Скотт Гомес: «Я побывал на вершине мира и на дне мусорной ямы»
В начале моей карьеры я слышал о парнях, которые много матчей никак не могли забить и думал, как такое вообще возможно? Я никак не понимал этого. И вот я, сижу на скамейке «Монреаля» и смотрю, как болельщики нашей команды танцуют в сомбреро и поют «С Днем Рождения», в честь моей годовщины со дня последней заброшенной шайбы.
К этому моменту я отлично осознавал, как плохо я играю. Отсутствие результативности обсуждали по телевизору, в газетах и даже на сайте нашей команды. Но в тот момент, когда я был объектом насмешки для 20 000 болельщиков в «Белл Центр», меня накрыло: «Черт побери, теперь я сам стал тем парнем».
Жизнь и хоккей похожи в том плане, что когда у тебя все хорошо, довольно трудно представить, что может пойти не так. А когда дела плохи – ну, вы меня понимаете… Спортсменам часто задают вопрос, какую профессию они бы выбрали, если бы не посвятили себя спорту, и по правде говоря, я понятия не имею. Я знаю, что хотел играть в НХЛ, когда мне было еще пять лет и с этого момента для меня не было ничего, кроме хоккея.
Когда подошло время моего драфта, я считался одним из лучших молодых игроков в мире. Но я получил травму, что значительно понизило мой рейтинг. Тогда я был расстроен, но как впоследствии оказалось, это лучшее, что могло со мной случиться, потому что я был выбран «Нью-Джерси Девилз». Мое хоккейное образование сразу началось с академии наук. Ларри Робинсон, Слава Фетисов, Скотт Стивенс, Бобби Холик, Рэнди Маккэй, Джей Пандолфо, Скотт Нидермайер, Кен Данейко – не говоря уже о лидерстве Лу Ламорелло, который находился во главе организации. Вряд ли можно было придумать лучшее окружение, чтобы освоиться в НХЛ, и то, что я узнал от них, помогло мне стать лучше как игрок и как человек.
И это не просто слова. Приведу вам пример. После серии удачных матчей я сидел в самолете и читал в газете статью о том, как здорово у меня все получается. Джо Ньювендайк подошел ко мне, выхватил газету из рук и сказал: «Гомер, не читай это дерьмо» Я был немного ошеломлен, но он продолжил: «Вырабатывай привычку не читать газет, потому что когда-нибудь они начнут писать о тебе вещи, которые читать не захочется». Джо был одним из самых сильных лидеров, с кем мне приходилось играть. В хоккейной среде есть определенный кодекс поведения – когда кто-то вроде Джо Ньювендайка говорит тебе делать что-то, ты прислушиваешься. В то время я и понятия не имел, насколько ценным окажется его совет.
Самой сильной стороной моей игры всегда было умение пасовать. Всегда испытывал огромное наслаждение, когда удавалось сделать гол для своего партнера по команде. Когда ты умеешь пасовать шайбу и окружен чертовски талантливыми игроками, трудно не выглядеть достойно. Нет ничего более приятного, чем осознавать, что находишься на своем месте и занят своим делом. В первые семь сезонов с «Девилз» мы выиграли два Кубка Стэнли.
Я помню, когда мне было 23 или 24 года, я смотрел матч в комнате с обслуживающим персоналом и когда во время трансляции упомянули сумму контракта одного из игроков, я воскликнул: «Ого!» Наш доктор посмотрел на меня и сказал: «Тупица, когда-нибудь и ты будешь столько зарабатывать». Я вырос на Аляске, моя мама была парикмахером, а мой отец – рабочим. Мои родители не были богатыми, но я никогда не чувствовал себя бедным. Они всегда давали мне то, что нужно. Когда мне было 8 лет, я пообещал маме, что когда-нибудь подарю ей дом. Это определенно было одним из мотивирующих факторов, чтобы пробиться в НХЛ, но он был не единственным. В детстве меня не окружали деньги, поэтому я никогда к ним особенно не стремился.
Тем не менее, когда у меня появилась возможность подписать свой первый большой контакт в 2007-м году, я ей воспользовался. Каждый игрок хочет пробыть в лиге так долго, чтобы рано или поздно стать свободным агентом. Лучшего шанса заработать деньги больше не представится. Любой ветеран скажет вам, что нужно использовать этот шанс и использовать его с умом. Я получил предложение от четырех команд, но лучшее поступило от «Рейнджерс», и я решил, то не могу упустить возможность играть в Нью-Йорке в «Мэдисон Сквер Гарден». Для болельщика переход в «Рейнджерс» после нескольких лет в форме «Девилз» выглядит как предательство. Но по правде говоря, мои партнеры были рады за меня. Они как никто знают, что это просто бизнес.
