«Вижу, едут на меня пятеро. Говорю: ребята, подходите по одному». Лихое интервью экс-тренера КХЛ о советском хоккее
Андрей Мартемьянов вспоминает молодость.
Чуть больше года назад я говорил с тогдашним главным тренером «Автомобилиста» Андреем Мартемьяновым только о тренерской работе и убедился, что он прекрасный спикер.
Давно хотелось вспомнить и его игровую карьеру. Жесткий защитник, он, возможно, не был звездой всесоюзного уровня, хотя выигрывал со сборной МЧМ и приз «Известий». Но он точно один из символов хоккейного Екатеринбурга, в котором как игрок и тренер провел 16 сезонов. Пока на родине зима, Мартемьянов с семьей живет в Сочи, много гуляет и ходит на хоккей и футбол.
Из этого интервью вы узнаете:
• как стать хоккеистом, родившись в неблагополучном районе;
• как Борис Ельцин сделал для «Автомобилиста» условия круче, чем в сборной;
• какое качество позволило Хабибулину стать элитным вратарем;
• как Мартемьянов в 18 лет подружился со Знарком;
• как канадский топ-проспект почти закончил карьеру в игре против сборной России;
• что для хоккеиста страшнее, чем пролетающая у лица шайба.
Детство: поездки на подножке и суровый Эльмаш
– Вы родились на Эльмаше – не самом благополучном рабочем районе, где выбор зачастую был простой: завод или колония. Могло все по худшему варианту пойти?
– Много моих друзей детства и юношества по кривой дорожке пошли, а меня спас хоккей, увел с нее. Мне уже шестой десяток и, оглядываясь назад, вижу – были и такие варианты. Но спасибо спорту, обошлось.
Спасибо Альберту Викторовичу Федорову, первому тренеру, что убедил меня играть в хоккей, хотя у нас юношеская тренировка начиналась в семь утра – надо было с окраины города ехать в школу «Юность» первым трамваем. Вторая тренировка начиналась в десять вечера, возвращались в час ночи. Между тренировками учеба – и как бы она тяжела ни была, приходилось учиться.
В юношестве, когда я еще в «Спартаковце» играл, тоже надо было ехать в центр – тренировки начинались вообще в шесть утра. А у нас такой район, что каждая остановка – это завод. И час пик же. Порой приходилось ехать на «колбасе» – это когда к трамваю второй вагон цепляют. Залезаешь на нее, ребята постарше запрыгивали, держали за воротник, чтобы не свалился. Протискиваешься уже в трамвай остановок через пять, когда становится посвободнее.
Ничего страшного, закалялся характер, и было желание заниматься. Тут бытовые проблемы только помогали. С детства приходилось проходить через трудности, но это только подогревало желание работать, чтобы усилия не пропадали даром. Даже такая поездка в центр города – это тоже испытание, хоть и небольшое.
– По 1963 году в Свердловске выросло пять чемпионов мира среди молодежи – ни до, ни после в городе такого не было. В чем феномен?
– Федоров провел большую селекционную работу – кого-то даже с заводских команд взял. Собрал все, что более-менее шевелилось. Мы очень много тренировались. Обстановка была дружественная, но на льду и дрались иногда, и споры сумасшедшие – но это помогало двигаться вперед. И тренер прекрасный, и условия – два льда в день давали. Пятерки не тасовали, на телепатическом уровне почти понимали друг друга.
Алексей Анисимов был безумно талантлив, но в команду не попал. Он еще по 1961 году ездил в Канаду со сборной СССР, причем играл, а не на лавке сидел (Федоров в интервью «Областной газете» говорил, что Анисимов не попал в молодежку в 1983-м, потому что назвал тренера Кострюкова «Кастрюлей» – Sports.ru).
Все ребята с окраин – хотели играть в хоккей, что-то доказать. Позже еще Дмитрий Попов вышел с самой окраины города – там был корт, а за ним начинался лес. Он уже с «Магниткой» добился успеха, так что Эльмаш все-таки не так мало людей дал хоккею.
– Долго в итоге на Эльмаше прожили?
– Официально я там до сих пор прописан. Но фактически до 28 лет, когда в Словению уехал.
– Наркоманов из подъезда не выкидывали, как Ройзман на Уралмаше?
