«Агентам наплевать на своих игроков. Конечно, кроме тех, у кого контракты на 60 млн и выше». Шон Эйври – про деньги, гулянки и обмен
От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел огненную автобиографию Фила Эспозито, а теперь открывает для вас новую книгу – знаменитого провокатора Шона Эйври. И там тоже жара! Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы интересные переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.
После чемпионского сезона старина Шон начинает все больше превращаться в того, кем мы его и запомнили. В седьмой главе автобиографии тема секс-драгз-рокнролл начинает звучать громче. То конфуз с печеньками (бедный Бретт Халл), то тусовки у Кида Рока, то ужин новичков в Ванкувере.
Хоккейная математика бросает Эйври то в фарм, то в основу, а в итоге – в «Лос-Анджелес Кингс». Шон хотел было набить себе цену этим обменом, но хорошо, что у нас есть редактор Олег Протасов, мимо которого такое не проходит.
Да и про хоккейных агентов Шону есть что сказать. И по Джейсону Уильямсу прошелся. В общем, читаем.
Глава 7. Перевес в две шайбы – самое опасное преимущество в хоккее
В сентябре 2002 года, после, как тогда казалось, самого длинного лета в моей жизни (хотя по факту оно было самым коротким, потому что мы играли до июня), я отправился в тренировочный лагерь «Детройта». В том году мне уже не требовалось ездить в лагерь новичков. Как и все остальные игроки команды, только что выигравшей Кубок Стэнли, я приезжал уже на главные сборы.
Все было немного по-другому. Скотти Боумэн вышел на пенсию, и нашим начальником стал его бывший помощник Дэйв Льюис. Перед первой игрой сезона я нашел листок со стихотворением в своем шкафчике в раздевалке, как и все остальные игроки «Ред Уингс». Его написал Дэйв Льюис. Оно было почти на всю страницу и начиналось так:
Время пришло. Сейчас все начнется
Эта мечта никуда не уйдет…
Это было настолько неординарно, что даже ветераны, отыгравшие в лиге полтора десятка лет, такого никогда не видели. А поскольку Дэйв положил эти стихи нам в шкафчики непосредственно перед игрой, у нас не оставалось времени обсудить их. Может быть, в этом и скрывался смысл. Льюис долго работал со Скотти, который старался различными способами разгрузить хоккеистам голову — чтобы они просто выходили и играли. Так что, не исключаю, Дэйв преследовал ту же цель и в буквальном смысле жег глаголом, чтобы сплотить нас перед началом сезона.
Чуть позже, когда я играл за «Лос-Анджелес», Энди Мюррей каждый день отправлял нам письма, в которых тоже были мотивационные цитаты, но на них вообще не обращали внимания: ясно было, что Энди просто натаскал их из интернета. Таким образом он старался замотивировать игроков. Он просто не знал, как это сделать, потому что никогда не был на нашем месте. Дэйв Льюис 15 лет отыграл в НХЛ — и написал для нас стихи. И нас это впечатлило.
Перед Дэйвом Льюисом стояла непростая задача. И не только потому, что он сменил на посту Скотти Боумэна, а потому, что он был помощником главного тренера в «Детройте» с 1988 года – сразу после завершения карьеры. Помимо всего прочего помощник является связующим звеном между главным тренером и игроками. Когда же помощник становится главным, ему приходится пересматривать свои отношения с игроками, потому что теперь он не связующее звено, а начальник.
Дэйв был простым и немногословным парнем. С ним было приятно пообщаться, и просто так он ни на кого не орал. Он понимал хоккей, понимал, как мыслят игроки, и понимал, что не надо нас бесконечно чему-то учить. Ему всего лишь надо было выжать из нас максимум, а «Ред Уингс» и так хотели быть лучшими, так что переход от легендарного Боумэна к Дэйву Льюису прошел благополучно.
Тренировочный лагерь 2002 года был похож на все остальные. За три матча я обычно забрасывал одну шайбу, отдавал пару передач, несколько раз дрался, и получал «десятку» за то, что выбешивал соперников до такой степени, что они больше думали о том, как меня убить, чем о том, как выиграть.
