«Правительство должно выкупить контракт Гретцки, а затем перепродать его местной команде». Почему хоккей в Канаде был почти религией
От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел две огненных автобиографии – Фила Эспозито и Шона Эйври, очень умную книгу про хоккейную аналитику, а сейчас взялся за издание о молодежном хоккее с кучей интересных историй. Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы крутые переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.
Сразу извинюсь за долгий простой блога. Однако, боюсь, теперь это станет нормой.
Из-за навалившейся работы совершенно не успеваю оперативно готовить публикации – и с этим ничего не поделать. Пусть даже сезоны КХЛ и МХЛ – двух лиг, где я работаю – подходят к концу, сезон НХЛ в самом разгаре – и с ним у меня совсем жесткий график, потому что на третьей работе я и днем, и ночью пропадаю. Даже думаю спальник в офис притащить, чтобы время на дорогу не тратить. Тут поспать бы успеть, не то что подкасты переводить :)
Это не значит, что публикации прекратятся, но скорость их подачи вынуждено замедлится.
Ну а теперь, покончив с оправданиями, можно перейти к сути. Сегодня, пожалуй, одна из моих любимых глав книги Шона Фитц-Джеральда «Пока горят огни: Сезон в умирающей игре». Здесь ни слова о «Питерборо Питс» – тут уже масштаб побольше.
Думаю, справедливо сказать, что мы смотрим на Канаду как на страну, наглухо больную хоккеем. Во всех переулках носится детвора с клюшками, по телевизору постоянно крутят шайбу, все мечтают играть в НХЛ – ну вы и сами знаете элементы этого стереотипа. Однако, как и все стереотипы, он серьезно искажает реальность.
В действительности же далеко не все канадцы – особенно иммигранты первой волны и жители более или менее крупных городов – одержимы хоккеем. Да, по нашим меркам процент фанатиков все равно феноменальный, но масштабы сумасшествия все же серьезно преувеличены.
Сегодняшняя глава, на мой взгляд, наглядно показывает разницу между Канадой, образ которой нам привычен, и современной страной, где интерес к хоккею стремительно падает (а к европейскому футболу и баскетболу, наоборот, растет).
Напоминаю, что если вам нужны автобиографии Шона и Фила в формате EPUB, то напишите мне здесь – в личку на Sports.ru. Электронная версия книжки про аналитику пока не готова.
Если хочется помочь проекту материально, то внизу есть номер нашей карты.
Глава 6. Эхо прошлого
В 1979 году, когда «Питс» выиграли свой первый (и единственный) Мемориальный кубок, восходящий квебекский литератор жил в своем первом доме. У него родился первый ребенок, а снаружи стояла первая машина. Року Каррье хотелось лишь, чтобы его заработок рос вместе с его популярностью – поскольку тогда ему все еще казалось, что он готов «заниматься чем угодно, лишь бы за это платили».
Его первая новелла «La guerre, yes sir!» (название одновременно на французском и английском, «Война, да, сэр!» – прим. пер.) вышла в свет десятью годами ранее и была встречена хорошо. В ней описывались непростые темы современного Квебека, особенно натянутые отношения между англичанами и французами. Благодаря книге он зарекомендовал себя культурным комментатором обеих сторон конфликта. Он с радостью принял предложение радиостанции СВС в Торонто написать эссе. Его попросили затронуть всего лишь одну тему: чего хочет Квебек?
Каррье приступил к работе, но на бумаге появлялись совсем не те слова, какие он хотел видеть. Текст выглядел глупым и неоправданно тяжелым. Более того, он выглядел отжившим свое, словно пепел от давно сгоревших страниц франкоязычных газет. Он бился с пишущей машинкой, но та каждый раз оказывалась сильней. Ничего не помогало, а дедлайн был все ближе.
Он позвонил в редакцию и извинился. На дворе был конец недели (четверг или пятница), и он признал поражение. У него никак не получалось найти ответ на их вопрос – по крайней мере, в красках и с изобретательностью, которых, как он считал, тот заслуживал. Но человек на другом конце провода был неумолим. Под Каррье уже было выделено время в утренней передаче в понедельник. «В общем, – ответили ему, – пишите, что хотите».
И тут вдруг его осенило, будто вспышкой фотоаппарата. Каррье немедленно застрочил и долгое время не останавливался. Он писал историю о маленьком мальчике в небольшом квебекском городке. Он, как и все местные мальчишки, обожал Мориса Ришара по прозвищу «Ракета». Он также обожал «Монреаль». Хоккей был сердцем его детства.
