«Хет-трик Шона Эйври: отлично сыграть, нажраться в клубе, уйти с супермоделью». Автобиография первого говнюка НХЛ нулевых
От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел огненную автобиографию Фила Эспозито. Он вернулся с новой книгой – знаменитого провокатора Шона Эйври, и там тоже будет жара! Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы интересные переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.
Это Шон Эйври – главный мальчиш-плохиш хоккейного мира. Если вы думаете, что знаете про него все, быстро поймете, что ошибались, когда начнете читать его биографию, написанную в соавторстве с Майклом Маккинли. Например: вы наверняка не знали, что уже будучи действующим игроком Шон целое лето отработал стажером журнала Vogue?
Если вы никогда даже не слышали это имя, тем более почитайте. Живой слог и откровенность Шона подкупают буквально с первых страниц. Да, как и Фил Эспозито, он любит приукрасить события или приводит не совсем точные данные, но благо перевод на русский язык снова редактировал мой друг Олег Протасов, от которого не скроется ни одна помарка – если вы читали перевод биографии Эспозито в этом блоге, знаете о чем я говорю.
Как и в случае с предыдущей книгой, мы снова будем публиковать здесь по главе в неделю и сопровождать перевод оригинального текста своими ремарками. Эту огромную работу мы проделали совершенно бесплатно из большой любви к хоккею, страдая, к тому же, недугом графомании. Впрочем, если вы хотите поддержать наш проект, вот наша карта – 4274 3200 3863 2371. Полученные средства пойдут на закупку новых книг (средняя цена – около 1500 рублей).
Вслед за биографией Шона Эйври мы опубликуем здесь еще две книги. Наша цель – заполнить пустующую в России нишу хоккейной литературы. К сожалению, крупные издания либо наотрез отказываются публиковать такие переводы (жалуются на маленький рынок), либо предлагают смехотворные деньги за не самые интересные нам проекты. Мы считаем, что проще выбрать те книги для перевода, которые интересны самим, а если читатель захочет мотивировать нас материально – кто мы такие, чтобы мешать?
Ну а теперь слово Шону. Просим любить его и ненавидеть.
Пролог
Я обожал играть в хоккей. Это стало моим любимым делом буквально с пяти лет, когда я впервые увидел программу «Hockey Night In Canada» по телевизору. Уже тогда я понял, что хочу надеть сетку команды НХЛ, и чтобы меня поддерживали тысячи болельщиков. Но если вы взяли эту книгу, рассчитывая на истории о том, как я в детстве играл в хоккей на замерзшем пруду под звездным небом и согревался потом кружкой горячего шоколада, то вы пришли не по адресу.
Я отыграл в НХЛ 13 сезонов, и я играл на победу. Я хотел быть отличным хоккеистом. Зачем вообще браться за что-либо, если не стремиться преуспеть в этом деле? Вот только я не ворочался без сна в постели по ночам, мечтая о том, что когда-нибудь попаду в Зал славы. Я просто хотел взять от хоккея все. Безусловно, я играл ради денег – как и все. Но я также играл и ради возможностей. Для профессиональных спортсменов-миллионеров открыты многие двери, вот только большинство ребят никак этим не пользуются. Не поймите меня неправильно – я играл и потому, что мне это нравилось. Никто не будет спорить с тем, что хет-трик Горди Хоу (гол, передача и драка) прекрасно поднимает настроение. Но хет-трик Шона Эйври, как мне кажется, еще лучше: отлично сыграть, затем пойти в клуб и нажраться, а потом уехать домой с супермоделью и веселиться с ней до утра.
Звучит не так уж и плохо, правда?
На протяжении многих лет люди позволяли себе достаточно резкие высказывания на мой счет. Мне трудно судить, справедливы они или нет – да и кому интересно мое мнение по этому поводу. Я и не говорю, что во мне нет изъянов. Делать мне больше нечего, чем объяснять всем, как ко мне нужно относиться. Но вот что я вам скажу. Помните меня на льду? Видели этот сгусток ненависти на коньках? Так вот это не совсем я. Наверное, вообще глупо полагать, что человека можно узнать лишь по его игре в телевизоре. Но в моем случае я играл и на камеру, и на публику, и на прессу. Я делал все для того, чтобы меня заметили. Я не был самим собой. Я был таким, каким меня видели.
