«В 10 лет мечтал играть в сборной СССР и стать пожарным». Интервью с легендой уральского хоккея
На RussianHockeyStyle.Ru – интервью с Равилем Гусмановым, одним из тех, кто определял лицо российского хоккея в нулевые.
Владивосток, gamebreaker, 60 лет
- Работа в «Адмирале» – полезный опыт?
– Считаю себя начинающим тренером, поэтому, конечно, это очень полезный опыт. Во Владивостоке я открыл много нового, делал гораздо больший объем работы, чем даже в «Тракторе» с Белоусовым. Там Валерий Константинович процентов 90 брал на себя, а в «Адмирале» я включался больше – постоянно был в плотном контакте с нападающими, занимался тактикой, как и другие тренеры, все время использовал компьютерную программу gamebreaker. Ее используют клубы в Европе и НХЛ, наши топ-клубы, она помогает в работе с игроками, делает ее более научной.
Наконец, я увидел совершенно иной стиль работы тренера по физподготовке. Ей занимался американец Брэндон Бови. Кстати, летом, пока его не было – над этим работали мы с Александром Андриевским. И это тоже, разумеется, пригодится мне в будущем.
- Опыт самых длительных перелетов в КХЛ тоже приобрели?
– Человек быстро привыкает к новому. Максимальный перелет «Адмирала» длился восемь часов – я адаптировался (хотя раньше мне казалось, что и из Челябинска до Москвы долго лететь). Сейчас комфортные самолеты, ну а наши ребята еще брали надувные матрасы, раскладывали их на трех сиденьях сразу и отдыхали.
- Почему вы расстались с «Адмиралом»?
– Так получилось, что мне пришлось уехать домой. По семейным обстоятельствам. Но мы расстались хорошо – и это не политкорректность. Такие истории – тоже часть работы тренера.
- Как сейчас настроение?
– Настроение хорошее, мне действительно понравился период работы в «Адмирале», это хорошая глава моей биографии. И этот опыт мне, несомненно, пригодится в будущем. Что касается планов – агенты работают, я жду предложений.
- Хоккея в вашей жизни все так же много?
– В декабре еду на праздничный матч к 60-летию магнитогорского хоккея. Но в остальном хоккея стало наоборот меньше. Когда тренируешь, целый день уходит на работу, на анализ соперника – смотришь матчи постоянно. А сейчас только новости смотрю. В основном про сборную. Хотя и вживую тоже – ездил вот с сыном на турнир, посмотрел, как у него дела. Мне сейчас больше нравится, как он прогрессирует, чем в прошлом году.
Белоусов, Кузя, финал
- Как летом 2010 года закончилась ваша игровая история и началась тренерская?
– В штаб Андрея Сидоренко меня пригласил известный челябинский бизнесмен и политик Борис Видгоф, в то время курировавший «Трактор». Мы встретились за чаем, обсудили все детали, все «за» и «против», оставаться ли мне еще игроком или переходить на тренерскую работу. Я посоветовался с семьей и принял решение.
Уже и сам чувствовал, что в игре в команде ухожу на второй план. У меня был еще год контракта, но мне не хотелось просиживать в третьем-четвертом звеньях, не хотелось, чтобы меня держали за прежние заслуги. В первую очередь исходил из этого и из того, что мне уже 38 лет, рано или поздно заканчивать пришлось бы в любом случае, а предложение стать одним из тренеров «Трактора» выглядело очень заманчивым. В конце концов, не так много игроков сразу попадает в команду КХЛ после завершения карьеры.
- Почему в том сезоне не получилось у Сидоренко?
– В «Тракторе» собралась совершенно новая команда, в которой было достаточно много средних игроков. За короткое время – два-три месяца – было очень сложно вывести ее на высокий уровень. И у руководства не хватило терпения.
- Помните день, когда стало известно о возвращении Белоусова?
