«Официантка что-то подсыпала в бокал, а когда меня вынесли – списала с карты 6 800 долларов за липовые услуги». Шон Эйври в Вегасе
От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел огненную автобиографию Фила Эспозито, а теперь открывает для вас новую книгу – знаменитого провокатора Шона Эйври. И там тоже жара! Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы интересные переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.
Жаловались на короткие главы? Мало вам старины Шона? Ну что ж, тогда устраивайтесь поудобнее. Сегодня текста действительно много.
Наш герой вспоминает, как бесил Петера Форсберга и Эрика Линдроса, шлет куда подальше Кена Холланда и Коби Брайанта (да-да, но тут надо иметь в виду, что книга была написана до его гибели), глупо ведет себя в стриптиз-клубе, ругается с полицией и впервые в жизни сталкивается со смертью.
Спасибо еще раз всем, кто поддержал проект рублем!
Поехали.
Глава 10. Король Лос-Анджелеса
Я искренне считаю, что залогом успешного начала сезона-2003/04 для меня стали июльские тренировки с Лэрдом Хэмилтоном у Чели дома в Малибу. Когда мы познакомились с ним и его женой Гэбби Риз пару лет назад на пляже, я был просто восхищен их великолепием. Но за эти два года я стал гораздо увереннее в себе, и пижонство Лэрда меня стало даже немного раздражать.
Короче, как раз Чели, Лэрд, я и еще пара ребят сначала вместе покачались, а потом пошли пить пиво на пляж. Лэрд всегда был альфой нашей группы и делал все возможное, чтобы ни у кого на этот счет не оставалось ни малейших сомнений. Мне все это поднадоело, и я стал его задирать, как если бы мы были на льду. «Твоя жена знаменитей тебя, – сказал я. – И гораздо более успешна. И зарабатывает в разы больше». Ну и так далее. Его это ###### как взбесило, а поскольку в колкостях ему было меня не превзойти, он решил меня забороть.
Лэрд Хэмилтон
В общем, мы стали бороться, и я посадил его на жопу. Он недооценил меня. Да, он был сильным парнем, но не смешите меня – это же серфингист. Куда ему драться? Даже после того, как я его победил, он оправдывал свое поражение тем, что не мог за меня как следует ухватиться, потому что я был слишком потным. Чели на это просто улыбнулся.
Забороть на пляже парня, которого я считал своим кумиром, было очередным важным достижением для меня. Герой оказался всего лишь воздушным шариком – вот я и проткнул его. И уже только из-за этого я чувствовал себя равным ему.
С этим же ощущением я прибыл и в тренировочный лагерь «Кингс» перед сезоном-2003/04. И вновь я был лидером команды по физической форме вместе с Мэтти Нурстремом, который понимал фитнесс и серьезно к нему относился, а также Кипом Бреннаном – он был нашим тафгаем и выглядел так, будто выпрыгнул со страниц фитнес-журнала.
Не дай бог Лэрду Хэмилтону не поделить что-то с Кипом где-нибудь на пляже.
С другой стороны, про Люка Робитайла нельзя было сказать, что он в потрясающей форме, но ему это и не требовалось. Он играл за счет таланта. Молодые же игроки в то время уже начали понимать, что если им хочется как можно дольше демонстрировать свой лучший хоккей, то следует ухаживать за собой.
Я тогда все еще дрался в тренировочном лагере, что редкость для состоявшихся игроков НХЛ, но я себя к таковым еще не относил. Не помню, с кем я дрался в лагере 2003 года, но это наверняка был какой-то неизвестный игрок из ECHL, пытавшийся играть в моей манере. Тогда меня еще не копировали, а лишь старались действовать в схожем стиле. С развитием моей карьеры стало появляться все больше подобных мне игроков, но тогда уже не требовалось драться в тренировочных лагерях: раз меня копируют – значит побаиваются.
В начале лагеря меня поставили в то же звено, в котором я заканчивал прошлый сезон. Бэлли и Лэппи все так же орали друг на друга по-французски. Год назад меня это веселило, а теперь начало раздражать, потому что я не понимал: ######## (обзывают) они меня или нет. Лэппи не очень хорошо катался, но зато ничего не боялся – кроме меня. Он опасался, что я займу его место, так что отношения у нас были натянутые. Мы были похожими игроками, но Лэппи шестью годами старше. Кроме того, он был хоккеистом старой закалки, и считал, что молодые игроки должны знать свое место и помалкивать, а я же, безусловно, придерживался совершенно иного мнения. Кстати, я в итоге и занял его место пару сезонов спустя, так что я для него был большей проблемой, нежели он для меня.
Так что иногда в той команде чувствовалось определенное напряжение. Но не факт, что это плохо. Напряжение держит команду в тонусе и служит мотивацией. Из-за напряжения все чувствуют ответственность за результат, а это важная составляющая в командах, нацеленных на победу. Команда – это не всегда дружная семья. Потому что создавая командную «химию», не избежать химических реакций.
Я считаю, что команда должна сама за собой следить. Если лидеры считают, что какой-то игрок создает проблемы, то они имеют полное право пойти к руководству и указать на это. Очень важно, чтобы эта инициатива исходила именно от группы лидеров, а не одного человека, потому что в таком случае это только подтолкнет к ревности и желанию отомстить. Лично я всегда откровенно говорил об этом в раздевалке.
Я люблю побеждать и ненавижу проигрывать, и мне не нравится, когда кто-то работает спустя рукава. Кроме того, я человек импульсивный и не всегда обдумываю свои слова прежде чем их произнести, из-за чего у меня несколько раз случались проблемы. Но если я подвожу команду, то мне хотелось бы, чтобы мне тоже все говорили в глаза. Правда, это редкость. Большинство хоккеистов предпочитают, чтобы этим занимались тренеры, в то время как я высказывался открыто. Повторюсь: это не лучшая идея, но таков уж я.
Мне неоднократно доводилось слышать, будто я плохо влияю на атмосферу в команде.
