«Горжусь, что признал себя больным человеком». Дарюс Каспарайтис – об алкоголизме, Овечкине и старой НХЛ
Интервью легенды сборной России.
В НХЛ Дарюса Каспарайтиса за жесткий стиль игры прозвали «Недружелюбным привидением», но собеседника приятнее, чем бывший защитник сборной России, вы не найдете. Никогда не откажет, всегда на позитиве, с интересной историей из жизни в кармане.
Сейчас Каспарайтис живет в Майами, а повод позвонить ему появился не случайно. В конце осени в эфире одного из американских подкастов Дарюс сказал: «Хотел бы стать ментором для молодых хоккеистов. Мой жизненный опыт мог бы пригодиться».
А еще блеснул улыбкой без переднего зуба. Каспарайтис продолжает играть в хоккей, и в 53 года приобрел первую дырку в челюсти. Вопрос напрашивался сам собой.
– Дарюс, зуб-то себе вставили? Не поверю, что вам никогда не попадало по челюсти за время карьеры.
– Пока не вставил – хочу быть как Овечкин! На самом деле, много лет назад, когда я за «Рейнджерс» играл, шайба попала мне по зубам. Я пытался сохранить этот зуб, но 20 лет спустя он все же выпал. Я недавно в хоккей играл, а после матча он, зуб, чего-то треснул.
Меня все время спрашивали, почему у всех хоккеистов зубов нет, и были ли у меня такие проблемы. Я говорил: «Нет вроде, один раз попали, но все нормально». И вот мечта сбылась. Как маленькие дети теряют зубы, так и с хоккеистами происходит то же самое.
– Дорогая мечта. Сколько стоит починить такой зуб в США?
– Да, дорогой зуб. Тысячи четыре долларов это дело стоит.
****
– Что за история с наставничеством для молодых хоккеистов? Вас так вдохновил пример Адама Оутса?
– Да, Адам давно занимается этим. Он великий игрок с большим именем. У меня клиентов пока нет, но я прошлым летом катался с русскоязычными хоккеистами в Майами, буду налаживать контакты.
У меня есть большой жизненный опыт – не только на льду, но и за площадкой. Когда ты молодой, то думаешь, что все можешь, что тебе все позволено, и многие ребята теряются. Высокое напряжение, нужно играть на высоком уровне. Начинаешь думать не о том – может, пойти выпить. Может, девчонка у меня не та или жена плохая. Появляются в голове разные варианты, и эта бытовуха дает о себе знать. Если дома не все хорошо, то и на площадке будет плохо. Я хотел бы помогать игрокам, не только молодым, но и уже состоявшимся.
Считаю, что лучше разговаривать с людьми, которые прошли через это, чем позвонить, например, маме и папе. Родители всегда будут поддерживать тебя, о чем бы ты не думал, а взгляд со стороны может быть полезен.
– Один успешный кейс у вас уже есть. Овечкин потренировался с вами в феврале, а вскоре побил рекорд Уэйна Гретцки. Он сам напросился на тренировку?
– Мы с Сашей иногда общаемся. Я могу написать ему по ходу сезона, поздравить с забитым голом или попросить провести кого-то из знакомых в подтрибунное помещение для фотографии. Саша – один из величайших наших хоккеистов в истории, и при этом очень простой в общении человек. Он никогда не откажет в помощи.
Мы занимались с ним еще во время перерыва на Covid, а тут он написал: «Хочу потренироваться в том же самом зале». Мы встретились, покатались немного, пообщались. Он уже опытный игрок, который работал со многими тренерами, и не думаю, что я как-то ему помог. Скорее, ему захотелось немного отдохнуть, посмеяться, раскрепоститься.
Я ему недавно написал и позвал на олимпийский перерыв во Флориду, чтобы потренироваться, но у него другие планы. Хотя Саша сказал, что видишь, в прошлый раз позанимались, и все сделали – побили рекорд. До тысячи голов в регулярках пока далеко, но… все бывает.
– Давайте вашу версия секрета Овечкина.
