Вы слышали про Шаолинь – символ Китая, но вряд ли знаете, как там учатся и живут. Мы поговорили с человеком, который познал этот путь
Олимпиада-2022 проходила в таинственной и во многом непостижимой стране. Одно из знаковых мест загадочного Китая – знаменитый Шаолиньский монастырь.
Как туда попасть, что такое кунг-фу и как монахи относятся к туристам? Sports.ru связался с Алексеем Карповым – куратором школы традиционного шаолиньского кунг-фу мастера Ши Янчена – и все разузнал.
«Понял, что единственный вариант – попробовать стать китайцем»
– До Шаолиня все было обычно – я работал в научно-исследовательском институте телевидения начальником отдела внешних связей и маркетинга. Возможно, это был накопительный эффект – я много дней подряд к 25 годам задавался вопросом: и что потом, что дальше, зачем это все? Получу ли я удовольствие, когда достигну того к чему, мне кажется, нужно идти?
Когда я не ответил сам себе на этот вопрос, понял, что хочу сделать что-то важное. Важное – как хочешь, так и понимай. Важное для кого? Для себя, для кого-то, для семьи? Мне казалось, что можно делать, во-первых, не боясь, а во-вторых, чтобы это было важно.
Я поехал искать свои корни в Китай. Даже не было вопроса, почему в Китай. У меня прадедушка – китаец, я просто решил поехать, чтобы понять, кем был мой прадедушка. Все связи были оборваны, его репрессировали в Красноярск.
Описать все это трудно – что бы я ни сказал, все будет неправильно, все будет, наверное, выдумано. Проще сказать: я не мог не узнать про прадедушку, я осознал, что, кроме меня, этого никто не сделает. Я испытываю особенный трепет к корням. Чтобы эту связь не потерять, решил ее максимально восстановить. Не напрямую это делал – ведь все связи оборваны, неизвестно, как его искать, – кроме записей в архиве, ничего больше нет. Понял, что единственный вариант – попробовать стать китайцем. Это я первый раз так сейчас сформулировал.
Если вы не бывали в Китае, то что знаете про него? Скорее всего, китайскую медицину, китайский чай и китайские боевые искусства. Из трех я выбрал то, куда мне наименее сложно двигаться. От природы я спортивный, но не имею аграрного образования – чай отпадает, и не имею медицинского образования – в 25 лет идти в медицину поздновато. Я занимался боевыми искусствами – ребенком пару лет ходил на дзюдо.
Я не бывал в Китае, не говорил по-китайски и в таком состоянии оказался в этой стране, где вообще все по-другому. Я представил себе ситуацию: что я буду там делать, если попаду? Понял, что найду мастера, который чуть-чуть говорит на английском, и он, скорее всего, будет расположен к тому, чтобы заработать на иностранце.
Понял, что нужно чувствовать, что мастер хочет сказать. Поэтому искал его в России: сначала прошелся по стилям, понял, что так называемые русские мастера не располагают к себе. В том смысле, что они выглядят как тренеры, а не как мастера – мне же нужно было изучить культуру, а не как кулаками и ногами махать.
Так нашел Ши Янбина в Москве и записался на вводный курс. Поехал на две недели, остался в этой школе на полгода, а потом поехал вместе с ними на летний выезд в Шаолинь. Все поехали на две недели, я остался еще на два месяца. За это время нашел в Китае своего мастера и занимался с ним. Через две недели отдыха в России вернулся к нему и остался уже на полгода, потом еще раз на полгода. И так 4 года: начал в 2015-м и в 2019-м уже поступил в университет в Китае.
«Начать можно в любом возрасте, но результат будет не олимпийский. А в кунг-фу и нет такого понятия»
– Каждый раз, когда слышу вопрос про возраст и начало поисков, пытаюсь понять, в чем его корень? Почему он возникает? Предполагаю, что, например, в фигурном катании вряд ли можно продуктивно начать в 25 лет. С другой стороны, чтобы понять, что фигурист испытывает, можно начать и в 60 – понятно, что тройной тулуп не получится.
В кунг-фу, да и вообще в китайских боевых искусствах начать можно в любом возрасте, но результат будет не олимпийский. Смысл в том, что в китайских боевых искусствах и нет такого понятия, как олимпийский результат. Есть результат для самого себя. Раскрываешь не мастерство на ринге, на соревнованиях, а раскрываешь мастерство самого себя.
Конечный результат? Вы знаете, какой конечный результат у дождя? Я бы мог что-нибудь придумать, но сегодня я так скажу, через день будет уже другой ответ, через год – третий. Суть не поменяется. Думаю, наш западный менталитет строит такой каскад событий, где мы делаем что-нибудь для какой-то цели. А в чем цель-то?