– Да нет, не приходилось. Их как-то и не было у нас. Они в других местах собирались, а у нас обычный двухэтажный дом, рабочий двор. Пьяненькие бывали, пару раз за воротник их выволакивали из подъезда, но не более.
Москва: лучший ЦСКА в истории и разговоры с Гимаевым
– Ваш 1963-й на МЧМ играл против какой-то безумной канадской молодежки: Лемье, Айзерман, Андрейчак, Вернон. Запомнили их?
– Как с ними играли, помню, а вот по именам – уже не очень. Лемье на два года младше был, он вроде даже не играл с нами (неточность, Марио не пропустил ни одного матча на МЧМ и со сборной СССР играл и получил 2 минуты штрафа – Sports.ru). Мне больше чехословаки запомнились – Владимир Ружичка (стал лучшим бомбардиром турнира – Sports.ru), Франтишек Мусил, в воротах уже Гашек играл, причем он 1965-го, младше на два года. Ханну Вирта запомнился, который сразу в НХЛ уехал – он потом помощником в Уфе еще работал.
С канадцами матч тяжелый получился, упорный, но вытащили его (сборная СССР вела 6:0 и выиграла 7:3 – Sports.ru). Когда последняя игра закончилась, Анатолий Кострюков (главный тренер той молодежки) сказал, что все тренеры соперников признают: самая сильная команда – у нас.
В нашей команде выделю Илью Бякина – он и на льду лидером был, и в раздевалке. Была команда, я на этом акцентирую – не строились вокруг каких-то отдельных звезд. Сейчас, к сожалению, мы немного утратили этот командный дух.
– Потом вы быстро в ЦСКА ушли. Начальник «Спартака» Валерий Жиляев тоже за вами приезжал и очень живописно это вспоминал: «Мартемьянова тренер за руку держит, но тот все равно ко мне идет. Прямиком. «Владимирыч, вас здесь ждали, с самого аэропорта следили...» – «Между нами все в силе?» – «Да...». За плечи его хватают – и в автобус. На базу».
– Не совсем так было, но ко мне действительно приезжали из «Спартака» – Жиляев говорил и со мной, и с моей мамой. Я дал согласие, но волей судьбы... Были небольшие задолженности в институте, и почему-то меня очень быстро за неуспеваемость убрали, призвали в армию. Пришлось идти в ЦСКА – даже несмотря на то, что не пробился в состав, не жалею. Школа ЦСКА очень много дает в тренировочном процессе, и у меня только теплые воспоминания от команды остались.
Это была команда звезд – и не только советского, но и мирового хоккея. Но каждый был настолько прост в общении, в поддержке. Например, мне дали новую форму на два размера больше, ничего показать не мог. Ребята поулыбались чуток, на следующий день принесли свои старые перчатки, щитки, нагрудник – все, что по тебе. Я во всем использованном катался потом, потому что привычное было. Неважно, откуда ты приехал – из Свердловска, из Казани, команда тебя принимала. Раз в ЦСКА пригласили, это уже что-то значило.
– Вы попали как раз в пиковый год ЦСКА, 39 побед подряд в чемпионате. Что чувствуют игроки в команде, которая побеждает всех и везде?
– Уже в советское время были суперпрофессионалы, тренировочный процесс мощный – чтобы обыграть другого мастера, надо быть вдвойне мастером. Так мы и росли, ведь в ЦСКА были собраны лучшие игроки страны. На тот момент – подчеркиваю, на тот момент – это был правильный путь, и сборная выглядела сильно. Это же еще и олимпийский сезон, многие хотели поехать, все на одном дыхании.
Конечно, большая роль и Виктора Васильевича Тихонова, и Юрия Ивановича Моисеева, царство им небесное. Они максималисты, в каждой тренировке требовали выкладываться на 150, 200 процентов. Плюс великий, прекраснейший вратарь – за день до игры Третьяку было невозможно в любом упражнении забить. Он готовил себя сам. И когда Фетисов, Касатонов уехали в НХЛ, их суперпрофессионализм тоже помог им долго играть.
– А кто самым веселым был в ЦСКА?
