11 мин.

Без комментариев. Анна Дмитриева

14

- Анна Владимировна, очень часто в рассказах людей, которые прошли, можно сказать, вашу школу, работали вместе с вами – хотя бы на НТВ – останавливаются на вас, вашем значении в их профессиональном становлении, благодарят... Вам действительно настолько интересно и важно передавать свой опыт, работать с новичками?

– Когда наступил какой-то период времени, что я поняла, в принципе, если я хочу иметь будущее, я должна все-таки расстаться с мыслью о том, что я являюсь ведущим, комментатором... У женщин это бывает довольно рано. В то же время я считала телевидение своей профессией – я люблю телевидение – я поняла, что, наверное, надо будет руководить. Это было как раз время, которое совпало с тем, что мы с Алексеем Бурком пришли работать на НТВ и стали создавать новую редакцию, спортивную. Именно с этого момента и началась у меня, будем говорить, вторая жизнь, когда я получать стала удовольствие не от того, что я сама что-то делаю, а от того, что мне удается воплотить – свои, в общем, идеи – в других комментаторах, молодых ребятах, которые, возможно, идут в ногу со временем даже гораздо лучше, чем я.

- Эти два удовольствия – они сравнимы?

– Да, они сравнимы. Потому что, в принципе, на телевидении важен результат; важно то, что получается на выходе. Вообще-то, на телевидении всегда работает команда. Просто тот, кто находится в кадре, тот, кто является комментатором – они как бы уже напрямую доносят до зрителя те идеи, которые были созданы командой. Поэтому я вполне удовлетворялась именно тем, что те, кто работали вместе со мной... Я даже не могу сказать, что они мои воспитанники; я никогда не старалась их обрезать, что называется, мне хотелось, чтобы они сами себя раскрыли и чтобы как можно меньше на них давить, и как можно больше внушать, что они могут.

- Обычно такое отношение выказывают те, у кого при их становлении был блестящий наставник. Кто был вашим учителем?

– Скорее всего, первым человеком, который был со мной рядом – нельзя сказать, что он был моим непосредственным учителем; с другой стороны, я его знала с детства, вместе с ним была и в теннисе – это Николай Николаевич Озеров. Опять же, он тоже, кстати, никогда не предлагал мне какие-то свои варианты. Но всегда вместе со мной отсматривал репортажи и был очень снисходителен. Его задача была – воодушевить. Я думаю, что, в принципе, в работе с молодыми журналистами самое главное – помочь им раскрыть самих себя. А для этого они должны быть раскрепощены, должны быть свободны, должны сами заглянуть в свой собственный внутренний мир. А если им навязывать что-то, то тогда они этого не успеют сделать – будучи послушными. Но, с другой стороны, можно предложить несколько стереотипов – в тех направлениях, в которых можно развиваться. Задача человека, который старше, – во-первых, предложить весь набор вариантов, который к этому времени существовала в мире; не дать им возможности идти по простому пути, а сделать так, чтобы им было интересно идти по более сложному пути. И кроме того, помочь им, когда они чего-то достигают, предложить более сложное, более высокого уровня. Чтобы они не топтались на месте. Молодые должны идти сразу, они не должны замерзать. И они должны отделять идеал от фальши.

- Изначально у вас было какое-то представление идеального комментатора? Оно менялось с течением времени?

– Менялось. Очень много раз менялось, и могу сказать, что сейчас у меня точно нет представления, каким он должен быть. Есть так много разных направлений... Но самое главное, комментатор должен быть интересным – как самому себе, потому что он должен не скучать и пытаться радоваться тому, что он отражает; он должен привнести в себе что-то, что никому не известно, и попытаться это донести до зрителя. Он должен быть свободным от предвзятости. Я сторонник того, что комментатор должен болеть. Если он не будет высказывать своих симпатий, он будет фальшивым. А комментатор должен быть искренним, ему должны верить. Даже если, предположим, его симпатии принадлежат не тому, не той команде или не тем игрокам, за которых болеет какой-то зритель. А вообще комментатор не может нравиться всем. К сожалению. Мы все хотим, но так не бывает.

- В 1972 году вы выпустили книгу «Играй в свою игру». С тех пор у вас не возникло желание написать что-то еще? Например, чтобы поделиться вашим журналистским, телевизионным опытом?