Мы же это и исследуем через нашу работу, через хобби – создаем возможность заниматься тем, что любим, чтобы исследовать, в чем цель. Двигаемся безостановочно, что-то ищем, находим, теряем. И тут – то же самое. Все дело в процессе.
«Первая тренировка на рассвете, последняя – на закате»
– Как выглядит обычный день ученика школы при Шаолине?
– В шаолиньских трактатах написано: ученик должен начинать тренировки на рассвете, а заканчивать на закате. Мы поднимаемся за полчаса до рассвета, умываемся, строимся, начинаем пробежку, и восходит солнце. Последняя тренировка – на закате.
Первая и последняя тренировка разделяется три раза на прием пищи и на один дневной сон. И все. Остальное время тоже идут тренировки – всего их четыре за день.
Можно по китайскому аграрному календарю разделить – и получается, что у нас ровный ритм, как у двигателя.
– Очень похоже на распорядок дня профессиональных спортсменов.
– А как по-другому? Все одинаково. Например, я отправился в путешествие на мотоцикле, но особенность поездки была в том, что до этого я на нем не ездил. Летом в пандемию я сидел дома, и мне было очень тоскливо сидеть на одном стуле. Я подумал, что если я все равно сижу, тогда буду сидеть на чем-то движущемся. Пошел в автошколу, сдал на права, буквально за два месяца организовал поездку и поехал. И для меня это история о том, как тренируешь тело в процессе практики шаолиньского кунг-фу.
Я тренировал не движения удара или блока, силу, ловкость, скорость или устойчивость – это было все в комплексе. Нельзя сказать одним словом, что я что-то тренировал, а другое не тренировал – в шаолиньском кунг-фу такого нет, там все вместе. Я тренировал свое тело. Тело становится более готовым ко всему в любой ситуации. Мое тело стоит благодаря стойкам, они за это время стали хорошими – я стал хорошо чувствовать землю, научился стоять ровно. На одной ноге, на двух, на руках – не важно.
Поэтому на мотоцикл я сел и сразу поехал, я его сразу почувствовал, не нужно было привыкать. Все очень похоже, везде все одинаково. В мотоспорте есть такой вид – мотоджимхана – скоростное фигурное маневрирование вокруг конусов. И мне повезло в Петербурге встретиться с представителем этого спорта, он дал мне одно занятие. И все слова, что он мне говорил – человек с большим опытом – они абсолютно синонимичны словам, которые говорил мой шаолиньский мастер. Смысл не в том, что говорит этот человек или тот; а в том, что они хотят донести. А это всегда одно.
И вот шаолиньское кунг-фу дает общее понимание связи всего в одном.
«Можно выбрать спарринг-партнера и побоксировать, но только когда все смотрят»
– Есть ли развлечения в шаолиньской школе?
– В процессе развлечения по факту повторяется тренировка: прыгают акробатические трюки, повторяют движения животных – прыгают обезьяной, жабой. По выходным есть время для чтения книги и просмотра одного фильма. Читают не массовую литературу, а свое, на китайском, но ограничений нет.
– А запреты в питании?
– Все питаются одинаково, в столовой. Пища в целом вегетарианская, но опять же запрета на мясо нет, хотя в основном они не едят мясо. Есть китайцы, которые едят мясо, есть наши ученики, которые его едят – тут ничего страшного. Но говорят, что лучше мясо не есть. И в этом есть определенный физиологический процесс в том числе. Если почитать конкретную литературу на этот счет, можно узнать, что для некоторых организмов мясо дает тяжесть. Думаю, со временем монахи стали чувствовать это и перестали его есть.
– Есть ли в школе список правил?
– Нельзя драться, нельзя мальчикам с девочками проводить время наедине, нельзя опаздывать, нельзя оставлять еду в тарелке, нельзя ослушаться мастера. Эти 5 правил я сгенерировал по своим наблюдениям. Никакого инструктажа нет.
Как иностранцы мы, во-первых, больше наблюдаем. Как будто приехали в гости к дальним родственникам – к таким, которые встречают вас очень тепло и ценят знакомство с вами. Нам не говорят, что можно, а что нельзя. Но если я один из учеников опоздал на тренировку, а потом я вижу, что он сидит в мабу (стойка в кунг-фу) полчаса, пока не затрясутся ноги, то я понимаю: не нужно опаздывать. И когда я опаздываю, то понимаю, что могу оказаться в такой же ситуации. Обучение примерно так и происходит.