– Андрей Хомутов. Он всегда на позитиве, всегда с ним было интересно поговорить, всегда он с улыбкой. А так в жизни все нормальные мужики, как и мы, только звезд на погонах и медалей на груди больше.
– А Сергей Гимаев на будущего телеэксперта был похож?
– О, когда сборники уезжали, мы много общались с Наиличем. Он грезил тренерской карьерой, и начинал ведь как тренер. Но я не удивлен, что Сергей стал видным экспертом. Он и тогда много рассуждал и анализировал. Игровые тонкости часто подмечал, любил пересматривать матчи.
Мне запомнилась одна его фраза: «Направленный вброс в зону – это пас через лицевой борт. Если на отскоке ты первый игрок с шайбой – это атака с ходу без риска потери на синей линии».
Свердловск: игра с Бякиным и шефство над Яшиным
– Через год вы вернулись в Свердловск. Почему «Автомобилист», в отличие от «Торпедо» или «Трактора», был в основном на вторых ролях?
– Когда я вернулся, «Авто» только в высшую лигу вышел. Ротация маленькая, почти все опирались на своих воспитанников, кроме нескольких клубов. Там шла смена поколений, потом мы обились и даже на первом месте в начале одного из сезонов шли, выиграли 7 или 8 матчей подряд.
Команда строится три года, нельзя с кондачка это сделать. Не все голы забитые решают, нужен командный дух, дух победителей. Горький, Челябинск – они играли в высшей лиге постоянно, не вылетали никуда, так дух и строился. А вот Новосибирск – зашел-вышел, Саратов так же. Между высшей и первой лигой ямка была приличная в плане мастерства. Дорогого стоило выйти в высшую лигу, но еще сложнее было там удержаться.
– Когда Жиляев вспоминал о вашем отъезде, он упоминал о роли Ельцина в свердловском спорте. Борис Николаевич команду навещал?
– Я его лично не видел, но он встречался с командой перед тем, как его выбрали первым секретарем обкома. Однажды телезрители задали ему вопрос на аналоге «прямой линии»: когда у нас «Уралмаш» будет играть в первой лиге, а «Автомобилист» в высшей? Ельцин ответил, что на следующий год.
Он встречался с руководством команды – автотранспортного предприятия, которое нас содержало. Они попросили сделать каток за городом – его построили в рекордно короткие сроки, за 4–5 месяцев, на базе в Курганово. У сборной тогда не было катка в Новогорске, а у «Автомобилиста» был. Вот его вклад. Нам докладывали, что Борис Николаевич болел, интересовался, но на хоккее я его не видел.
– Какой самый запоминающийся матч за «Авто» в тот период?
– Конечно, победа над ЦСКА (1:0, 12 октября 1987-го – Sports.ru). Это было сумасшествие. Вся команда пласталась, Саша Семенов (вратарь) одну из лучших игр в карьере выдал. Потом чуть ли не демонстрация в городе прошла, народ был на позитиве.
Плюс тогда играли через день, и мы сразу после матча в аэропорт с сырой формой катим. Хоккеисты летали рейсовыми самолетами, и наш вылет сильно задержали. В Киев мы только прилетели, вещи в гостиницу закинули – и тут же Асташев (главный тренер «Автомобилиста» – Sports.ru) выводит на лед.
Мы ночь не спали, в самолете уснуть не смогли – удивились, пошли на лед, на раскатке сонные падали и спотыкались, но вечером обыграли «Сокол», который был тогда третьим в лиге. Итог – за три дня мы двух лидеров обыграли.
– Илья Бякин называл вас одним из двух лучших партнеров в карьере.
– Илья больше атакующий защитник, я в обороне помогал – его не просто так в сборную брали. У нас тогда была пятерка: Лукиянов – Анисимов – Попов, плюс мы с Ильей в защите. Очень много времени на сборах проводили, и везде Илья был заводилой, его подключения неожиданные работали, ему нужна была подстраховка. Мы даже пытались немного моделировать игру первой пятерки ЦСКА, и кое-что даже получалось.
Илья выиграл золото Олимпиады, и у него карьера пошла вверх. На тот момент местным властям не хватило материальных ресурсов команду сохранить. Я никуда уезжать не хотел – но пришлось и мне, и Илье, и Лене Трухно, который остался в ЦСКА. Не скрою, у многих ребят были предложения после каждого сезона.
