8 мин.

Надаль и Роддик с кайфом обсудили теннис – в чем величие Федерера, опасность Джоковича и прикол игры на траве

Через 3,5 месяца после завершения карьеры Рафаэль Надаль пригласил команду подкаста Served во главе с Энди Роддиком в Доминиканскую Республику, где открывал отель и встречался с президентом страны. Там две экс-первые ракетки мира, игравшие друг против друга десять раз на протяжении нулевых и десятых, впервые поговорили про теннис.

Вот главное из почти часового разговора.

Как пришел к осознанию, что карьера закончена

«В 2022-м я выиграл Australian Open и «Ролан Гаррос». Потом на «Уимблдоне» я получил травму живота и не смог выйти на полуфинал. За несколько дней до начала US Open меня снова начали беспокоить мышцы живота (проиграл в 1/8 финала – Спортс’‘). Тогда еще я стал отцом, так что подумал, что просто нормально подготовлюсь к 2023-му, наберу форму к новому сезону. Но на втором турнире 2023-го я травмировал бедро, и это запустило большой процесс.

В теории от этой травмы можно было за несколько месяцев восстановиться. Но я тренировался-тренировался-тренировался и не чувствовал прогресса, на который рассчитывал. Тогда наступил момент, когда встал вопрос об операции. Врачи ее рекомендовали, я сомневался, потому что мне было уже 37, и может, не стоило уже больше всем этим заниматься, но с другой стороны, тремя месяцами раньше я был одним из лучших в мире, поэтому я решил все-таки попробовать.

Операция прошла более-менее хорошо, хотя врачи нашли более серьезную проблему и удалили ее. После этого началась реабилитация, которая продлилась 6-7 месяцев. Потом я начал тренироваться и чувствовал себя довольно хорошо, но все равно было ощущение, что я не могу тренироваться в полную силу, остались физические ограничения.

Тогда я дал себе время, чтобы посмотреть, уйдут ли они позже, потому что в плане тенниса я регресса не ощущал: ни в скорости мяча, ни в чем. Это был сложный период, потому что я говорил себе продолжать бороться на случай, если восстановление все-таки случится, но неделя за неделей шли, а я не мог соревноваться на том уровне, на котором хотел. Может, я просто играл недостаточно хорошо, но сам я считал, что это потому, что я не могу двигаться так, как привык.

И так после Олимпиады наступил момент, когда я приехал домой и понял, что все. До того момента я еще был готов дать себе время, но наступило понимание, что нет смысла ждать дальше, что я уже не вернусь на уровень, который меня мотивирует».

До последнего момента не знал, что будет делать на открытии Олимпиады. Когда узнал, заплакал

«Никогда не смогу выразить всю благодарность организаторам Игр, французскому олимпийскому комитету за то, что дали мне такой шанс. Это был один из самых эмоциональных моментов моей теннисной карьеры. Олимпийские игры – это больше, чем теннис, это важнейшее мировое событие в спорте, так что оказаться их частью – это признание, которое очень мне дорого. А особенно в Париже – городе, с которым у меня история, которую я не знаю, как объяснить. Я понятия не имею, как мы пришли к тем цифрам, к которым пришли. Но это произошло. И мне было очень приятно и ценно чувствовать поддержку и тепло людей в Париже.

Я не знал, что мне надо будет сделать. Мне просто позвонил президент французского олимпийского комитета и сказал, что они хотят, чтобы я поучаствовал в церемонии открытия. Я сказал, что это будет для меня честью. В итоге я не поехал с испанской делегацией на лодку, а приехал куда мне сказали. Но поскольку они все хранили в секрете, мне сказали, что нужно будет взять огонь у Зидана, за пять минут [до того, как это нужно было сделать]. Прямо перед выходом у меня было минуты две в одиночестве, и тогда меня пробили слезы. Но я сказал себе: «Заткнись-ка, а, сейчас надо не плакать, а наслаждаться моментом». Я постарался взять себя в руки, и было потрясающе».

