Художники превращают теннис в искусство. Для этого даже строят корт в церкви
От редакции: вы находитесь в блоге «Жестяной барабан», рассказывающем неочевидные спортивные сюжеты. Поддержите автора комментариями, плюсами и подпиской, чтобы историй было больше.
Минутка концептуализма.
Современный художник может воплотить идею сотнями разных способов: от уличных граффити до виртуальной реальности.
Иногда он выбирает из этого обширного списка очень странный вариант – теннис. Корт становится холстом, а игра – главным героем картины.
Художники видят в теннисном матче танец, диалог или «метод поглощения энергетических побуждений» (люди искусства любят говорить заумными фразами). Разбираемся, как это работает.
30 инженеров сделали из теннисистов оркестр. Этот проект предсказал прорыв спортивных технологий
Что увидел художник? Теннис – такое же искусство, как танец или музыка. Главное – поместить игру в правильный контекст.
«Ищущие более полной и более соответствующей духу времени свободы выражения художники заявили, что отрекаются от холста», – так историк Майкл Раш описывает появление перформанса в книге «Новые медиа в искусстве».
Перформанс – форма современного искусства, представление (слово надо понимать очень размыто) в режиме реального времени. Если раньше для искусства был важен объект (картина, скульптура), то в 50-е годы с появлением перформанса художники сосредоточились на действии.
Действия были разные: художники сажали деревья или подолгу лежали в кровати, а в 1966-м американец Роберт Раушенберг создал перформанс, главным действием которого стала игра в теннис.
«Счет открыт» (Open Score) – работа из серии «Девять вечеров: театр и инженерия». Для создания проекта 10 художников объединились с более чем 30 инженерами и учеными. Тогда подобные объединения были в новинку, сейчас у такого даже есть название – сайнс-арт.
Перформанс Раушенберга начинался как обычный теннисный матч. Два спортсмена (художник Фрэнк Стелла и профессиональная теннисистка Мими Канарек) обменивались ударами. Несколько сотен зрителей наблюдали за этим с трибун. Но каждый удар ракеткой сопровождался колокольным звоном и выключением одного из прожекторов.
Все работало автоматически: инженеры запихнули в ракетки специальные датчики и построили вокруг корта большую аудиосветовую систему. Таким образом Раушенберг превратил пару теннисистов в оркестр, а их ракетки – в музыкальные инструменты.
Более того, Раушенберг говорил, что атмосфера театра (звуковое сопровождение, сценический свет) превращает теннис в танцевальную импровизацию.
По определению главной энциклопедии англоязычного мира Britannica, «танец – это ритмичное движение тела (обычно под музыку и в определенном пространстве) с целью выражения идеи или эмоций, высвобождения энергии или просто получения удовольствия от самого движения».
Заменим «танец» на «теннис» – смысл практически не пострадает. Единственное отличие в музыке, и как раз это исправляет Раушенберг (хотя музыка у него специфическая).
Роберт Раушенберг с инженерным изобретением
Спустя несколько ударов арена полностью погрузилась во тьму. В этот момент на нее вышли около пятисот волонтеров. Они выполняли незамысловатые действия, но наблюдать за этим зрители могли только через экраны, на которые выводилась картинка с инфракрасных камер. Когда загорелся свет, сцена была пуста.
Так Раушенберг заставил зрителей сомневаться в реальности увиденного. А еще предсказал несколько вещей, которые сильно повлияли на весь большой спорт и теннис в частности.
Во-первых, приход в спорт передовых технологий (в 91-м на «Уимблдоне» впервые появились часы и прибор, измеряющий скорость подачи, а в 2006-м – Hawk-Eye).
Во-вторых, вызванное технологиями недоверие человеческому глазу. Играли же люди без видеоповторов, но теперь – только с ними. Ни зрители, ни судья не могут быть полностью уверены в том, что видят (повторы регулярно указывают на ошибки).
«Конфликт моего произведения в невозможности увидеть событие, происходящее прямо перед тобой. Единственное решение – посмотреть на экран. Получаются две формы действия: экран света и экран тьмы», – рассказывал Раушенберг.
Из арт-галереи сделали теннисный корт, вокруг поставили школьные доски. На них художник общался с философом о зверях ¯ \ _ (ツ) _ / ¯
Что увидел художник? Теннис похож на диалог. Подача – это вопрос. Каждая реплика как удар ракеткой.
