Прожектор
20 мин.

Не знал языка, но мечтал писать о спорте. В итоге стал рок-звездой журналистики и вошел в Зал хоккейной славы

Видел «Чудо на льду», потерял друга в авиакатострофе «Локомотива» и прекратил писать спустя 46 лет. История хоккейного журналиста Эрика Духачека рассказанная им самим

Этот материал основан на авторском прощальном письме Эрика Духачека в The Atletic, последнему изданию, для которого он писал.

Духачек мечтал быть спортивным журналистом с детства. Реализоваться помог случай: никто не хотел комментировать лыжные гонки

Когда я учился в старшей школе в Торонто, я однажды написал эссе для курса английского языка мистера О’Рейли. Думаю, это был 11-й класс. Задание было: «Какой была бы ваша идеальная работа?» Я ответил: «Хоккейный журналист для Toronto Star». Я также знал, насколько это невозможно. Несбыточная мечта. Потому что в те дни в Канаде было всего три команды НХЛ — «Торонто», «Монреаль» и «Ванкувер». В Торонто было три газеты, и в каждой было два штатных хоккейных журналиста, плюс обозреватели, пишущие о командах. Во всей стране могло быть от 10 до 12 рабочих мест для хоккейного журналиста. Шансы попасть в НХЛ как игрок были выше, чем как человек, освещающий этот вид спорта. Так что это была причудливая идея.

Если бы вы сказали мне в 15 лет, что я в конечном итоге получу одну из этих работ, я бы не поверил. Но тогда, в 15 лет, я не мог представить себе всех других благословений, которые со временем пришли ко мне в профессиональном плане. Дружба, которую я завел, работая со многими талантливыми, интересными коллегами. Джим Мэтесон. Майкл Фарбер. Джордж Джонсон. Дэвид Шолтс. Слишком много, чтобы перечислить их всех. Места, которые мне удалось посетить, обычно за счет компании.

Вот как все начиналось для меня в профессиональном плане. Это было лето 1978 года.

Я только что окончил факультет журналистики Университета Западного Онтарио. Пытался заработать на жизнь, подрабатывал внештатным репортером для «Toronto Sun» в спортивной сфере и «Toronto Star» в новостной сфере, но искал постоянную работу. Я разослал заявки на работу по всей Канаде, и однажды в доме моих родителей в Скарборо, Онтарио, зазвонил телефон. Это был Линн Уотсон, спортивный редактор «Calgary Albertan». Он искал обозревателя, пишущего о лыжах. Он прочитал мои отрывки и заинтересовался: знал ли я что-нибудь о лыжах?

Я сказал, что мои родители эмигрировали в Канаду из Австрии, а я катался на лыжах с 10 лет. Но потом у меня возник вопрос: зачем ему понадобился парень из Восточной Канады, чтобы освещать лыжи, если Калгари находится менее чем в часе езды от Банфа (горнолыжный курорт в Канаде)? Я думал, что за дверью будет очередь желающих получить эту работу, особенно потому, что это был расцвет великой канадской мужской команды по скоростному спуску. В то время «Crazy Canucks» переворачивали с ног на голову европейский горнолыжный мир.

Такие канадские горнолыжники 1970-х и 1980-х годов, как: Джангл Джим Хантер, Дэйв Ирвин, Дэйв Мюррей, Стив Подборски и Кен Рид – заслужили прозвище Crazy Canucks за быстрый и, казалось бы, безрассудный спуск с горы

«Все, что хотят мои ребята, это освещать керлинг», — сказал Уотсон. Я рассмеялся, потому что, конечно, думал, что он шутит. Он не шутил. Оказалось, у него был возрастной персонал, а керлинг был легким видом спорта для освещения — иногда в помещении, из бара на арене, куда победитель приходил и покупал репортерам выпивку. Катание на лыжах означало выход на улицу, в снег и холод. Помню, как я лепетал о том, как сильно я действительно хочу эту работу, и, вероятно, мой энтузиазм покорил его, потому что он предложил мне эту работу. Спустя несколько недель я паковал все свои вещи в машину, прежде чем провести три с половиной дня в дороге из Онтарио в Альберту, размышляя о том, что может принести будущее.

Это было почти полвека назад.

Духачек освещал Олимпиаду-1980, видел своими глазами «Чудо на льду» и лично проходил тренировочные сборы с игроками «Калгари» как хоккеист

В«Calgary Albertan», несмотря на то, что я был самым младшим, мне выпала возможность освещать зимние Олимпийские игры 1980 года в Лейк-Плэсиде. В тот год Кен Рид из Калгари был фаворитом в мужском скоростном спуске. И поскольку я все равно собирался ехать, мне поручили освещать канадскую олимпийскую сборную по хоккею. Я путешествовал с ними повсюду — так работали газеты в те времена. Предолимпийский турнир в Лейк-Плэсиде. Три игры против сборной США Херба Брукса в Калгари. Еще три игры в США.