Не могу сказать, что это было простое решение. Я играл в одной команде с некоторыми парнями в течение семи лет. Мы выросли вместе. Мы были как семья. Без сомнений, я чувствовал себя обязанным клубу и команде. Но в то же время, мы все видели и обратную сторону. Мы видели, как наших друзей отчисляли из команды. Видели, как парни покупали себе дом, а через пару месяцев узнавали об обмене. Когда видишь подобные вещи, быстро понимаешь, что важно не забывать про себя, когда есть такая возможность.
После переезда в «Рейнджерс» все было по-прежнему. Во время моего пребывания мы играли неплохо, и я даже попал в символическую сборную. «Рейнджерс» были первоклассной организацией, и стиль игры как нельзя лучше подходил моему. Алекс Могильный однажды сказал мне: «Как минимум раз в твоей карьере тебя обменяют. Надейся, что это случится летом». После пары лет в «Нью-Йорке» меня обменяли в «Монреаль». Мне не хотелось покидать этот город, но в то же время я был рад открывшимся возможностям – разве могло быть иначе?
Кто-то может считать, что как только я надел форму «Хабс» все пошло по наклонной, но это только часть истории. В мой первый сезон в Монреале я был лучшим ассистентом команды и мы добрались до финала Восточной конференции. Я не мог похвастаться такой результативностью, как в предыдущие годы, но если команда играет хорошо, то это не имеет значения. Если тебя так волнуют игровые протоколы, то можешь заполнять их, сидя в ложе прессы. Если хочешь выигрывать матчи, уделяй внимание финальному счету.
Неприятности в «Монреале» начались, когда вся команда стала играть хуже. Когда играешь в таком хоккейном городе и у тебя немаленький контакт, неудачные действия на льду вызывают несоизмеримую реакцию. Как писал один известный поэт Biggie Smalls: «Больше денег – больше проблем». Но я знал, на что я шел. Я сам спортивный болельщик, поэтому хорошо знаком с мнением, что подписав большой контракт игрок начинает расслабляться.
Вот что я скажу вам по этому поводу: это полная херня! Это НХЛ и тут не может быть поблажек. Все стараются как могут, по-другому быть не может. За мои 15 лет в лиге, я видел только одного или двух человек, которые не особо переживали по поводу своей игры и результата. Если не играть на полную, то подвергаешь себя риску получения травмы и самому большому наказанию в хоккее – потерять уважение своих одноклубников. Но должен сказать, что я понимаю и точку зрения болельщиков. Если бы сидел на трибуне, то тоже, возможно, освистывал себя.
Можно справляться с насмешками. Но меня не устраивало, что друзья и семья начали откровенно меня жалеть. До этого момента я мог гордиться своей карьерой, но когда дела пошли не очень, люди вокруг стали вести себя, как будто я смертельно болен. Одно дело, когда над тобой потешаются, но зачем же жалеть? Это самый большой кошмар для хоккеиста. Одноклубники никогда в этом не признаются, но я догадывался, что они не хотят играть в моем звене. И это просто убивало меня, потому что я люблю пасовать и помогать добиваться успеха другим игрокам.
Все стало гораздо хуже, когда «Монреаль» стал играть по новой схеме, вбрасывая шайбу в зону. Я первый скажу вам, что это совсем не в моем стиле. Если я буду играть в звене с парнями, которые умеют двигать шайбу, я могу помочь команде побеждать. Но я если я играю всего по несколько минут за матч в четвертой тройке и все, что от меня требуется это отковыривать шайбу от бортов, пользы от меня мало. И это меня очень удручало. Тот, кто на работе чувствует, что его лучшие качества используются не так как надо, возможно поймет меня.
Даже принимая во внимание все вышесказанное, я не могу сказать ничего плохого о Монреале. По правде говоря, мне тут нравилось, и я встретил немало людей, которых до сих пор считаю своими близкими друзьями. Я просто не мог здесь играть в свой хоккей. Тяжелее всего осознавать, насколько хороши мы могли бы быть. У нас было мастерство, чтобы быть замечательной командой, но у нас не получилось. Об этом я жалею больше всего.
Когда клуб нанял Мишелья Террьена в качестве главного тренера в 2012-м году, я был рад возможности начать все сначала. В межсезонье я трудился больше обычного, чтобы добиться успеха вместе с командой. В первый день тренировочного лагеря мы вместе с Томашем Каберле ехали на стадион, когда мне позвонил Марк Бержевен, генеральный менеджер «Канадиенс», и попросил зайти к нему в кабинет. Помню, как повесил трубку, повернулся к Кабби и сказал «Да, хорошего не жди».