– Именно тот день – нет. В памяти остались те перемены, которые случились в клубе сразу после прихода Белоусова. Поменялось очень многое: вся структура «Трактора», от раздевалки и тренажерных залов, до системы подготовки и условий проживания. Это был абсолютно другой уровень.
- Но даже Белоусов в свой первый сезон не смог вытащить «Трактор», команда не попала в плей-офф.
– Все равно нужно было время для адаптации. После первого сезона Белоусова в «Тракторе» все понимали – будут большие перемены. Тогда Константиныч сказал: «Мы сделали один шаг назад, чтобы сделать несколько шагов вперед…». Так все и вышло. Просто нужно было время, чтобы сформировать крепкий состав, чтобы хоккеисты, которые уже были в команде, поверили – они могут решать самые большие задачи.
- Например, Попов и Глинкин?
– В том числе. Хотя, конечно, подробнее рассказать о том, как они изменились, могут только они сами. Но ведь Белоусов тем и отличался, что умел найти подход к игрокам, сделать так, чтобы они верили в свои силы. От психологии очень многое зависит. Иногда тот «Трактор» только начинал матч и уже за счет одной уверенности в себе вел 1:0 или 2:0.
- В какой момент сезона 2011/12 вы поняли, что «Трактор» поймал свою игру и стал реальной силой?
– Мы всегда говорили, что очень важно хорошо стартовать. Нужна была серия из четырех-пяти победных матчей. Когда у нас это получилось, мы почувствовали, что команда сильно прибавляет как в самом хоккее, так и в уверенности в себе, в характере. В конце сентября 2011-го мы выиграли в Нижнем Новгороде, а затем – в октябре – еще в шести матчах подряд. И все – в основное время. Вот тогда многое стало понятно.
- Как Белоусов общался с Кузнецовым, понимая, какого размера бриллиант ему достался?
– По-разному. В основном – спокойно разговаривал, как и со всеми. В игре, на льду на тренировках, в быту. У нас всегда приветствовались шутки, а Кузя любил пошутить, но, как очень неглупый человек, понимал, что и когда не стоит делать и как общаться с Белоусовым в тот или иной момент. Кузя очень много работал, был важной частью команды, но в свой последний сезон в Челябинске, мне кажется, уже пресытился. Он понял, что достиг здесь потолка, осознал, что звезда команды и лиги. Ему нужно было уезжать в «Вашингтон», и он закономерно уехал.
- В Челябинске тогда зажглась целая россыпь молодых талантов – Кузнецов, Ничушкин, Нестеров.
– Конечно, они все очень талантливые, но Женя выделялся даже на их фоне.
- Чья это была идея – перевести Нестерова в нападение по ходу плей-офф-2013?
– Он всегда был такого атакующего плана защитником – зрячий, техничный, очень много подключался, играя на привычной позиции. Сергей Тертышный, отвечавший у нас за защитников, знал, что Никита с детства любил атаковать, был своего рода полузащитником. Так что для него не было проблемой сыграть в нападении.
- Какие ощущения оставил финал с «Динамо»?
– Конечно, обидно проигрывать, останавливаться в шаге от золота. Но, считаю, весной 2013 года мы показали хороший хоккей, в некоторых моментах «Динамо» откровенно повезло.
- О чем говорили после шестого матча в раздевалке и тренерской?
– Поблагодарили ребят, сказали, что они сделали хорошее дело для города – вывели команду на очень высокий уровень. У всех была гордость за «Трактор». Только гордость. Это была замечательная команда. Крепкий сплав опыта и молодости, с отличным вратарем Гарнеттом – два медальных сезона он был лучшим в лиге, играл по-настоящему классно.
- Помните, как эта сказка закончилась?
– В апреле 2014-го все были недовольны результатом – после сезона с финалом команда даже не попала в плей-офф. Было ясно – предстоят изменения. Я предполагал, что они коснутся всего тренерского штаба, так что ничего удивительного не случилось. Конечно, в любом случае в таких ситуациях переживаешь, но я стараюсь и к ним относиться спокойно. Сергей Тертышный, которого тоже убрали, стал работать в школе «Трактора». А вот я не совсем готов быть детским тренером.