Я не часто проводил время с другими игроками «Кингс». Мне ##### не нравилось после каждой игры ходить в один и тот же хоккейный бар – Harry O’s в Манхэттен-Бич. Не могу сказать, что парни мне были неприятны — равно как и я им. Просто мне не хотелось каждый вечер сидеть в одном и том же баре.
В контексте моего плохого влияния на команду ходил слух, что я издеваюсь на шепелявостью Дастина Брауна. Но шепелявость там ни при чем. Я прикалывался над девушкой — теперь уже женой — Брауна, Николь. Я советовал ему повременить с тем, чтобы посвятить всю свою успешную и богатую жизнь девушке подросткового возраста, учитывая что он и сам был подростком, выступающим за «Кингс» на глазах у красивейших калифорниек. Вероятно, мне следовало подбирать слова получше, но намерения у меня были благие. Разве не для этого нужны партнеры по команде?
Дастин Браун
* * *
В сентябре лига обязала «Кингс» провести предсезонный матч в Лас-Вегасе. НХЛ на тот момент уже некоторое время заигрывала с идеей создания там команды, и мы оказались частью этой затеи.
Хуже места, чем Вегас, для предсезонного матча, наверное, и придумать нельзя – мне ли не знать. Дело не в том, что это не по нраву болельщикам и игрокам – как раз наоборот. И не в том, что там плохая атмосфера – она там прекрасная. Просто опытные хоккеисты не относятся серьезно к предсезонным играм. Любой старожил НХЛ с действующим контрактом по полной программе воспользуется тремя днями в Лас-Вегасе, чтобы удовлетворить свои тайные желания, о которых потом стыдно будет рассказать. Уж это я вам гарантирую.
Я приехал в Вегас впервые, а потому мне было любопытно узнать, справедливо ли его называют Городом Грехов. Мы заселились в MGM – это отель и казино. Моим соседом по номеру стал Брэд Шартран. Он был довольно высокоморальным парнем, и наши взгляды на веселье сильно расходились. Я тут же вернулся к регистратуре и сказал девушке, что приехал «с хоккейной командой» (этот термин мы использовали в городах, где не очень разбирались в хоккее) и что мне хотелось бы отдельный номер, чтобы у меня было личное пространство.
Брэд Шартран
Девушка прекрасно меня поняла, а потому, быстро переговорив со своим менеджером, спросила: «Как будете оплачивать?». И тогда я с радостью протянул ей свою зеленую карточку American Express. Это предмет моей гордости, потому что она доказывает, что я успешный взрослый человек.
Тренировка у нас только утром, на вечер не запланировано ни командного ужина, ни какой-либо другой херни по сплочению коллектива, а потому можно было отправиться навстречу приключениям. И мы с Мэтти Нурстремом и Великим-и-Ужасным Брэдом Нортоном пошли поужинать.
Мэтти был классным парнем, придерживавшимся Понятий Чели в плане веселья – он шел до конца. Он мог за один присест выглушить бутылку чего-нибудь крепкого, а на следующий день первым выходил на лед. Норти – это 193 сантиметров и 108 килограммов мышц — то есть гарантия, что к полуночи либо весь бар или какая-то тусовка будет хором скандировать его имя, либо нам придется выпутываться из какого-нибудь ЧП.
Мы решили поужинать в Wolfgang Puck’s. На входе нас встречали практически обнаженные девушки модельной внешности, плескавшиеся в ванных – если б не лепестки роз, они были бы полностью голыми. Пока что Вегас полностью оправдывал свою славу.
Я не большой любитель стрип-клубов, но в Вегасе они подобны шоу на Бродвее. Поэтому мы запрыгнули в белый лимузин (я же говорю – это моя любимая тачка) и за десять минут добрались от нашего отеля до одной легендарной стрипухи.
Подходим к клубу, и нас там встречает 196-сантиметровый вышибала – я могу определить его рост, потому что он где-то на дюйм выше Брэда Нортона. Он пропустил нас внутрь, сказал, что нас проводят до столика, и пожелал приятного вечера в раю. Мы сели за стол и поблагодарили девушку, которая нас проводила – к этому моменту каждый из нас уже отдал по 80 долларов. Уже тогда следовало догадаться, что добром это не закончится.
Затем к нам, покачивая бедрами, подошла официантка и попросила кредитную карточку. И тут я пополнил свою Коллекцию Лучших Хитов Мудизма, протянув ей драгоценную зеленую карточку Amex, на которую она и записала наш стол.
Сразу оговорюсь – с того вечера у меня появилось правило, которое я потом ни разу не нарушил. Никогда в жизни больше не дам официантке в клубе свою кредитку. Потому что тот, кто так делает, в итоге и оплачивает весь счет, а деньги ему никто потом не возвращает. И это в лучшем случае.
Официантка вернулась с нашими напитками и формой на авторизацию кредитки мне на подпись. Стрип-клубы устраивают всю эту бюрократию, чтобы потом им никто не объявлял, что его карточку украли, ведь он никакущим образом не мог спустить 14 тысяч долларов на приватные танцы.
Это достаточно тухлая история, так что перейду к сути.
Спустя 20 минут после того, как я подписал эту форму, я уже лежал лицом вниз, покрытый потом с головы до пят, и выблевывал ресторанные деликатесы прямо на пол стриптиз-клуба. Мэтти Нурстрему пришлось на себе вытаскивать меня оттуда и везти обратно в отель. Я не то что ходить не мог, а вообще еле стоял. Поэтому в отеле меня посадили в инвалидное кресло и закатили в номер.
Следующим утром я проснулся в ванной. Мне стоило большого труда не умереть на тренировке с опустошенным желудком, а по ее окончании не хотелось ничего другого, кроме как хорошенько выспаться.
И только потом я вспомнил, что моя кредитка все еще у официантки в стрип-клубе.
Я позвонил в банк и попросил заблокировать карту. Тут-то и всплыл весь ужас. Нет никаких сомнений в том, что официантка что-то подсыпала мне в бокал. После того как меня вынесли, она списала с нее 6 800 долларов за липовые услуги. И поди докажи, что ты не верблюд, когда все вокруг видели, что ты вел себя, как будто пил уже не один день, а затем и вовсе был вынесен «на щите». Официантка — Шон Эйври, 1:0.