Я подошел к сезону уверенным в себе, потому что знал, что вышел на новый уровень, к чему и стремятся все хоккеисты в начале каждого года. Теперь мне хотелось вывести на новый уровень и свою зарплату.
Я рассчитывал, что этого хотелось и моему хоккейному агентству. Newport Sports Management – крупнейшая и самая влиятельная компания в хоккее, а агент Пэт Моррис не раз выручал меня в сложнейших ситуациях, которых хватало в моей карьере. Я его заставил отработать каждую копейку, это уж точно. Пэт Моррис был одним из ведущих агентов крупнейшего агентства на планете, настоящей фабрики игроков. Они подписывали кучу хоккеистов – от суперзвезд до рабочих лошадок. А время, которое тебе уделял агент, напрямую зависело от того, сколько ты зарабатываешь. Моррис был на короткой ноге с Крисом Пронгером, Брэдом Ричардсом и братьями Примо – костяком своей клиентуры. Я же порой месяцами не слышал от Пэта ни слова, а потом он вдруг появлялся из ниоткуда, когда приходила пора подписывать контракт. Иногда я не мог ему дозвониться на протяжении нескольких дней напролет.
Сам он никогда не играл. Он был адвокатом. Пэт был довольно приятным парнем, и я искренне верил, что ему хочется помочь своим игрокам, но в «деловом» формате. Уверен, что он впрягался за меня, когда я то и дело вляпывался в неприятности, но поскольку в круг его близких я не входил, мы редко разговаривали о чем-то, кроме денег.
Игроки вообще говорили про агентов только тогда, когда им требовалось поныть, что они не могут до них дозвониться. А ребята с долгосрочными контрактами могли не общаться с агентами по несколько лет подряд.
Хоккейные агентства – это ушлые конторы, которыми заведуют ребята с таким количеством мелких договоренностей с генеральными менеджерами клубов НХЛ, что даже букмекерам не снилось. В целом, я понимаю, что они нужны, чтобы держать в узде генеральных менеджеров, но когда тебя обменивают в другую команду или приходится судиться в арбитраже из-за зарплаты, игроки невольно задумываются о том, что агент может их сливать ради какой-то сторонней выгоды. Вообще же агентам абсолютно наплевать на своих игроков, кроме тех, которые получают от 60 миллионов и больше. Их очень мотивирует, когда в контракте есть лишний нолик, а то и три.
Агенты многое могли бы сделать для игроков, помогая им после завершения карьеры, но они в основном предпочитают набивать себе карманы. Например, у Newport был финансовый отдел, который занимался открытием банковских счетов и оформлением кредитных карт, а также автомобильных страховок для игроков. Помимо этого они вкладывали деньги ### пойми куда, что приносило микроскопический доход по сравнению с тем, сколько бы из этого выжала семейная инвестиционная фирма, займись она этим. Кроме того, семейная инвестиционная фирма (это компания, которая занимается управлением финансами состоятельного человека или целой семьи) помогла бы хоккеисту с вложением в недвижимость и ряд ценных бумаг, что приходится очень кстати после завершения карьеры.
Newport брали 3% от основной суммы контракта. Помимо этого игроки могли отдать еще 2% за управление их доходами. Так что если игрок доверял им 10 миллионов, то с него за это брали 200 тысяч. А с рекламных контрактов они забирали себе 20%.
Еще один пример жадности и лени этих ребят можно найти в страховке на случай нетрудоспособности. Некоторые игроки берут такую страховку, чтобы их контракты не испарились в воздухе, если какой-нибудь отморозок воткнет их головой в борт. Спортивные агенты зачастую оформляют эту страховку через брокера, который по стечению обстоятельств оказывается бывшим хоккеистом, и накидывает свой процент сверху суммы страховой компании. Что с этого получает агент? Не знаю. Поэтому и спрашиваю. Но я выяснил, что достаточно напрямую позвонить компании Lloyd’s в Лондон и оформить все через них — и это будет дешевле. Мой друг Адам Кэмпбелл так и поступил, когда стал управлять моими финансами и вести дела еще нескольких игроков.