- Вас задели слова директора «Трактора» Владимира Кречина о том, что у Гусманова нет хватки?
– Я стараюсь со всеми поддерживать дружеские отношения, общаться. С тем же Кречиным. Расстались, поблагодарили друг друга за работу. В этом плане, думаю, со стороны того руководства «Трактора» ко мне не может быть претензий. Земля круглая, как говорится, неизвестно, кто и где со временем окажется.
- Вы всегда были очень позитивным человеком. Следствие воспитания?
– Родителями заложено, да. Я стараюсь расстраиваться как можно меньше, всегда, в любой ситуации, стараюсь искать свои плюсы, они в любом случае есть. Да, бывают неприятные истории, но на них не стоит обращать внимания.
- Вы знаете челябинскую хоккейную теорию «20 лет»?
– Могу догадаться, о чем она. «Трактор» был на пике в 1973, 1993 и 2013 годах. Получается, Челябинску ждать следующих успехов своей команды еще двадцать лет?
Магнитогорск, Евролига, Рашников
- На клубном уровне самые главные ваши достижения связаны, конечно, с Магнитогорском?
– Все началось с сезона 1998/99, когда мы впервые стали чемпионами и выиграли Евролигу. Мы в том году во всех турнирах проиграли только шесть матчей. Это было невероятно.
- Как в Магнитогорске удалось создать ту фантастическую команду в конце 90-х – начале 00-х?
– Белоусов подобрал игроков именно под свой стиль. Команда играла в быстрый хоккей с многоходовыми комбинациями. Внимание к хоккею в городе было огромное, конечно. Как и сейчас.
- Именно Белоусов сделал вам предложение вернуться из Северной Америки в Россию, в «Металлург»?
– Да, летом 1998-го я приехал домой, и мне позвонил Константиныч. К тому времени и я, и семья уже устали от переездов, дочке нужно было определяться со школой. Нам нужно было оседать, а в Северной Америке не было стабильности. А в Магнитогорске очень многое решалось на словах – даже некоторые контрактные обязательства не прописывались в документах. Мы договорились очень быстро, а потом я приехал и поставил подпись в контракте. Организация в «Металлурге» всегда была на очень высоком уровне.
- В разное время вас приглашали «Авангард», «Лада» и московское «Динамо». Почему вы все-таки никуда не уехали?
– Не любитель глобальных перемен. Меня все устраивало в «Магнитке» – как в хоккейном плане, так и в бытовом. Да, эти клубы предлагали хорошие деньги, но ведь не факт, что там я бы добился того же, чего добился в «Металлурге». Я знаю много игроков, которые начинали бегать по клубам, но ни к чему хорошему это не приводило. Не стоит искать от добра добра.
- В Магнитогорске вас до сих пор узнают?
– Да, и это очень приятно. Люди здороваются, спрашивают, как дела. Со всеми стараюсь пообщаться. Нужно всем нам, хоккеистам и тренерам, помнить – мы все играем и работаем для болельщиков.
- Разин и Гольц или Корешковы?
– Мне со всеми было комфортно играть. С Корешковыми я играл немного по-другому, работал в обороне больше, чем центральный нападающий – за Женю (улыбается). С Разиным и Гольцем акцент в моих действиях смещался на атаку.
- Разин всегда был выдумщиком? Сейчас у него в «Автомобилисте» есть своеобразное наказание – тренировка в розовой майке.
– Он был всегда человеком со своим мнением, с позицией. Но розовые майки – не его находка. Такие истории есть во всех клубах. В «Магнитке», например, после тренировки всегда исполняли буллиты, кто забивал – уходил в раздевалку, а тот, кто бросал хуже всех, следующее занятие проводил в оранжевой майке с надписью «Деревянный башмак». На ней еще фамилию писали и дату, когда он им стал.