Однажды мама мальчика решила, что его свитер «Монреаля» уже порядком износился и на люди в нем показываться было нельзя. Тогда она написала прекрасным каллиграфическим почерком письмо в сетевой национальный магазин с просьбой, чтобы ей выслали замену. Когда же пришла посылка, мальчик погрузился в непреодолимую тоску. Ведь ему пришел свитер не «Монреаля», а «Торонто».
Этот рассказ был больше, чем просто о свитере или хоккее. Каррье известен тем, что всегда преуменьшал роль политической символики, которой усыпан рассказ, но при этом он все же показывает политическое противостояние между франкоязычной и англоязычной Канадой, поскольку именно Торонто больше всего диктует свою волю.
Ему предложили отправиться с этим рассказом в тур по Канаде. Однажды в Оттаве управляющий книжного магазина приставил к Каррье охранника на случай, если шумная толпа начнет шуметь больше положенного. Там к нему подошел высокий мужчина со старой копией книги и попросил автограф. Пока Каррье расписывался, тот достал новое издание той же книги и попросил еще один автограф. Старое издание было его, а новое он купил своему сыну. В некоторых городах родители, ожидавшие пополнения в семье, просили Каррье расписаться для их будущих детей. Он тепло улыбался, кивал головой и писал: «Не знаю, как тебя зовут, но желаю всего наилучшего».
В рамках этого тура как-то раз он читал свое произведение в библиотеке где-то в западной Канаде. В дальнем конца зала Каррье увидел человека внушительного роста, внимательно его слушавшего. Он уже привык, что читатели рассказывали ему о том, как книга затронула их лично, но подобные истории ему никогда не надоедали. И все же мужчина в дальнем конце зала чем-то привлек его внимание. Он был непохож на завсегдатая библиотеки – по крайней мере, по мнению Каррье, у которого уже хватало опыта в этом деле. Автор понял, что мужчина хотел поговорить. Но при этом было очевидно, что он чувствовал себя слишком неловко, чтобы сделать первый шаг.
И тогда Каррье сам открыл ему дверь. Он подозвал к себе жестом мускулистого мужчину сурового вида. Тот вначале отказывался, но в итоге все же открылся.
«Понимаете, мужчинам трудно разговаривать, – сказал он ему. – Женщины много болтают, а вот мужчинам в этом плане тяжело. А когда у тебя сын, с ним тоже тяжело разговаривать».
Дома его ждал 8-летний сын. Когда они не знали, как сказать друг другу то, что у них было на уме, или найти какую-то общую тему, рассказ Каррье был для них своеобразным мостиком. Они находили общее через язык хоккея и зимы, или их сочетания – единых элементов канадской жизни. Мужчина сказал ему, что иногда он просил сына: «Неси книжку».
«Он ее приносит, и мы вместе смотрим на страницы, – поделился он с Каррье. – Иногда он сам меня спрашивает: «Пап, нести книжку?». А я говорю: «Неси».
Произведение Каррье стало излюбленным культурным явлением. Учителя включили «Хоккейный свитер» даже в школьную программу.
Рассказ издался книгой и разошелся тиражом более 300 тысяч экземпляров по Канаде, а Национальный кинематографический фонд выпустил мультипликационную короткометражку на английском и французском языках. Более десяти лет сцена по мотивам этого рассказа красовалась даже на обороте 5-долларовой купюры.
В последних кадрах мультфильма мальчик молится в тихой церкви маленького городка. Он просит, чтобы прилетел 100-миллионный рой моли и съел его свитер «Торонто». Органная музыка усиливается, над плечом мальчика появляется призрак и протягивает ему руку – это Морис Ришар по прозвищу «Ракета».
Однажды Каррье посетил школу в Объединенных Арабских Эмиратах, где учащимся демонстрировали этот мультфильм. После просмотра он отвечал на вопросы из зала. Один мальчик задал необычный вопрос: «Сэр, вот этот человек на облаке в конце фильма – это ваш бог?».
Подумав, Каррье улыбнулся и ответил: «Да».
***
Хоккей принес пользу Нелсону Риису – такую, которая может быть максимально возможна для члена парламента, стремящегося к общенациональному вниманию. Когда-то он был учителем с географическим образованием, но летом, когда в Канаде, как правило, мало новостей, на полосы Washington Post, New York Times и других ведущих изданий в 1988 году он попал именно благодаря хоккею.
