Карлос Бернардес: «Иногда судей знают лучше, чем игроков»
На нынешнем St Petersburg Open у меня был свой интерес. После серии биографических очерков о самых известных судьях (вот первый, а дальше их еще много) мне очень хотелось поговорить с кем-нибудь из них, чтобы прояснить для себя многие рабочие детали. Благодаря содействию представителя АТР на турнире это стало возможным, и мы с Лерой (это Валерия Ли) поговорили с Карлосом Бернардесом. Он удивительно обаятельный и артистичный человек с красивым мужественным голосом.
- Не могли бы Вы рассказать, как становятся теннисными арбитрами?
– Мой путь немного отличается от остальных. Я работал тренером по теннису в клубе, и где-то в 1990 или 1989 у нас в Сан-Паоло (Бразилия), откуда я родом, проводили матч Кубка Федерации. Мне стало интересно, и я пошел посмотреть, как это работает. Вот там я впервые попробовал себя в качестве линейного арбитра, и мне понравилось. Тогда у нас в Бразилии были еще турниры, и меня пригласили туда поработать. И вот я здесь. После многих лет.
- Я знаю, что в работе судьей есть несколько различных стадий – белый бейдж…
– Да, белый бейдж – это национальный уровень судейства. То есть, если у судьи есть белый бейдж в России, он может работать только на турнирах в России. Потом идет бронзовый бейдж – это первый международный уровень. А потом серебряный и золотой. Чтобы получить белый бейдж, надо закончить школу ITF – у них есть разные школы в разных местах. С бронзовым то же самое – в разных странах есть школы, и если вы сдаете там экзамен, получаете бронзовый. Чтобы получить серебряный, нужны рекомендации супервайзеров. Нужно отсудить минимум 60 матчей международного уровня и получить хорошие отзывы супервайзеров. С золотым то же самое – 100 матчей и рекомендации. Потом ITF проводит собрание, где решается, кто получит серебряный бейдж, а кто золотой.
- А сколько Вам понадобилось времени, чтобы получить золотой бейдж?
– Мой случай немного особенный. Потому что я – судья АТР, а тогда АТР и ITF работали обособленно. У АТР тогда был еще синий бейдж. И я долгое время не попадал в школы для судей, хотя работал судьей в АТР. Но потом я прошел обучение в Нью-Йорке, и через пару месяцев мне дали бронзовый бейдж. А потом сразу золотой. Так получилось потому, что я уже работал на высоком уровне. Сейчас, чтобы получить бронзовый бейдж, надо ждать где-то год или два. А потом, чтобы получить серебряный и золотой – может, пять лет, может, десять, а может и больше. Все зависит от того, как ты работаешь. Потому что надо обслуживать матчи высокого уровня, чтобы получить хорошие рекомендации от других судей и супервайзеров. И если не выпадает шанса судить такие матчи, то путь может занять больше десяти лет. У меня есть друзья, которые работали вместе со мной с самого начала, и у них не было шанса получить серебряный бейдж на золотой.
- И сколько сейчас судей с золотым бейджем?
– Я думаю, нас где-то двадцать пять. Просто есть группа судей АТР, группа ITF и группа WTA.
- И в чем между ними разница? Судьи АТР судят мужские матчи…
– Нет, это раньше мы в основном судили турниры АТР, а судьи ITF – турниры «Большого шлема» и Кубок Дэвиса. Но сейчас мы больше работаем вместе – судьи АТР судят Шлемы и Кубок Дэвиса, судьи ITF работают в АТР. Потому что эти организации хотят, чтобы больше высококлассных судей работали на крупнейших турнирах.
- Вы знаете, есть несколько мнений о месте судьи на вышке в теннисе. Некоторые считают, что хорошо, если судья популярен, но другие считают, что судья не должен привлекать к себе внимание. Что вы думаете по этому поводу?
– Понимаете, лет, скажем, шесть-семь назад теннис не часто показывали по ТВ. И только если человек приходил на турнир, он видел и судей, и игроков. Сейчас все транслирует телевидение. И в большинстве случаев матчи обслуживают одни и те же судьи. Поэтому иногда люди знают нас лучше, чем игроков. Иногда после окончания матча игроки уже ушли, а судья еще остается, чтобы с кем-то сфотографироваться. Иногда это довольно неудобно. Но так бывает. На корте мы стараемся быть…
- Невидимыми?
– Да, почти так. Но вне корта, если кто-то хочет сфотографироваться, мы не можем сказать «нет». Мы не может все время говорить «нет, нет, нет». Мы стараемся не слишком выпячивать себя, но мы же не можем ни с кем не разговаривать и отказываться, если кто-то просит автограф. И я не вижу в этом ничего плохого. Я думаю, что нужно найти баланс. Потому что именно игроки – звезды, а не мы. Но люди могут разговаривать с нами, просить автографы, просить сфотографироваться. И я думаю, что это нормально. Теннис сейчас намного популярнее, чем раньше, и мы просто пытаемся дружелюбно относиться в людям, потому что они так относятся к нам. Они помогают нам чувствовать себя как дома, стараются облегчить нам жизнь. Мы же ездим по 30 недель в году. И это непросто – так много времени проводить вне дома.
