двигается медленно, и у вас всегда есть много времени, чтобы выполнить удар. Зрители, для которых мячи летают слишком быстро и со свистом, а в полете выглядят размытыми, приписывают вам небывалую скорость и небывалые навыки, но вы-то их не ощущаете.

Скорость восприятия – это далеко не все. Теперь поговорим о технике. Теннис часто называют игрой сантиметров, но это клише в основном относят к точкам падения мячей. С точки зрения игрока, наносящего удар по мячу, теннис скорее игра микронов: малейшие изменения в момент удара будут иметь огромное влияние на скорость и направление полета мяча. Действует тот же принцип, что и в стрельбе из винтовки – малейшее отклонение при прицеливании может вызвать промах, если цель находится достаточно далеко.

В качестве иллюстрации давайте рассмотрим замедленный повтор. Представьте себе, что вы теннисист и стоите на приеме за задней линией в правом углу. Мяч послан вам под форхенд, вы поворачиваетесь боком к траектории полета мяча и начинаете отводить ракетку назад, чтобы принять мяч форхендом. Давайте остановим ракетку в точке, когда вы совершили примерно половину движения вверх для удара. Мяч находится на уровне вашего бедра, примерно в 15 сантиметрах от вашей ракетки. Здесь появляются разнообразные варианты. В вертикальной плоскости наклон ракетки на пару градусов вперед или назад даст вам возможность придать мячу верхе вращение или подрезать его, удерживая ракетку перпендикулярно, вы получите плоский удар без вращения. По горизонтали поворот ракетки чуть влево или вправо, а так же нанесение удара на доли секунды раньше или позже позволит вам ударить либо кроссом, либо по линии. Кроме того, незначительные изменения в движении ракетки определят, насколько высоко над сеткой полетит мяч, что наравне со скоростью и некоторыми специальными характеристиками замаха влияет на глубину удара, высоту отскока и т.п. Есть также моменты, связанные с тем, насколько близко вы позволили мячу приблизиться к вашему телу, какую хватку вы используете при ударе, насколько согнуты ваши колени, как смещен вес вашего тела, способны ли одновременно следить не только за мячом, но и действиями вашего оппонента. Это все тоже играет свою роль. Плюс, надо учитывать тот факт, что вы приводите в движение не статический объект, а уже движущийся по направлению к вам и имеющий вращение – особенно учитывая то, что скорости в профессиональном теннисе оцениваются, как невозможные для сознательной реакции. Скорость первой подачи Марио Анчича в среднем превышает 210 км/ч. Расстояние в 23,77 м от его задней линии до вашей мяч преодолевает за 0,41 секунды. Это меньше, чем то время, которое вам понадобится, чтобы дважды быстро моргнуть.

Вывод – профессиональные теннисисты имеют дело с такими временными интервалами, которые не дают возможности действовать осознанно. Таким образом, мы можем в основном полагаться на набор оперативных рефлексов и на чистую физическую реакцию, но не на сознательное мышление. И при этом, эффективный прием подачи зависит от большого набора решений и физических настроек, которые требует более осознанных и активных действий, чем моргание, мгновенная реакция при испуге и т.п.

Успешный прием сильно поданного теннисного мяча требует того, что иногда называется кинестетическим чувством, которое подразумевает под собой возможность контролировать свое тело и используемые приспособления (ракетка, лыжи и т.д.) в процессе решения сложной системы задач. Существует целый ряд терминов для обозначения различных составляющих этого кинестетического чувства: ощущение, прикосновение, форма, проприоцепция (способность воспринимать положение и перемещение в пространстве собственного тела или его отдельных сегментов), координация тела, координация работы глаз и рук, кинестезия (совокупность процессов, обеспечивающих возникновение ощущений, характеризующих положение различных частей тела человека при перемещении), грация, контроль, рефлексы и так далее. Для многообещающих молодых игроков оттачивание кинестетического чувства является главной целью тяжелых ежедневных тренировок, о которых мы так часто слышим. В процессе этих тренировок развивается не только тело, но и нервная система. Повторение какого-либо действия тысячи раз день за днем дает способность совершать «на ощущениях», подсознательно то, что невозможно выполнить осознанно. Регулярные тренировки со стороны могут выглядеть скучными и даже жестокими. Но наблюдателю невозможно почувствовать то, что происходит внутри спортсмена – тончайшие настройки, вновь и вновь, и ощущение эффекта от этих изменений становится все более и более очевидным, даже если эти изменение ускользают от обычного сознания.

Продолжение следует.

logoATP
logoРоджер Федерер
logoДэвид Фостер Уоллес