– Когда вы задали мне вопрос, кто был моим учителем на телевидении, я сказала, что моим учителем был Николай Николаевич Озеров. Он просто был первый человек, который меня поддерживал. А вот если на самом деле понять, кто был моим учителем, так им был Юрий Зерчанинов, вместе с которым мы и писали эту книгу. Вернее, он заставлял меня думать, иногда писать – у меня все время были другие заботы, у меня были маленькие дети, я не хотела ничем заниматься, мне так и казалось, что жизнь должна быть безоблачной. И когда мы писали вот эту книгу, он всегда требовал от меня, чтобы я брала воспоминания не с первого, не с верхнего ряда, и даже не со второго, а чуть глубже. Чтобы я пыталась выковырять изнутри вот ту сущность, которая составляла на каждом этапе моим маленьких ранних забот главное. Именно идя по этому пути, я, собственно, и становилась комментатором.

- Некоторые ваши коллеги-комментаторы, с которыми я уже общалась, сравнивали свою профессию с профессией артиста. Вы никогда не жалели, что променяли пуанты на теннисную ракетку? Ведь вы хотели стать артисткой, балериной.

– Я не была балериной. Я хотела быть – но все в детстве хотят быть артистками, балеринами... Хотя, возможно, будь я сейчас маленькой, может быть, хотела бы быть банкиром (смеется). Это случайно произошло. Меня, как всех девочек, которые в том возрасте, когда они должны быть чем-то заняты, отдали в детскую секцию. У меня довольно быстро все получилось. Но никому в голову не приходило, что для меня это станет на всю жизнь занятием. Но так сложилось. Наверное, я иногда думаю, что, на самом деле, можно было сделать что-то более серьезное. Но, когда я закончила университет и когда я поступала работать на телевидение, у меня был выбор. Я могла пойти в отдел культуры, где я могла бы рассказывать о том, чего я не знаю и о чем я только что прочитала; и могла пойти в отдел спорта, где могла бы рассказывать о том, что мне известно. Мне казалось на том этапе, что мне есть, что рассказать. Поэтому я, наверное, во второй раз предпочла спорт.

- Вы, если я не ошибаюсь, закончили филологический?

– Филологический, французское отделение.

- Почему именно филология?

– Почему? В том возрасте, 18-19 лет, когда ты поступаешь в университет, ты особенно не знаешь, чем заниматься всерьез. При этом я хорошо играла в теннис. Я, честно говоря, побаивалась, что могу не потянуть... Вообще мне хотелось в медицинский. Думаю, это одна из наиболее ценных специальностей. Но тогда мне, наверное, надо было бы уже не играть в теннис. И я поняла, надо выбирать что-то, что можно совмещать. А мои родители не могли мне позволить не заниматься ничем (смеется). Как, наверное, мне хотелось в этом возрасте. Поэтому пошла на филологический.

- Но ведь на тот момент уже отдельным факультетом была журналистика...

– А я не предполагала того, что я буду журналистом. Я даже об этом не думала. Филологический факультет – это все-таки факультет, где тебе дают хорошее образование, язык, знания. Наверное, меня направили родители туда в первую очередь. Я в то время была уже чемпионкой, на «Уимблдоне» выступала. Наверное, они хотели, чтобы у меня получилось и с образованием, и чтобы я не оказалась неучем.

- Вы говорите, что в журналистику вы не собирались. Как же так сложилось, что все-таки вы в нее попали?

– Когда я закончила свой факультет, у меня было не так много выбора. Либо ты наукой занимаешься, либо ты преподаешь в школе. Или где-нибудь, может, еще. Мне показалось, что на телевидении гораздо интереснее (смеется). Плюс, опять же, я тогда серьезно играла в теннис.

- Теннис, частью которого были вы, теннис советский, и теннис сегодняшний, постсоветский... Они абсолютно разные? Или есть какие-то точки соприкосновения, есть общие черты?

– Наверное, конечно, общие черты есть. Характер современных российских теннисистов, безусловно, является продолжением характера бывших советских игроков. В общем, они как-то... родственны. Ведь у нас были и грузины, и эстонцы, и украинцы – сейчас мы говорим преимущественно о российских игроках. Хотя мы следим и за всеми теми, кто представляет бывшие советские республики, они нам тоже близки. Просто, во-первых, современный теннис ничего общего не имеет с тем теннисом, который был в нашей жизни. Он стал атлетичным видом спорта. Тогда он таким не был – хотя нам казалось, что нагрузки те же. Теннис очень стремительно идет вперед. Новые технологии производства ракеток создали теннис более быстрый, более резкий. Смотреть на тот теннис, который был в нашей жизни, и сравнивать его с тем, что есть сейчас – это практически разные виды спорта.

- Есть ли что-то в современном теннисе, в современных теннисистах, что вы не принимаете? Какие-то манеры поведения на корте, крики при нанесении ударов, например.