Я обожал быть мишенью. Все, кто думал, что может как-то задеть меня словами, глубоко заблуждались. Равно как и все те, кто наливался кровью и пытался оторвать мне голову. Если про меня писали и на меня кидались, это было в мою пользу. Да, это шло и на пользу моей команде (что и было моей задачей), но таким образом я также обогащался и приобретал бóльшую известность. Вот назовите мне более знаменитого игрока третьего звена в истории НХЛ?
Хотя не сказать, что все это было совсем уж напускным. Думаю, кому угодно понравилось бы забросить шайбу на льду «Мэдисон Сквер Гарден». Но я вам скажу, что отмудохать Майка Ричардса в центральном круге «Мэдисон Сквер Гарден» мне понравилось еще больше. Может быть, это звучит ужасно, но, поверьте, это было весело. Я вообще много чего сделал, и если б у меня была возможность все повторить, я бы ей воспользовался.
И, да, я скучаю по хоккею с тех пор, как ушел из него. Скучаю по реву трибун. Скучаю по самому темпу жизни. Иногда мне кажется, что жизнь уже никогда не будет столь хороша, но таких дней становится все меньше, и случаются они все реже. Так что не ждите, что я тут буду ностальгировать о том, как мы с ребятами проводили время в раздевалке. За эти годы я встретил много прекрасных людей, но я также впустую потратил кучу времени на перелеты, переезды и невероятно скучных персонажей. И еще больше времени убил, играя по чужим правилам. Вот по этому я вообще не скучаю.
До сих пор не могу со 100-процентной уверенностью сказать, что меня мотивировало – а чтобы быть одним из самых подкачанных парней в одной из самых жестких лиг мира, мотивации должно быть навалом. Но одно знаю точно. Если мне сказать, что я не могу что-то сделать, то почти гарантирую, что я это сделаю. Так что, кстати, спасибо всем тем, кто говорил, что у меня ничего не получится. Вполне возможно, без вас я бы ни за что не потратил столько времени на то, чтобы пробиться в НХЛ.
Быть может, вы считали, что я как-то не так играл в хоккей. Но сначала представьте, что 20 тысяч человек скандируют ваше имя после того как вы забросили шайбу, выиграли драку или вывели из игры лидера соперника, а потом уже говорите, что поступили бы как-то иначе. С другой стороны, мне не менее приятно, когда 20 тысяч человек меня ненавидят (привет, Филадельфия). Ненависть мне куда больше по душе, чем безразличие.
Я всегда буду тепло вспоминать болельщиков «Филадельфии». Тут видно, как они меня любят – если нас разделяет защитное стекло.
Иногда я дразнил публику просто ради забавы. Сезон НХЛ длится долго, и порой трудно выходить на лед и играть так, будто в жизни больше ничего не существует. Потому что голова может быть забита чем-то еще, да и все 82 матча выиграть невозможно. Поэтому иногда я переворачивал все с ног на голову, чтобы просто доиграть матч до конца. Другие ребята принимали наркотики.
Когда-то великий Стив Айзермэн сказал, что мне стоит закрыть рот и просто играть в хоккей. Он сказал, что у меня есть талант, и это было приятно. Ну а кому не было бы, если б сам член Зала славы Стиви Уай такое сказал?
Айзерман много лет считался некубковым (как и Овечкин). После 32 – выиграл три раза
Я не послушал совета Стива, потому что мне мало было быть талантливым. Мне требовался адреналин, который я получал от постоянного конфликта, а иногда и откровенного хаоса. Я отыграл 13 лет по своим правилам, узнавая о себе все больше и больше. За это время я встретил так много интересных людей и приобрел так много отношений, изменивших мою жизнь, и, кажется, еще ни одному игроку в истории НХЛ не было столь весело.
Глава 1. Последний шанс
Я мечтал об этом с пяти лет. И вот мне уже 21 – время на исходе.
Конечно, оглядываясь назад, я понимаю, что у меня была еще уйма времени, но в сентябре 2001 года я понимал только, что играть в любимую игру в НХЛ оставалось моим единственным вариантом. Запасного плана просто не было.