Newport Sports – это последняя компания, которой бы я доверил представлять интересы моего сына. Трудно сделать правильный выбор в начале карьеры, потому что тебе не обойтись без помощи профессионалов. Но от таких агентств, как Newport, в нужный момент помощи не дождаться. Если бы у меня был сын, я бы отправил его к Райану Барнсу, который стал агентом, завершив карьеру в НХЛ. Я знаю, что даже если бы у него было 50 игроков, каждый из них получил бы должное внимание в полном объеме. Он разбирается в хоккее. Он был потрясающим партнером. И он лучше чем кто-либо другой понимает, что карьера хоккеиста может закончиться в любой момент. Большинство игроков не задумываются о будущем, и им никто не помогает спланировать переход к новой жизни. Я знаю, что Райан в этом разбирается, потому что он сам через это прошел. Иногда меня все так доставало, что я и сам задумывался о том, чтобы пойти в спортивный менеджмент после завершения карьеры.
Своих желаний действительно стоит бояться, потому что вскоре после начала сезона-2002/03 меня отправили обратно в «Цинциннати», #####.
Ожидал ли я этого? Нет. Было такое ощущение, будто я только высунул голову посмотреть на свой второй сезон в качестве игрока основы команды НХЛ, как «Детройт» тут же треснул мне по башке — как в игровом автомате. Это больно, но я должен был отнестись к этому как профессионал. Да к тому же это не стало таким уж большим сюрпризом. Достаточно просто посмотреть на состав «Крыльев» в октябре 2002 года: Крис Челиос, Матье Дандено, Павел Дацюк, Крис Дрэйпер, Сергей Федоров, Иржи Фишер, Томас Хольмстрем, Бретт Халл, Игорь Ларионов, Никлас Лидстрем, Кирк Молтби, Даррен Маккарти, Люк Робитайл, Брендан Шенахан, Хенрик Зеттерберг…
Если б я был на месте Дэйва Льюиса, испытывал бы чувство стыда из-за обилия выбора на скамейке – не знаешь, кого выпускать на лед. Льюис был очень хорошим тренером, но с таким составом даже Джону Торторелле пришлось бы прям очень постараться, чтобы не победить (но у него все равно получилось бы). И пусть мне было очень и очень обидно вернуться в «Цинциннати», я понимал, что это ненадолго. «Ред Уингс» спустили меня, чтобы я набирал игровую практику, пока они решают, куда им слить пару человек с их контрактами. Так оно и вышло. В конце октября меня подняли обратно, и затем я услышал от руководства волшебные слова: «Найди себе жилье».
Я был в восторге. Это означало, что меня видят в команде уже на более длительный срок. Впрочем, тогда в моей карьере ни о каких гарантиях и речи быть не могло, а потому я на всякий случай не распаковывался.
Бретт Халл как-то спросил меня в раздевалке перед тренировкой, где я собираюсь жить. Я сказал, что не знаю. И тогда он ответил: «Хочешь, я спрошу Дарси, можно ли тебе пожить в квартире над моим гаражом?». Я тут же согласился.
Бретт снимал дом за Blockbuster Video (сеть магазинов видеопроката – прим. пер.) в центре Бирмингема – модном и роскошном пригороде Детройта. Все называли его «Музыкальным проигрывателем» – он подсвечивался по всему периметру. И мы там, бывало, зажигали.
Распорядок дня всегда был примерно одинаков. Утром я вывозил из гаража либо Firebird, либо Navigator и ставил прогреваться, чтобы внутри было тепло, когда мистер Халл будет готов выдвигаться. Мы заскакивали в «Старбакс», а потом ехали на каток. Мы всегда приезжали в числе первых, сразу после физиотерапевтов и Чели.