Для дальнейшего в хоккейном мире имеется выражение «играть из чувства вины». Смысл в том, что когда у тебя похмелье, и все про это знают, или когда ты сделал какую-то глупость, и все про нее узнали, ты играешь лучше. Когда ты провинился, не хватало только херово сыграть для полного комплекта. В такие моменты ты находишь в себе некий источник энергии, прежде недоступный. И он есть у всех. Практически каждому хоккеисту НХЛ приходилось играть из чувства вины. А многие из нас делали это много, много раз. Лично я тогда готов был разорвать всех к ####.
Знойным сентябрьским вечером НХЛ устроила на MGM Grand Arena настоящий Лас-Вегас. Там были даже ванны со стриптизершами, которые якобы рекламировали пиво, а во время самого матча терли спинку некоторым везунчикам среди болельщиков (я не шучу). Я же в тот раз показал лиге персонажа, в которого постепенно превращался – Шона Эйври, повелителя безумия.
Я до такой степени взбесил будущего члена Зала славы Петера Форсберга во время предсезонного матча, что он в итоге сбросил краги и попер на меня как бык. Все говорят о том какой Шон Эйври мерзкий, и что в своих издевках он бьет ниже пояса, но это слишком высокая оценка моих действий. Великого Петера я вывел из себя банально. Я всего лишь непрестанно повторял ему, что он еле катит из-за травмы голеностопа, которая является результатом — и в этом самый смак! — старости.
Это самое страшное, что стареющая суперзвезда спорта может услышать в свой адрес. Потому что в нашем деле карьера напрямую зависит от того, что наши тела могут делать нечто недоступное другим смертным. А потом время берет свое. И этого никак не избежать.
Нет, безусловно, я называл его и нытиком ######, и вообще прибегал ко всей классике, но зацепила его именно правда. В этом и кроется принцип задирания. Неправдой обидеть невозможно. Своим тявканьем я совершенно вывел из игры лидера соперника, который мог все решить в одиночку.
Завязалась потасовка. Болельщики «Кингс» и «Колорадо» орали так, будто это был вовсе не предсезонный матч. Я такого никогда не видел. Арена ходила ходуном. Казалось, что это плей-офф. А что касается жителей Вегаса, для которых это был вообще первый поход на хоккей, думаю, они подсели на него на всю жизнь. Я же отдал передачу, заработал 42 минуты штрафа, и мы выиграли 3:1. Форсберг набрал 21 минуту штрафа и ноль очков. Я обыграл одного из лучших хоккеистов мира.
В общем, могу лишь пожелать удачи командам, которым играть против «Голден Найтс» на выезде. После вечера в Городе Грехов им будет казаться, что они всю игру катят в гору.
А в стриптиз-клубы я больше не ходил.
* * *
Первый матч моего первого полноценного сезона с новой командой проходил в… Детройте. Против «Ред Уингс». То есть на случай, если я вдруг успел соскучиться по ребятам и городу, хоккейные боги решили отправить меня с новой командой в исходную точку. Я был рад вернуться в Детройт, повидаться с парнями и даже зайти в Roma Café на обед перед игрой.
Как мне было не нервничать? «Детройт» дал мне шанс пробиться в НХЛ. У меня до сих пор хватает там близких друзей. «Детройт» поддерживал меня, когда я постигал азы в первом сезоне. Однако слова Кена Холланда после обмена крепко засели в моей голове, ведь фактор верности в этом деле для меня тогда тоже был в новинку. Холланд сказал, что он обменял меня, потому что я «не уважал хоккей и людей в хоккее».
Раз я не уважаю хоккей, то почему же я тогда тренируюсь с пяти лет и играю в него? Зачем же я тогда летом посвящаю уйму времени изнурительным тренировкам и пашу больше, чем 95 процентов игроков в его клубе? Зачем я гроблю свое здоровье, если я не уважаю хоккей?
Да пошел ты #####, Кен Холланд.
Он говорит, что я не уважаю хоккейных людей. Это про то, как я задирал суперзвезд, играя в «Детройте»? Раз так, то что же он не вывел меня из состава и не отправил пинками в фарм, а дал сыграть 36 матчей за команду, завоевавшую в том году кубок?
Да пошел ты #####, Кен Холланд.
Я здорово сыграл против «Детройта», и закончил встречу с результативной передачей. Правда, я был на льду, когда при счете 2:2 за 20 секунд до сирены Стив Айзерман убежал от Эрика Беланже и получил шайбу от Рэя Уитни, которому не смог помешать Йэн Лаперрьер, неважно сыгравший в обороне. Великолепный Стиви Уай принял передачу на крюк, и не успел я моргнуть, как он мощно щелкнул в нижний угол и пробил надежного вратаря (кхм-кхм) Романа Чехманека. Эта шайба стала победной.
После игры я стоял в душе и думал о том, что если б в форчекинге занял позицию получше, то не дал бы пройти длинному пасу, и, возможно, тем самым заработал бы себе смену в овертайме — а там уже кто знает, как оно пойдет? Но суть в том, что у нас впереди еще 81 игра, так что про эту следует уже забыть и двигаться дальше. Остается только надеяться, что наша команда не упускает из виду хоккейные нюансы, потому что из них и складывается результат сезона длинной в восемь месяцев. Вся жизнь построена на мелочах. По крайней мере, мне так кажется.
Я не сыграл следующий матч в Питтсбурге по Очень Плохой Причине. Если б было возможным исправить ту ситуацию словами, я бы нашел миллион слов. Но это не тот случай.
* * *
Незадолго до старта сезона — 5 октября 2003 года — мне позвонил мой лучший друг Адам Кэмпбелл. Когда нам было по 16 лет, мы играли с ним в ОХЛ – топовый уровень для хоккеистов от 16 до 19. Адам сказал, чтоб я присел перед тем, как выслушать — раньше меня никогда об этом не просили.