А в «Тракторе» был Кубок Чебурашки. Там на березовое полено был привязан Чебурашка, и этот трофей вручался самому плохому исполнителю буллитов.
- Еще один интересный человек, который встретился вам в Магнитогорске – Виталий Прохоров.
– Очень интересный. Был всегда на своей волне у нас в «Металлурге». Постоянно дискутировал со всеми, спорил. На любые темы абсолютно. Не конфликтовал, а именно разговаривал, аргументировал свою позицию. Так что я не удивился, когда узнал, что он уехал жить в Валаам.
- О чем вы подумали, когда Андрей Марков из-за своих ворот забил в финале Евролиги 1999?
– Подумал: «Хорошо, что сейчас будет перерыв». Нам нужно было немного времени, чтобы прийти в себя, мы были опустошены. Иначе тяжело было бы собраться. И мы собрались, и победили.
- Через год «Металлург» вновь выиграл Евролигу.
– Там ключевой матч мы сыграли в полуфинале с ТПС. Проигрывали финнам 0:3 после двух периодов, шансов по игре особых не было. Но потом нам удалось забить быстрый первый гол, и пока финны приходили в себя, счет был уже 5:3. Два периода на льду была одна команда, в третьем – другая. А в финале тогда мы спокойно обыграли «Спарту».
В Евролиге некоторые матчи, конечно, были достаточно легкими – так, однажды мы у французов из Гренобля 12:2 выиграли. Но в целом это был турнир хорошего уровня. И длился, кстати, целый сезон. Было много крепких команд – из Финляндии, Чехии и Словакии. «Спарте» мы один раз даже 4:7 проиграли. Таким же непростым соперником была и «Амбри-Пиотта», с которой мы играли в двух финалах Суперкубка Европы.
- Каким был для Магнитогорска финал-2004 против «Авангарда» Белоусова?
– По накалу очень сильным. Но для игроков это были просто матчи. Высокого уровня, матчи за кубок, но все-таки не выходящие за рамки хоккея. А вот для болельщиков, СМИ и менеджмента обоих клубов это была настоящая война. Особенно потому, конечно, что Белоусов раньше работал в Магнитогорске.
- Еще одна ваша европейская победа – Кубок чемпионов-2008.
– Да, памятная страница. Это было в Санкт-Петербурге. В 2007 году мы стали чемпионами с Канарейкиным, а в Кубке чемпионов играли уже с Постниковым. Тогда в Питере мы играли как дома – из Магнитогорска, наверное, полгорода приехало нас поддержать.
- В Магнитогорске команда часто общалась с Рашниковым?
– Нечасто. Но он ездил с нами на крупные турниры. Перед сезоном обязательно встречались. Однажды он мне свой номер оставил, сказал: «Равиль, звони напрямую, если какие-то проблемы будут».
- Пользовались?
– Нет, ни разу.
Виктор Филлипович – большой человек, крепкий хозяйственник, фанат своего дела, металлургического комбината. Он мог часами игрокам рассказывать, сколько стали выплавили, какое производство наладили, какие новые станки купили. И конечно, мы регулярно ездили на экскурсии по ММК, общались с рабочими. Это было полезно и нам, и им.
- Еще одна ваша большая игра с «Магниткой» – Кубок Виктории против «Рейнджерс». Как вы их отпустили с 0:3?
– Им откровенно повезло. В психологии они оказались сильнее, в уверенности в себе. Один из голов «Нью-Йорка» забил Жердев, а за 20 секунд до конца основного времени Вова Маленьких неудачно упал и Кэлахан организовал победный гол. А в целом это был хороший эксперимент. Интересный.
Кстати, этот матч состоялся в декабре. И стал для меня последним в «Магнитке». Сразу после него я перешел в «Трактор». Агент позвонил, сказал, что руководство договорилось – меня меняют на Вадима Шахрайчука. Условия были те же самые в «Тракторе». Я поблагодарил всех в «Металлурге», они – меня, и я поехал в Челябинск.