Мы тренировались, потом работали в зале, а потом небольшой компанией шли на ланч. Затем ехали домой подремать, а после этого шли на ужин в какой-нибудь ресторанчик по желанию Бретта и его девушки (теперь уже жены) Дарси – обычно это была мексиканская кухня или суши. Потом мы шли в кино или смотрели телек дома. Халли редко смотрел спорт, делая исключение только для гольфа и американского футбола. Я ни одного раза не помню, чтобы мы с ним смотрели хоккей.
Одну нашу утреннюю поездку никак не забыть. Бретт был в паршивом состоянии. Дарси рассказала, что он всю ночь валялся по полу, стонал, держался за живот и говорил, что умирает.
Дорога до катка занимала 35 минут. Бретт пил кофе и пытался понять, что с ним не так. «Господи, Эйвс, как же мне хреново, – сказал он мне. – Думаю, на тренировке меня вывернет наизнанку. Лучше бы мне, наверное, просто в сауне посидеть и с потом вывести всю эту херню». Халли всегда с охотой шел на тренировку, поэтому его состояние меня беспокоило.
В итоге он решил пересилить себя, пойти на тренировку и сказал мне не задерживаться после нее, чтобы мы сразу поехали домой. Выйдя из машины я посмотрел на телефон и увидел там 14 пропущенных звонков от одного из своих лучших друзей, который днем ранее приехал с компанией из Торонто, чтобы сходить на игру, а потом немного покуролесить.
Когда пацаны приехали в Детройт, они заскочили ко мне домой около пяти вечера, чтобы оставить там вещи. Помимо этого они положили в холодильник печенье и отправились на арену. После матча у нас было типичное пятничное приключение с вином, женщинами и прочим бардаком.
Тем вечером Бретт, вернувшись после ужина домой, к своей радости обнаружил в холодильнике оставленные моими друзьями печеньки. В общем, оказалось, что они были доверху забиты травой. Бретт съел две штуки, а с таким количеством травы можно и в больницу загреметь. Так что, может быть, он действительно думал, что умирает, когда ночью по полу катался. Я даже представить себе не могу, каково это так обдолбаться, да еще и не догадываясь о том, что ты обдолбался.
Я рассказал ему об этом только пару дней спустя, после того как он забросил в одном матче две шайбы и отдал передачу — и пребывал по этому поводу в хорошем расположении духа. Бретту после таких матчей все становилось до лампочки, так что можно было рассказать практически что угодно. Когда я открыл ему причину его предсмертного состояния, он был просто счастлив. Потому что думал, что у него какая-то страшная болезнь, которую еще не диагностировали. Он даже посмеялся. «Вот уж не думал, что в первый раз за 17 лет меня накурит с печенек».
Слава богу, что все обошлось – к тому времени он забросил 700 шайб и продолжал забивать. Из-за меня и моих друзей-пекарей с севера его жизнь и вся история хоккея могли пойти по #####.
Я все больше общался с Бойдом Девро, и как-то раз перед тренировкой он спросил — не хочу ли сходить на концерт канадской группы Our Lady Peace? А я фанател от них с 17 лет, поэтому сразу согласился. Бойд — один из самых умных людей, которых мне доводилось встречать. Он действительно здорово разбирается в культуре – от литературы и музыки до положения дел в мире. Он вовсе не какой-нибудь очередной тупой хоккеист. Мне льстило, что он считает меня достойным своей компании, и хотелось чему-нибудь у него научиться.
Концерт был великолепен, и после анкора мы пошли за кулисы, что одновременно радовало и тревожило. Я чувствовал себя какой-то девочкой-фанаткой, ожидавшей встречи с незнакомцем, чье выступление ей понравилось. Тут может быть два варианта – либо артист окажется конченной скотиной, что моментально отразится на моем отношении к его музыке, либо же с ним наоборот будет приятно пообщаться.
В тот вечер мне повезло, и я познакомился с барабанщиком OLP Джереми Тэггартом, который впоследствии стал одним из самых близких моих друзей. Помимо того, что в его жилах вместо крови течет музыка, он оказался одним из самых веселых людей, которых мне только посчастливилось встретить в жизни. Он научил меня в музыке тому, о чем я даже и не мечтал.