– Он очень любит хоккей и стремится доказывать это в каждой игре. Послушайте, делать то же самое на протяжении 20 лет на таком высоком уровне это просто очень тяжело. Но в этом проявляется Сашин профессионализм. Он не просто играет и забивает. Он помогает «Кэпиталс» быть успешной командой, они попадают в плей-офф.
Эта страсть, passion к игре очень важна. Например, я на любом уровне стараюсь играть одинаково – в НХЛ, в КХЛ или пивной лиге. Можете спросить любого хоккеиста, которые меня знают, они подтвердят. Скажут, что я сумасшедший. Я не толкаюсь, не бью соперников, как раньше, но злюсь, кричу на партнеров, если они плохо играют. Мне говорят: «Расслабься, Дарюс!» А я не такой. Меня злит, когда люди не стараются, не хотят улучшить свою игру.
И Саша такой же. Я катался с ним много раз после окончания карьеры, и он любит меня подкалывать, хотя мне уже 50 лет. Типа «Эй, чего ты еле ногами двигаешь!» Он из тех ребят, кто любит эту игру, и эта страсть ему помогает.
Есть еще такой момент в подготовке. И в мое время были такие же физически крепкие ребята, как Овечкин. В 90-х по 4-5 таких же «лосей», как он в каждой команде. Посмотрите на ту «Филадельфию» – Эрик Линдрос, Джон Леклер, Микаэль Ренберг. Но если взять, к примеру, советский и постсоветский периоды, то тогда тренеры нагружали всех одинаково, не делая поправку на вес, рост или возраст игрока. Поэтому много было ребят травмированных. Взять Игоря Ларионова или Алексея Касатонова – двух разных по «физике» игроков. В то время навешают на них одинаковых весов, и нужно было заниматься. Многие получали серьезные травмы, завершали карьеры рано.
А сейчас у каждого игрока может быть свой тренер по физподготовке. Тот же Саша Овечкин. Он работает с людьми, которые знают, какие у него травмы, что нужно подкачать, когда отдохнуть. Это помогает продлить карьеру.
– Вы подарили Овечкину клюшку, которой забили Доминику Гашеку в овертайме матча плей-офф-2001. А у вас есть свой музей для наград?
– Своего нет. У меня дом маленький, нет места. В гараже висят фотографии, а больше ничего нет, кроме медалей. Да и их я уже где-то забросил. Я показывал медали своим детям, говорил, что вот эта за победу на Олимпиаде, эта за другое. А им до лампочки. Они не понимают этого. Да и у меня как-то с возрастом это все проходит. Сразу после карьеры эти награды и заслуги очень важны. Они поднимают тебе дух, твое эго, вспоминаешь, как все это завоевал. А потом понимаешь, что есть другие важные вещи в жизни. История и воспоминания о хоккее это классно, но это не должно держать тебя, как личность. Нельзя жить прошлым. Жизнь продолжается. Нужно работать, думать, как достичь чего-то в новой отрасли.
Много ребят, которые были великими, после карьеры не могут отпустить эту славу. А она, слава, уходит, и человек теряется. Может увлечься алкоголем, уйти в депрессию. Он не получает такого внимания, как раньше, у него нет поклонников. Он уже никому не интересен.
Люди моего поколения еще помнят Каспарайтиса, но молодежь его уже не знает. Я приезжал в Новомосковск тренировать Академию Михайлова, и дети, когда меня видели, между собой говорили: «О, это же парень, который снимался в фильме «Брат 2». Для них я прежде всего актер, а не спортсмен.
– До сих пор многие не верят, что вы играли в том матче с «Баффало» с переломом ноги. Там все-таки была трещина или реально перелом?
– Была трещина в ступне. Тогда меня бывшая супруга проводила до машины, и я с костылями поехал на арену, чтобы просто поддержать ребят на седьмой игре. А она осталась дома – зачем ехать, если я не буду играть? Я пришел в раздевалку, а мне говорят: «Надень конек и попробуй выйти на лед». Я вышел – вроде болит. Мне сделали укол, и я такой: «Буду играть!» Жена включила телевизор, смотрит, а там я! Она очень удивилась.