Когда я зашел на каток, я прошел мимо Мишеля и он просто растворился у себя в кабинете, после чего я понял, что моя судьба предрешена. Бержевен сказал мне, что я не вхожу в планы команды на будущее. «Канадиенс» хотели, чтобы я провел в запасе весь сокращенный до 48 матчей сезон, после чего они выкупят мой контакт летом. Они не хотели, чтобы я получил травму и усложнил процесс расторжения контракта. Я ничего не сказал во время встречи, потому что говорить было нечего. Это бизнес. Но в тот момент я думал о всех парнях, которых при мне отчисляли или выкупали. Никогда не думал, что окажусь на их месте. Но так оно и было. Мой агент подключился, чтобы ускорить процесс моего выкупа, чтобы я смог подписать контакт с новой командой. Войдя в мое положение, правило подкорректировали, так что теперь команды не могут запрещать кому-то играть в хоккей.
После всего случившегося, я просто хотел уехать подальше. Мне представилась возможность играть в «Сан-Хосе» и я ей с радостью воспользовался. Лу был первым человеком, которому я позвонил, когда решил присоединиться к «Шаркс». Он пытался меня отговорить. Говорил, что я нужен ему в «Нью-Джерси». Он сказал, что не поставит меня в неудобную ситуацию. Нужно было послушать его, но в тот момент я так хотел начать что-то новое, что попросту не прислушался. Я думал, что смена обстановки повысит мою уверенность, но может быть, знакомое окружение было бы лучше. Но в тот момент я все для себя решил и хотел убраться к чертям с восточного побережья.И как полагается в «Сан-Хосе» меня ждали такие же проблемы, как и в «Монреале». Замечательная команда, отличная организация, но я не вписывался в игровой стиль. Мы вышли в полуфинал Западной конференции, но я не был удивлен, когда моему агенту сообщили, что я не вхожу в планы команды на будущее.
Моей следующей остановкой была «Флорида» и тогда я достиг нижнего предела. В самом начале тренировочного лагеря я знал, что у меня ничего не получится тут. Дорога от моего дома до тренировочного катка занимал около 35 минут, и этого хватало, чтобы успеть подумать, как ниже я падаю в профессиональном плане каждый день. Мне нужно было вдохновение, и я нашел его - где бы вы думали – у Говарда Стерна. Я всегда был большим фанатом его радиопередачи. Я слушал его в машине, когда чувствовал себя хуже некуда, и помню, как он сказал: «Они хотели, чтобы я закончил и убрался с радио. Все думали, что мне конец. Я сказал: «Х.. вам, я буду смеяться последним». И я подумал, что он прав. Это дало мне небольшой толчок именно тогда, когда это было нужно.
Мои бывшие товарищи по команде Майк Мотто и Скотт Клеменсен тоже были во «Флориде», и я был благодарен, что мне удалось с ними воссоединиться. Они помогали мне оставаться в себе на льду и вне его. Даже в непростые времена я старался оставаться профессионалам, и соответствовать стандартам, которые установил для себя в «Нью-Джерси». Если не играю, это не значит, что я не должен выполнять свои обязанности как ветеран команды. Когда я был на катке, я не был тем, кто сидит в углу и дуется. Я делал все возможное, чтобы молодые игроки обучались, так же как я, когда только появился в лиге. Если бы я поступил по другому, это было бы неуважением к Скотту Стивенсу, Джею Пандолфо, Бобби Холику, Рэнди Маккею и другим игрокам, которые научили меня, как поступать правильно.
Я и в самом деле стал думать, что «Флорида» будет моим последним пристанищем. У меня не было шансов на обмен – кого можно было получить вместо меня? И я не играл. К этому моменту я стал задумываться о своем наследии и о том, каким меня запомнят. Не хотелось быть парнем, который сдулся и сошел с дистанции. Я не хотел, чтобы последняя глава в самой главной части моей жизни была именно такой.
У «Флориды» травмировалось несколько игроков, поэтому я попал на последние шесть матчей в состав. Я решил, что это мое прощание с НХЛ, поэтому решил играть на полную катушку. Мне было плевать на схему игры, я просто хватал шайбу и играл в свой хоккей. Я подумал, что через пару месяцев, возможно буду сидеть в кресле комментатора, поэтому сил я не экономил. Я начал играть по 17 минут за матч вместо обычных 6, и впервые за несколько лет чувствовал себя так здорово. Тогда многие близкие мне люди стали говорить: «Ты еще не закончил».