9 августа «Эдмонтон» обменял Уэйна Гретцки в «Лос-Анджелес». В сделке участвовали еще четыре игрока и 15 млн американских долларов наличными, но наслаждавшуюся отпусками страну ввело в ступор одно конкретное имя (помимо Гретцки «Ойлерс» обменяли Майка Крушелниски и Марти Максорли, получив взамен Джимми Карсона и Мартина Желину – прим. пер.). Обмен Гретцки в американскую команду противоречил здравому смыслу и выглядел так же абсурдно, как обмен Канадского Щита (географический район, расположенный вокруг Гудзонского залива – прим. пер.).
Риис, член третьей по величине Новой демократической партии, представлявший город Кэмлупс в Британской Колумбии, быстро выступил с заявлением: «Эдмонтон Ойлерс» без Уэйна Гретцки – все равно что яблочный пирог без мороженого, все равно что зима без снега, все равно что «Колесо фортуны» без Ванны Уайт. Это просто немыслимо» (программа «Колесо фортуны» стала прототипом «Поля чудес», которую, что характерно, также трудно представить без ведущего Леонида Якубовича – прим. пер.).
У него был план. «Я считаю, что федеральное правительство может выкупить контракт Гретцки, а затем перепродать его канадской команде. Мы во что бы то ни стало должны оставить Уэйна в Канаде, чтобы канадцы могли видеть своего величайшего хоккеиста всех времен на регулярной основе».
На деле же правительство никак не могло помешать «Ойлерс» экспортировать Гретцки. Однако несколько лет спустя, когда в Квебеке заговорили о суверенитете, Риис вновь использовал хоккей, чтобы попасть в заголовки. Но дело было не только в пиаре. Некоторые считали, что таким образом он пытался спасти страну.
В апреле 1994 года Канада была близка к кризису. За полгода до этого партия «Квебекский Блок» (фр. Bloc Québécois – прим. пер.) выиграла 54 места на федеральных выборах. Таким образом, партия, которая выступала за новые государственные границы, получила официальный статус оппозиции в парламенте. Риис выдвинул личный законопроект. Подобные документы, как правило, редко попадают в общенациональные новостные сводки в Канаде. Однако здесь было иначе. Законопроект предлагал формально утвердить хоккей как национальный спорт в стране.
«Я был обеспокоен, – вспоминал он годы спустя, – как и все в то время. В какой-то степени мне хотелось сказать: «У нас же столько общего, давайте не будем об этом забывать».
Представ перед реальной угрозой, канадские политики обратились за помощью к хоккею. Личные законопроекты тогда (да и сейчас) редко проходили через Палату общин. Тем не менее, той весной на фоне грядущего старта плей-офф НХЛ законопроект С-212 живо обсуждался.
В среду, когда уже почти вечерело, Риис взял слово в Палате общин. Обращаясь к собравшимся, он сказал, что практически каждый из них научился кататься на коньках раньше, чем мог завязать их самостоятельно. Каждый помнит, как ему впервые удалось поднять шайбу, как она полетела и ударилась с грохотом об борт.
«Можно смело сказать, что хоккей имеет огромное значение для всех нас – и для Квебека, и для остальной Канады, – сказал он. – Это часть нашей культуры. Это ключевой момент для понимания Канады. Это лучшая игра в лучшей канадской атмосфере в лучшем времени года в Канаде.
Мы северный народ, а хоккей – это северный спорт. Можно смело и без всяких оговорок заявить, что в нашей стране хоккей – это больше чем игра».
Деннис Миллс, представлявший либеральную партию из Торонто, поднялся со своего места. «Хоккей, – сказал он, – объединяет нас. Не только Палату общин, но и всю страну».
Представитель «Квебекского Блока» Антуан Дюбэ также одобрил законопроект, но осторожно добавил, что «один и тот же национальный спорт может быть и у двух стран».
После внесения поправки, закреплявшей за лакроссом статус официального вида спорта, законопроект был принят. На это ушло примерно всего лишь полтора часа. Оказалось, что вице-спикер палаты Боб Килгер в прошлом был арбитром НХЛ. «Я подходил к нему по этому вопросу несколько раз, – сказал Риис. – По непонятным причинам были и те, кто был против этого законопроекта». Несколько оппонентов пытались выступить с возражением. Однако Килгер, вице-спикер и бывший судья, «почему-то не заметил их». Риису остается лишь списать это на случайное совпадение.