«Трактор», Сургут, математика
- Когда вы вернулись в «Трактор» в 2008-м, почувствовали, как тепло вас встретили челябинские болельщики?
– Сразу понял – я дома. С первой игры меня приняли очень хорошо, трибуны в «Юности» скандировали мою фамилию. И я из кожи лез, чтобы показать себя. В первом же матче забил два гола. Играл в звене с Квашой и Дадоновым.
- Как вам «Трактор» Назарова? Веселое было время?
– Обычное. Андрей — хороший тренер, четко понимает роль каждого игрока в команде. Конечно, я работал на тренировках наряду со всеми, требования ко мне были те же самые, что и к остальным. Но иногда делались скидки в общем распорядке дня – так, например, Назаров освобождал меня от заездов на базу. Хотя я в базе не видел и не вижу ничего страшного.
- Вспомните, как вы начинали в основе «Трактора».
– Это было еще при Цыгурове. После окончания сезона, в мае, у нас были сборы в «Юности», где Цыгуров смотрел перспективных новичков. Они длились целый месяц. Настоящий тренировочный лагерь. После этого Цыгуров пригласил несколько человек на июньский сбор основной команды, среди них был и я.
- Вы забили в первом же матче.
– Да, в январе 1990-го, в переходном турнире. Мы играли в Омске против «Авангарда», и для меня этот матч стал дебютным. Накануне «Трактор» крупно проиграл «Авангарду» 1:9, нужно было брать реванш, и нам это удалось – мы победили 7:3. Я забил с передачи Гомоляко, мы вышли три в два. А сам Гомоляко забил три.
- Что помешало «Трактору» стать чемпионом в 1993-м и 1994-м с Белоусовым? Цыгуров откровенно говорил, что он и «Лада» ждали в финале именно Челябинск.
– Опять же – не хватило опыта. Мы сделали ошибки, которые в решающих матчах не делают. Например, когда ведешь, нельзя бросать от своих ворот – в зону соперника, делать проброс. Нужно держать шайбу. И так далее. Грубые ошибки в концовке игры нас и сгубили.
- У Андрея Зуева есть два недоигранных матча. А у вас сколько таких?
– Матчей нет, но в последнее время часто хоккей снится. Причем, практически всегда один и тот же сон – я одеваюсь на игру, но всегда опаздываю, то шнурки не могу завязать, то форму забыл, в общем, не могу на матч выйти. Так же было и после того, как я закончил игровую карьеру.
- Ваш папа рассказывал, что начал учить вас кататься на коньках с трех лет. А с какого возраста себя помните вы сами?
– Примерно с шести лет. Тогда мы жили в поселке Солнечный, под Сургутом. Мы играли в хоккей на самодельном катке – его нам с ребятами родители сделали, там нужно было всегда снег убирать, чтобы покататься. А снега в той местности много всегда. Вот мы и разминались таким образом. Скребками, лопатами. Еще и заливали каток сами. Покатался – бегом домой, переоделся – бегом в школу. Потом из школы назад на лед. Развлечений там немного – только лед да спортзал.
- Правда, что в Солнечном вы с семьей жили в большой бочке, 9 на 3 метра?
– Все верно, примерно год. Там были бочки, вагончики – для тех, кто осваивал новые территории, для газовиков, изыскателей. А потом, когда обживались на новом месте, уже поселки начинали строить. Для нашей семьи это было абсолютно нормальное время.
- О чем вы тогда мечтали?
– Хороший вопрос. Недавно вспоминал об этом. Когда мне было десять лет, с командой из Сургута мы ездили на российский финал «Золотой шайбы». На том турнире все участники заполняли анкеты, где на вопрос, кем я хочу стать, я написал: «Играть в сборной СССР и стать пожарным». Вот такие мечты были. Мне эту анкету несколько лет назад передал тот самый тренер, который занимался со мной в Сургуте.