Илья Бякин
У нас был хороший состав, и отношения хорошие – ты не обязан дружить с человеком вне льда, но когда мы майки «Автомобилиста» надевали, бились до конца, и характер уральский показывали.
– Когда с Бякиным последний раз виделись? Общаетесь?
– К сожалению, немножко связь потеряли. Последний раз встречались в 2017-м, меня буквально на день отпустили из «Амура» на Кубок Первого канала. ФХР организовала встречу капитанов команд – победителей «Приза Известий», где вручали именные джерси. Там мы и виделись.
Из-за работы в клубе, к сожалению, реже получается видеться со старыми друзьями, потому что 24 часа о ребятах думаешь. Когда помощником работаешь, меньше зона ответственности, больше времени на общение, а когда ты главный, времени совсем нет.
– Молодых Яшина и Хабибулина помните?
– Прекрасно помню – они только в команду пришли, птенцы неоперившиеся. Я над ними даже немного шефство взял, ха-ха. Парни молодцы, оба талантливы и достигли больших высот. Коля был более раскованным, Алексей – более сконцентрированный, позитивный, но чувствуется, что очень серьезный.
Мы с Николаем в одном номере жили, много общались. Я запомнил один разговор. Спрашиваю Хабибулина: ты пропущенные шайбы анализируешь? Он говорит: нет. Я ему: как нет? Он: а вот так. Ну пропустил и пропустил – лови следующую.
Психология вратаря должна быть устойчивой, 50% его успеха – это психология. Но киперы разные бывают. Вот Николай Никонцев, отец Толи Никонцева – прекрасный вратарь, но у него было наоборот – всегда «на психе», всегда 300% заряженность.
А Лешка Яшин – трудяга. Парень габаритный, и хотя его в состав ставили-ставили, но он за «Автомобилист» всего пару голов забил, потому что в четвертом звене выходил. Однако его тогда очень быстро в «Динамо» забрали, и карьера пошла в гору. Приятно, что они звездами стали.
Была такая тройка Субботин – Яшин – Зайков. Самым талантливым из них считали Зайкова, потом Субботина, и только потом Алексея. Но в итоге у Яшина карьера лучше всех сложилась – талант и трудолюбие дали свои плоды. Хотя, конечно, и у Субботина прекрасная карьера была, я даже тренировал его немного.
Помню, из Магнитогорска в Екатеринбург переезжал, и у меня был контейнер с мебелью. Они примчались и помогли разгрузить это все еще на старую квартиру. Посидели потом в спартанской обстановке, прямо на коробках – приятно было, что парни не забыли и именно ко мне приехали. Супруга, увидев Яшина, спросила: «Лешенька, ты когда такой большой стал?».
С Хабибулиным часто общаемся, катались на ветеранах как-то. После МЧМ он сюда приедет, наверное, в «Сириус» – поговорим (разговор состоялся в конце декабря – Sports.ru).
Заграница: распад Югославии, отец Драйзайтля и драки
– В 1991-м вы уехали в Европу, сменили страну разваливающуюся на уже развалившуюся. Почему Словению выбрали?
– Асташев пригласил. Он уже год в «Олимпии» из Любляны работал. Искал защитника, меня прекрасно знал – поэтому я долго не раздумывал. Когда едешь к тренеру, который тебя знает, понимаешь, какую роль он тебе даст.
– Словения быстро отделилась, а югославские войны вас в целом не зацепили?
– Когда мы с Асташевым говорили, уже отвод федеральных войск заканчивался. Им тогда специальный коридор выделили, чтобы они тихо-мирно выходили и не попадали под обстрел. Не помню фамилию, но один из хоккеистов «Олимпии» был как раз в словенской армии. Стоял в тоннеле с «калашниковым», никого не пропускал, обеспечивал вывод ЮНА.
– Я читал, что та команда развалилась как раз из-за того, что после распада СФРЮ денег не было.
– Естественно, строилась своя экономика, с новыми связями, многое менялось в новой стране. Людям не до хоккея. Но мы до сих пор общаемся с генеральным менеджером «Олимпии».
– Потом вы уехали в «Кельн». Как возник вариант с Германией?