***
Рок Каррье вырос в квебекском городке Сен-Жюстин, расположенном примерно в полутора часах езды от Квебек-Сити. Он был одним из шести детей. В хоккей играли не все, но холодными субботними вечерами все собирались у радио и слушали репортажи с матчей «Монреаля». Каррье было 5 лет, когда в 1942 году Морис Ришар дебютировал в составе «Канадиенс».
Клюшки в те времена стоили 69 центов. Каррье был тогда служкой в церкви и приходил на работу к половине шестого утра, чтобы помочь священнику подготовиться к обедне. За это он получал 10 центов, а, стало быть, мог позволить купить новую клюшку за семь обеден. Вместо щитков дети использовали каталоги – лучше всего подходили толстые, которые рассылал по почте магазин Eaton, но можно было обойтись и более тонкими от региональных сетей. После школы все шли домой, где их ждали коньки, хватали их и отправлялись на каток.
«Это было в порядке вещей, – рассказывает Каррье. – Это было в порядке вещей в таком климате. Это было в порядке вещей в детстве. Заводить друзей и врагов, учиться обходиться с врагами – все это было в порядке вещей. Все так росли. Все так учились бросать себе вызов и проходить через трудности. Потому что суть хоккея в том, чтобы стараться стать лучше».
Символизм был даже в самом льде, времяпрепровождении на улице и столкновении со стихией. За бортиком не стояла ледозаливочная машина и не расчищала площадку перед матчем. Игроки должны были заслужить лед, расчистив его самостоятельно. Иногда к ним присоединялся и местный священник. Он приподнимал рясу и разгребал снег лопатой. Хоккей был не просто способом провести время с друзьями и одноклассниками – это была священная привилегия.
После окончания Второй мировой войны горстка ветеранов, вернувшихся в Сен-Жюстин, не знала где себя найти. Они не могли найти ни работу, ни путь к тому, чтобы снова стать полноценными членами общества. Они обрели дом на хоккейном катке, когда Каррье и его друзья были в четвертом или пятом классе.
«Большие ребята были, сильные, – вспоминает Каррье. – Они с нами играли. Думаю, они нас в то же время и учили». Молодое поколение усваивало уроки на всю жизнь – как применять тактику в действии, как смотреть на проблему под разными углами и как работать в команде ради достижения общей цели.
Один из ветеранов напоминал ему Дика Трэйси – сурового полицейского из газетных комиксов популярного в эпоху Великой депрессии. Каррье видел сходство в их подбородках – у обоих они были крепкие и квадратные, как сейф.
Как-то раз Каррье со всей силой досталось по ноге шайбой. Он был в щитках, но они были тонкие. Было больно. Ему хотелось зареветь. Ему надо было зареветь. Но он не заревел, потому что рядом был Дик Трэйси, а на глазах у Дика Трэйси реветь было нельзя.
Это был урок. Хороший или плохой – это уже другой вопрос.
***
Нельсон Риис вырос в городке Лонгвью в провинции Альберта, расположенном в часе езды на юг от Калгари. Его отец работал в нефтяной промышленности. Он строил старые деревянные буровые вышки. Сам он иммигрировал в Канаду из Норвегии вместе с женой. Будучи сыном иммигрантов, Риис легко нашел общий язык с детьми, чьи семьи глубже уходили корнями в местную землю.
«Все мальчики играли в хоккей, – рассказывает он. – Ни у кого и выбора-то не было, да никто об этом и не задумывался». Хоккей просто был жизненной составляющей в южной Альберте у подножья гор в городке с населением около 500 человек. Риис плохо помнит, когда именно начал играть в хоккей, когда у него появилась первая пара коньков и кто ввел его в курс дела о жизни на катке. Он помнит только то, что ему тогда было совсем мало лет и хоккей он полюбил всей душой. «Все, кто умел более или менее стоять на ногах и ходить, были уже в коньках».
У них были деревянные клюшки с крюками без загиба. Коньки они надевали в деревянном сарае, где стояла печка в виде бочки на 45 галлонов (1 галлон равен 3.78 литра – прим. пер.). К заходу солнца она раскалялась докрасна. Снаружи резко становилось холодно, и маленькие хоккеисты ютились внутри, чтобы согреться. Журналы, которые они засовывали себе под джинсы для защиты, использовались и по другому назначению – вырванные страницы служили в качестве туалетной бумаги в отхожем месте рядом с катком. Они играли всю зиму напролет. Играли до тех пор, пока не отваливались ноги.