Я видел, как мужская сборная США играла семь раз перед Олимпиадой, поэтому, когда канадская команда выбыла, я остался, чтобы осветить последние две игры турнира, и случайно оказался в эпицентре одного из знаменательных спортивных событий XX века, «Чуда на льду».

Насколько тогда все было по-другому? Мы работали на пишущих машинках (ручных, а не электрических) в редакции. Мы делали заметки от руки. Моя школа журналистики сделала обязательными курсы по набору текста и стенографии. Я искренне верю, что добился раннего успеха в своем деле благодаря точности моих заметок.

В 1980-ом, когда «Flames» переехали из Атланты в Калгари, «Albertan» закрылся и был заменен «Sun». Руководство прислало нового редактора из Торонто, который верил в журналистику участия, популяризированную известным писателем Джорджем Плимптоном. Соответственно, редактор попросил меня попробовать себя в «Flames» в роли хоккеиста, и, к моему большому удивлению, генеральный менеджер Клифф Флетчер согласился.

Итак, да, это был я, прошедший спортивные тесты-нормативы, а затем вышедший на лед с «Flames» во время их первого тренировочного сбора в 1980 году. Мы проходили тесты по двое, а моим партнером был Пол Райнхарт, один из немногих игроков, которых я знал раньше (мы познакомились с ним прошлым летом, когда он был в лагере с олимпийской сборной).

Пол Райнхарт

Спортивные тесты не были для меня большой проблемой — я был довольно успешным бегуном — хотя силовые тесты немного смущали меня. Пол, чей сын Сэм сейчас является звездой «Флориды», разгромил меня в силовых тестах, но я хорошо справился с бегом, приседаниями и еще с аэробной подготовленностью и выносливостью, что в те времена, являлись передовыми штуками.

Выход на лед был другим делом. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что я был выше своих сил уже в первый день. Вам действительно нужно спуститься на уровень льда, если вы хотите почувствовать разницу между игроком пивной лиги и игроком НХЛ.

Кент Нильссон был чудом — единственное прозвище, которое я когда-либо давал игроку и которое действительно закрепилось, было прозвищем Кента: Волшебник. В тот год он набрал 131 очко, что по-прежнему является рекордом «Flames» за один сезон.

Вскоре после того, как трехсерийная сага о моем хоккейном опыте была опубликована в газете, я принял предложение от «Herald», более авторитетной дневной газеты Калгари. Их подход показался мне более подходящим для моего голоса и моего подхода к журналистике. И это оказалось отличным решением.

Статья Духатчека о самом себе, как хоккеисте

В «Herald» Духачек проработал 20 лет. Он гонял в СССР на кубок «Известий» и включал в расходы билеты в театр и на концерты. О последнем просила сама газета

Мне нравится все время рассказывать одну историю, чтобы позабавить моих молодых коллег, о том, как щедро все было в первые дни. Я только что присоединился к «Herald», нанятый прекрасным человеком по имени Джордж Билич.

Однажды Джордж объяснял мне политику расходов в издании: «Мы хотим, чтобы вы жили в дороге так же, как вы живете дома. Если вы выпиваете бокал вина за ужином дома, выпейте бокал вина за ужином в дороге. Просто включите это в расходы. Если вы ходите на шоу дома, посетите шоу в дороге. Просто включите это в расходы».

Духачек (слева) с коллегами в Вене на ЧМ по хоккею с шайбой-1987

Итак, первая поездка в Нью-Йорк, и коллега из «Calgary Sun», Стив Симмонс, сказал: «Давайте сходим на бродвейское шоу». Я тогда понятия не имел о театре в Нью-Йорке, но Стив знал, и он порекомендовал нам посмотреть возобновление «42-й улицы» с Джерри Орбахом в главной роли (задолго до того, как Орбах стал известен по своей телевизионной работе). Билеты стоили дорого — 50 долларов США за штуку. В 1980 году (Сегодня эта сумма чуть больше чем 200 долларов). Но мы пошли и получили огромное удовольствие от шоу. Когда я вернулся домой, я добросовестно подал свои расходы. Конечно же, через неделю счет расходов был одобрен, все до последнего цента.