– Та же история, что и со Словенией – пригласил Владимир Васильев. Ему нужен был защитник – тоже созвонились, контракт подписал и поехал.
– Васильев рассказывал, как спонсоры ему машину меняли раз в полгода. Вам что-то перепадало от них?
– Условия хорошие были – квартиру давали. А машины, которые меняли – это из проката. Щедрой была любовь болельщиков – безумная, особенно у тех, кто на стоячих трибунах смотрел. Ходил на игры простой люд, ради них и играли. Контрактные обязательства выполняли вовремя. Правда, из-за травмы расторгли по обоюдному согласию, но разошлись нормально.
Что я получил в Германии – много игрового времени. Наигрался в хоккей! Когда вернулся в Россию, пришлось перестраивать свои действия под команду снова, в немецкой лиге очень много играешь индивидуально.
В составе «Кельна»
– Вы тогда в DEL очков порядочно настреляли. Как получилось?
– В первый год в «Кельне» не так много набрал, потому что почти полсезона пропустил из-за разрыва связок, но в рекордно короткие сроки восстановился. По мне чуть ли не докторскую диссертацию защитили по быстрому восстановлению после операции! Мне говорили, что через месяц только снимут лангет, и я начну потихоньку учиться ходить. Я же через месяц уже на коньки встал – это абсолютно разные вещи: по земле ходить и на коньках бегать.
– Потом в «Ратингене» оказались. Что это за место вообще? Я название впервые услышал, когда вашу биографию смотрел.
– Ратинген – это почти Дюссельдорф. Там через мост переезжаешь – начинается он. Считалось раньше, что это команда русских немцев. Там состав послабее был, много времени давали. С братьями Фукс (Андрей и Борис, воспитанники и бывшие игроки усть-каменогорского «Торпедо» – Sports.ru) играл, мы с ними быстро общий язык нашли, часто в большинстве выходили. Приятное время.
Платили по нашим меркам нормальные деньги, я как раз женился незадолго до этого, семью надо было обеспечивать. А то я закончил играть в «Автомобилисте» – у меня даже жилья своего не было, так на Эльмаше и жил.
– И насколько больше в Европе платили?
– Настолько, что более ста игроков враз уехали тогда из России. Даже в венгерской лиге играли, где хоккей был на зачаточном уровне – все равно больше люди зарабатывали, чем у нас.
– Когда вы поехали в Германию, туда как раз повалили канадцы из низших лиг. Не пересекались с какими-нибудь удивительными персонажами?
– Приходилось в лиге утверждаться, засилье канадцев было большое, в том числе и с европейскими паспортами. На предсезонке вынужденно дрался, стычек хватало в первый сезон. Потом меня вызвали в сборную, составленную из звезд DEL. Мы играли на Кубке Германии, со многими ребятами познакомился, и на второй сезон ко мне уже никто не подъезжал, ха-ха.
В сборной я с Петером Драйзайтлем пересекся, отцом великого Леона. Ему и Гельмуту Штайгеру говорил: вы не немцы! Вы по стилю игры русские! Оба – центры очень хорошего уровня.
Петер Драйзайтль
В Германии двое русских тренеров работали – Васильев в «Кельне» и во «Франкфурте» Петр Воробьев. Там ориентировались на канадский хоккей, еще и потому что у канадцев было попроще с выездом, им надо было меньше документов оформлять, не как у нас. Надо было думать о будущем, поэтому люди уезжали. Мы ехали и играть, и пробовать вторую жизнь в другом государстве. Финансовую сторону никто не отменял.
– Какая-то драка особенно запомнилась?
– Там скорее потуги драк. Был такой известный чехословацкий нападающий Иржи Лала, он в «Мангейме» играл, там еще канадских ребят было достаточно. Я Лалу очень прилично встретил в центре площадки в контрольном матче. Он отмахнулся, пришлось немного руки распустить – и тут ко мне пятерочка подъезжает. Я, как парень с Эльмаша, спиной закрыл борт и говорю им: ребята, подходите по одному! К сожалению, никто не подошел (смеется).
Словесные перепалки, чтобы взять на испуг, случались – это нормально, это у них в крови. Если дашь слабинку, тебя съедят. Если выдерживаешь напор – к тебе относятся с уважением. Это был тот момент, который мне помог в следующем сезоне.