– Крики? Ну да, они начались где-то с Моники Селеш. Сейчас это свойственно Маше Шараповой. В принципе, крики – это следствие так называемой американской школы. Она существовала всегда. И даже в наше время были теннисистки, которые как бы стонали на выдохе – это считается, так сказать, полезным, для того, чтобы получился расслабленный, естественный удар. Может быть, современные некоторые теннисистки чуть злоупотребляют этим. Нет, вы знаете, я достаточно спокойно отношусь ко всему, что могло бы раздражать людей старого поколения, в сравнении с теми, кто живет сейчас и создает нашу жизнь сегодня. Именно поэтому, наверное, мне и интересно работать с молодыми. Я не хочу им навязывать свое. Я хочу увидеть у них что-то интересное, что может двинуть любую профессию вперед. И с этой точки зрения я с интересом наблюдаю за всеми теннисистами, теннисистками – нашими теннисистками... Всеми они мне по-разному интересны, не все, быт может, симпатичны, но это вопрос времени (смеется). Когда они повзрослеют, они станут другими.

- А кто на данный момент является вашей теннисной музой? В 2000 году ей, если я не ошибаюсь, была Елена Дементьева.

– В 2000-м? Вы знаете, Дементьева мне вообще нравится очень. Как девочка, как теннисистка. Может быть, не все у нее мне кажется совершенным, но это индивидуальность очень яркая – с одной стороны; и очень естественная – с другой. Потому что она имеет интеллектуальную основу. Это не так часто бывает в жизни вообще и в спорте в частности. От Дементьевой никогда нельзя ждать каких-то выходок, которые нехарактерны для воспитанных людей. Но как игрок, вот такой вот, совершенный, игрок... Трудно сказать. Сейчас нет таких игроков, которые были бы стопроцентно универсальны. Я болею, в первую очередь, конечно, за Дементьеву; в некоторых случаях мне очень импонирует игра Кузнецовой – если она может владеть собой. Светлана имеет очень разностороннюю подготовку, но ей не хватает немножечко устойчивости нервной системы. Я думаю, что следующий год может стать ее годом. В какой-то степени. Посмотрим. Ну и Маша Шарапова. Потому что она очень эффектна и самобытна. И, когда она представляет нашу страну, ее очень приятно комментировать.

- Вы ожидаете волны теннисистов/теннисисток из какого-то нового региона, страны? Несколько лет назад все говорили о нашествии русских, затем наступила, скажем так, сербская волна, сейчас начинают уделять больше внимания китайским спортсменам... Возможны, к примеру, теннисисты из Африки?

– Я думаю, что нет. Есть, конечно, Марокко, Египет – если говорить о Северной Африке. А центральная... нет пока. Там просто нет школы. Зато в Южно-Африканском Союзе много, это теннисная страна. Плюс есть бывшая Родезия – теперь она... Зимбабве. В наши времена создавали основу, создавали моду на теннис представители США и Австралии. Европейцы как-то заметно отставали, лишь иногда, за счет каких-то ярких индивидуальностей, они выскакивали вперед. Сейчас пальма первенства перешла к Европе – в самых разных проявлениях. Тот же Федерер, тот же Энди Маррей, те же сербские теннисисты... И французы время от времени. Хотя во Франции сейчас превалирует все-таки темнокожее представительство. Я думаю, что в Китае, безусловно, должно что-то произойти. Китайцы в спорте сделали баснословные шаги. Другое дело, что сейчас, пока после Олимпиады не появилось ничего нового. Может быть, это была единовременная вспышка, при подготовки к Играм в Пекине. Это я пока не знаю. Но я думаю, что азиаты самые разные – и из Таиланда, и из Кореи, и из Китая – в скором будут говорить о себе.

- Телеведущая Марианна Максимовская на вопрос, не устала ли она за почти двадцать лет каждый день вести информационную передачу, отрезала, что «новости – это постоянный драйв, от этого невозможно устать». У Вас так же?

– Ну это не совсем так. Телевидение – это тоже постоянный драйв. От телевидения невозможно устать. Но вы знаете, в общем, если говорить о том, чтобы руководить большим коллективом, то я подумываю о том, чтобы все-таки уйти в сторону и дать возможность молодым управлять этим кораблем – более, быть может, современно. А в каком-то качестве пока еще сохраняться в каком-то качестве в своей редакции... Тоже, вы знаете, можно быстро уйти; потому что я тоже могу стареть. Ну, как-то... Я найду себе применение. Я думаю, что пока еще я могу.