В хоккее плюс в том, что конек он как гипс, держит ногу хорошо, не так сильно болит. Так что ничего такого. Отыграл и отыграл.
– Кевин Стивенс после того гола сказал, что у вас худший кистевой бросок в команде, и то, что шайба долетела до ворот, его очень удивило. Другие игроки вас тоже подкалывали?
– Конечно! Когда в команде Марио Лемье и Яромира Ягра в овертайме седьмой игры забивает Каспарайтис, этим будут подкалывать всю жизнь. И я согласился бы со Стивенсом. Спросите даже у Владимира Юрзинова – у меня с кистей никогда не получилось бросать сильно, хотя щелчок был неплохой. Но гол я забил, это самое важное. Саша Овечкин тоже не всегда пытается попасть в угол. Он просто бросает, а там, если шайба летит в створ ворот, все может быть.
****
– Как вы находите общий язык с молодыми игроками, когда между вам 30-35 лет разницы?
– У меня шесть детей, поэтому я понимаю, чем интересуются молодые ребята. Летом я катался с Артемием Левшуновым, Федором Свечковым и Никитой Чибриковым, еще были другие ребята из НХЛ. Когда пришел в раздевалку, то увидел, как им было прикольно встретить человека из того поколения. И когда я рядом с ними, то сам становлюсь таким же молодым. Я прикалывал их, на скамейке веселил. Был тем же Каспарайтисом, которым был много лет назад. Они сами сказали: «Дарюс, ты такой заводной! Даже не представляем, каким ты был, когда играл».
Было здорово вновь окунуться в эту атмосферу, подсказать какие-то вещи. Я вижу хоккей по-своему, они по-другому, и мы можем обменяться своими впечатлениями. Это идет на пользу.
– Как вам Артемий Левшунов, №2 драфта НХЛ 2024?
– В тренировочном лагере я ему говорил: «Никого не бойся. Всех бей». Ну и пас быстрее отдавай, не передерживай шайбу. Не знаю, бьет он сейчас или нет игроков, но на нашей тренировке Артемий подрался с Чибриковым. Они начали друг с другом биться. Никто не хотел уступать, пришлось даже разнимать их пару раз.
– В своем первом сезоне вы тоже хитовали на тренировках партнеров, и тафгай «Айлендерс» Мик Вукота хотел вас за это проучить.
– Я пришел в НХЛ из советского хоккея, где на тренировках мы всегда бились и толкались. Вот и пытался играть в том же стиле в Америке. А где еще тренировать это, если не на тренировках? Где я отработаю подкаты и силовой хоккей? Сначала им не нравилось, конечно, а потом все стали голову поднимать на тренировках. Было несколько драк, ветераны хотели меня побить. И такое было, да. Но быстрее тебя начнут уважать, когда ты показываешь характер, заявляешь о себе, а не начинаешь подлизываться ко всем на новом месте.
Да, иногда пересекал грань на тренировках, но потом все меня любили, потому что я был командным игроком. Наш главный тренер Эл Арбур смотрел на все это и смеялся. Ему нравилось мое отношение. Конечно, травмы это другой вопрос, но когда молодой хоккеист не жалеет себя на тренировках, это всегда подкупает. Есть старое правило – как ты тренируешься, так и играешь. Если дурака валяешь перед матчем, это перейдет и на игру.
– Как вы учили английский язык? Сериала «Друзья» тогда еще не было.
– Я просто не стеснялся говорить. Недавно видел свое первое интервью в НХЛ. Звучало смешно, но у меня никогда не было проблем с тем, чтобы общаться. Я из Литвы, и когда приехал в Россию, думал, что хорошо говорю на русском. А оказалось нет. Ребята все время смеляись в «Динамо». Говорили, что я не мемекаю по-русски. И когда я приехал в Америку, то не боялся ошибаться. Спрашивал у соседа по комнате, а что это, а как будет то, ну и так учился.