***
Посреди интервью на заднем плане слышен голос супруги Светланы: «Знарок звонит!». Мартемьянов извиняется, просит перезвонить – через 15 минут продолжаем разговор.
– Ха, да вы нормальные кореша!
– Еще с юности друг друга знаем. Свердловск с Челябинском постоянно играл в детстве, главные наши конкуренты. А мы со Знарком были как два волка, перед каждой игрой грызлись, но до драк не доходило. А друзьями стали после юниорского чемпионата Европы – все распределились по номерам, а нас осталось двое. Олег говорит: «Ну что, пошли?». Я говорю «Ну, пошли». Потом, уже как тренер, я всегда получал его поддержку, и сам тоже его поддерживал.
Возвращение в Россию: три месяца без зарплаты и авторитеты на трибунах
– В 1995-м вы сменили тихую немецкую провинцию на суровый Екатеринбург, когда многие оставались на ПМЖ. Почему?
– Во-первых, у меня тут были мама, брат, племянники. Во-вторых, уклад той жизни был слишком спокойным, особенно для русского человека девяностых. Да, я русский человек, куда ж я мог уехать. Хотя была такая мысль, но быстро прошла. Немцы на русских абсолютно не похожи, но предвзятого, пренебрежительного отношения к себе не ощутил.
В «Автомобилисте»
(на заднем плане голос жены) Светлана просит рассказать, как ей помогали рожать! Это был подарок от страховой компании – они и операцию мне оплатили, и роды жене. Потом просили в статье написать, что я очень доволен. Ну да, я был очень доволен, потому что там и роды, и операция – это дорогое удовольствие.
– Екатеринбург 1995 года – что за город? Смотришь видео – очень странные ощущения.
– Да тогда все места были странными, ха-ха. Жизнь была так повернута, все перестраивалось, появлялись новые правила. Все это надо было переварить. Я вернулся нормально, это была вполне комфортная среда. Вернулся домой – к своим близким, друзьям. Конечно, поиграть в Германии подольше хотелось, но как случилось, так случилось.
– В год, когда вы вернулись, старый «Автомобилист» как раз прекратил существование. Каково играть в команде, которая почти банкрот?
– Мы получили первую зарплату, а вторая пришла перед Новым годом. Денег действительно не было, и неоткуда их взять. Ну, или, возможно, они были, но я их не видел. В 1995-м как раз уехал в «Магнитку», был такой пункт в регламенте: три месяца зарплату не платят – игрок может уйти без компенсации. Как раз после игры с «Металлургом» меня пригласили, я за сутки собрался и уехал. Тяжело было уходить, но пришлось.
– Бандитов вокруг того «Автомобилиста» не помните?
– Да нет. Не могу сказать, что кто-то сильно напрягал. Подходят, «здорово – здорово». Многие из спортивной среды вышли, сами болельщики, я не ощутил какого-то давления. Ребята на хоккей обязательно ходили, вид спорта азартный. Наоборот, все тогда поддерживали, понимали, что команда в тяжелой ситуации – и меня никто не осудил за уход в «Металлург». Мы ходили, спрашивали у руководства о финансировании, терпели – но всякому терпению приходит конец.
– В той «Магнитке» очень много будущих тренеров и менеджеров играло – больше, чем в других топ-клубах девяностых. Почему?
– Чувствовалась огромная заинтересованность руководства комбината. Собрали из трех клубов фактически, из Екатеринбурга 5-6 человек, еще из Челябинска и Усть-Каменогорска. Создали условия – шикарные по тем временам. У нас в раздевалке была сауна, джакузи, душ Шарко. А через год сделали новую раздевалку, вообще одну из лучших в стране на тот момент.
В «Магнитке»
Клуб развивался в комплексе, детских тренеров везли в школы, выкупали молодых игроков. Одну из лучших школ в России сделали, если не лучшую. Очень хотели стать первыми, вообще без задержек выплачивали деньги – тогда это было важно. Для команды делали все.
– Многим запомнился рассказ Гулявцева, как вы ему в спину засадили «клюшкой как топором». Греха на душе нет, никого не ломали надолго?