И так, большую часть того первого десятилетия, пока Джордж был у руля, Herald оплачивал ужин и шоу, и за эти годы их было много. Я всегда находил себе интересное занятие, куда бы я ни отправлялся в Северной Америке, и если вам случалось приземлиться в Тампе-Бей на день раньше, а Джимми Баффетт оказывался в городе, ну, вы знаете, кто был первым в очереди в кассу.

Джимми Баффетт

Но привлекательность работы в первые дни заключалась не только в щедрых расходных счетах или барах, ресторанах, концертах и ​​пляжах, которые вы посещали.

В те годы, когда я путешествовал с «Flames», я летал одними и теми же рейсами, останавливался в одних и тех же отелях и ездил на командном автобусе. Секретарь по путешествиям — дольше всех им был замечательный Эл Коутс — вручал мне посадочный талон, как и остальной команде. Часто я оказывался сидящим рядом с игроком. Эти перелеты через всю страну были долгими, и это был отличный способ узнать игрока за пределами катка.

Путешествие с командой позволяло вам наблюдать, как все взаимодействуют друг с другом. Иногда подробности жизни человека, которые вы узнали в непринужденной беседе, часто могли стать отправной точкой истории. Вам нужно было завоевать их доверие, но вам всегда нужно было держать их на расстоянии вытянутой руки. И каждый раз, когда вы писали что-то, что им не нравилось, вы слышали об этом, обычно сразу на следующий день. Но затем вы проясняли ситуацию и продолжали.

В 1989 парни из Калгари наконец-то взяли Кубок Стэнли!

Это было одним из лучших моментов в работе. Она увлекала вас везде. Иногда вы знали, что являетесь свидетелем истории. В других случаях это было полной неожиданностью. Я был на финальном матче, сыгранном «Colorado Rockies» (3 апреля 1982 года, против «Calgary»). Я был на первом домашнем матче, сыгранном «Сан-Хосе» (5 октября 1991 года). Я был там, во Флориде, в тот вечер, когда «пантеры» победили со счетом 4-3 в их домашнем матче открытия, и Скотт Мелланби забил дважды. После этого вратарь «Флориды» Джон Ванбисбрук рассказал, как прямо перед игрой крыса пробежала по полу раздевалки на старой «Майами Арене», и Мелланби, у которого была клюшка, швырнул крысу в стену быстрым движением запястья. Это событие вошло в историю НХЛ как rat truck (Мелланби забил два гола в игре и «один» в раздевалке). Когда «Флорида» неожиданно вышли в финал Кубка Стэнли в том же сезоне, после ее голов на лед посыпались пластиковые крысы — традиция, которая продолжается и по сей день.

За 20 лет работы в «Herald» я освещал чемпионаты мира по хоккею в Вене и Цюрихе, ездил в Советский Союз в 1987 году на турнир «Известий», а в 1989 году во время тура дружбы с «Calgary Flames» освещал игры в Праге, Киеве, Санкт-Петербурге и Москве. Когда Tampa Bay Lightning присоединилась к НХЛ и отыграла один сезон на стадионе в Thunderdome, это было моей стандартной шуткой на протяжении нескольких лет — что я освещал хоккей от Санкт-Петербурга России до Санкт-Петербурга Флориды, и сотен мест между ними. «Herald» отправил меня в Японию, чтобы я писал про Олимпиаду в Нагано 1998 года, когда профессионалам НХЛ впервые разрешили участвовать в Играх.

Позже, в «The Globe and Mail», мне выпал шанс написать главную статью о трех золотых медалях, завоеванных канадской сборной в 2002, 2010 и 2014 годах. В 2006 году меня не назначили в Турин, так что вы не можете приписать это поражение мне.

В конце 1990-х Духачек участвовал в забастовках и был сторонником проверки игроков на сотрясения мозга. Ларионов читал его статьи до отъезда в НХЛ

К середине 1990-х годов я все еще освещал «Flames», но писал больше историй и статей с более масштабной картиной. Перед играми в Калгари я часто сидел за одним столом с врачами команды: Ником Мохтади, чью любительскую теннисную карьеру я описывал два десятилетия назад, и Винне Меувиссе, которая в то время была главой общества врачей НХЛ.

Однажды вечером Винне упомянул возможную идею для истории: что он и все остальные врачи команды НХЛ встречаются на Матче всех звезд 1997 года в Сан-Хосе, чтобы обсудить протоколы сотрясений у хоккеистов. В конечном итоге эта встреча привела к тому, что НХЛ установила базовые нормативные тесты на сотрясения мозга. Я помню, как написал про это статью и отправил ее в «Sports Illustrated» (потому что был одним из их хоккейных стрингеров в те дни) о том, что, как я считал, было важной, развивающейся историей. Я много писал о сотрясениях в середине-конце 1990-х годов, прежде чем эта проблема действительно проникла в общественное сознание. Я рад, что в начале этого ноября NHLPA под руководством Марти Уолша сформировала консультативный комитет по хронической травматической энцефалопатии (ХТЭ) для дальнейшего продолжения этой важной работы.

