Про смерть
Смерть всегда ходит рядом. Заглядывает тебе в глаза, пугает и постепенно растворяется в бытовых мелочах. Скрежет машин, лай собак, плач ребенка и храп алкоголика, уткнувшегося в твое плечо в метро. Звуки и образы вытравливают боль и горечь, оставляя тебя наедине с пустотой и головной болью.
Вчера днем навалилась усталость. Новости, от которых хочется плакать, шли одна за другой. Последней каплей стала новость о том, что умерла мама одного из хоккеистов. И тут же, что это ложь и, по сути, провокация. Хотелось взять клавиатуру и долбануть по монитору. И выпить водки.
В этот момент мне вспомнилось красивое лето 92 года, когда мы с сестрой и матерью ехали на такси недалеко от Дубоссар. По обе стороны от дороги росли деревья, на которых висели уже созревшие персики. И кресты вдоль дорог. Много крестов. Мама спросила, почему никто не собирает фрукты. На что мужик ответил: «Вы кресты то видите? Дети полезли за персиками и погибли. Мины». Меня тогда передернуло. Сразу вспомнилось, как моя троюродная сестра, заламывая руки, бежала вдоль забора, когда привезли тело ее брата, убитого тем же летом в Кишиневе. И как я провел всю ночь с матерью брата, а она, обхватив меня, рыдала.
Потом вспомнилось 9 сентября 1999 года, когда я вез домой в Строгино девушку, предвкушая романтичный вечер и жаркую ночь. Она сидела у меня коленях, не стесняясь всех, целовала. Весь мир за окном казался чем-то далеким и неважным. А на Щукинской в трамвай зашел знакомый по локальной сетке омоновец. С виду он был страшноват, потому что один глаз он потерял еще в Чечне, но на деле это был всегда очень веселый и добродушный парень, с которым мы часто пили пиво, когда он выгуливал ребенка по бульвару на Таллинской. Но в трамвай зашел совершенно другой человек. Пустота единственного глаза уперлась прямо в меня. Он меня не узнавал. Я же тупо и радостно ему крикнул: «Привет!». Он, качаясь, подошел, и соскользнул на соседнее сиденье. Я его спросил, что случилось. Он долго молчал, пока трамвай переваливался через строгинский мост. Потом заговорил. Спросил, есть ли у меня водка. Я заметил, что я же с девушкой, какая водка. А он говорит: «Понимаешь, я всю ночь вытаскивал трупы из взорванного дома на Гурьянова, я не могу, мне очень нужно выпить». Вся романтика того лета куда-то резко улетучилась. Мы пришли ко мне домой, купили водки. Он выпил залпом два стакана и заплакал. А рядом сидели мы, по сути, еще подростки, не понимая, чем мы можем помочь этого огромному парню, который рыдал навзрыд.
Смерть всегда ходит рядом. Мне часто вспоминается, то, как я блевал в туалете Рамблера, увидев фото с трупами после взрыва на Автозаводской, думая, что в этом вагоне мог бы быть я. Я после этого, наверное, года четыре никогда не ездил во втором вагоне метро. Я вспоминаю улыбку Вампо, который погиб в прошлом году в таком же взрыве.
Мир вертится по только ему понятной оси. Люди погибают. А ты сидишь в уютном кресле и ставишь новости о том, что разбился самолет. И все что ты можешь, это прийти домой вечером, в темной кухне налить стакан водки, выпить и закурить, оставаясь один на один с пустотой и головной болью.