Я даже сейчас больше стесняюсь разговаривать. Мне 53, я в США уже больше 30 лет, и когда начинаю говорить, меня сразу спрашивают: «О, а откуда ты? Из Восточной Европы? Какой у тебя акцент!» И меня это бесит. Никогда я не буду говорить чисто по-английски, но я и по-русски иногда забываю слова, и у меня есть акцент. Как-то приехал в Россию, а меня спрашивают: «А вы не из Одессы? У вас такое произношение». А я в ответ: «Я из Бруклина. С Брайтон-Бич».
Но мне поэтому и нравится Америка, что здесь много культур, все говорят на разных языках. Никто никого не ущемляет, и все спокойно живут.
– Ваш первый совет финансовой грамотности для молодого игрока. Кажется, вы в своем первом сезоне нарушили все возможные правила, потратив деньги на дорогую машину и одежду.
– Я бы посоветовал вкладывать деньги умно и экономить. Хотя понятно, что в таком возрасте ты еще не понимаешь ничего. Все хотят иметь дорогую машину, и я себе ее покупал. Мне не было 20 лет, а я взял себе BMW 742. Не потому, что я хотел – это Вова Малахов заставил. У него был самый крутой BMW 850, который в то время стоил почти 100 тысяч долларов. Я хотел такую же взять, а он мне говорит: «Возьми лучше большую. Вдруг кто-то в гости приедет, некуда будет людей посадить». И я взял 742-ю модель. Туда пять человек помещалось.
Важно понимать, что карьера дается один раз в жизни, и сколько ты отложишь, на это и будешь жить потом. Но смотрите, все мы проходим через это, и сейчас ребята уже больше понимают о финансовой грамотности. Мы в свое время приехали из страны, где были развалины. Мы вообще не понимали, что такое деньги. У нас их не было никогда. Для меня, что 100 долларов, что 500 – одно и то же было. Поэтому я столько ерунды и покупал. Сейчас я понимаю, что 10 тысяч это очень большие деньги, а в то время они улетали быстро.
– Что стало с тем BMW?
– Конечно, продал. Сейчас уже не вспомню. Сейчас у меня простая машина – почти как мини-вэн. И она самая классная у меня.
– А что с курткой от Versace за 4000 долларов – вашей первой покупкой в США?
– Куда-то ее дел, не помню уже. Сейчас бы сдать ее в музей – она бы тысяч 20 стоила. Дороже куртки я не видел в своей жизни.
Но это же 90-е были. Versace был очень популярным, и, как все люди с бывшего СССР, я любил итальянскую моду. Сейчас бы я такую себе не купил, но тогда думал, что это прикольно. Я еще сапоги купил черные кожаные от Versace и пришел в этом в раздевалку на следующий день. Тренер увидел и говорит: «А где твоя лошадь, ковбой?» Все смеялись надо мной.
– Вы рассказывали, что после первого сезона без денег и даже взяли в долг. Кто вам их дал?
– Взял в долг у своих знакомых в Лонг-Айленде. Мне помог Геннадий Заславский, хозяин бани. Ему кстати недавно исполнилось 70 лет. Он мне предложил помощь. Люди знали, что у меня контракт на три года, и что я отдам.
****
– В начале второго сезона, уже после знаменитых силовых приемов против «Питтсбурга» в плей-офф, вас посадили в запас из-за лишнего веса. Хорошо отдохнули тем летом?
– Да дело не в этом. Когда приезжаешь из одной системы в другую, то еще не понимаешь, что сам ответственен за свое питание, за то, что ты делаешь ночью и т. д. А что я знал в 19 лет о диете? У нас в Новогорске в «Динамо» столовую закрывали в 8 вечера, и мы до утра ходили голодными, так как не было еды.
Конечно, я поначалу в Америке жрал все подряд. Там и мясо, и морепродукты, и все остальное. Я весил килограмм 85-87, когда приехал, а через год уже под 100. Для тренера это выглядит подозрительно. Но у меня всегда были проблемы с весом. Если не следил за собой, то быстро набирал.