На свою первую рок-вечеринку я попал благодаря Бобу Ритчи, больше известному как Кид Рок. Это было своеобразное упражнение на сплочение команды, которое организовал Чели – в «Детройте» он был, по сути, директором по развлекательной части. Мы познакомились с Роком в Cheli’s Chili Bar (ресторан Криса Челиоса в Детройте – прим. пер.) после игры. Я с удивлением обнаружил, что несмотря на свою рок-н-рольную сущность и образ американского сорви-головы, в жизни он был милым парнем.
На тот момент Кид Рок (или «Бобби» как мне его представили) уже несколько раз номинировался на «Грэмми» и стремительно набирал популярность в музыкальном мире. Поразительно, что мне удалось с ним познакомиться лишь потому, что я играю в какой-то там хоккей — хотя я мало чем отличался от других его 22-летних фанатов, которым лишь бы выпить да потрахаться. «Американский сорви-голова» – это не образ. Он реально такой и есть.
«Детройт» тогда был возрастной командой, и у многих игроков были семьи, так что Чели решил устроить вечеринку для тех, у кого не было жен и детей. Нам выдалось несколько выходных между играми — включая воскресенье, что было редкостью — и поэтому после субботней тренировки Чели собрал примерно десяток холостяков, и мы сели в автобус. Мы ездили по нашим любимым барам, где к нам подсаживались еще несколько человек, и продолжали кружить по окраинам Детройта. Последней остановкой на нашем маршруте был дом Рока в округе Оукленд – это примерно полчаса езды от меня, Бретта и Дарси.
Детройт довольно быстро перетекает в сельскую местность, так что Боб жил в красивейшем, современно отремонтированном фермерском доме. Рядом находились амбар и гостевой домик, в котором он оборудовал студию; помимо нее, там было несколько спален и кухня на первом этаже и в подвале. Стоило нам припарковаться, как я сразу понял, что все будет круто.
Понимаю, что некоторым моим читателям трудно это представить, но в 2002 году не было ни твиттера, ни инстаграма, ни снэпчата, ни айфонов. Несмотря на эти первобытные условия, по всему Детройту разнеслась весть о том, что Рок устраивает тусовску, а потому все просто кишело всякими стриптизершами, певицами, хиппарями, администраторами групп и прочими халявщиками.
На той вечеринке Рока я впервые в жизни увидел кокаин. И лидерами этого, скажем так, революционного движения были местные танцовщицы. Несмотря на то что это была вечеринка «Американского сорви-головы», меня это все равно немного шокировало. Но в то же время было и любопытно. Подобные вечеринки в кино показывают — там парочки уединяются в спальнях, а кокаин постоянно появляется из ниоткуда. Ну как в фильме «Рок-звезда» с Марком Уолбергом. Бобби в итоге даже исполнил пару песен, а вместе с ним пел и Чели. Как я уже говорил, Чели вообще бухарь олимпийского разряда — как и Рок, и многие игроки «Ред Уингс».
Но я не мог пить, как эти титаны, и потому к половине четвертого утра держался на ногах крепче почти всех, что выгодно выделяло меня в глазах любой телки, с которой я планировал бы провести самое ближайшее будущее. Напоминаю – мне было 22 года, я был холост и тусил с легендами. Я не собирался отказываться от такого подарка Вселенной и извлекал максимум из сложившейся ситуации.
Безусловно, за все приходится платить; и в скором времени мне предстояло рассчитаться со Вселенной посредством одной из самых излюбленных традиций НХЛ – ужина новичков. Любима эта традиция всеми, кроме самих новичков, потому что платить по счету приходится именно им. Ужин новичков позволяет ветеранам команды надраться в муку за столом, на котором представлены самые экстравагантные блюда и вина, в то время как новички за все это раскошеливаются.