– В школе изучают боевые искусства, но есть запрет на драки. Может, есть хотя бы спарринги?
– По субботам в первой половине дня у нас есть время на саньда – это вид рукопашного боя в перчатках и другой защите. По выходным можно выбрать себе спарринг-партнера и побоксировать с ним – но только когда все вокруг будут смотреть, когда будет оборудован ринг.
Мой мастер, когда человек не может выбрать себе партнера, говорит: я сам назначаю, исходя из того, что вижу. Это делается для того, чтобы дети выплескивали энергию. Просто запрет на драки – это глупо: у детей много энергии, они не будут все время сидеть смирно. Энергия тела выходит в тренировках, а эмоциональная энергия выходит в спаррингах. Это больше как игра, но это все равно серьезный спарринг – бывает и кровь. Девочки тоже встают в спарринги, иногда их даже с мальчиками ставят.
«Не нужно ничего испытывать, мастерство приходит само. Когда не думаешь – это и называется кунг-фу»
– Кунг-фу – это мастерство. Причем мастерство не теоритическое, а практическое. То, которое приходит, рождается в теле через многократные повторные действия. Если взять кувшин и бутылку с узким горлышком, и наливать воду из кувшина в бутылку, то сначала вода будет проливаться мимо бутылки, но к концу кувшина мы найдем ту самую струю, которая вольется ровно, не оставляя ни капли вокруг. И чем больше таких бутылок мы нальем, тем точнее струя будет заходить в бутылку. Это нельзя объяснить, рассказать – нужно только делать.
В «Чжуан-цзы» (даосская книга притч) есть на эту тему хорошая история про мясника, который искусно разделывал бычьи туши. Он говорил: вжик-вжик и все сделано, я не могу этот процесс описать даже сыну. Не нужно ничего испытывать, оно приходит само в какой-то момент, но об этом совсем не думаешь. И когда не думаешь – это называется кунг-фу. Когда тело чувствует в руке нож и видит перед собой объект – оно знает, что делать.
– Идет работа над телом, но при этом развивается дух. Есть ли специальная работа над духом – молитвы или что-то такое?
– Всегда есть две стороны, и нужно развивать обе. Но одним людям нужно развивать чуть больше одну сторону, другим – другую.
Я следую середине. Вы когда-нибудь наблюдали за дымом в помещении? Как он ведет себя при разных температурах у потолка и пола? Дым начинает расслаиваться, и если есть в комнате покачивание воздуха, можно увидеть небольшую волну дыма. Вот слой в середине комнаты – между холодным и горячим воздухом – иллюстрирует переход. Дым – это граница. Человек примерно так же должен найти эту середину. В этом примере очень легко представить, что если хаотично ходить по комнате, то этот слой пропадает, а дым и вовсе развеется.
Внутренняя практика – то, что мы называем медитацией – призвана успокоиться с точки зрения внешних движений. Первое – чтобы дать возможность дыму собраться, разойтись в разные стороны и опять собраться в середине, и второе – чтобы быть способным увидеть эту линию между верхом и низом. Но, чтобы быть в таком внутренне собранном состоянии, нужно заниматься телом и снаружи.
Конечно, медитация – это часть буддийского процесса, обучения. Есть молитва, есть медитация. Это как покушать – все забито в расписании.
Медитация – это не метафизический или магический процесс, даже в России уже широко известно, что это совершенно определенный процесс. Именно из-за того, что у кого-то нет ощущения, что это конкретный процесс, бывают вопросы: а как вы медитируете, с какого возраста начинаете? Точно так же, как и любая телесная практика: есть порядок, его нужно исполнять, и тогда будет результат.
Ради красивого ответа можно сказать: да, мы все медитируем по три часа в день, без этого нельзя, мы успокаиваем ум, гладим траву. Но правда в том, что есть и так, а есть и не совсем так. В медитации есть сила, в то же время ее иногда не делают, пропускают, как и все остальное. Даже утреннюю тренировку изредка пропускают из-за погоды – если просыпаемся в 5 утра и идет дождь, лужи на земле, то мы не идем на тренировку. Летом это бывает крайне редко – может один-два раза за весь сезон.
«На месте настоятеля Шаолиня я бы тоже сделал высокую цену и поставил забор»
– В массовом понимании европейцев шаолиньские монахи – это что-то вроде супергероев. На это повлияли фильмы о монастыре. Почему так сложилось?
– Я бы сам хотел узнать. У меня этого не было. В момент, когда я подходил к воротам Шаолиня первый раз, я испытывал чувство предвосхищения чего-то. Но и не было такого, что я смотрел все фильмы про Шаолинь и грезил этой поездкой.