Помимо всех статей, которые я отправлял в SI за эти годы, я также провел 25 лет, работая над «The ​​Hockey News», сначала только над еженедельными статьями про «Калгари», а затем, в конечном итоге, перейдя на колонку на последней странице. В те дни «The Hockey News» был библией спорта. Он приходил еженедельно в канадское посольство в Москве в дипломатической почте. Когда я впервые представился Игорю Ларионову, он сказал, что знает, кто я, и сразу узнал меня по фотографии в моей колонке в «The Hockey News».

Духачек и Ларионов в Зале хоккейной славы, 2010-е

Кто еще помогал мне на протяжении моей работы? В первую очередь, Стив Драйден и Джейсон Кей, которые были моими редакторами в «The Hockey News», и я никогда не забуду, как Стив щедро подбрасывал мне дополнительные задания в сложный восьмимесячный период с ноября 1999 года по июнь 2000 года, когда моя газета объявила забастовку, и я получал 10 долларов в час в качестве забастовочной платы в обмен на 20 часов пикетирования каждую неделю. За исключением игровых вечеров, я в основном предпочитал ходить пешком в смену с 7 вечера до 11 вечера, чтобы иметь возможность заниматься своей дополнительной внештатной работой в течение дня. А это была холодная зима в Калгари.

Я всегда считал себя журналистом в душе, но со временем я обнаружил, что есть возможности работать и на радио, и на телевидении по совместительству. В течение многих лет моим любимым ведущим на радио в Калгари был Роб Керр. Помимо прочего, Роб воссоединил Эла Морганти и меня в шоу «East-West Hot Stove».

Затем был период времени, более десяти лет, когда мой друг Джон Шеннон брал меня на рубрику «Хоккейного вечера в Канаде» под названием «Satellite Hot Stove». «Satellite Hot Stove» был детищем Джона. Он появился во втором антракте первой игры двойного заголовка HNIC и связал четырех человек — ведущего Рона Маклина и, как правило, Джона Дэвидсона в Нью-Йорке, Эла Страхана в Торонто и меня в Калгари — через спутник. Иногда мы делали предварительную запись. Иногда мы выходили в прямой эфир. Это был отчасти анализ, отчасти сплетни, и такой формат оказался дико популярным.

Химия была хорошей, и людям, казалось, нравилось обмениваться шутками. Это было восемь минут по телевизору, раз в неделю, и, возможно, вы могли внести около двух минут разговора в каждой из рубрик. Тем временем я писал пять колонок в неделю на своей основной работе. И все же, в те годы, часто, когда я сталкивался с кем-то, кто узнавал меня, они комментировали выступления на телевидении, а не мою работу в печати. ​​Было отрезвляюще осознавать, насколько сила телевидения может превзойти силу печатного слова.

Вероятно, самое неожиданное событие в моей профессиональной жизни произошло в 2001 году, когда я выиграл премию Элмера Фергюсона, которой Зал славы хоккея награждает журналистов. Мне было всего 45 лет, я был самым молодым, кто когда-либо получал эту награду, поэтому я был совершенно застигнут врасплох и, возможно, даже немного смущен. В конечном счете, тот факт, что я получил награду, когда мой отец был еще жив, значил для меня и моей мамы очень много. 15 лет, которые я провел в отборочной комиссии Зала славы хоккея — с 2004 по 2018 год — стали причиной некоторых из самых стимулирующих разговоров о хоккее, в которых я когда-либо участвовал. Эти ежегодные июньские встречи были напряженными, волнующими и стимулирующими. Ограничения по срокам, а я считаю что это благо, означали, что я не смогу быть в комиссии после 2018 года, и теперь я пропускаю эти встречи каждый год.

Духачек называет гибель «Локомотива» в 2011-м самым сложным моментом в своей жизни и карьере. В катастрофе погиб его друг Брэд Маккриммон

Но журналистика тоже не всегда праздничная. Были и действительно тяжелые моменты: крушение автобуса «Swift Current», крушение автобуса «Humboldt Broncos», смерть Джорджа Пелавы и Стива Чиассона.