* * *
Мое сердце колотится. Я приехал сюда, чтобы пробиться в состав клуба Национальной хоккейной лиги, «Детройта». Люди уже говорят о нем, как об одном из лучших клубов в истории, что лишь усложняет мою задачу. Мне придется отобрать работу у кого-то, кого «Ред Уингс» хотят оставить в составе. При этом мне уже всячески дали понять, что я им не очень-то нужен. Это моя третья попытка пробиться в НХЛ – я уже два сезона провел в младших лигах. Каждый год в тренировочный лагерь приезжает новая группа новичков, и мои шансы тают. Когда я смотрю на ребят вокруг себя или когда не могу заснуть ночью, я не могу не задать себе вопрос: достаточно ли я хорош? Я не идиот, и понимаю, что большинство людей не считает, что достаточно. «Ред Уингс» уже так и сказали.
Главные команды нашего детства. «Детройт»-1997
Когда-то я играл хорошо. В детстве меня брали в сборную Онтарио (это, кстати, очень круто). В свой последний год в молодежной лиге я забросил 28 шайб, отдал 56 передач и набрал 84 очка в 55 играх (в оригинале сказано 85 очков – прим. пер.). Для сравнения мой соперник по ОХЛ Джейсон Спецца в свой лучший год в «молодежке» забросил 36 шайб, отдал 50 передач и набрал 86 очков, выступая за «Виндзор» (вот только в «Виндзор» Спецца пришел по ходу сезона, а до этого выступал за «Миссиссагу», где забросил еще 7 шайб, отдал 23 передачи и набрал 30 очков. Отметим также, что свои 115 очков Спецца набрал в возрасте 18 лет, в то время как Эйври, когда он набрал 84, было уже 20 – прим. пер.). В 2001 году Спеццу выбрали под вторым общим номером на драфте новичков НХЛ. Его обошел Илья Ковальчук, который какое-то время рвал всех в НХЛ, после чего отказался от 12-летнего контракта на 77 миллионов долларов с «Нью-Джерси» и уехал играть в Россию. Если вас задрафтовали – это еще ничего не гарантирует.
Мне это прекрасно известно, потому что меня вообще не драфтовали. В 2001 году в день драфта я с одной стороны верил, что в НХЛ найдется хотя бы один генеральный менеджер, который увидит, что я могу привнести в команду, но с другой стороны, понимал, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я не собирался сидеть у телефона – день драфта я провел на вечеринке у бассейна. Когда пришел домой, родители ни слова не сказали про драфт, да и я не стал узнавать, звонил ли мне кто-нибудь. Мы как бы перешли к следующему плану атаки: я поеду в тренировочный лагерь свободным агентом.
И все же было обидно. Я оказался никому не нужен. Выбрали почти 300 человек, и ни один клуб не захотел потратить на меня драфт-пик даже в девятом раунде.
Вообще, я понимаю почему. На меня навесили ярлык, будто бы я «плохой партнер». Что это значит? Что я отбивал девчонок у других игроков? Что я был надменным единоличником? Что я смазывал разогревающим бальзамом «Звездочка» ракушки других ребят и считал ужасно смешным, когда они пытались потушить пожар третьей степени, охвативший их хозяйство?
Нет. Ничего такого не было. Под этим понималось, что я играл на победу в каждой смене, в то время как другие парни иначе смотрят на хоккей. Поэтому я говорил им, что они могли бы стараться побольше. Но поскольку никому не нравится, когда их при всех обвиняют в сачковании, про меня поползли слухи, что я «плохо влияю на атмосферу в раздевалке» – на хоккейном жаргоне это значит, что ты не ладишь с другими игроками. Может быть, и в других видах спорта такая же ситуация, но в хоккее очень важно ладить с другими игроками. Вот только это никак не поможет выиграть борьбу за шайбу в углу площадки. И уж тем более победить в драке.
Раз у меня не получается дружить со всеми и быть хорошим парнем, что ж, придется идти от обратного.
* * *
Хотя один друг в «Детройте» у меня все-таки был. С Крисом Дрэйпером мы были знакомы с детства, потому что выросли в одном городе – Скарборо, провинция Онтарио. Это часть Торонто, но она так далеко от центра, что ее называют «Скарбирь» (англ. Scarberia – отсылка к Сибири, – прим. пер.). В сезоне-1997/98, который для Дрэйпера был уже пятым в «Ред Уингс» (он тогда выиграл второй из своих четырех Кубков Стэнли), мы тренировались в одном спортзале. Я играл за сборную Онтарио до 17 лет, входившую в национальную хоккейную программу Канады, так что будучи «элитой» мы тренировались там же, где и профессионалы – например, Дрэйпс.
