Дмитрий Юшкевич: Всю свою жизнь я мечтал играть в ЦСКА
Старший тренер ЦСКА Дмитрий Юшкевич еще будучи игроком наводил ужас на хоккеистов соперника. Семь лет назад один из лучших российских защитников НХЛ 90-х сменил клюшку и коньки на планшетку и галстук. А в минувшее межсезонье вошел в тренерский штаб Игоря Никитина в ЦСКА. Во время олимпийской паузы в чемпионате КХЛ Дмитрий Сергеевич дал большое интервью пресс-службе клуба, в котором рассказал о своей карьере. Не обошлось и без темы Олимпиад, тем более, что он сам выступал на двух, завоевав золото Альбервилля-92 и серебро Нагано-98. Но началась беседа с воспоминаний о далекой юности нынешнего тренера армейцев…
– Дмитрий Сергеевич, по традиции, начнём издалека. Помните свои первые шаги в хоккее? Первого тренера?– Конечно, помню. В Череповце была хоккейная школа. Когда мне было где-то лет девять, как раз был набор ребят моего года, я пришел и записался. Наверное, нам повезло, у нас был хоккейный дворец спорта «Алмаз». Тогда в стране было немного крытых дворцов с искусственным льдом. А в Череповце была такая привилегия, как команда мастеров, играющая в первой лиге. Там были отличные условия для мальчишек, чтобы заниматься хоккеем.
– И Череповец, и Ярославль считают вас своим воспитанником. В каком возрасте вы перебрались в школу «Торпедо»?– За три месяца до 16-летия меня пригласили в Ярославль. Так как я не видел для себя больших перспектив в Череповце, то решил перебраться. Тогда было много предложений: в Горький меня звали, давали место в интернате. Но мама не отпустила, сказала, что очень далеко. Ярославль все-таки поближе, поэтому приняли решение уехать туда. Хотя в Череповце была очень сильная школа, серьезнее, чем во многих других городах. В том же Ярославле тогда не было такого уровня. До этого я провел несколько тренировок с первой командой череповецкого «Металлурга». Но тогда, скажем так, игроки 1969-го года рождения только начинали свои первые шаги в команде мастеров. Еще у нас 70-й год рождения был очень сильный, и эти ребята привлекались, но не играли. Поэтому, думаю, решение переехать в Ярославль было правильным. Туда меня приглашали уже под первую команду. То есть, в пятнадцать лет я уже тренировался с первой командой, жил вместе с ними на базе. Но не играл, только тренировался. Играл я за «молодежку».
– В «Торпедо» вы дебютировали в 16 лет. Первый матч за «мужиков» вспомните?– Это было в тот же год, когда я перешел. «Торпедо» играло в Высшей лиге против таких грандов, как ЦСКА, «Спартак», московское «Динамо», «Крылья Советов». После первого этапа «Торпедо» не попадало в первую группу и было вынуждено играть в переходном турнире. Мы выполнили задачу по возврату в Высшую лигу, и тогда мне дали шанс сыграть свои первые игры. Оставалось четыре игры до конца «регулярки», мы играли две домашние игры с харьковским «Динамо». И в этих первых двух матчах я сыграл за «мужиков». Потом мы поехали в Ижевск, и там, по-моему, я сыграл еще один матч.
– В 1991-м году вы перешли в московское «Динамо». И успели стать с бело-голубыми чемпионами СНГ. Почему приняли решение о переходе?– У меня был выбор – ЦСКА или «Динамо». Всю свою жизнь я мечтал играть в ЦСКА. Я вырос на игре легенд советского хоккея – Третьяка, Фетисова, Касатонова, Макарова, Крутова, Ларионова. Всегда хотел играть в ЦСКА. Даже был такой курьезный случай на турнире в Инте, где я участвовал с «Металлургом». Мы уезжали домой, а тренер «Динамо» нам рассказывал, что нужно много работать чтобы попасть в хорошие команды, что нужно мечтать, чтобы на груди было четыре буквы. Для меня ЦСКА был пределом мечтаний, и я спросил его: «ЦСКА?». Он посмотрел на меня так снисходительно: «Нет, СССР». ЦСКА для меня всегда был великим клубом, и его история повлияла на мое решение стать хоккеистом. Когда в 91-м году на сборах в Новогорске с первой сборной Виктор Васильевич Тихонов предложил мне перейти в ЦСКА, а Владимир Владимирович Юрзинов – в «Динамо», то это был трудный выбор. Но я выбрал «Динамо».