Другая встреча искусства с теннисом произошла в 1996-м благодаря выдающемуся российскому художнику-концептуалисту Илье Кабакову. В его работах перекидывание мяча через сетку символизировало диалог, который художник вел со своим коллегой Павлом Пепперштейном или философом Борисом Гройсом (в 1999-м).
Кабаков создавал теннисные произведения в виде инсталляций – еще одной форме искусства родом из 20-го века. «Это некоторая среда, выстроенная по определенному сценарию, в соответствии с замыслом художника», – объясняет термин «инсталляция» искусствовед Галина Ельшевская.
В центре произведения «Игра в теннис» находился теннисный корт, расчерченный прямо на полу галереи. Вокруг него стояли грифельные школьные доски с написанными на них диалогами: в 96-м на тему «Незнакомец на чужой территории», а в 99-м – на тему «Звери». Над правым углом каждой доски висел телевизор, где транслировалась запись теннисного матча собеседников, а над левым – табло с счетом. Зритель одновременно наблюдал за словесными и теннисными подачами.
– Что за зверь художник – дикий или ручной? – подает Борис Гройс.
– Как известно, разница между диким и ручным зверем состоит в том, что одни разрешают себя потрогать, а другие нет. Художник позволяет себя потрогать за одни места, за другие – нет, следовательно, он вариант компромиссный.
Видео с ретроспективы Ильи Кабакова и его жены Эмилии в 2008 году
В описании работы Кабаков ссылается на олимпийский девиз «Главное не победа, а участие», объясняя, что спор риторический – смысл в процессе, а не в результате.
Но за пределами приятельского поединка подход к соревнованию у Кабакова совсем другой. В фильме «Бедные люди. Кабаковы» он сравнивает теннисиста и художника как две профессии, в которых важно ставить большие цели:
«Любому теннисисту тренер показывает [ролевую] модель. Самое важное в молодом художнике – это не то, что он имеет успех, или его приятель погладил, или он лучше рисует, чем Петя, с которым он в школе учился. Нет, самое главное тут – абсолютная планка в истории, которую он решает взять».
Илья Кабаков во время игры
Люди шли в церковь, чтобы поиграть в теннис. Получилось идеальное место для отдыха
Что увидел художник? Людям нужно проще относиться к жизни. Для этого надо отдыхать. Например, играя в теннис.
Теннис вернулся в искусство в 2017-м, когда американец Асад Раза установил оранжевый теннисный корт внутри миланской церкви Сан-Паоло Конверсо. Это барочное сооружение построили в 1631 году, а в 2014-м архитектурное бюро Locatelli Partners сделало из десакрализованной церкви (здание перешло под контроль нецерковных владельцев) свой офис. Одну половину компания оставила нетронутой, там проходят выставки.
«Асад Раза трансформирует церковь из места общения с высшими силами в пространство двустороннего обмена и отдыха», – описание работы напоминает, что человек дает пространствам смысл, а не наоборот. Не церковь говорит человеку, что в ней нужно молиться, а сам человек наделяет церковь священным статусом.
В отличие от Роберта Раушенберга и Ильи Кабакова, Асад Раза приглашает зрителей сыграть в теннис и дает им снаряжение, тренеров и даже холодный жасминовый чай. Это место не для размышлений об искусстве. Здесь нужно отдыхать и заниматься спортом.
«Для Разы игра служит методом поглощения энергетических побуждений в символических, но не вредных практиках». Проще говоря, спорт – лучший способ выпустить пар.
«Бесконечные корни красоты тенниса – в самосоревновательности. Ты соревнуешься с собственными пределами, чтобы превзойти «Я» в воображении и исполнении», – пишет американец Дэвид Фостер Уоллес в тысячестраничном романе «Бесконечная шутка» (1996).
Искусство отталкивается от тенниса, чтобы создать новые смыслы. Обратная любовь тоже прослеживается: Мария Шарапова ходит на выставки современного искусства, Серена Уильямс рвется в мир моды, а легенда американского тенниса Джон Макинрой владеет галереей на Манхэттене с картинами Уорхола и Баския.
Но это уже другая история. Если вам интересно прочитать о ней – пишите в комментариях.
В «Лолите» очень много тенниса. Он раскрывает смысл романа
Главный спортивный комплекс Рима – памятник фашизма. И никто не стесняется
Теннис свернулся из-за коронавируса, но наш инстраграм про него – нет. Подписывайтесь
Фото: thespaces.com; cathyweis.org; rauschenbergfoundation.org; Gettyimages.ru/Paul Gilham; mos.ru; kabakov.net.