– Нет, такого не помню. Саша игрок с высочайшим игровым мышлением, всегда был лидером в любой команде, приходилось применять непопулярные меры. Ничего страшного в этом нет, мне тоже прилетало. Такие моменты не запоминаются, а вот когда тебя один на один обыгрывают – это да.
– А по девяностым – против кого было сложнее играть?
– Я бы сказал, что на первом месте Женя Корешков. Сергей Осипов еще, они тогда вместе в «Магнитке» играли. Высочайшая техника, мышление, видение площадки – все у обоих было.
В восьмидесятых, кроме звена Крутов – Ларионов – Макаров, в «Динамо» прекрасная тройка Светлов – Семенов – Яшин, сыгранные, на телепатическом уровне решения принимали. Они знали, что будет, а ты не знал – приходилось разгадывать.
Хоккейная жизнь: конек у самых глаз и турне по канадским деревушкам
– Когда шайба в миллиметре от зубов или от глаза пролетает, что это за ощущение?
– Это часть нашей работы – ощущения неприятные, но приходится. Однажды конек перед глазом мелькнул – это было намного страшнее. Получилось так, что игрок после столкновения начал падать и просто на голову встал. А я немного наклонился, не в хоккейной посадке был – и лезвие конька просвистело перед глазами. Шайба летит – ее не замечаешь, а это я навсегда запомнил.
– А какое самое жесткое повреждение было?
– Помню, играл в 13 лет против глухонемых. Попросили: «Мужики, сыграйте на первенство города за них». Вот я и вышел. И мне прилетело клюшкой в лицо – прямо в переносицу. Этот шрам до сих пор видно, самый первый у меня. Оба глаза заплыли. Повезли на трамвае в больницу, зашили как могли и отпустили. Зашел домой – мама чуть в обморок не упала. Посмотрел в зеркало – вижу, красавец-мужчина. Сам себе сказал: «С почином».
Запомнился момент в Ратингене, серия плей-офф с берлинскими ребятами. Последняя игра сезона, последняя смена – и шайба прилетает в открытый глаз! Выглядело потом как базедова болезнь – кожа наизнанку вывернулась. Только через месяц сошел синяк, сидели ждали в Германии.
Перед отъездом дочка насчитала 28 шрамов. Она маленькой была, их на лице пальчиком отмечала, так считать училась, ха-ха. Но пока я бороду отпустил, не видно их.
– Вы играли в ЦСК ВВС в 1997-м – тогда клубный самолет чуть не разбился при взлете.
– Я уже в команде был, но тогда еще оформлял переход из «Металлурга», рассчитывался в Магнитогорске. Как сейчас помню – все узнали об этом, ребята из «Магнитки» меня поздравляли. Я им говорю: парни, вы о чем? Меня-то на борту не было! Немножко шоковое состояние, не по себе было, но все выжили.
После того случая стали ездить на поездах. Вообще не тренировались – поезд-игра, поезд-игра. Часто приезжали уже в день игры, но набрали столько очков, что впервые в истории клуба вышли в плей-офф.
– В 1992 году вы взяли «Приз Известий» со второй сборной России. Как так вышло, что первую обошли?
– В разных подгруппах играли – они в Москве, а мы в Питере. Мы всех обыграли, а основа проиграла чехам, как раз на них мы вышли в финале. На поезде поехали в Москву, без раскатки даже вышли и обыграли их в переполненном дворце. Это был один из последних кубков «Известий».
Собрались, тогда еще коммунистические лозунги были, за честь страны и флага. И это не пустые слова – максимальная мотивация. У нас была хорошая команда, не слабее первой сборной. Серега Гомоляко, Борис Миронов, Димка Денисов, который тогда с Муфтиевым в Уфе зажигал.
Нас в фавориты никто не записывал – какая-то сборная «олимпийская». Потом мы сразу поехали в турне по Канаде и тоже достойно выступили – а без бойцовского духа там делать нечего. Кстати, там много историй было!
– Расскажите.
– Помню, у Гомоляко шайба застряла у борта. Бретт Линдрос (9-й номер драфта-1994 – Sports.ru), младший брат Эрика, с сумасшедшей скоростью на него полетел, хотел расколоть, кажется. А у Сереги же глаза на затылке, он шаг в сторону сделал, и молодой человек просто разбился, стек по борту, очень быстро закончил играть в итоге.