– Многие игроки в НХЛ тогда следили за своим питанием, как сейчас?
– Не-не-не. На ужине обожрешься, придешь в гостиницу и еще мороженого в номер закажешь. Но тогда все сжигалось у нас, мы совсем молодыми были. И что мы могли знать о диетах? Я видел в журналах какие-то пирамиды о питании, но не понимал особенно. Сейчас уже понимаешь, а тогда вкусно было – и ел. Никто не считал калории.
Раньше все же по-другому было. Много тусовались. Потренировались – пошли пиво пить, поспали. Тренировка, потом опять пиво. Поездка – пиво. Выпивали постоянно, на самом деле. Из 18 игроков команды НХЛ 5-6 курили сигареты. И это еще мало. В «Динамо» из 20 человек было 15 курящих.
– Вы говорили, что шефство над вами взял Мик Вукота, и он по вечерам водил вас в бары. Интересный наставник.
– Мы ходили в спортивные бары маленьких городков в Лонг-Айленде. Как все молодые неженатые парни, хотели выпить, может с девчонкой познакомиться, но обычно получалось, что было только пиво.
– Драки в баре бывали?
– Люди боялись Мика Вукоту. Знали, что он «полицейский». Ну и уважали спортсменов. Только одна драка была из-за меня. После первого сезона пошли в бар, и там какой-то болельщик «Рейнджерс» подошел и сказал, что меня ненавидит. А из моей компании фанат «Айлендерс» вышел и как дал ему в пятак. Началась драка – «Рейнджерс» против «Айлендерс», но только болельщики. Мне охрана говорит: «Уходи отсюда, пока не побили. Полиция приедет, тебе зачем это надо?» Я и ушел.
Но после первого сезона меня во многих городах ненавидили. Особенно там, где болели за «Рейнджерс». Я часто хитовал их капитана Марка Мессье.
– Этой осенью ушел из жизни журналист Ларри Брукс, который, бывало, прикладывал вас в своих статьях. Как молодым правильно выстроить общение с прессой в НХЛ?
– Кстати, хорошо, что вспомнили. Когда у он умер, я думал о нем. Я ведь не очень его любил, потому что он писал правду. А никто из спортсменов не хочет читать о себе правду. Хочется, чтобы где-то журналисты смягчили, а если ты насрал в игре, а про тебя потом написали, то думаешь: «Ну ля.. какой он, журналист, плохой человек». И Ларри писал именно правду. Не придумывал ерунду, а просто писал, как думает. Некоторые его коллеги из уважения к тебе могут не написать плохое, а у Ларри не было авторитетов. Его газета New York Post это издание, в котором пишут как есть.
– Это он придумал вам прозвище Kaspar-minus?
– Не, это было на радио. Я когда пришел в «Рейнджерс», то сразу ушел в «минус» по показателю полезности. Правда, сезон я закончил с «плюс 5», но об этом уже никто не писал. Всегда проще гасить нового игрока с большой зарплатой, сказать, что вот он пришел в команду и сразу зажрался. Когда я мало зарабатывал, то все писали: «Каспарайтис – жесткий игрок, ложится под шайбу, боец». А когда получил большой контракт в Нью-Йорке, то первым делом вспоминали о деньгах, указывали на «минус».
И вот за это один радиоведущий назвал меня «Дарюс Каспар-майнас». А так меня все журналисты любили. И Ларри Брукс то же. Он писал про меня и всех остальных правду. Были и плохие и хорошие статьи обо мне. Это и есть свободная пресса.
– Не обижались, когда журналисты писали о вас, как о провокаторе, а не реально полезном защитнике, который многое умел?
– Ну это часть игры, если ты можешь так завести соперника, что он начинает думать не о хоккее, а о мести. И вся команда начинает за тобой бегать вместо игры. Хоккеист может выйти на лед и опасаться тебя, потому что боится силового приема. У каждого игрока есть своя роль. Я не хотел такую роль в НХЛ, но так получилось.