Он рассказал, что погиб Дэн Снайдер, капитан нашей команды по юниорам. Дэн находился в «Феррари» своего одноклубника по «Атланте» Дэни Хитли, несколько дней назад влетевшего в дерево на полном ходу (судя по реконструкции аварии, машина врезалась в столб, а не в дерево – прим. пер.). В результате аварии Дэн получил обширные черепно-мозговые травмы, и врачи решили ввести его в кому, чтобы помочь мозгу восстановиться. Его жизненные показатели были в норме. Была надежда, что Дэн очнется и будет жить долго и счастливо. Но этого не произошло. Он умер в возрасте 25 лет.
Дэн Снайдер и Дэнни Хитли
Помню, как Дэн впервые кинул мне ключи от своей машины. Как-то зимним утром мы собирались съездить от школы до города Оуэн Саунд с населением 22 500 человек. На мне были треники и зимние ботинки. Я сел в машину и повернул ключ. Машина резко дернулась вперед — и выломала дверь гаража. Я посмотрел на Дэна через зеркало заднего вида. Он стоял без рубашки, уперев руки в бока, а из ушей его валил дым.
Я никогда не водил машину с ручной коробкой передач. Откуда мне было знать, что Дэн оставил ее на первой скорости? Дэн решил, что ему, как капитану команды, надо с этим просто смириться, и не стал меня дубасить. Он был хорошим парнем.
Похороны были в родном городе Дэна – Эльмире. Это примерно в часе езды на запад от Торонто. Вдоль проспекта Снайдера (у семьи Дэна богатая история в городе) выстроились 500 хоккеистов юниорских лиг всех возрастов; они стучали клюшками по асфальту, по-хоккейному приветствуя семью Дэна и его одноклубников по «Атланте», пока те шли к менонитской церкви.
Для меня это стало первым близким столкновением со смертью, но я не плакал на похоронах Дэна. Не знаю почему. Плакал бы Дэн на моих похоронах? Не думаю; но разве можно быть уверенным до конца?
Мне, скорее, было обидно видеть, как тяжело его маме, папе, сестре и брату. Мне самому было так больно, что я даже представить не мог, каким это стало ударом для них.
Лучшими чертами Дэна были его характер и страсть. Я уверен, он мог долго играть в НХЛ, потому что попал туда вопреки всему. На драфте ОХЛ его выбрали в последнем раунде, когда он был уже возрастным 20-летним игроком с ростом 176 сантиметров и весом 77 килограммов – и это в сырой одежде. На драфте НХЛ его снова выбрали в последнем раунде, а всего пару лет спустя этот щуплый пацан уже был энхаэловцем, потому что впахивал на льду как никто (в ОХЛ Снайдера задрафтовали в 17 лет и не в последнем раунде, а в 7-м — из 25; в НХЛ не драфтовали вообще. В 25 лет его рост составлял 183 сантиметра — прим. ред.).
Да, подобную ##### (чепуху) постоянно слышишь от учителей и родителей. Но в мире действительно нет ничего невозможного. Никто так не вкалывал с утра до вечера, как Дэн Снайдер. Он всегда был заряжен на максимальную отдачу.
Дэни Хитли тоже приехал на похороны. Его нога была загипсована, а сам он выглядел как смерть. Ему потом предъявили обвинение в убийстве в результате ДТП, но все прекрасно понимали, что он не желал зла своему другу. А затем произошло нечто поразительное, в сравнении с чем все мои — как мне казалось — проблемы выглядели бессмысленными мелочами.
После службы родители Дэна, Грэм и Луэнн, сделали объявление на пресс-конференции, которая прошла на арене, где начиналась хоккейная карьера их сына. Вот, что они сказали:
«Знайте, мы не виним Дэни Хитли за аварию, которая забрала у нас сына. Дэни – хороший человек и сожалеет о случившимся больше всех. Быть человеком — значит и уметь прощать. Мы понимаем, что обида и гнев ничего не принесут. Мы хотим поддержать его в это трудное время. Мы знаем, что ему так же больно, как и нам».
* * *
Мы сняли дом с Брэдом Нортоном всего в паре шагов от Тихого океана. Владельцем дома был Стив Шилдс, вратарь «Чикаго». Аренда обходилась в 6 000 долларов в месяц, и мы делили эту сумму пополам. Получалось вполне сносно — учитывая, что мы жили рядом с пляжем. Большую комнату с балконом и видом на океан, располагавшуюся на верхнем этаже, мы разыграли. Выиграл Норти. Все было по-честному.
После пары кружек пива в Harry O’s (местном хоккейном баре в Манхэттен Бич, основанном бывшим хоккеистом Билли Харрисом, в который я почти не ходил) ребята регулярно отправлялись к нам домой на продолжение банкета. К нам постоянно заходили парни из команды. Иногда вместе с ними были «флоутеры», кто-то из околохоккейной публики, но бывало, что они приводили и каких-нибудь голливудских актрис и серфингисток.
Временами мне казалось, что из-за жизни, похожей на рай, я становлюсь мягче. Но вот что точно было мягким – так это лед в Staples Center. Хорошо, что менеджер по экипировке «Кингс» придумал, как решить эту проблему. На жарких аренах, таких как в Лос-Анджелесе и Анахайме, Рико немного затуплял лезвия моих коньков, чтобы я не вкапывался в мягкий лед. А под жесткий лед он, наоборот, острее их затачивал, чтобы я катил максимально быстро.
Секрет заточки коньков кроется в калибровке баланса между маневренностью и скоростью. Точильщик делает своеобразный желобок в лезвии конька. Чем он глубже, тем острее становятся его грани, что позволяет быстро поворачивать и резко тормозить. А чем он менее глубокий, тем больше сцепления между коньком и льдом, что помогает лучше катиться. Перекос — как в одну, так и в другую сторону — плох.
Любимая заточка у всех хоккеистов разная. Когда я играл с Яромиром Ягром в «Рейнджерс», ему за матч по четыре раза раза коньки точили. Многие точат свои колеса (так мы называем коньки) только перед играми, чтобы как можно дольше не менять лезвия. Кто-то меняет только лезвия, привинчивая их к уже привычным ботинкам. Я же предпочитал менять коньки целиком – мне казалось, что новая пара в буквальном смысле придает мне свежие силы. При износе конек становится мягче, а значит он скорее забирает силу толчка, нежели перенаправляет ее на поверхность льда.