Субботними вечерами они слушали о том, как в хоккей играли другие люди. Они собирались вокруг радиоприемника и слушали передачу «Hockey Night In Canada». Когда появилось телевидение, все отправлялись в тот дом, где был телевизор, и впивались глазами в мутную черно-белую картинку трансляции из «Мэйпл Лиф Гарденс» в Торонто.
В какие-то выходные у телевизора могло собраться шесть человек. Иногда и в два раза больше. Риис говорит, что никому и в голову не приходило проводить время как-то иначе: «Это была неотъемлемая часть детства».
***
На дворе был погожий июльский денек, и остатки летнего ливня медленно текли мимо его дома в Монреале. Сидя в гостиной в уютном кресле коричневого цвета, Каррье говорил о хоккее. Но речь уже шла не об идеалистической версии из его детства. Он говорил о современной игре.
«Я часто вижу детей, которые идут играть в хоккей, – говорит он. – То и дело приезжают автобусы, из них выходят дети и ждут багаж».
Он говорит «багаж», потому что поверить не может, что дети таскают такие здоровые баулы на каток каждый день. «Я на год в интернат уезжал учиться и не брал с собой столько вещей, сколько они на игру берут, – продолжает Каррье. – Рядом с ними их мамы. Ребенок злится, и мама его злится, потому что ребенок с утра себя плохо ведет. Почти никто не носит сам свои вещи. Они будто на нелюбимую работу ходят. А родители пытаются друг друга перещеголять. Неприятно все это видеть».
Дом Каррье находится совсем недалеко от могилы монреальского «Форума». Арену снесли уже почти 20 лет назад, а на ее месте построили торговый центр, который по большей части пустует, если не считать несколько призрачных напоминаний о прошлых владельцах. В центральной части нарисован и ярко подсвечен логотип «Канадиенc», а чуть в стороне стоит часть трибуны. Рядом с ней находится статуя сидячего Мориса Ришара. Он смотрит в сторону касс кинотеатра напротив него. В поле зрения статуи также попадают игровые автоматы 20-летней давности. «Мисс Пэк-мэн» (1981 года выпуска) и «Скорость Калифорнии» (1998) надеются, что на них обратят внимание те, кто ждет, пока на улице закончится ливень. Ни к одному автомату никто так и не подошел.
Одним из немногих открытых магазинов был тот, где продавали сувенирную продукцию с символикой «Канадиенc». Трафаретная вывеска на витрине гласила: «Покупка. Продажа. Обмен». Под потолком висели реплики чемпионских стягов, а стены украшали сетки звезд прошлого вроде Берта Олмстеда и Ларри Робинсона. Черно-белая фотография Ришара смотрела в зал. Внутри не было ни одного покупателя.
Каррье так и не довелось увидеть Ришара на площадке своими глазами, хоть они и виделись лично несколько раз, прежде чем звездный нападающий умер в 2000 году.
«Герои нынче уже не те, – заметил Каррье и задумался. – Брюзжу прям по-стариковски».
Он признался, что уже практически не смотрит хоккей, да и результаты матчей в газете почти не проверяет.
Хоккей начального уровня стал слишком дорогим и эксклюзивным. Современные энхаэловцы совсем не похожи на Мориса Ришара его детства. Теперь это миллионеры и мультимиллионеры, которые разъезжают на дорогих машинах и крутятся в тех же социальных кругах, что и городская элита. Они совсем не такие, как герои рабочего класса его юности.
«Эти игроки и их клубы относятся к новой касте, – продолжает Каррье. – И это нормально. Пусть наслаждаются своими миллионами. Но я думаю о народе. Трудно чувствовать себя сопричастным. Это объясняет почему футбол (европейский – прим. пер.) стал таким популярным в деревнях вроде моей».
Риис (политик, сделавший хоккей официальным зимним спортом Канады) говорит, что обе его внучки обожают футбол всем сердцем. Они ходили на матчи «Оттавы Сенаторс», но их почти ничего не связывает с хоккеем. Он даже не уверен, что у них вообще когда-нибудь были клюшки.
Риис откинулся на спинку стула на веранде придорожного ресторана в Глебе – районе Оттавы, ставшем домом для команды OHL «Оттава Сиксти-Севенс». На улице было солнечно и тепло. Мы наслаждались легким бризом и пили пиво, рассуждая о судьбе хоккея. «Для некоторых людей хоккей все еще важная часть жизни, – сказал он. – Но его значимость определенно угасает».