Он был успешен, у него имелись деньги и очаровательная жена. Он был хорошим мужем и заботился обо всех в своем окружении. Прекрасно ладил с отцом и друзьями, а когда кутил, мог заткнуть за пояс любого студента (англ. Frat boy – студент, как правило, привилегированного вуза в Северной Америке, состоящий в так называемом «братстве». Характерной чертой этих студентов считается особенно развязное поведение – прим. пер.). Он был потрясающим парнем. К тому же Дрэйпс тренировался в экипировке «Ред Уингс», которых спонсировал Nike, а для канадских пацанов, не имевших ничего, кроме Bauer, это было диковинкой. Дрэйпер приходил в этой экипировке и раздаривал ее ребятам вроде меня. Я видел, каким он был организованным, дисциплинированным и преданным своему делу. Я тогда никем не восхищался так, как им.
Дрэйпер и физически был уникален. Про него нельзя сказать, что он обладал большой комплекцией – что важно, потому что у нас с ним одинаковые габариты. При росте 175 см (в особенно хорошем настроении – 178) он весил 81 кг, и все это были мышцы, никакого жира. Он одним из первых ввел в моду быть подкачанным. Сходишь в спортзал с таким парнем как Дрэйпс, и ничего, кроме как стать таким же рельефным как он, уже не хочешь.
Я нравился Дрэйпсу, потому что серьезно его подстегивал и пытался во всем превзойти. Каждый день в спортзале ему не давал спуску голодный пес, постоянно напоминавший, что у него собираются отнять работу. Он потом признался, что я продлил ему карьеру на пару лет, но тогда я всего лишь вкалывал как мог, лишь бы не отставать от него.
Мне помогал и Джо МакДоннелл – один из скаутов «Детройта». Он в свое время играл защитником (центральным нападающим – прим. пер.) в младших лигах и провел пару матчей в НХЛ за «Ванкувер» и «Питтсбург». Затем он стал тренером в Хоккейной лиге Онтарио. Он знал, что я умею играть. Мак был не из тех, кто носит костюм и галстук. Он был настоящим хоккейным человеком, он обожал хоккей, всегда принимал сторону игроков, а всякие политические игры его не интересовали. Поэтому, когда он сказал, что у меня есть шанс пробиться в «Детройт», я ему поверил. Утешать безнадежных не входило в его привычки. Моя репутация была хуже некуда, а работа Мака заключалась в том, чтобы здраво оценивать ситуацию. Я считал, что он рисковал своим местом, давая мне шанс, и не собирался его подводить.
Но даже несмотря на то, что в сентябре 2001 года в моем углу были Дрэйпс и МакДоннелл, в тренировочном лагере мне надо было брать не просто игрой. Там все умели играть в хоккей на высшем уровне, иначе их там просто не оказалось бы. К тому же они все меня знали, потому что я почти против каждого из них играл в молодежке. Позже в моей карьере возникали ситуации, когда я с удовольствием отдохнул бы от своей репутации, но в тот раз именно она меня и выделяла, а потому я должен был использовать ее как свое преимущество. Я приехал, чтобы меня заметили, а с плохой репутацией этого добиться гораздо проще.
В принципе, я с 12 лет работал над тем, чтобы найти свое преимущество. В то время почти все вокруг меня резко прибавили в росте, и со всех сторон в меня стала прилетать фраза «ты слишком маленький». Эти слова в сочетании с началом полового созревания стали мощной мотивацией. Поэтому, пока все становились больше, я становился умнее. Мне нужно было найти способ оставаться конкурентоспособным до тех пор, пока я не догоню их по габаритам. И пора эта, кстати, так и не наступила.
В хоккее есть множество неписаных правил, которые настолько сложны и субъективны, что даже двум людям невозможно прийти к общему знаменателю. Одни говорят, что эти правила называются «кодом», другие – что этого кода вообще не существует. И все считают, что существует «правильный» хоккей (особенно канадцы, которые думают, что вправе учить всех играть). Кого можно бить, и насколько сильно, исходя из счета, оставшегося на табло времени и календаря – каждый уверен, что у него есть однозначные ответы на эти вопросы, и все относятся к этому очень серьезно. Кроме того, каждый уверен, что точно знает насколько эмоционально можно праздновать голы и даже как именно следует одеваться. Лично мне на это плевать. Но раз это важно для других, то это становится важным и для меня. Стоит нарушить эти правила, как люди начинают сходить с ума. А когда они сходят с ума, от этого выигрывают ребята вроде меня.
