Третьяк – первый русский в Зале славы. Выбрали с третьей попытки, было много споров, до сих пор есть недовольные
Попал туда еще в 1989-м!
Зал хоккейной славы часто по ошибке называют Залом славы НХЛ – и вообще фактически это недалеко от истины. Сама традиция создавать Залы пришла из Америки, где есть, например, собственный Зал славы хоккея США, спортивные залы славы штатов и городов, женские залы славы, залы славы космонавтов.
Учитывая то, что европейский спорт долго не воспринимался как спорт вообще (даже в 2018-м «Вашингтон» катался в автобусе с надписью «World champions», хотя казалось, что это титул откуда-то из пятидесятых), было логично, что долгое время в Зал попадали только игроки НХЛ – просто как высшей ступени хоккейной пирамиды Северной Америки. К самой лиге Зал никакого отношения не имел.
Владислав Третьяк после Суперсерии стал в Канаде очень популярен, точно опережая и Харламова, и Якушева, стиль которого так полюбился Филу Эспозито. Уже в 30 лет его очень хотел видеть «Монреаль» и предлагал очень жирный контракт на 500 тысяч долларов в год – и в отличие от апокрифов про миллионные предложения советской сборной в 1972-м, когда топ-игроки зарабатывали такие деньги за 7-8 лет, эта история реальна.
Третьяк выступил бы не только топ-вратарем, но и отличной рекламой – его биография стала бестселлером в провинции Квебек, и даже в сходившем с ума по хоккею Монреале переход советского вратаря стал бы классным пиар-ходом.
Автор The Hockey News Кен Кэмпбелл писал: «Из всех участников Суперсерии, кроме Пола Хендерсона, никто не покорил сердца канадцев так, как Третьяк. Никто из советской сборной не получил в Северной Америке такого признания, как он. Еще до серии тогдашний тренер «Монреаля» Скотти Боумэн назвал его руки «невиданными».
Прошло всего шесть лет, и случилось то, что было немыслимым в 1983-м – в НХЛ дебютировал советский игрок. Приезд Сергея Пряхина весной 1989-го был во многом репетиционным: «Калгари», куда Пряхин направился докатывать концовку сезона, осенью ждал Сергея Макарова и хотел посмотреть, как адаптируется советский игрок в новых для него условиях.
Две системы стремительно летели в объятья друг друга – настроение 1989 года показывает нарисованный уже чуть позже плакат, где два боксера – Горбачев и Буш – стоят на ринге победителями над издыхающим кракозябром, символизировавшим холодную войну. До разрушения Берлинской стены оставалось полгода, и контакты советских граждан с капстранами усиливались.
Возможно, включение Третьяка тоже было одним из актов потепления – хотя потом члены избирательного комитета отрицали это. Но необходимо понимать, что Зал славы хоккея был не просто североамериканским, а ультраканадским: до Третьяка его американскими членами были лишь Хоби Бэйкер, не сыгравший ни одного матча в НХЛ и погибший на первой мировой, и вратарь Фрэнк Бримсек. Все остальные в Зале были канадцами.
Теоретически Третьяк мог войти в Зал еще в 1987-м – он закончил карьеру в 1984-м и в лучшем случае его выбрали бы после трехлетнего периода ожидания. В американской традиции это называется «first ballot» – не особо распространено в хоккее, но очень часто употребляется в баскетболе и других видах спорта, чтобы показать уровень величия игрока.
И существовала вероятность, что Третьяка выберут в 1988-м – его номинировал Билл Хэй, который позже стал президентом Зала славы. В этом же году в Зал приняли Ги Лефлера, Тони Эспозито и Брэда Парка – кто-то из членов комитета недовольно отметил, что Третьяк – отличный вратарь, но не имеет шансов быть выбранным в один год с такими легендами. Хэй ответил, что некоторые из выборщиков готовы голосовать только за игроков «Монреаля».
Заседание избирательного комитета, когда Третьяка, наконец, приняли, кто-то из участников назвал «одним из самых горячих за всю историю». В то время в Зал могли принять трех игроков в год и еще одного «ветерана» из довоенных времен. После напряженной дискуссии выбрали только двух – компанию Третьяку составил Дэррил Ситтлер. Прокатили даже таких легенд, как Билл Барбер и Стив Шатт.