Факт, который настолько очевиден, что о нем практически не говорят, заключается в том, что хоккеисты все исполняют, стоя на заточенном куске металла шириной примерно в три миллиметра и длиной в 30 сантиметров. И таких гениальных точильщиков, как Рико, по-настоящему ценишь. Бьюсь об заклад, что ни один профессионал из другого вида спорта не сможет играть в НХЛ, в то время как любой хоккеист сможет, как следует потренировавшись, перейти в любую другую дисциплину.
* * *
Перед играми я слушал музыку, чтобы собраться и зарядиться энергией. Многие хоккеисты считали мой выбор репертуара странным. Например, я слушал Radiohead и Sigur Rós. Это достаточно яркий контраст с тем, что обычно гремит в хоккейных раздевалках перед матчами. Например, «Thunderstruck» от AC/DC, который я слышу в раздевалках с 12 лет.
В НХЛ музыка в раздевалке играет с пяти вечера до раскатки, на которую команды выходят примерно за 45 минут до игры. Плейлист не меняется обычно месяцами, после чего какие-то песни нам просто приедаются. Надо понимать, что в «нам» кроется целая иерархия. На вершине пирамиды находится вратарь – если ему не нравится песня, она тут же убирается из ротации. Надо молиться всем богам, чтобы вратарь вашей команды не просто любил музыку, а чтоб у него еще и вкус имелся. В противном случае весь сезон будете слушать звук коллапсирующих черных дыр или брачный период бурундуков.
После вратаря идут лидеры команды, затем ветераны, а потом все остальные. Безусловно, каждый вправе составлять свою подборку, но решение все равно остается за командой — и в указанном выше порядке. Мой плейлист так ни разу и не был одобрен.
Раскатки в Лос-Анджелесе – это вообще что-то с чем-то. Ведь это Голливуд, детка. Никогда не знаешь, кто на трибуне. Поэтому все 20 минут катаешься с удовольствием и легким бризом в волосах – шлем лежит на скамейке, а потому можно всем продемонстрировать свою новую прическу, в которой достаточно геля, чтобы волосы держались, но при этом и чтобы он не потек на глаза, когда начнешь потеть. В разгар игры совершенно не думаешь о своем внешнем виде. А вот на раскатке — другое дело.
Не знаю почему, но все раскатки проходят одинаково. Длинные подкидки и броски по воротам. Но при этом нельзя бросать по углам. Надо чтобы шайба попадала в «подушки» (щитки) вратаря. Я видел, как Доминик Гашек, когда играл за «Детройт», как-то просто ушел с раскатки — из-за того, что игроки пытались ему забить. То же самое было и с Хенриком Лундквистом в «Рейнджерс».
А еще принято считать, что у нас есть какие-то сложные суеверия насчет порядка ухода с раскатки. Это не так. Просто в каждой команде есть человек, который любит быть в центре внимания, и уходит со льда последним из полевых. В «Детройте» Даррен Маккарти любил последним хлопнуть Гашеку по щиткам. В «Кингс» тоже самое делал Йэн Лаперрьер.
Йэн Лаперрьер
Я не был большим любителем бить по щиткам. На раскатке я скорее высматривал красавицу-блондинку в 11-м ряду. Это все равно что поймать ее взгляд в кофейне, только тут ты стоишь на льду, а вокруг 20 тысяч человек, заплативших деньги, чтобы посмотреть на тебя. Понимаю, что ужасно так говорить, но вот в чем прикол – даже если девицы и не кричат тебе с трибуны: «Эй, здоровяк! Хочешь трахнуть меня после игры?», все понятно по их глазам. И если ответить на взгляд взаимностью, то что ж — часа через три у тебя будет секс. Это довольно клевое ощущение. Правда, я сам так никогда не делал, в отличие от многих.
А вот чего никак не избежать примерно через три часа после раскатки – так это общения с прессой в раздевалке. И неважно – победил ты, или проиграл. Назовите мне любую другую профессию, где после трудового дня к вам в кабинет заходит толпа незнакомых людей и начинает задавать вопросы про вашу работу: о том, что у вас получилось, но по большей части — что не получилось. Вас также просят заглянуть в будущее и предсказать, как сложится ваша работа завтра, или даже вообще на год вперед. Победите вы или проиграете? Ах да, чуть не забыл – вы и ваши коллеги уже сняли с себя рабочую одежду, так что вы даете интервью голым. Дурдом, правда?
Именно так и обстоят дела в раздевалках команд НХЛ, когда в них спускаются журналисты в поисках цитат для своих отчетов и обзоров .У взрослых мужиков, некоторые из которых отнюдь не прочь продемонстрировать свои анатомические прелести, берут интервью привлекательные девушки. В «Кингс» главным нудистом был Эрик Беланже. Франкоканадцы вообще были хороши собой, и вели себя скорее на европейский манер, что их выделяло. Бэлли считал себя главным красавцем и очень любил свое тело, а потому с удовольствием выставлял его напоказ. Когда он давал интервью после игры, полотенце на его талии, как правило, было приспущено так низко, что из-под него виднелись лобковые волосы. А если в раздевалку заходили журналистки (в Лос-Анджелесе на канале Fox Sports их было несколько), то полотенца то и дело «случайно» падали на пол, особенно у Бэлли.
Об этом не принято говорить, но нам пора бы уже ввести какой-то закон о благопристойности для всех участников этого процесса. Просто представьте себе, что все это происходит у вас на работе, и вы со мной согласитесь.