Я увидел, что болельщикам это нравилось, что необязательно забивать красивые голы и отдавать пасы, а можно делать силовые приемы. Можно быть вторым-третьим любимцем публики после звезд, как это было в «Питтсбурге» или «Айлендерс». Люди понимали, что есть Ягр и Лемье, а есть другие игроки с другими задачами. И они оценивали по самоотдаче.
****
– В 1994 году вы решились пойти в сообщество анонимных алкоголиков. Что тогда происходило в вашей жизни?
– Я был очень упрямым человеком, который всю жизнь хотел доказывать людям. И так получилось, что в 1994 году – это было 9 мая – я понял, что нужно что-то делать. Тогда моя бывшая супруга сказала, что у мне нужно лечиться, что у меня проблемы от алкоголя. А у меня отходняк после вечеринки, я ей говорю: «Ты задолбала меня». Решил, ладно, больше не буду пить. И я не пил почти 12 лет. Потом немного расслабился, попробовал одну вещь (болеутоляющие – прим. Спортс’‘) и уже понял окончательно, что не зря не пил.
И вот скоро будет 15 лет, как я не выпиваю. И мне не хочется, я даже не думаю об этом.
Я понимаю, что у меня болезнь, зависимость. Очень многие люди через это проходят, и причины могут быть разными – алкоголь, еда, секс, игра. Все, что доставляет удовольствие. В том числе и поэтому я хочу помогать молодым ребятам. Есть те, кто может выпить одно пиво и пойти спать, а некоторые не могут остановиться и гуляют всю ночь.
– Когда спортсмены признаются в своей слабости, часто следует осуждение. Ведь они не могут быть слабыми.
– Мы все люди. Спортсмены, политики, военные. У всех есть свои слабости. Даже священники не исключение. У всех есть проблемы, а для зависимости нет дискриминации. Она может проявиться у всех. Это не связано с количеством денег. Это болезнь, неизлечимая болезнь. Ты можешь научиться жить с ней, но для этого нужна помощь других людей. Для этого есть собрания, есть спонсоры, которые могут поговорить с тобой. Ты работаешь над собой. Это очень хорошая вещь на самом деле. Можешь поменять свои взгляды на жизнь, переоценить свои обиды, какие-то детские травмы, которые пытался замаскировать.
Неправильно говорить, что только слабые люди подвержены таким проблемам. Наоборот, нужно быть очень сильным, чтобы признать проблему, попросить помощи, принять то, что ты один не справишься с болезнью. В то же советское время много хоккеистов после карьеры умирали от алкоголя или других зависимостей. Им было стыдно признаться. Они не понимали: ну как же я такой сильный там на площадке, а с этой проблемой такой слабый. Но это невозможно контролировать.
– Вы по-прежнему посещаете собрания сообщества?
– Я продолжаю работать над собой, писать шаги, посещаю собрания. Проблема никуда не исчезает, она сидит в тебе и делает отжимания, становясь сильнее. Ты можешь расслабиться, выпить один раз или принять таблетки от боли, и болезнь вернется. Это может случится очень быстро.
– По истории Евгения Кузнецова мы видим, как быстро все меняется.
– У меня в жизни многое было, я отец шестерых детей. Но чем я горжусь, так это тем, что признал себя больным человеком в плане выпить и поторчать. И это мое главное достижение в жизни. Если бы не было его, не было ни детей, ни семьи, ни карьеры. У меня не было бы ничего. Меня в живых уже могло не быть. И что бы потом люди писали? Дарюс был классным чуваком, но спился и умер где-то в подвале.
Нужно с пониманием и уважением относиться к людям, у которых есть такие проблемы. Поймите, деньги, слава не дают ничего, кроме спокойствия и возможности заняться чем, что тебе нравится. Но со временем мы все равняемся – человек, который на улице пьет, и человек, который достиг всего в жизни и незаметно пропивает то, что заработал. Я не знаю историю Жени Кузнецова, но если у него проблемы, только он может себе помочь. Только когда человек поймет, что он болен, что ему нужна помощь, появляется шанс спастись. А если все время валить на одно и на другое, искать проблемы в другом… Все мы знаем, у кого есть проблемы.