А когда ты новичок «Детройта» образца 2002 года, приходится оплачивать ужин команде суперзвезд, обладающих — в силу своей кредитоспособности — весьма изысканным вкусом. Впрочем, я не имею ничего против обряда посвящения в НХЛ. Ведь это как-никак посвящение именно в НХЛ, а в не в какое-то студенческое братство.
Мой ужин новичков прошел в Ванкувере в ноябре 2002-го. Пусть даже по факту я уже и не являлся новичком, но было бы некрасиво так отмазываться, так что я не стал выеживаться. Мы пошли в ресторан Gotham в моднявом районе Yaletown, где нам выделили отдельную комнату внизу. Не помню, что я заказал, зато помню сумму счета – 22 тысячи долларов. К концу ужина мои партнеры по команде купили в этом ресторане все, что только было можно, включая, #####, ножи для стейка. Проблема же заключалась в том, что в «Детройте» тогда было всего два новичка – я и Джейсон Уильямс.
Джейсон Уильямс был моим соседом по номеру. И хуже соседа придумать не получилось бы.
Когда я пришел в НХЛ, отдельный гостиничный номер на выезде полагался только тем, кто сыграл в лиге 600 матчей или провел десять лет. После принятия Коллективного соглашения 2012 года в совместные номера стали заселять только молодежь на контракте новичка, а остальные игроки при желании могли хоть нагишом под MTV танцевать посреди ночи в пятизвездочном отеле. Однако до этого практически все жили попарно.
В начале карьеры мои соседи по комнате постоянно менялись, а потом за мной закрепили Джейсона. На первый взгляд, у нас хватало общего. По юниорам мы играли друг против друга в ОХЛ. Я был в «Оуэн Саунд», потом перешел в «Кингстон», а он играл за «Питерборо». Он, как и я, подписался с «Детройтом» в статусе недрафтованного свободного агента, что было редкостью. Он был очень техничным центром с мощнейшим броском, и в то время я его терпеть не мог.
Со всей искренностью могу сказать, что если б Джейсон Уильямс подавился костью на том ужине новичков и умер, я бы и слезы не проронил. Понимаю, что ужасно так говорить, но я считал его узколобым подхалимом. Джейсон Уильямс был из тех, кто играет сам по себе. Он бесил практически всех в команде, уж я-то в этом понимаю. В том сезоне я неоднократно слышал фразу «Странный парень этот Уильямс».
Так вот, когда нам принесли счет, он спросил меня: «Сколько ты можешь заплатить?».
Лимит на моей кредитке составлял восемь с половиной тысяч долларов, и я уже что-то из той суммы успел потратить. У Уильямса была аналогичная неприятная ситуация. На двоих мы наскребли лишь 16 тысяч; и чтобы покрыть дефицит в шесть тысяч, мытьем тарелок явно не обойтись.
Нас спас кто-то из ветеранов, взяв недостающую сумму на себя. Никто потом так и не признался, но я почти уверен, что это был Ник Лидстрем. Когда уже подавали десерт, к нам присоединились местные ванкуверские красавицы. Кто-то из ребят днем, проводя разведку, познакомился с ними и пригласил на наш ужин.
Всем хотелось продолжения банкета, и мы разделились на две группы по очень разным интересам. Я с кучей народа отправился в спортбар на улице Робсон, остальные пошли в легендарное ванкуверское местечко под названием Swedish Touch. На самом деле никаких шведок в этом заведении не водилось. Оно располагалось на шестом этаже на улице Хорнби. Формально это массажный салон, но по слухам в нем предоставляли более широкий спектр услуг.
В 2002 году я был слишком молод, чтобы понимать, чем на самом деле являлось это место. Да и на кредитке у меня уже все равно денег не оставалось. К тому же мне было интереснее пойти в бар, где люди изумятся при виде игроков «Детройта», нежели оказаться в маленькой комнатке с какой-нибудь Ильзой. Другие же предпочитали снять хмель массажем в Swedish Touch, а не заработать новую его порцию под восхищенные взгляды в битком набитом баре.