Как и Каррье, он сослался на дороговизну. Надо покупать форму и платить за занятия. И это только базовые расходы. Детям уже не попасть в хоккей, засунув под джинсы каталоги магазинов.
«Классового разделения почти не было, – вспоминает Риис. – Почти все были из рабочего класса. Почти все зарабатывали одинаково. В большинстве семей мама сидела дома. У большинства была средняя работенка и зарплаты хватало на более или менее нормальную жизнь.
В округе было несколько менеджеров, но их было совсем мало. Мы все были бедные, если уж говорить откровенно. Но никто этого не понимал, потому что все были бедные. На настоящую форму денег ни у кого не было, поэтому это не было проблемой».
Он задумался о физической составляющей хоккея, о том, как зачастую воспевается образ кровавого и жестокого спорта (на тех же фотографиях беззубых игроков с Кубком Стэнли) и как на него смотрят родители, которые только приехали в Канаду. Как-никак число зубов у детей конечно.
«Мне кажется, что насилие в хоккее, которое игроки в общем и целом поддерживают, не укладывается в современную картину жизни в Канаде, – считает Риис. – Это наверняка шокирующе для тех, кто впервые с подобным столкнулся».
Он приводит в пример родную Альберту. «Это все равно что увидеть Стампиду в Калгари, – говорит Риис. – Если тебя с детства к этому не приучили, то, уверен, большинство людей сочтет это странным мероприятием – особенно те, кто только приехал в страну. Хотя, может быть, и вообще почти все современные канадцы так подумают» (англ. Calgary Stampede – ежегодный 10-дневный родео-фестиваль, проходящий в Калгари и являющийся визитной карточкой города – прим. пер.).
В хоккее пока до этого не дошло, по его словам, «но со стороны он выглядит довольно странно».
Риису 76 лет. Он на пять лет моложе Каррье. Они выросли в маленьких городах, которые разделяют три провинции и почти 3900 километров. Один вырос в семье, которая уже давно перебралась в Канаду, а другой в той, которая только переехала. И все же, несмотря на все их отличия (англофона и франкофона, альбертийца и квебекуа), детство обоих связано единой нитью.
Они играли на открытых катках до тех пор, пока не становилось совсем холодно. Они мастерили форму из подручных предметов. Через хоккей они завязывали отношения со сверстниками и соседями. И оба помогли определить хоккей для целых поколений канадцев: один через литературу, другой – через легислатуру.
И оба заметили изменения в отношении канадцев к игре, которая сформировала не только их детские воспоминания, но и профессиональное наследие. Риис считает, что законопроект С-212 приняли бы и сегодня (ведь ни один канадский политик не станет голосовать против хоккея), но при этом не уверен, что он нашел бы такой же отклик в обществе.
«Я думаю, это наше наследие и по сей день, – говорит он. – Но оно, наверное, тает с каждым годом».
Понравилось? Поддержи проект рублем! Наша карта – 4274 3200 3863 2371
Подкасты
Интервью Райана Кэллахана. «Мы выносим на клюшках Мадонну – и она говорит: «Ребят, закройте глаза, а то я без белья». Бывший игрок «Тампы» и «Рейнджерс» травит истории
Интервью Криса Торберна. «Бросить не может. Отдать не может. Кататься не умеет. Что за ######?!». Как поднять Кубок Стэнли, если сыграл 4 матча плей-офф за карьеру
Интервью Брендена Диллона. «Овечкин всегда улыбается. Настоящий мутант. 700 шайб случайными не бывают». Защитник «Вашингтона» – о карьере, щедрости Ковальчука и тренировках Ягра
Книги
«Пока горят огни: Сезон в умирающей игре»
Книга «Хоккейная аналитика. Кардинально новый взгляд на игру». Хоккейная аналитика дает уникальный взгляд на игру и меняет ее. Но игроки, тренеры и менеджеры все равно в это не верят (и ссылки на все предыдущие)
Автобиография Фила Эспозито. «Вид на нудистский пляж? Отлично. Я там прямо в центре и встану». Последняя глава автобиографии Эспозито (и ссылки на все предыдущие)
Автобиография Шона Эйври. Закончил карьеру из-за Тортореллы, женился на супермодели и стал актером. Последняя глава книги Эйври (и ссылки на все предыдущие)
Фото: Gettyimages.ru/Christian Petersen, Fox Photos, Jana Chytilova/Freestyle Photo; East News/AP Photo/Ray Stubblebine; commons.wikimedia.org; canadianeyesight.org
https://youtu.be/Jho4n_BT5sA