- А что Вам больше всего нравится в работе судьей на вышке?
– Вызов. Иногда надо работать на матчах, о которых можно было бы подумать: «Да ладно, это же всего лишь сотый номер против тысячного». Но все не так. Я люблю теннис. И все спорные решения, разговоры с игроками, со зрителями, ТВ – это приносит удовольствие, увлекает. Но мне в моей работе нравится вообще все – переезды, встречи с новыми людьми. Сюда я впервые приехал, по-моему, в 1996, и это было в феврале – зимой. Я никогда раньше не бывал нигде, где может быть минус 18. Я приехал сюда – все белое от снега, а я из Бразилии, где плюс 30. И я думаю: «Что это?». Снег везде, и я пытался ходить в обычных брюках, но и пяти минут не мог провести на улице. (Стучит по столу). Мои брюки стали такими. И через много лет я все еще приезжаю сюда, и вижу, что тут работают те же люди. И я думаю, что это хорошо. Потому что у нас нет обычной жизни – мы знакомы с разными людьми со всего мира. Мы живем в туре.
- Вы не устаете от тенниса?
– Нет. Я люблю спорт. Дело в том, что у нас нет обычной работы. Нет офиса, куда мы приходим каждое утро, весь день подписываем документы, ходим в банк… Нет, для нас каждый матч – это совершенно новая история. Болельщики, еда, отель, время – тут семь часов разница во времени с Бразилией. А отель в Санкт-Петербурге – один из самых красивых в мире, как и весь город. И все это в сумме и доставляет мне радость. Потому что мне нравится, что я могу побывать в таких местах и встретить хороших людей.
- А Вы можете вспомнить самый важный, самый памятный для себя матч?
– Я судил два финала US Open, но первый был самым эмоциональным. Я работаю в АТР, а US Open – это ITF. И я к тому же не из той страны, где проводится «Шлем». Я не француз, не американец, не австралиец. Но тогда была тенденция к продвижению собственных судей, и я понимал это. А потом это начали ломать.
И вот они стали разбирать сетку, и в одной части был Роддик, Надаль в другой, Федерер тоже, и вдруг мне сказали, что я буду судить финал. Вот так. У меня было такое чувство – что? Я был очень удивлен это был просто восторг. Потому что это мечта – судить финал ТБШ. В Нью-Йорке стадион на 23 000 зрителей, атмосфера как на футбольном матче.
И на том же US Open я работал на встрече Агасси с Блэйком, и матч закончился в полтретьего утра, Агасси выиграл 7:6 в пятом сете. На матче была фантастическая атмосфера. Тогда у нас не было Hawk-Eye, и все говорили, что это был очень тяжелый матч. А на следующий год на турнире много матчей откладывали из-за дождя, поэтому эту встречу показывали по телевизору раз пять за неделю. Потому что многие считали этот матч одним из лучших в истории. Именно после таких матчей чувствуешь, что вся многолетняя работа не напрасна – именно на таком матче хочется работать. Ты чувствуешь себя частью истории.
- Кстати, что Вы думаете по поводу Hawk-Eye, он помогает судьям?
– Hawk-Eye помогает всем. Во-первых, он меняет игроков. Раньше они жаловались постоянно, а сейчас они могут своими глазами увидеть, что неправы. У них есть три попытки, и игрок начинается жаловаться, берет попытку и ошибается, еще раз – снова ошибка. И потом он начинает думать, что, может быть, это он не прав. Лучше просто играть и предоставить машине право решать. И некоторые ребята успокаиваются и просто играют в теннис.
Нам это тоже помогает, потому можно показать игроку, что он неправ. К сожалению, это не для всех. Если ты не топ-игрок, если ты не харизматичен, если ты не местный игрок, у тебя не будет возможности использовать Hawk-Eye. На турнирах «Большого шлема» из 20 кортов максимум на трех есть система.
Но я не думаю, что у нас были бы какие-то спорные ситуации в важные моменты. Не было такого, чтобы Hawk-Eye решал судьбу матча. Сейчас есть такая статистика, что в 30 процентах случаев ошибаются судьи. То есть, если в матче есть три важных спорных розыгрыша – в одном судья может ошибиться. Если таких ситуация 10, то 3 будут ошибками. Но очень сложно представить себе, чтобы именно эти 10 розыгрышей были судьбоносными.
Интервью получилось большое, поэтому продолжение следует.
Мне всегда было интересно с чего же начинается карьера судей м/н уровня. Про бейджи впервые слышу, удачно просветилась ::)
Ждем продолжения)