Впрочем, я тогда все равно не понимал, почему им не хотелось пойти с нами и получить свою кучу внимания. А теперь даже представить себе трудно, как игрокам вообще хватало смелости на такие походы. Особенно учитывая, что сейчас это будет моментально сфотографировано и опубликовано в инстаграме или твиттере.
А так вечер удался на славу. Это был единственный ужин новичков, за который мне пришлось платить. В качестве подтверждения, что все прошло успешно, «Кэнакс» на следующий день ########## нас 4:1 (Эйври в заявке не было — прим. ред.).
* * *
Я понял, что стал потихоньку приобретать определенную репутацию в НХЛ, когда узнал, что генеральный менеджер «Детройта» Кен Холланд сказал одному из молодых игроков Нику Крунваллю, чтобы он держался подальше от Шона Эйври. Крунваллю нравилось тусоваться со мной, но руководству «Ред Уингс» не хотелось, чтобы я кого-то чему-то учил. Для меня это был повод для гордости.
Безусловно, этим руководство также намекало, что со мной не стоит сближаться, потому что я в команде долго не задержусь. Во втором сезоне я сыграл за «Детройт» 39 матчей, а в марте 2003 года Даррен Маккарти восстановился после травмы, и я снова стал жертвой хоккейной математики. Меня отправили в «Цинциннати», потому что в основе оказалось слишком много здоровых игроков.
Я был в бешенстве. С декабря я считал себя энхаэловцем, а оказалось, что я всего лишь пацан в команде с кучей звезд. Когда я собрал вещи, Халли сказал: «Увидимся через пару дней». Это меня приободрило. Я приехал в фарм и выкладывался на льду по полной. Было даже весело, потому что я получал больше игрового времени. Меня даже на большинство выпускали, так что мне удалось показать в АХЛ, что я достоин играть в НХЛ. Я был уверен, что надолго в фарме не задержусь.
Так и получилось. После одной тренировки Дэнтон Коул, который тогда тренировал «Цинциннати», позвал меня к себе в офис и огорошил новостью: я не вернусь в «Детройт». Меня обменяли. Это потрясло меня. Мне никто не говорил, что меня собираются обменять – ни тренеры, ни агент, никто. Да даже если и ждешь скорого обмена, «тебя обменяли» – это жуткие слова для любого хоккеиста на любом уровне. Потому что твоя жизнь может измениться как в лучшую, так и в худшую сторону. Мне тогда совсем не хотелось покидать «Детройт». Наоборот, я хотел как можно быстрее туда вернуться. Но с другой стороны…
Мне хотелось по-настоящему попробовать свои силы в какой-нибудь перспективной команде. Только б не в какой-нибудь нахрен «Каролине» или «Коламбусе» — потому что границы моего мира вряд ли расширились бы в этой местности. Но нет. Мой новый клуб – это три волшебных слова: «Лос-Анджелес Кингс». За меня отдали Мэтью Шнайдера, одного из самых результативных американских защитников в истории, и драфт-пик в первом раунде (на самом деле за Шнайдера отдали Эйври и пик в первом раунде, а не наоборот. А также еще и во втором раунде, и Максима Кузнецова впридачу — прим. ред.).
Было очевидно, что «Крылья» замахнулись на еще один Кубок, и потому перспективного меня обменяли на проверенного ветерана. Я же отправлялся в команду, где мне дадут возможность себя проявить. «Нихрена себе! Ну погнали!» – я, скорее, вот так отреагировал на эту новость. Тот безумный мир, к которому я успел прикоснуться на пляжной вечеринке у Чели, зовет меня обратно. Теперь он станет моим. Наконец-то под солнцем Южной Калифорнии мне воздастся за весь упорный труд.
Понравилось? Поддержи проект рублем! Наша карта – 4274 3200 3863 2371.
Часть 3. «Я всегда выбирал тех, кого точно мог побить». Шон Эйври вспоминает, как дрался за великий «Детройт»
Фото: Gettyimages.ru/Jeff Vinnick, Dave Sandford, Tom Pidgeon, Victor Decolongon; facebook.com/kidrock