Кстати, о профессиональном этикете. «Лос-Анджелес Лейкерс» тренируются там же, где и «Кингс» – в Эль Сегундо. А потому я регулярно пересекался с Кобе Брайантом на парковке для игроков. Мне все время казалось, что он смотрит на хоккеистов, будто мы не коллеги по спортивному цеху, выступающие с ним на одной арене, а обслуживающий персонал. Он никогда не здоровался, даже не кивал приветственно головой в качестве профессиональной солидарности. Как-то я попросил его расписаться на баскетбольном мяче, так он даже в глаза мне не посмотрел, ответив: «нет». Может быть, он просто мудак, как многие про него и говорят. В иерархии профессионального спорта высокие ребята, бросающие мяч в кольцо (в игре, где последняя минута может длиться дольше периода в НХЛ), зачастую оказываются мудаками.
Вы сейчас, наверное, подумали: «Погоди-ка. Шон Эйври наехал на кого-то, поступившего с ним грубо?». Ваше право. Иногда я вел себя грубо, потому что того требовала работа. Но сам я таким не был. Впрочем, иногда эти две стороны сливались в одну, когда я сталкивался с ненавистным мне игроком. И это опасно, потому что в моем деле надо сохранять самообладание, чтобы добиться максимального результата. Однако Скотта Хартнелла я просто на дух не переносил.
Мы пришли в НХЛ примерно в одно время. Он из западной Канады, играл за сборную на чемпионате мира-2006 (и занял там четвертое место), и его считают настоящим Хоккеистом, несмотря на то, что играет он грубовато и грязновато. Это странно. Многие из тех, кто считает, что мне не место в НХЛ, обожают Скотта Хартнелла, хотя мы с ним очень похожи. Наверное, поэтому нам и было суждено друг друга возненавидеть. Все началось 19 ноября 2003 года. Я забил в третьей смене в матче против «Нэшвилла». Это был мой второй гол в сезоне, и мы повели 1:0.
Первый гол в матче всегда очень важен, а если его удается забить еще и на первых минутах, то это вообще все меняет. Тяжесть в ногах тут же улетучивается. От ворот до ворот не едешь, а летишь. Стоит шайбе прийти на крюк, как ты уже несешься с поднятой головой, потому что все дается проще.
В пятой смене я на полном ходу устремился на Хартнелла, а он двигался к шайбе, катящейся вдоль борта. Ему требовалось какое-то мгновение, чтобы установить контроль над шайбой, а для таких ребят как я это — зеленый свет для сокрушительного силового. Когда думаешь о шайбе в ногах, забываешь, что в тебя кто-то летит. Это всего лишь какая-то доля секунды, но ее, как правило, достаточно, чтобы кого-то расколоть.
Вот только Хартнелл знал, что он на прицеле. Он втыкается во все, что движется, а потому понимает, что никто не упустит возможности воткнуться в него. Он почувствовал, что я приближаюсь, и в последний момент немного развернулся.
Я не успел среагировать. И вместо того, чтобы въехать плечом в плечо, я влетел ему прямо в голову. Как все классные подстрекатели, он повалился на лед, словно башня в дженге. Вся арена считала, что я его убил.
Игроки вроде Хартнелла и меня учатся жертвовать своим телом, чтобы заработать для команды большинство. Мы знаем, как надо встать, чтобы, когда кто-то влетает в нас на всех парах, это выглядело бы, как будто нас разнесли в щепки, хотя на самом деле из-за правильного положения ног и группировки тела мы толком ничего и не чувствуем. Это сродни прыжкам каскадеров. Если все сделать правильно, то это будет выглядеть страшнее, чем оно есть на самом деле.
Когда я отправил Хартнелла в нокаут (липовый), раздался свисток, и начался обмен колкостями. «Хищники» орали, что они вырубят нашу звезду – Зигги Палффи. Это при всем желании вряд можно назвать честным разменом. Его и не случилось. Палффи отыграл 22 минуты и отдал голевую передачу. А вот для меня матч на этом закончился. Я не сыграл и пяти минут. Мне дали пять минут за толчок на борт и два 10-минутных дисциплинарных штрафа (один 10-минутный — прим. ред.) за лексику, с помощью которой я указывал арбитру, что купиться на уловку Хартнелла было довольно глупо с его стороны.
Так или иначе, Скотт Хартнелл быстро оправился от моего посягательства на его жизнь, и провел на льду в итоге более 18 минут. Пусть даже мы и обыграли «Нэшвилл» 3:0, вся эта история подпортила мне настроение. Я поклялся отомстить Хартнеллу.
Для этого мне пришлось подождать пару сезонов, но я набрался терпения.
Хартнелл тогда разводился с женой, что предоставило мне прекрасную возможность для мести, когда мы встали с ним рядом перед вбрасыванием. Я спросил его, каково это: быть звездой и зарабатывать миллионы долларов в год. Он посмотрел на меня с удивлением, будто я задал ему каверзный вопрос, но ответил, как настоящий Хоккеист: «Это прекрасно». Тут-то я его и уколол. Я спросил, каково это: быть единственным звездным игроком НХЛ, зарабатывающим миллионы, которого бросила жена в самом расцвете сил. Только так и надо ######### (оскорблять) людей. И я был в этом хорош. Надо грамотно подбирать время и выражения, чтобы бить в самое сердце. Одним матом ничего не добиться, а вот найти ахиллесову пяту человека – это все равно что забить гол.
Забавное дело. Скотт Хартнелл играет в той же манере, что и я. Он может и забить, и силовой провести, и любит под кожу соперникам залезть. Очень похоже на меня. Однако его почему-то считают бойцом, а меня видели как, ну, злого гения. Как-то нечестно. Впрочем, мне нравилось бить его по морде.
* * *
Став полноценным игроком НХЛ, я завел собственный распорядок дня. Перед игрой я ел одно и то же блюдо – овощной салат с сыром пармезан и французским соусом, полтарелки спагетти болоньезе и две жареные куриные грудки. Необходимый для работы ежедневный послеобеденный сон с 2 до 4 часов; правда, порой трудно уснуть днем, когда за окном под 30 градусов, а на небе ни облачка.