– В самом монастыре нет негатива, что Шаолинь в какой-то мере стал попсовым местом?
– Часть китайцев тоже так считают, и это нормально. Что мы называем попсовым местом? Это популярное место, туда приходит много людей.
– Рады там толпам туристов?
– Нет, конечно! Они бы хотели, чтобы никто не приходил. Но ведь как пришла популярность? Сначала ничего не было. Было всего шесть монахов, когда все чуть не сгорело и очаг в храме не угас навсегда. Пришлось что-то делать, и один настоятель придумал популяризировать – например, снять фильм. Начали делать шаги к тому, чтобы люди ходили, носили подношения, чтобы монахам было на что кушать. Кто знал, что все приведет к таким результатам?
Это обратная сторона популярности. В этом виновата не сама местность, а люди, которые приходят. У них нет внутреннего чувства меры, нет этики и морали. Точнее, нет в необходимом количестве. То, что делают туристы там, в основном западные, не всегда красиво. Потому что западная культура не знает восточную, китайскую в частности. Обычные вещи для китайца выглядят для нас странными, грязными, неопрятными. Точно так же наши обыденные вещи для китайцев выглядят чуждыми, выглядят как неуважение.
Поскольку мы идем в священное место, в буддийский храм – в известный буддийский храм – мы часто ведем себя неподобающе. И сами того не замечаем.
Вероятно, если бы я был настоятелем или просто управляющим, я бы тоже сделал высокую цену, поставил бы забор, нанял бы сотрудников, которые бы следили, убирали. Если в нас нет внутреннего этикета, той самой середины, то не только это конкретное место начинает страдать от популярности, но и любое другое, где мы проявляем неуважение. То же самое с нашими отношениями дома – с родителями, с детьми. Все это одинаково.
– Такое ощущение, что лучший совет туристу, который дали бы в Шаолине, – не ехать туда.
– В этом есть правда. Возможно, я это и имел в виду. Чтобы хорошо себя везде вести, нужно понимать, почему происходят те или иные вещи. Если вам что-то делают или не делают, нужно понимать почему.
Если, например, в компании мне уступает место взрослый человек в ресторане, нужно подумать почему. Возможно, этот жест не означает «садись здесь», скорее всего, по китайской терминологии это будет означать, что этот человек очень ценит мою компанию и поэтому даже предлагает свое место, он этим жестом демонстрирует гостеприимство. Я должен это прочитать и увидеть, внутри поблагодарить его за это и сказать: «Нет, спасибо большое, садитесь вы сюда». В нашей культуре – европейско-российской – такого совсем нет. Мы смотрим на все прямо, и даже просим: «Говори прямо».
Там – все наоборот, нужно на все смотреть через поворот. Всегда есть контекст, подсмысл. Я говорю «всегда» – можно найти нюансы, исключения, но концепция такова. У нас большое расхождение в понимании культуры действий и их причин.
«Люди устроены так, что пока им не покажешь, они не поверят. Я приехал из Шаолиня, а мне: покажи, что ты умеешь?»
– В России считают, что Шаолинь – это часть культурного кода Китая. Это действительно священное место для всех китайцев?
– Есть два аспекта. Первое: культурный слой Китая многогранен. Он не такой, как наш. Он даже не многогранный, а круглый, у него нет граней. А в нашем есть, можно разделить: эта грань называется менталитет, а эта – этикет, эта – религия, философия, история. В Китае тоже так можно разделить, но все же основная особенность их культуры в том, что она едина. Каждый аспект переплетается с каждым, поэтому грань теряется, все становится округлым, нет переходов.
То, что мы называем науками: история, философия, религия – они там очень тесно связаны. И даже сами религии – даосизм, конфуцианство, буддизм – между собой имеют много общих терминов, очень сложно их разделить: непонятно, где заканчивается одно и начинается другое. Поэтому когда мы говорим, является ли Шаолинь частью китайской культуры – безусловно.
Сами китайцы относятся к людям, которые занимаются шаолиньским боевым искусством, так же, как мы – с восхищением. Это видно по количеству китайских туристов. А еще я понял это по тому, как китайцы реагируют, узнав, что я занимался шаолиньским кунг-фу. Это восхищает их до возгласов. Они очень радуются – и тем, что кто-то изучает их культуру, и тем, что иностранцы достигают каких-то высот и тренируются так много, что даже не все китайцы могут себе такое позволить.
– Что такое кунг-фу шоу? Как к ним относятся в монастыре?