Однажды дошло до серии буллитов, и Серега Елаков исполнял. У него руки волшебные. Он немножко постоял, выкатился походочкой, пошел-пошел-пошел. Выдернул вратаря из ворот, на ползоны отпустил шайбу – тот поверил уже, что ее берет, но Серега достал, убрал под себя и в пустые просто завез. Словами не описать, надо было видеть!
К концу турне нас селили в тех же гостиницах, что и канадцев. Уже «привет-привет», как старые друзья, у них только свежая пятерка в каждой провинции добавлялась. Как-то нам еще подали два автобуса: один полулюксовый, который для канадцев предназначался – мы туда вещи быстро покидали и сели. Второй – школьный, и канадцам пришлось в нем ехать. Но мы были сильнее, так что все правильно сделали!
Поддержка зрителей сумасшедшая. Мы в целях популяризации хоккея заезжали в такую глухомань, что там деревянные дворцы столетней давности. Но нигде никакого негативного отношения к нам. Люди в хоккее разбираются, нация хоккейная.
Жизнь сейчас: очень много ходьбы и час интернета по утрам
– Давайте про 2021-й. Вас с бородой видели, когда вы «Магнитку» поздравляли. Это временно или решили имидж сменить?
– Да нет, надо немножко дать коже отдохнуть. Одно время было лень бриться, а потом решил: дай попробую бороду отрастить! Ну, мне сказали, что вроде бы идет. Но потом, пожалуй, все-таки сбрею.
– Вы упоминали, что переболели коронавирусом. Как перенесли болезнь?
– Супруга в легкой форме – я, к сожалению, в не столь легкой. Температура 4-5 дней держалась, вечером в основном поднималась, дискомфорт ощущался приличный. С Божьей помощью, с помощью медикаментов вылечился, две недели на карантине отсидел, слетал в Екатеринбург. Но госпитализации не потребовалось, курс антибиотиков пропил. Все предписания врачей выполнял.
С супругой Светланой в Сочи
– Вы говорили, что делаете зарядку по утрам. Как это выглядит?
– Минимум 6 км с утра пешком вдоль моря прохожу, дышу морским воздухом, потому что после пандемии надо дыхательные упражнения обязательно делать. Элементарные упражнения на статику – отжимания, пресс, планочка, у стенки – держим тело в тонусе. Особо не нагружаюсь, но и не сачкую. В основном все-таки ходьба – здесь с одной стороны море, с другой горы, воздух волшебный.
– Когда в «Амуре» Атюшов отмечал гол танцем под Бузову, вы говорили, что смотрели клип и вам понравилось. За современной музыкой продолжаете следить?
– Когда семьи дома нет, у меня всегда музыкальный канал работает. На лоджии радио стоит, я там ретро-станцию настроил – когда выхожу, всегда музыка играет.
– Что вообще в свободное время делаете?
– Да вот на футбол, на хоккей хожу, за «Сочи» смотрю. Друзья в любительской лиге играют, здесь настоящий бум – 23 команды, три группы, ажиотаж. Книг я начитался в поездках в советское время, а сейчас чаще спорт смотрю. К сожалению, на «Матче» мало хоккея показывают, а КХЛ ТВ не могу почему-то подключить.
Информацию из интернета черпаю, как раз после зарядки, но уделяю только час этому – у меня операция была, хрусталики поменял, стараюсь глаза не перегружать. Много пешком хожу, на машине чаще дочь ездит. В голове мысли, мысли, мысли. Думать – это тоже работа.
Фото: из личного архива; Gettyimages.ru/ Andreas Rentz; РИА Новости/Рудольф Кучеров, Сергей Гунеев, Владимир Родионов; hc-avto.ru ; hctraktor.org; dynamo.ru
Уточнение: не Андрей, а Алексей Анисимов.
А вот за команду 1961 года рождения играл действительно его однофамилец Андрей, но только на Спартакиаде-1978, где она стала бронзовым призером.
Что же касается истории с «Кастрюлей», то существует и другая версия. Вторым тренером в молодежной сборной СССР был Игорь Тузик. И как-то Алексей Анисимов назвал его «Гаф-гаф», за что немедленно и был изгнан из сборной.