****
– Этой осенью исполнилось 20 лет чудо-буллиту Марека Малика, который забил «Вашингтону» броском из-под ноги. Вы были там, как это выглядело со стороны?
– 20 лет прошло? Вау! Там такая ситуация была, что все уже бросили, и на скамейке оставались только Малик и я. Тренер смотрел на нас обоих, и я ему: «Давай пробью». Марек чего-то не хотел ехать. Тренер мне сказал: «Ты будешь бить буллит после меня – у тебя шансов забить нет». Пошутил он так. Я тоже не хотел бить, волновался, но решил быть храбрым и предложил услуги. Но Марек забил этот сумасшедший гол, и после матча мы в первый раз собрались всей командой в центре площадки и вскинули клюшки вверх, чтобы так поблагодарить фанатов. Такой салют в их адрес получился. И уже 20 лет команда это делает. Это стала традицией.
Я увидел, что так приветствуют болельщиков в России, когда играл во время локаута в Казани. В Европе тоже такое было, и я предложил Яромиру Ягру собрать ребят и для прикола поднять клюшки. Фанаты от радости с ума посходили, и мы решили делать это после каждой победной игры дома. А сейчас чуть ли не вся лига так делает.
– Если бы буллит били вы, что бы исполнили?
– Я никогда не бросаю буллиты, но, наверное, исполнил бы финт Леши Ковалева. Он все время показывает, что будет бросать, убирает под неудобную, заставляет вратаря двигаться, снова возвращает на удобную руку и бросает в девятку. Леша так всегда делал и забивал.
****
– Вы столько раз вспоминали хит против Эрика Линдроса, поэтому только один вопрос. Как не обосраться от страха, когда знаешь, что завтра будет матч, в котором вас все будут бить? Я про ответный матч с «Филадельфией». Вообще спали перед той игрой?
– Да я не волновался. Когда со мной хотят что-то сделать, значит соперник не будет играть в хоккей, а будет охотиться. Я то был готов, но вот за Леху Морозова было страшно. Он праздновал слишком ярко силовой прием против Эрика Линдроса. И у него было больше проблем.
– Но там первая смена – и сразу же на вас полетели.
– Я был готов. Я не очень любил драться, но пришлось защищаться.
– Морозов-то получил в итоге?
– Да-да, ему дали по хребту пару раз.
– У вас за карьеру не так много драк, но минимум две против игроков сборной России. Еще и хитовали их частенько. Не обижались на вас потом?
– Во время игры ты ударил, тебя ударили, скинули краги и подрались. Это игра, наша работа в то время. После матча мы нормально общались, и я никогда не обижался. А чем они отличались от остальных? Я всех хотел ударить – и Пашу Буре, и Сергея Федорова, и остальных. На площадке они были моими врагами, так как играли за другую команду. Они же не подходили ко мне перед матчем со словами: «Дарюс, мы бросать сегодня не будем по воротам твоей команды, чтобы не забить».
Так и напишите. У Каспарайтиса не было друзей во время матча. Даже если бы мой брат играл против меня, я бы дал ему по соплям.
– Алексей Ковалев часто обыгрывал вас перед своими голами. Его удавалось ловить?
– Да ладно уж часто – может, пару раз было. Но его тяжело было поймать. Он такой скользкий игрок. Сейчас на 100 процентов не вспомню, ловил или нет.
– Зато Овечкина точно ловили – сочно получилось.
– Этот хит помню. Он на Олимпиаде в Турине много разговаривал, много шутил молодой. Хотел показать ему, что такое НХЛ.
Фото: East News/AP Photo/Bill Kostroun, AP Photo/John Dunn; New York Post/Charles Wenzelberg; instagram.com/aleksandrovechkinofficial; РИА Новости/Владимир Родионов; КХЛ/Беззубов Владимир
Спасибо за вью