– Часто неопрятный человек очень высоко образован. Внешнее и внутреннее не всегда соответствуют друг другу. И шаолиньское кунг-фу – это такая попытка соответствовать внутреннему составляющему. Как продемонстрировать, какой ты внутри? Если мы говорим, что шаолиньское кунг-фу развивает дух, то как это показать? Вот шоу и направлено на то, чтобы это показать. Люди так устроены, что пока им не покажешь, они не поверят. Хотя я не знаю, зачем им вообще верить?
Это особенность и западного менталитета: я приехал из Шаолиня – а покажи, что ты умеешь? Зачем мне показывать? С другой стороны, если я хочу привлечь учеников в свою школу, то нужно показать какие-то движения, мастерство. Скорее всего, оно должно вызывать охающее ощущение: о, насколько Алексей превзошел телесные возможности, он может головой разбивать железные палки. Никого не интересует медленное похаживание слева-направо с медленными движениями руки и ног. Никому непонятно, что это такое.
Хотя именно глазами понимаешь, у кого какое мастерство. Я видел много мастеров разных школ, они уделили разное количество времени тренировкам – и глазами это чувствуешь. Это как огонь: по цифровому огню, сгенерированному компьютером, видно, что он ненастоящий. А настоящий воспринимается естественно. Видно, что нет лжи. И в движениях кунг-фу точно так же – либо течет, горит, льется, либо нет. Бывает, что очень похоже – графика крутая, тут программисты, чувствуется, посидели.
И тут то же самое – все видишь. Очень красивое ощущение находиться в присутствии большого мастера, когда он делает движения – словно рождается огонь из воды.
Игра: вспомните все страны, которые добирались до медалей на Олимпиадах
«Мастера создают завлекухи для туристов, потому что они делают то, что туристы ищут»
– Как найти мастера? В интернете много школ – это завлекуха для туристов или там есть настоящие?
– Нужно ходить, пробовать, смотреть. Да, мастера создают завлекухи для туристов – делают то, что туристы ищут. Получается, школы, которые рождаются для туристов, созданы самими туристами – не мастерами.
Мастера подстраиваются под ситуацию – пусть они не мастера, а тренеры или успешные тренеры-маркетологи. Истинным мастерам нет дела до интернета и рекламы, про них вообще ничего нигде не написано. Самые большие мастера живут в горах, о них только передают из уст в уста.
Отчасти я показал то, о чем раньше не говорили, чего не видели. Сейчас я понимаю, почему об этом не говорится. И теперь я сам не хочу портить это. Это то же самое, что кушать любимое блюдо каждый день: оно начинает портиться. И тут так же: истина всегда очень проста, и если ее проговоришь словами, никто в нее не поверит.
Нужно придумать какую-то истину: высоко в горах, в дальнем храме, у западной стены, 200 шагов на восток и там, где восходит солнце, стоит большой древний дуб и у него висит всего три почки и на одной из почек, если ее откроешь, написано твое имя. Все хотят такую легенду. Вот я сейчас придумал – и можно уже открывать школу. Люди это любят.
Вы же сами знаете, как нужно писать заголовки. Это то же само: приходится конкурировать среди большого потока информации, создавать такие заголовки, которые хочется открыть. Но они не обязательно будут полезны читателю. Это так странно. Я иногда задумываюсь – зачем тогда мы все это пишем? Ведь пишем только для того, чтобы человек прочитал, а не чтобы понял информацию.
И вот с шаолиньским мастерами такая же история – им приходится это делать, чтобы остаться сытыми. Есть же еще мастера и те, кто выдает себя за мастеров. И последние, прикрываясь шаолиньской мантией, часто называют себя теми словами, которые туристы хотят слышать. Все точно так же, как пишутся заголовки для статей. И непонятно, кто в этом виноват. Каждому кажется, что не он: мне приходится писать такие заголовки, потому что другие не открывают.
Здесь мы возвращаемся как раз к серединному пути: если быть умеренным в своих желаниях, быть довольным немногим, тогда мы сможем не писать так много текстов, а писать только действительно важные и называть их очень скромно, чтобы нуждающийся человек очень захотел найти и нашел.
Фото: vk.com/Алексей Карпов
Парень ничего не навязывает, часто отвечает притчами. Получил огромное удовольствие от прочтения. Рад, что многие из комментаторов точно знают, как фишки ходят на самом деле. Всем искренний респект!
Где нас всему научат, а потом мы "такие" возвращаемся, раскидываем недругов, а девочка, в которую мы были влюблены, нас заметит!?
Эх, времена... Куда всё убежало?...