Я – такой же, как все. Если игрок действует мне на нервы, я хочу проломить ему башку. Но если я буду гоняться за ним и пытаться его ударить – значит я плохо делаю свою работу. Пусть лучше он за мной гоняется. Тогда это он будет плохо делать свою работу. Так что я – подстрекатель.
Моя формула успеха включала в себя три фазы – идентифицировать лучшего игрока соперника, их тафгая и подстрекателя. Лидера команды легко вычислить по тому, как он носит форму, или по прическе. Помните, как Гретцки заправлял сетку в шорты? А развевающиеся локоны Тони Амонти? Лидеры обматывают крюк белой лентой или же закатывают рукава так, что видно небольшой кусочек кожи между крагами и сеткой. Этим они как бы говорят: «Посмотрите на меня! Я отличаюсь, потому что я лучше». Хоккеистов учат заступаться за мягкотелых. Так что если хотите спровоцировать соперника на удаление, надо воздействовать на их лучшего бомбардира.
Для того чтобы найти тафгая, не надо быть скаутом. Вокруг настоящего тафгая всегда есть своеобразная аура. Понаблюдайте за собаками в парке. Они все прекрасно понимают с кем не надо связываться, даже если этот пес просто идет мимо с приподнятым хвостом. Суть в том, что во всех командах обожают своих тафгаев. И болельщики обожают своих тафгаев. Если проявишь неуважение к тафгаю и тебе это сойдет с рук, весь хоккейный мир с орбиты слетит. Можно рассчитывать, что он пойдет на глупое удаление. К гадалке не ходи.
Ну а подстрекатели – это мои ребята, это самый кайф. От них просто-таки физически распространяется необходимость проявить себя. Они всегда маленького роста и всегда самые энергичные. Это видно уже на раскатке – подстрекатели стараются больше всех, они рады просто выйти на лед. Зачастую у них на лице либо фингал, либо швы, потому что они полезли когда не надо куда не надо. Бесить хоккеистов – опасная работа.
В общем, я определял для себя три цели, и систематически бил по ним различными способами. Где-то врежешься в их лидера или ударишь его исподтишка в игровом эпизоде. Крагу в лицо ему сунешь, или по щиколотке ему треснешь, например. Это я так здоровался. И вот он уже недоволен, и вся его команда недовольна. Слышали наверняка, как хоккеисты постоянно говорят, что они выходят и просто играют в свое удовольствие? Так вот это не прокатывает, когда я на площадке.
Что касается тафгая, то тут я со всей дури двумя руками бью ему сзади по ногам после свистка (там же нет щитков, верно?), ну и что он мне сделает? Сбросит краги? Да пожалуйста. Удаляйся ради бога, я-то свои не сброшу. Ничто не бесит хоккеиста так, как отказ потанцевать. Иными словами, зачастую моя работа заключалась в том, чтобы не драться.
Ну а с подстрекателем мое преимущество заключалось в том, что я почти всегда играл лучше него. Так что я зарабатывал большинство, а затем использовал это в качестве доказательства того, что он беспомощный, как дебил. Забью гол или отдам пас, а потом скажу их подстрекателю, что и он бы мог так сделать, если бы ему хватало мастерства, чтобы его выпускали на лед в решающие моменты. Если можешь спровоцировать подстрекателя, значит, все путем.
* * *
У команд НХЛ вообще-то два тренировочных лагеря – сначала лагерь новичков, а потом уже основной. Такого лагеря, как у «Детройта» в 2001 году, еще не видели ни игроки, ни руководство. Я играл так, будто бился за Кубок Стэнли. К началу основных сборов я, в принципе, перевернул все вверх дном в лагере новичков. Я врезался во вратаря Эндрю Рэйкрофта, после чего вспыхнула потасовка (Эндрю Рэйкрофт тогда никак не мог оказаться в лагере «Детройта», будучи проспектом «Бостона» на втором годе контракта новичка – прим. ред.). Все было на грани безумия, но это являлось частью моего гениального плана. В первой команде должны понять, что им нужны мои качества – способность растормошить партнеров или же взбесить соперников до такой степени, что они начинают делать глупости, за которые потом приходится расплачиваться.