Считает траву своим лучшим покрытием после грунта и любит ее за ясность

«Поскольку я сразу начал много побеждать на грунте, люди решили, что я грунтовый специалист. Да, моя игра очень органично ложится на грунт, но я люблю играть на быстрых кортах. Мое второе лучшее покрытие – это трава. Я уже в 2006-м дошел до финала «Уимблдона» – не то, чтобы мне потребовалось пять лет, чтобы научиться играть на траве. А еще до тех пор я проиграл во втором круге [травяному специалисту] Жилю Мюллеру в 2005-м, в 2004-м я не играл из-за травмы, а в 2003-м обыграл [травяного специалиста] Марио Анчича.

Короче, я сыграл финалы в 2006-м и 2007-м, в 2008-м выиграл, в 2009-м не играл, в 2010-м снова выиграл, в 2011-м снова сыграл в финале. То есть я сыграл в финале на пяти турнирах подряд, в которых участвовал.

А потом наступил момент, когда я больше не мог играть на траве, – не потому что я забыл, как это, а потому что мне колени не позволяли. На траве мне нужно очень четко контролировать колени, а они были вообще не в кондиции для этого до 2017-го, когда им стало получше, и я снова начал хорошо играть на траве. Это было обидно, потому что, если бы не колени, то я считаю, что мои шансы на траве были выше [чем на харде]. С Новаком я бы предпочел играть на траве, а не на харде.

Мне всегда нравился переход с грунта на траву. После того, как два месяца провел на грунте, тебе нужно полностью и резко поменять настрой, заново научиться двигаться на траве, пробивать. С моей подачей, которая не приносила мне быстрых очков, мне нужно было на траве именно играть: резать, быть агрессивнее. Мне нравилось, что на траве перед тобой не стоит выбор: атаковать или защищаться, – поэтому настроиться проще. Если сядешь в защиту, точно проиграешь.

Люди иногда считают, что я играю от защиты, но лично я так не считаю. Я просто каждый удар выполнял с каким-то замыслом, и из-за того, что замысел мог быть разным, я начинал иногда колебаться, что выбрать, особенно на харде, который бывает разным. А на траве таких колебаний не было, всегда было очевидно, что играть надо активно».

Лучший Федерер, с которым Надаль играл, – Федерер-2017. Лучший контроль мяча – у Джоковича

«У меня были абсолютно разные подходы к ним. С Роджером стратегия была очень простая, и я думаю, что в том числе поэтому людям это соперничество особенно нравилось.

Я пытался сломать его бэкхенд, и если я играл по линии, то только в двух случаях: чтобы забить навылет или чтобы освободить корт. А он пытался не позволить мне это сделать, был агрессивен. Каждый раз, когда он пробивал форхенд, у меня было ощущение, что он меня проталкивает на шаг в глубину, потому что его форхенд для меня был лучшим, против какого я играл. Так что рисунок игры был очень понятный, и кто играл лучше, тот побеждал.

В начале карьеры я побеждал в основном на грунте, потом мне удалось начать обыгрывать его и на харде, а под конец он стал гораздо агрессивнее и перестал совершать ошибку из молодости, когда он крутил слева, так что подставлялся мне под форхенд. В конце карьеры он стал больше входить в корт и рисковать, и для меня Роджер в течение какого-то времени начиная с 2017-го был лучшим, с которым я играл. На харде ты чувствовал, что все зависит от него. Плюс, мне было всегда очень сложно читать его подачу, потому что он мог по-разному подавать с одинакового подброса.

Против Новака стратегия была не так важна, нужно было просто играть очень хорошо. У нас с ним, конечно, тоже стили разные, но такой очевидной стратегии, как против Роджера, против Новака не было. С ним я просто знал, что нужно будет играть очень хорошо на протяжении долгого времени и еще по ходу адаптироваться. Потому что ему под лево просто так не поиграешь, так что против него я больше резал, например.

А иногда вообще против него лучше всего играть через середину, чтобы у него было минимум углов. Если открыть Новака и не воспользоваться этим, ты сразу за это поплатишься, потому что я не играл ни с кем и не видел никого, у кого контроль мяча был бы лучше, чем у него».

Я терпеть не мог Надаля, а теперь уверен – он гений

Фото: скриншот YouTube; instagram.com/servedpodcast; Gettyimages.ru/Julian Finney, Ludovic Marin, Lintao Zhang