- На том турнире в Ярославле вы стали лучшим бомбардиром?
– Да, мы выиграли, а я забросил 13 шайб. Мне, как лучшему бомбардиру, досталась клюшка Тарасова с автографом. На следующий год мы должны были ехать на союзный финал, но я уже переехал в Челябинск, в школу «Трактор».
- Это ведь получилось достаточно случайно. Вы могли оказаться и в Москве, и в Ярославле, и в Киеве.
– Летом того года мы на своей машине с семьей поехали на Украину, отдыхать. А на обратном пути папа стал объезжать некоторые школы – как раз в Москве, Ярославле, Киеве. Ему хотелось, чтобы меня взяли туда, это все-таки был новый уровень, уже не «Золотая шайба». Но в итоге судьба привела нас в Челябинск.
- Где вашим первым тренером стал Владимир Мурашов. Чему он вас научил в первую очередь?
– Мне и другим воспитанникам он поставил технику катания. Мы проводили очень много времени без шайбы – по полчаса, сорок минут перед каждой тренировкой. Я достаточно неплохо катаюсь, мне кажется – это большая заслуга Мурашова. Это очень важный момент в хоккее, есть множество нюансов. До сих пор встречаются люди, которые затрачивают слишком много усилий на катание, либо просто катаются неправильно, даже не катаются, а бегают. А когда думаешь в первую очередь о том, чтобы просто доехать в чужую зону, уже не до хоккея, собственно.
- Расскажите о Юрии Булычеве, в семье которого вы жили, когда переехали в Челябинск.
– Это папин знакомый, они вместе работали в Сургуте, а потом он переехал в Челябинск. С его сыном Владом мы до сих пор поддерживаем отношения, он чуть старше меня. Кстати, он занимается литьем и участвовал в процессе изготовления мемориальной доски Валерия Белоусова. Я ему помог связаться с «Трактором», дал нужные телефоны. И он с Дмитрием Костылевым и Сергеем Черкасовым осуществили этот важный проект. Влад работал на третьем этапе – с гипсом и отливкой доски.
- Насколько вас закалили те годы жизни в Сургуте?
– Думаю, что, конечно, сформировали характер. Я был ответственным, самостоятельным. Причем я учился достаточно хорошо, никто не контролировал меня. На тренировки никогда не опаздывал.
- Вы же еще и математикой всерьез увлекались и с пятого класса учились в заочной математической школе в Москве?
– Как я говорил, мне легко давалась учеба, учился я хорошо. И папа решил, что нужно попробовать пойти дальше, так как математика мне давалась легко, с хоккеем было непонятно – получится или нет. Папа нашел эту школу, нам присылали по почте задания, я их решал, и мы по почте отправляли назад. Интернета тогда ведь не было. Насколько я помню, если выполнял эти задания, то они зачислялись при поступлении в университет. Программа очень сильно отличалась от школьного курса, было тяжело, но баллов при поступлении мне бы хватило. Если б я решил пойти в университет.
- Математическое мышление пригодилось в хоккее?
– Так или иначе, конечно, пригодилось. Для просчитывания ходов соперника, для анализа своих действий. Вообще чем хоккеист более образован, тем легче ему играть на высоком уровне.
Северная Америка, Кубок Тернера, Новый год с Билялетдиновым
- Вашим агентом был Марк Гандлер. Как вы познакомились?
– В декабре 1993-го, когда мы с «Трактором» ездили в турне по Америке. Тогда мы в семи разных городах сыграли семь матчей с олимпийской сборной США. Я в том году участвовал в драфте и был выбран «Виннипегом».
Марк – отличный профессионал. Он очень сильно мне помог, когда мы с семьей переехали за океан. Это сейчас с развитием технологий проблем практически бы не было, а тогда представьте: середина 90-х, и мы с женой и дочкой перебираемся из Челябинска в Виннипег. Разница в культуре, в укладе жизни, вообще во всем была колоссальной. Мы ему могли, например, звонить из магазина и спрашивать, какое детское питание взять для маленькой дочки. И еще он до конца верил, что я заиграю в НХЛ. Говорил: «Ты такой игрок, должно получиться».