В том году у «Ред Уингс» не было права выбора в первом раунде, но у них хватало хороших новичков, главный из которых – пацан из России, Павел Дацюк. Он невероятно талантлив. Я понимал, что он пройдет в состав, так что особо не переживал из-за него. Но своей одаренностью он раздражал меня ровно настолько, что мотивировал гоняться за теми игроками, которые полагали, что пройдут в состав только потому, что были там.
Дацюк в 41 – это не пенсия. Давит соперника интеллектом, использует скорость партнеров
И это сработало. Я оказался в основном лагере.
Первым делом нам выдали конверты с суточными – 86 долларов в день, чтобы было на что поесть и попить. В этих конвертах не только деньги, но и смысл. Первых игроков отцепят через четыре дня. Так что если в конверте лежит больше, чем четыре раза по 86 долларов, то понятно, что ты никуда не поедешь. У капитана команды Стива Айзермэна в конверте суточные за все дни сборов.
У меня в конверте четыре раза по 86.
Это значит, что я протяну до первой игры «Красных против Белых» – так «Ред Уингс» называют свою двусторонку – которая станет моим последним шансом показать руководству клуба, чем незадрафтованный 21-летний паренек может быть полезен команде, нацелившейся на третий Кубок Стэнли за пять лет.
Что я точно мог им показать, так это свое трудолюбие. В НХЛ как раз начиналась одержимость габаритами, а поскольку я ростом не 190 см и вешу не 100 кг (мой рост 177 см, а вес – 88 кг), мне надо это чем-то компенсировать. Именно поэтому я всегда старался входить в пятерку тех, кто находится в лучшей форме в лагере.
Одним из тестов по физподготовке у нас был забег на милю (1.6 км – прим. пер.). То есть бежишь четыре круга с максимальной скоростью.
Как правило, все лучшие снайперы всех команд, за которые я выступал, прибегали одними из последних с ужасным результатом – что-то около 17 минут. Поэтому я всех своих соперников уверял, что чувствую себя превосходно – вот прям настолько превосходно, что вообще из 11 минут выбегу. Да я, в общем-то, и не врал. Мой рекорд – 11 минут 13 секунд.
В июне того года я блеванул прямо на дорожке во время забегов на четверть мили с Крисом Дрэйпером. На последних двух кругах у меня уже были рвотные позывы. Дрэйпс сказал, что я обошел его только потому, что он заржал. Мне был 21 год, а Дрэйпсу – 29. Еще немного, и он будет в самом расцвете сил. Я считаю, что хоккеисты выходят на пик где-то в 31, потому что именно тогда тело и разум вместе выходят на свой сильнейший уровень, и ключевое слово здесь «вместе». Когда голова работает, а тело – нет, или наоборот – суши весла. Я поклялся себе, что завершу карьеру в НХЛ прежде, чем это произойдет. Но чтобы завершить карьеру в НХЛ, сначала надо в нее пробиться.
Нас разбили на четыре команды. Две команды тренируются одновременно, а потом расходятся по раздевалкам. Сотрудники арены чистят лед, а затем мы выходим играть друг против друга. Я настроился выложиться без остатка. Благодаря интенсивным летним тренировкам я подошел к трем двусторонкам в отличной форме. До часа Х осталось 96 часов.
Вся моя жизнь была как будто ради только этого дня. Если я облажаюсь, если получу травму и мне придется долго ее залечивать, если я взбешу кого не надо из руководства клуба – моей мечте придет конец. Я не преувеличиваю. Я три четверти жизни был хоккеистом; куда еще мне деваться? Я сказал себе, что могу провалиться, только если меня побьют моим же оружием, а уж этого-то я не допущу.
Отлично, что в нашем отеле имелись все ингредиенты для плотного завтрака, потому что мне было необходимо топливо. Я заказал яйца, бекон, картофельные оладьи и тост. Я должен выйти на лед на полной скорости, хоть и уверен, что такой ветеран, как правый крайний «Детройта» Даррен Маккарти, встал в лучшем случае без пятнадцати восемь утра, сел на восьмичасовой автобус, а по дороге, наверное, съел энергетический батончик на завтрак.