Меня вдохновляли парни, которых я очень уважал, например, Стив Валикетт. Он знал, что у меня на счету 987 матчей и постоянно напоминал, что я должен добраться до 1000. Он был непреклонен. Он сказал, что не позволит одному из своих лучших друзей остановиться в шаге от этого достижения. Он знал, что я все еще могу играть в этой лиге. Это то, что мне нужно было слышать, но кроме того, я действительно верил в это.
После того сезона я позвонил Лу и сказал, что мне нужен шанс. Он предложил мне просмотр в тренировочном лагере и сказал позвонить Владимиру Буре, тому самому парню, который тренировал меня, когда я был 19-летним новичком, не имеющим понятия, как тяжело пробиться в эту лигу. Я знал, что если кто-то и способен вернуть меня на этот уровень, то это Влад. Помимо того, что он отец двух звезд НХЛ и пловец-олимпиец, он еще долгое время был тренером «Девилз» по физподготовке и знает, как заставить тебя работать. Мы всегда были с ним близки, и он был мне как второй отец.В межсезонье дважды в день, шесть дней в неделю мы посвящали упорным тренировкам в советском стиле. Но дело было не только в физических нагрузках, Влад все лето возвращал мне уверенность в себе, готовил психологически. Я не мог его подвести. Мы знали, что удивим всех вокруг и это был наш секрет.
Помню, как видел бывших партнеров по «Девилз» на стадионе и для них я был трагической фигурой. О, старина Гомер старается вернуться в НХЛ. Раньше был неплохим игроком, какая жалость. Посмотрите как он старается, разве не прелесть.
Приглашение на просмотр, возможно, было знаком вежливости, но к концу лета с Владом, я знал, что могу попасть в состав. Лучший совет в спорте я получил от своего отца, который говорил мне: «Сделай так, чтобы у них не было возможности отчислить тебя». В линии нападения была большая конкуренция, но я сказал Лу, что буду вынужден поставить его в неловкую ситуацию. Он будет вынужден дать мне место в составе. Можете считать это высокомерным, но для того, чтобы попасть в НХЛ, мне нужен был такой уровень уверенности в себе.
Перед тренировочным лагерем я ужинал со Скоттом Стивенсом, моим капитаном. Он сказал мне, что считает, что у меня есть все, чтобы попасть в команду. Я знаю, что он бы не сказал такого, если бы не был в этом уверен. Слышать это от него действительно много значило. В предсезонке я чувствовал себя как дома. После многих лет разочарований и месяцев упорных тренировок я будто заново родился на льду. Хоккей снова приносил радость.
Когда меня включили в состав, я был готов. Я воспользовался шансом и они не могли меня отчислить. Спустя несколько месяцев я все еще в основном составе. И пусть мне 35 я все еще учусь чему-то новому у своих тренеров Скотта Стивенса и Адама Оутса. Если вы покажете игроку, как стать лучше, то он будет готов для вас на все. Нет никаких вопросов в том, что они сделали меня лучше.
Можно подумать, что это история о парне, который потерялся, но потом сумел найти свой путь. Но это не совсем так: я никогда не терял способности играть в хоккей. Опыт, полученный в «Монреале», «Сан-Хосе» и «Флориде» научил меня ценить игру еще больше. Если не было сложностей, то сложно ценить успех. Тот опыт был необходим, чтобы стать более цельной личностью. Я знал, что я способен играть, мне просто нужен был шанс.
Моя история не закончена. Я чувствую, что я контролирую свою карьеру и есть еще порох в пороховницах – после небольшого количества игрового времени в последние годы я чувствую себя свежим. И я стал умнее. Раньше я старался возить шайбу через всю площадку, но Адам Оутс отучил меня от этого. Он изменил мой подход к хоккею и поэтому этот сезон для меня такой удачный.
Оглядываясь назад очень сложно сказать, чтобы я изменил. Благодаря хоккею я встретил многих замечательных людей в городах по всему миру. И с гордостью могу сказать, что на эмоциональном уровне испытал все, что может дать хоккей. Я был на самой вершине и уж точно был на дне мусорной ямы. Я рад, что жизнь преподала мне уроки, которыми я могу поделиться с молодыми игроками, которые только осваиваются в лиге.
Я помню, когда все еще был в «Монреале» и дела шли не очень, мы играли у нас дома против «Девилз». Мы проиграли и я выглядел ужасно, но после матча я спросил, можно ли мне встретиться с Лу – мы не разговаривали с моего ухода из «Нью-Джерси». Как обычно, мы встретились с Лу в укромном закоулке, который он непонятно как знал в «Белл Центр». Наедине, я сказал ему, что не уверен, что он обо мне слышал и что говорили другие после того, как я ушел, но я хотел, чтобы он знал, что каждый день на катке я живу по его стандартам. И всегда буду жить.