Аналогичная проблема имеется и вечером, а потому я стал принимать по таблетке амбиена после игр, чтобы уснуть. Да, я видел список побочных эффектов – сонливость, головокружение, слабость, предобморочное состояние, ощущение «наркотического» состояния, усталость, потеря координации, забитый нос, сухость во рту, першение в горле, тошнота, запор, диарея, расстройство желудка, головная и мышечная боль. Но радость победы или бесконечное проигрывание ошибок в голове после поражения не дают уснуть. И какой тогда от тебя толк на следующий день?
Помимо этого у меня появился определенный распорядок и на предматчевой раскатке. Я делаю определенное количество кругов в одну сторону, бросаю в определенном порядке, а во время бросковых упражнений всегда встаю в один и тот же угол. Почему? Я делаю это не из-за какого-то суеверия, хотя многие верят, что существует некий хоккейный бог, который следит, чтобы мы соблюдали игровые привычки. Я делаю так, скорее, для того, чтобы не забивать себе голову лишним.
Четкий распорядок дня – это фундамент долгой карьеры. В том смысле, что это единственное, зависящее только от тебя. Отчасти поэтому спортсменам приходится непросто после завершения карьеры. После гламурной и энергичной жизни, где каждый день приходится решать десятки задач, надо, как по щелчку, переключаться на жизнь, в которой «ничего не происходит». Для большинства спортсменов это невероятный шок. Я и сам задумываюсь о своей жизни и обещаю себе, что «ничего не происходит» – это не моя история. Однако не факт, что все будет зависеть от меня, и это пугает.
В канун Нового года мы играли дома против «Рейнджерс». Весь матч я ######## (оскорблял) Эрика Линдроса. Каждый раз, когда он проезжал мимо нашей лавки, я кричал ему: «Шевели ногами, Бонни! Давай-давай, жирный урод!». Бонни – это мама Эрика, печально известная тем, что вмешивалась в его карьеру. Я раз за разом кричал, что единственное, чем он прославится — это тем, что так и не выиграл Кубок Стэнли. Наверное, он тогда думал: «Это что еще за ###### (коротышка) там на меня ########### (выпендривается)?». Его одноклубник Мэттью Барнэби хотел меня убить. Барнэби – главный плохой парень НХЛ того времени. Мне было и страшно, и радостно – ведь для меня он звезда.
Барнэби был психом. Он был единственным, кто разговаривал на льду больше меня. Правда, неразборчиво. Как плачущий ребенок в самолете, с поправкой на то, что дети не кричат без умолку: «######! Пидорас! Ублюдок!». Но главная опасность заключалась в том, что он принадлежал к той редкой категории людей, которые не чувствуют боли. Ему можно было кувалдой по голове треснуть, а он бы продолжал улыбаться. Ему нравилось, когда его ловили на силовой, нравилось драться и нравилось принимать участие в ответственных моментах, которые меняли ход встречи. А потому было крайне рискованно вступать с Барнэби в бой. Я знал, на что он был способен.
Но я играл в довольно схожей манере. Наверное, тренерам не хотелось нас сталкивать друг с другом. Мы лишь пару раз пересеклись в одной смене, а поскольку матч был малорезультативным, он не стал на меня кидаться, чтобы упаси бог не заработать удаление.
Я мог посеять хаос в рядах соперника еще до утренней раскатки. Думаю, в истории НХЛ я был самым часто упоминаемым игроком третьего звена в предматчевых обращениях тренеров к команде, где они просили игроков держать ухо востро рядом со мной. Я залезал к ним в голову еще до нашей встречи. Я не хвастаюсь, а просто объясняю реальное положение дел.
Отчасти мне прощали огромное количество удалений, потому что я и на себе часто зарабатывал фолы, и — что особенно важно — мог добыть большинство для своей команды в нужный момент. Оборотной стороной моего стиля являлся тот факт, что мне выписывали удаления за нарушения, которые прощались 80% игроков — просто судьям нужна более или менее равная игра, вот они и не свистели. Но только не в моем случае. Иногда на мне можно было за игру удалений десять сопернику дать. Что, в общем-то, не так уж и много — учитывая, что примерно человек 16 из 23 в их команде хотели меня прибить.
А меня в НХЛ больше остальных всегда бесил Дарси Хордичак. Не знаю, чего он там объелся, но он всегда был на взводе, и это делало его тупым подстрекателем. Он раз за разом обзывал меня «пидорасом» и «ссыкуном», а еще говорил, что сожрет меня и моих детей, а потом выплюнет обратно. А я ему отвечал: «Чувак, у меня и детей-то нет. Закрой рот, придурок».
Он понимал, что он здоровее меня. Он был тяжеловесом. В драке он меня просто уничтожил бы, и я прекрасно отдавал себе в этом отчет. Это было настолько очевидно, что и говорить нет смысла. Придумай что-нибудь поинтереснее.
Дарси Хордичак
Когда мы приезжали в мой родной город Торонто, я всячески заверял журналистов, что ни в коем случае не хотел бы играть за «Мэйпл Лифс». И даже не из-за пристального внимания прессы, а потому что в Канаде у меня уже появилась определенная репутация. И играя в Канаде, от нее некуда было бы деться. А вот в Лос-Анджелесе я мог заняться чем-то еще – можно сходить на коктейльную вечеринку, где никто и не подумает заговорить со мной о хоккее. В Торонто же нет никакого спасения от хоккея, чего мне совсем не хотелось.
Кроме того, в Торонто была еще одна проблема в лице Дона Черри – он вел передачу «Уголок тренера» и ненавидел меня. Я встретил его в Air Canada Centre и спросил, в курсе ли он вообще, что все игроки считают, что он в хоккее не понимает ничего. Он что-то пробурчал в ответ, а потом его увели в сторону. Если б я играл за «Торонто», я был бы его мальчиком для битья. Но это не для меня. Я уже обзавелся определенным весом в НХЛ, и мне игралось в радость — потому что мне нравилось быть плохим парнем. Мне нравилось смотреть, как глаза моих соперников наполняются гневом, в результате чего они играют менее эффективно, и это идет на пользу моей команде.