Я следил за Маккарти, потому что собирался играть в его манере. Мак был пижоном в стиле наркоторговца из 70-х, которых полно в старых сериалах про ментов, типа «Старски и Хатч». Он и одевался так, будто на дворе были 70-е – шмотки в клетку, побрякушки всякие. Шума больше, чем стиля. Да, в свое время его выбрали во втором раунде, а за «Детройт» он играл с 1993 года. Но играл он в так называемый «жесткий хоккей» (то есть играет в тело и дерется, но может и забить) – в такой же, как и я. Моя стратегия заключалась в том, чтобы играть против Мака не менее жестко – как наждачка против наждачки. К тому же мы тренировались с ним в одной группе, так что мне казалось, я могу проявить себя перед начальством.
Как и все ветераны, Маккарти хотел поскорее завершить сборы и приступить уже к сезону. Ему нечего доказывать. И потом – помните про неписаные правила? Одно из них гласит, что новичкам (особенно незадрафтованным новичкам) нельзя задирать ветеранов на сборах. Ну а я на первой двусторонке не то чтобы прям воткнулся в Даррена, но определенно провел силовой до конца. Он не упал (он здоровее меня – 185 см, 97 кг), но без внимания это точно не оставил. Его на сборах так уже много лет не били.
Я хотел подчеркнуть, что могу и буду играть с кем угодно. Прилететь может каждому. В ответ Мак потолкал и попихал меня. Сейчас я понимаю, что он не стал бы со мной драться. А вот клюшку об мою голову вполне мог сломать. Ему хватило бы ума проучить новичка, не ломая при этом руку.
Маккарти довольно быстро понял, что я собой представляю, потому что я к нему постучался, скажем так. Помню, после той двусторонки мы разговаривали на эту тему в раздевалке с моим приятелем Крисом Дрэйпером. Они с Маком были близкими друзьями и вместе с Кирком Молтби составляли «сдерживающую тройку» (англ. Grind Line – прим. пер.). В любой другой команде они были бы ведущей тройкой. Так вот, сидим мы, а Дрэйпер смеется – со мной и надо мной. «Ну ты нашел с кем связаться. Разбудишь же медведя в спячке. Так что будь готов».
Я был готов. Было бы глупо и опрометчиво задирать такого парня как Мак, а потом ездить с опущенной головой. Да и не собирался я за ним гоняться, потому что считал, что ему неинтересно со мной связываться. Я всего лишь пытался пробиться в НХЛ.
Мак не собирался этого прощать и потом мне отомстил. То и дело заставлял наполнять «Гаторейдом» его бутылку на тренировке, или машину после нее заводить. В следующем году он въехал в меня на сборах. Я понимал, почему он это сделал, но на мне это никак не сказалось. Это все часть игры. А если Даррен Маккарти и держал на меня обиду на протяжении следующих десяти лет за тот случай в сентябре 2001 года, я его не виню. Но я бы все равно не стал ничего менять. Потому что это сработало.
Понравилось? Вторая глава – в следующую пятницу.
Великий «Детройт» превратился в лузера. От плавной перестройки перешел к жесткому сливу
Фото: Gettyimages.ru/Harry How, Rob Kim / Stringer, Tom Pidgeon / Stringer, Bruce Bennett, Elsa, Brian Bahr, Doug Pensinger; instagram.com/imseanavery
так вот я в течении полутора лет каждое утро как разминку пробегал 3 км за 15 минут, на дорожке.
то есть у меня была задача уложиться в 15 минут, - когда бежал, наблюдал за счётчиками беговой дорожки.
Начинал я с показателя 3 км бега где-то за 24 минуты, затем где-то за 3 месяца дошёл до 14 минут 7 секунд, -мой рекорд, но это действительно рекодрд - было нереально для меня бегать так каждое утро , поэтому решил остаться для себя на круглой цифре - 15 минут.
Решил себе ставить оценки :
3 км за 15 минут - это отлично.
3 км за 18 минут - это хорошо.
3 км за 20 минут - это удовлетворительно.
3 км за более чем 20 минут - неуд.
Так вот бывало приходили профи - и некоторые комплекции Афиногенова пробегали эти 3 км за 12 с чем то минут, я наблюдал и дивился форме и резвости.
Поэтому мне очень странно читать, рекорд Эйвери за 1.6 км - 11 минут. Повторяю, профи типа Афиногенова пробегают за это время 3 км, а не 1.6 км
Спасибо мужики! Получил огромное удовольствие от прочитанного. Буду ждать следующей пятницы.