- Но не получилось.
– Меня многое удивило тогда. Мы играем, например, выставочный матч с «Калгари», побеждаем 3:2, я забиваю два гола, в том числе победный в овертайме, болельщики в восторге, журналисты берут интервью. Но сразу после матча мне вручают билет на самолет со словами: «Отлично сыграл, летишь в фарм-клуб, рейс в шесть утра».
- В НХЛ за «Джетс» вы провели всего четыре матча.
– Но игрового времени было немного. Я позиционировал себя как забивной форвард, мне нужно было играть много, в большинстве в том числе, но в составе были Жамнов, Ткачук, Селянне, Королев – все места были заняты. Еще один игрок такого плана им был не нужен по большому счету. И это странно, так как считается, что планирование в формировании состава в НХЛ на высоте.
Впрочем, как бы то ни было, я ничуть не сожалею. Это был полезный опыт. Я попробовал, получил опыт той лиги. Достаточно много забивал в АХЛ и ИХЛ. Потом все это очень пригодилось, когда сюда приехал. Уверенности прибавилось, язык выучил, физически прибавил. И, конечно, любому человеку полезно сменить обстановку, увидеть другой мир.
А с «Чикаго Вулвс» в 1998-м мы выиграли Кубок Тернера, главный трофей ИХЛ. Лига была серьезная, половина клубов были фармами клубов НХЛ, половина – независимыми, в составах было много людей, прошедших школы НХЛ. Играли тогда до самого конца июня. Плюс в том же сезоне я принял участие в Матче звезд лиги.
- В то же время в Северной Америке играли ваши друзья из «Трактора» Сергей Тертышный и Андрей Кудинов. Часто встречались?
– Конечно. Ездили друг к другу в гости. Проводили время вместе. Сергей тогда играл в Портленде, где базировался фарм «Вашингтона», и жил в квартире на берегу океана. Прямо за окном пляж был, виды сумасшедшие, я такие только во Владивостоке еще видел.
В Спрингфилде, в мои первые два сезона за океаном, мы с семьей любили гулять в парках. И тогда же я узнал, что такое американский футбол – побывал на матче «Нью-Ингленд Пэтриотс». Впечатлений, конечно, море. Для американцев футбол – религия, болельщики приезжают на матч за три дня, располагаются на огромном поле около стадиона, ставят палатки и трейлеры, жарят мясо, пьют пиво – отрываются по полной. У нас в команде игроки все время ставки делали на «Пэтриотс», на вечеринках особенно.
- Увлекательно.
– А еще к нам в Спрингфилд в команду как-то раз приезжали братья Хэнсоны. Помните этих ребят из фильма «Щелчок»?
- Хотели усилить состав «Фэлконс»?
– Нет, на встречу с игроками и болельщиками. Автографы раздавали, фотографировались.
- В фарме «Виннипега» одним из ваших тренеров был Билялетдинов?
– Да, он тогда был вторым тренером в команде. Работалось с ним легко, много общались. Ходили с семьями друг к другу в гости, новый год даже встречали вместе.
- Кто такой Дейв МакНаб?
– Это человек, у которого мы жили первое время в Северной Америке. Помогал нам с жильем, с покупками, в быту. Он отлично говорил по-русски, любил нашу страну и жена у него из России. До сих пор поддерживаем отношения.
- Зачем вы в 2002 году поехали в «Миннесоту»?
– Гандлер уговорил, он верил в меня до последнего, говорил, что заиграю. Но когда я приехал туда, понял – в клубе во мне заинтересованности не было. Мне не дали провести ни одной игры за основу. Мне было уже 30, неясности и путешествий по фарм-клубам я не захотел, решил не дожидаться у моря погоды и поставил в своей истории с НХЛ точку.