Тогдашний президент Зала славы Скотти Моррисон заявил прессе, что они уже были готовы ввести специальную категорию для европейских игроков, но потом решили, что включения в Зал были достойны лишь те, кто пробовал себя против «лучших в мире». Третьяк с его опытом Суперсерии и Кубков Канады не мог быть проигнорирован.
Моррисон заявил, что выборщики не обращали внимание на национальность Третьяка – им было важнее сравнить те условия, в которых играл вратарь, с условиями НХЛ, их интенсивностью и жесткостью. «Дискуссия свелась к вопросу: он хороший игрок или великий? Комитет решил, что Третьяк – великий», – резюмировал президент Зала славы.
Второй выбранный в тот день небожитель Дэррил Ситтлер рассыпался в комплиментах: «Часто я думаю о том, что он лучший вратарь, против которого я выходил на лед. В матчах сборных я не видел второго такого же вратаря со стабильно высоким уровнем игры. В принципе, я не удивлен – сейчас советские игроки начинают пробовать себя в НХЛ, мир становится теснее. Поздравляю Третьяка».
Третьяк же заявлял, что в Зал его включать «не имели права» и сделали это «в знак уважения». Непонятно, ошибка это или целенаправленное искажение, но в Зале славы достаточно игроков, не успевших сыграть в НХЛ из-за того, что она просто не существовала во время их карьеры – например, в 1962-м включили примерно дюжину. Один из них – упомянутый выше Хоби Бэйкер.
В интервью Игорю Рабинеру Третьяк подробно вспоминал это событие: «В Торонто была большущая церемония, посвященная принятию в Зал славы – две тысячи человек, все в смокингах. Я первый раз в жизни тогда смокинг надел – напрокат взяли. Мероприятие – в огромном театре наподобие нашего Большого. Выходишь на сцену, играет гимн Советского Союза. Ги Лефлер рассказывает о твоих заслугах. Вручает тебе медаль, которая сейчас выложена на выставке в Думе. Надевает перстень. О тебе показывают фильм.
Потом – банкет. Под него снимается большущий гараж, его снаружи заклеивают постерами, символами НХЛ. Оркестр, члены канадского правительства, артисты – все солидно. Когда наелись, мне говорят: «Пойдем в бар, пива еще попьем». Думал – зачем мне это надо? Но первый раз в жизни в ночной бар пошел».
Именно на этом банкете Третьяк познакомился с вице-президентом «Блэкхокс» Бобом Пулфордом, который предложил ему стать тренером вратарей «Чикаго» – но это уже совсем другая история, о которой мы подробно писали.
В общем-то, и в 1972-м, и в 2020-м Третьяк был и остается важнейшим брендом в Америке – в интервью выше он описывал, как снимался в рекламе «Gilette», но все деньги забрала советская сторона. В 1997-м Кен Кэмпбелл описывал такую картину: «Очередь жаждущих его автографа поклонников вьется по лестничным пролетам, уходит за пределы Зала славы, и конец ее теряется вдали. Какой-то переполненный эмоциями человек лет 35-40 обращается к нему: «Сэр, я преклоняюсь перед вами вот уже 25 лет. Спасибо вам за то, что вы – Третьяк. Я никогда-никогда не расстанусь с тем, что вы мне подписали».
Некоторые староверы, правда, еще возмущаются. Фил Эспозито в своих мемуарах удивлялся: «В Зале славы было несколько игроков, которых там быть не должно, что размывало значимость этого события для всех остальных. Я не понимаю, как туда попал русский вратарь Третьяк. Вот не понимаю и все».
И сейчас Третьяк – постоянный гость почти всех церемоний Зала славы. В 2015-м, когда принимали Сергея Федорова и первого лоббиста советского хоккеиста в Зале Билла Хэя, Третьяк говорил канадским журналистам: «Мне очень приятно находиться здесь, потому что у меня тут огромное количество друзей – те, с кем я играл, и те, против кого я играл. Мы отчаянно бились друг против друга, иногда даже дрались, но сегодня мы лучшие друзья. Это особая жизнь – хоккейная жизнь. Здесь – хоккейная семья. Особая семья».
Фото: РИА Новости/Юрий Сомов; East News/AP Photo/Sambucetti; hhof.com; nhl.com; Gettyimages.ru/Bruce Bennett
Спасибо.
Они расскажут что т-34 был отвратный танком, а Третьяк слабым вратарём.
Неужели погуглить 20 секунд лень?
В СС 75-76 против Монреаля феерил, да и в целом за океаном играл отменно.