Ничто не было более сложным в личном и профессиональном плане, чем события сентября 2011 года. Я тогда попал в больницу в Калгари с коллапсом легкого, которое упорно не поддавалось заживлению. Было решено, что мне нужна серьезная операция — торакотомия. Пока я готовился к этой операции, самолет с хоккейной командой «Локомотив» потерпел крушение в России, в результате чего погибли почти все находившиеся на борту, включая Брэда Маккриммона, который стал моим другом за эти годы.

Брэд Маккриммон

Весной я видел Брэда после игры плей-офф «Детройт»-«Финикс». В тот вечер он познакомил меня со своими родителями и упомянул о возможности нового приключения осенью. За несколько лет до этого я написал книгу о хоккее в России с Дэйвом Кингом, первым канадцем, который тренировал в тогдашней российской Суперлиге.

Одной из вещей, которую Дэйв подчеркнул в книге, была опасная природа авиаперелетов в России во время его работы в Магнитогорске. Мой офис, зная, что у меня были отношения и с Брэдом, и с Дэйвом, задавался вопросом, могу ли я написать про это небольшую историю. Я не думаю, что они точно знали, насколько это может быть сложно, на больничной койке, с тремя трубками, хирургически имплантированными в мою грудь. Но я согласился. Я поговорил с Дэйвом. Мы оба немного расчувствовались, говоря о Брэде, этом невероятно интересном, сложном, светлом человеке, и каким-то образом мне удалось втиснуть несколько слов на страницу и заполнить колонку. Я был в отпуске по болезни в течение трех месяцев, прежде чем я достаточно окреп, чтобы вернуться к работе. Я могу честно сказать, что память о Маккриммоне была самым большим вдохновением, которое помогло мне пережить те трудные времена.

Духачек пока просто хочет отдохнуть. Он открыт для всего нового, а его дочь пошла по его стопам

После 46 лет (и пары месяцев) работы спортивным обозревателем на постоянной основе я ухожу на пенсию.

Вот что не все знают обо мне. Когда я пошел в школу, я не мог сказать ни слова по-английски. Дома мы говорили только по-немецки, так как мои родители тоже изучали новый язык после приезда в Канаду. Тот факт, что я в итоге зарабатывал на жизнь написанием текстов на том, что фактически является моим вторым языком, — это то, чем я больше всего горжусь.

Эрик со своей дочерью Паулой, тоже спортивной журналисткой

Я не уверен, что именно ждет меня в будущем. Меня все еще иногда приглашают выступать на радиошоу и в подкастах. Если запросы будут продолжаться, я, вероятно, буду продолжать говорить «да». Многие говорили мне, что всегда можно писать книги — и, возможно, это возможно в будущем. Но сегодня я обычно отвечаю: я хочу сделать перерыв в написании статей о спорте. В этом и есть смысл ухода на пенсию. Если бы я хотел продолжать писать о спорте, я бы остался здесь, в The Athletic.

Я не могу не подчеркнуть этот момент. Для меня это был прекрасный последний акт.

Когда я присоединился в сентябре 2017 года, это было по настоянию Джеймса Миртла. Я многим обязан Джеймсу. Мы были коллегами в «The Globe and Mail» в течение многих лет. В ноябре 2016 года я был в Торонто на церемонии введения в Зал хоккейной славы, и мы с Джеймсом встретились, чтобы выпить. Он сказал мне, что ушел из «The Globe» в тот день. Ему предложили возглавить экспансию The Athletic в Канаду. В какой-то момент он захотел, чтобы я поехал с ним. Тогда у него не было никаких твердых предложений, потому что это было только начало, но десять месяцев спустя дела пошли быстро, и он хотел связать меня с соучредителем компании Адамом Хансманном, чтобы сделать официальное предложение.

Его предложение: Способен ли я еще на один профессиональный акт? Джеймс убедил меня в энергии стартапа и идее, что все на столе. Если что-то получится, отлично. Если нет, мы попробуем что-то другое. Я подписал двухлетний контракт, и прежде чем вы это осознали, два года превратились в семь. У меня была возможность поработать со многими из самых ярких новичков в отрасли, и я сотрудничал со многими из них на протяжении многих лет. Это было весело и оживляюще.

Итак, на этом я закончу. Я хочу поблагодарить всех, кто читал мои работы на протяжении многих лет — тех, кому нравилось мое повествование, и даже тех, кому оно не понравилось. Если бы вы сказали этому подростку, мечтающему стать спортивным обозревателем, что его профессиональная жизнь сложится именно так, он бы не поверил.

Даже сегодня стареющая взрослая версия тоже не может в это поверить.

Фото: nytimes.com, x.com/ericduhtaschek, nhl.com, nbc.com, thephwa.com.