Олимпиада, Артем Копоть, победы
- Со сборной вы сыграли на трех чемпионатах мира и Олимпиаде. Чего не хватило в Лиллехаммере в 1994-м для того, чтобы добраться до медалей?
– Международного опыта. У нас была очень молодая команда, многие из нашего чемпионата в том сезоне уехали в НХЛ и Европу, сборная была составлена из тех, кто остался. Но Олимпиада – незабываемое событие для любого спортсмена, как бы то ни было.
- Почти 20 лет спустя вы были одним из участников эстафеты олимпийского огня в Челябинске.
– Еще одно большое событие в моей жизни! У каждого был свой этап, метров по 200 в городе, а я нес факел на домашней арене «Трактора». Факел, кстати, у меня дома хранится.
- Как добывалось серебро чемпионата мира-2002?
– Хорошей игрой. После длительного затишья медального все были довольны, что сборная взяла серебро. Это был первый успех на чемпионатах мира за девять лет, начиная с 1993 года. Россия встрепенулась, внимания к хоккею стали больше уделять.
- Интересный тренерский штаб был тогда у сборной: Михайлов, Белоусов, Крикунов.
– Они ведь друзьями всегда были, поэтому никаких проблем в их работе не было, никаких конфликтов. У Крикунова с Белоусовым – тем более. Константиныч, кстати, всегда говорил, что его команду обязательно должна обыгрывать команду Крикунова. На чемпионате страны они рубились, а вне пределов льда были лучшими друзьями.
- Вы не раз говорили, что золотая медаль молодежного чемпионата мира-1992 для вас особенная. Почему?
– В сборную СССР было очень непросто попасть, и это, конечно, ценная медаль для меня. Тогда у нас собралась отличная команда – Хабибулин, Озолиньш, Каспарайтис, Николишин, Трощинский, Ковалев, Миронов. Петр Воробьев у руля. Мы начинали чемпионат как сборная СССР, а после Нового года стали сборной СНГ. Обыграли канадцев с Линдросом в составе. А за победу в турнире нам дали по тысяче дойчмарок – чемпионат же в Германии проходил. У меня еще майка с гербом СССР осталась с того времени.
Золото в 1992 году выиграл и защитник «Трактора» Артем Копоть. Через несколько месяцев после чемпионата мира он погиб в автокатастрофе в Челябинске. Это больная тема для меня. Мы были вместе с первых дней в школе «Трактора», сразу подружились. День рождения у нас в один день, вместе праздновали. Перед этим событием договаривались, где будем встречать, кого позовем. Очень талантливый парень, силового плана и одновременно техничный. Его ждала большая карьера. Сразу после драфта его звали в НХЛ, в «Питтсбург», но он не поехал, хотел еще год поиграть дома, набраться сил и опыта в основе «Трактора».
В июле 1992-го он возвращался домой на своей машине, на «Жигулях», и отвлекся от дороги. Она была пустой, но, увы, машина врезалась в столб. Следом на своей машине ехал Андрей Сапожников, он вытащил Артема из машины и повез в больницу, но спасти его не удалось.
И поэтому тоже та медаль для меня самая важная в жизни.
- Что еще вы хотите получить от хоккея?
– У меня была хорошая игровая карьера, много побед. Но как тренер я только начинаю свой путь. Как один из тренеров «Трактора», я выиграл бронзу и серебро, эти медали имеют совершенно иной вес, чем завоеванные в качестве игрока. В них сложены совсем другие эмоции. И поэтому, конечно, в будущем я хочу выиграть медали и одержать большие победы как главный тренер.
Фото: hcadmiral.ru; hctraktor.org (2,4,6); metallurg.ru; chelyabinskhockey.com; worldhockeyclassic.ru
Зачем везде у вас Мутко?
Сделайте интервью с Раздаевым , интерсный дядька
Равиль свой и таким навсегда останется.