Я вас уверяю – я всего лишь играл определенную роль. По дороге на арену я надевал маску плохого парня, и снимал ее, возвращаясь домой. На арене у меня была роль — как у актера на сцене. Она мне нравилась, но выходить из образа мне нравилось не меньше. Невозможно же жить в постоянном напряжении.
Но ведь у этого образа должны быть какие-то корни. Безусловно, мне было обидно, что пришлось долго пробиваться в НХЛ, когда все говорили, что у меня ничего не получится, и это подстегивало меня доказать обратное всем сомневающимся. Иногда образ Шона-на-льду появлялся и в реальном мире. И это не всегда было хорошо.
Например, как-то раз я ужинал в компании десяти друзей у себя дома в Лос-Анджелесе. Я помогал с готовкой и спокойно слушал себе Джони Митчелл (канадская автор и исполнительница песен в духе Боба Дилана – прим. пер.). И тут мои новые соседи позвонили ментам, поскольку, видимо, мое хорошее настроение тревожило их покой. Приехавшие менты сразу стали разговаривать с вызовом – будто мы на льду, и они пытаются меня запугать. Я им ответил в том же духе, но сдержанно. Я спросил их: «Очень громко – это как? У вас что, есть какой-то измеритель звука, который показывает, что я что-то нарушил?». Иногда я лезу в суть вопроса, и ментов это, конечно же, только разозлило, потому что крыть им было нечем. Я сообщил, что не собираюсь приглушать музыку, потому что она играла негромко, а у моих соседей нет никакого права погружать в абсолютную тишину весь район.
Менты уехали, потом соседи снова им позвонили, и они вернулись уже за победой. Они попытались вломиться ко мне домой и приглушить музыку. Я же не давал им этого сделать теми же методами, как я не давал соперникам наезжать на своих партнеров. Я их ######## (оскорблял) и не давал пройти. Они же ответили в классической для ментов манере. Отвезли меня в участок за то, что я захлопнул перед ними дверь. Меня отпустили под залог в 20 тысяч долларов, позже эти липовые обвинения сняли, и на этом все закончилось.
В общем, играть Шона Эйври было палкой о двух концах, но мне нравился этот персонаж.
* * *
Последний месяц сезона-2003/04 был худшим месяцем в моей жизни. Чтобы понять весь ужас ситуации, полюбуйтесь вот на это:
Сент-Луис — Лос-Анджелес 5:4
Сан-Хосе — Лос-Анджелес 5:3…
Детройт — Лос-Анджелес 5:2 (4:2 — прим. ред.)…
Эдмонтон — Лос-Анджелес 2:1…
Ванкувер — Лос-Анджелес 1:0…
Эдмонтон — Лос-Анджелес 3:1…
Калгари — Лос-Анджелес 3:2…
Колорадо — Лос-Анджелес 2:1…
Сан-Хосе — Лос-Анджелес 3:0…
Калгари — Лос-Анджелес 3:2…
Сан-Хосе — Лос-Анджелес 4:3…
Моя команда проиграла 11 матчей подряд. 11 последних матчей сезона.
Этот постыдный провал был обусловлен тем, что наша команда перестала верить в тренера, и мы пытались от него избавиться. Это не означает, что мы специально играли плохо. Мы просто утратили мотивацию. Когда говорят, что «тренер потерял вес в раздевалке», это значит, что игроки не будут за него из кожи вон лезть. Они просто будут делать ровно столько, сколько от них требуется.
Большинство ребят в нашей команде не просто не любили тренера, а вообще его не уважали. А если команда не уважает своего тренера – пиши пропало. Он сказал нам, что если мы не станем играть лучше, то его уволят, чем показал, что вообще не владеет ситуацией. Он нас не винил – это он пытался нас так замотивировать. Хоккеистам нужен Мэл Гибсон из «Храброго сердца», а не доведенный неугомонным классом до белого каления учитель, пришедший подменить коллегу.
Думаю, все понимают, каково работать под руководством ужасного начальника, чья полная некомпетентность ставит крест на всех ваших стараниях принести пользу компании и себе. Можете быть уверенны – в мире профессионального спорта все то же самое. Со стороны кому-то покажется, что у тебя шикарная жизнь, но на деле же все ужасно.
И тем не менее…
Я опустил голову и просто играл в своей хоккей. В этих 11 матчах я играл по 15 минут (четырежды — прим. ред.) и выкладывался на полную катушку. Я хотел доказать — всем игрокам, тренерам и генеральным менеджерам всех лиг, равно как всем детям, болельщикам и мудакам, которые в детстве говорили, что с таким ростом я никогда не пробьюсь в НХЛ — что «Кингс» проигрывали вовсе не из-за меня.
Понравилось? Поддержи проект рублем! Наша карта – 4274 3200 3863 2371.
Часть 3. «Я всегда выбирал тех, кого точно мог побить». Шон Эйври вспоминает, как дрался за великий «Детройт»
Часть 8. Город звезд, понтов и кокаина. Шон Эйври окунулся в гламурную жизнь Лос-Анджелеса
Часть 9. «В то время я передвигался исключительно на белых лимузинах». Шон Эйври готовится к прорыву в НХЛ
Автобиография Фила Эспозито. «Вид на нудистский пляж? Отлично. Я там прямо в центре и встану». Последняя глава автобиографии Эспозито (и ссылки на все предыдущие)
Фото: Gettyimages.ru/Jeff Bottari, Stephen Dunn, Doug Benc, Noah Graham, Scott Cunningham, Mitchell Layton, Kellie Landis, Bruce Bennett, Chris McGrath Jeff Gross; globallookpress.com/Supplied by FilmStills.net/www.FilmStills.net, Eckhard Eibner/imageBROKER.com, Javier Rojas/Pi; instagram.com/imseanavery
Очень интересно было читать
Спасибо за статью, 3 часа читал )
И перевод вполне профессиональный, но резануло, что называется, глаз слово МЕНТЫ. Ну какие на*** менты! Любой малолетка знает, что в Америке есть КОПЫ и там нет ни одного мента! На кого расчитана эта замена? На пенсионерок-домохозяек из российской сельской глубинки?
Пожалуйста, никогда впредь не обзывайте копов ментами!!