– Потом последовал переход в «Филадельфию». Помните свой первый матч и первую шайбу в НХЛ?– Пока я был в «Динамо», меня выбрала на драфте «Филадельфия». Была возможность через год уехать, и я ей воспользовался. Первый матч за «Флайерз» провел против «Питтсбурга» на выезде. Мы сыграли 3:3 – тогда не было буллитов после овертайма. Я вышел на первую игру в НХЛ против Лемье, Ягра и других звезд. Самый стресс был в овертайме. Меня сразу поставили в первой смене – «Ты идешь в овертайме». Было непривычно, вроде молодой парень, делаешь свои первые шаги – и в первой смене выходишь в овертайм против Лемье и Ягра. Это добавило большой уверенности для первого сезона в НХЛ. А первая шайба… Раньше я помнил точную дату, сейчас забыл, но точно знаю, что это был ноябрь. Это было в домашней игре против «Ванкувера».
– В НХЛ вы считались одним из лучших и самых жёстких защитников лиги. И тогда игра в Северной Америке была намного жестче, чем сейчас. Это все – ваш характер, или же вам давали такую установку?– Наверное, самым жестким из наших, российских игроков был все же Дарюс Каспарайтис (смеется). Самый злейший и самый жесткий – это он. Я не был таким, но силовой хоккей мне всегда импонировал с детства. Всегда любил играть жестко и агрессивно, поэтому для меня это было естественно.
– Дважды вы на короткое время возвращались в Ярославль. В 1994-м году был локаут. А в 1999-м?– В 99-м у меня закончился контракт, и мы не могли прийти к соглашению с «Торонто» по новому контракту. Я не имел права находиться в тренировочном лагере. Поэтому приехал в Ярославль и провел несколько матчей за «Торпедо».
– В плей-офф 1999 года, в полуфинале Восточной конференции, «Торонто» – «Питтсбург», вы были просто тенью Яромира Ягра, и даже после свистка долго сопровождали его и что-то говорили ему. Спустя почти 20 лет сможете сказать, что это были за слова?– Секрета никакого нет. Перед серией тренер «Торонто» Пэт Куинн дал мне задание играть персонально против Ягра. Меня перевели с правого края на левый, и мы с Даниилом Марковым, с которым играли в одной паре, поменялись флангами. Я слева персонально против Ягра, Даня – справа. Задача была –играя против него, минимизировать его возможности. Тогда перед серией Пэт меня к себе вызвал и сказал: «Ты играешь против Ягра. Это великий игрок, это талантливый игрок. Ты не можешь его полностью выключить из игры и из серии. Но ты должен свести на минимум его шансы. Не делать свои ошибки. Он все равно найдет возможность и отдать передачу, и забросить, но ты должен максимально сводить на нет его шансы». Я играл жестко, агрессивно, может быть даже где-то на грани – старался провоцировать его, но эти разговоры и провокации пошли дальше в серии. Сначала была просто персональная игра, потом я увидел, что Яромир поддается на какие-то определенные уловки и старался постоянно оказывать на него давление. Это понятно, когда у игрока что-то не получается, он начинает нервничать и выходить из себя. Поэтому, когда я что-то говорил, он отмахивался, зарабатывал удаление, и это было нам на руку. Например, провел силовой прием, подъехал и сказал: «И в следующей смене я буду тебя так же бить».
Video Player
00:00 02:58
– Ягр и в этом сезоне играл в НХЛ. Причина, по которой он играет на высшем уровне даже в 45 лет?– Во-первых, это величайший хоккеист. Не зря по числу набранных очков за карьеру он занимает второе место в лиге. Он с детства был самым талантливым и не только по своему году. Плюс, человек высокоинтеллектуальный. Настолько понимает свое тело! А самое главное – он любит хоккей больше всего на свете, и это дает ему возможность искать пути для продолжения своей карьеры.
– 2000 год, вас выбрали на Матч Звезд НХЛ. Какие были впечатления от вызова?– Это было круто. Это был мой первый и последний матч звезд в НХЛ. Во-вторых, это было в Торонто. И в-третьих, когда тебя вызывают, то это определенное признание твоих заслуг в лиге и в клубе. Я использовал все возможности, чтобы мои родственники и близкие друзья – все приехали на этот матч. И мой тренер, который во многом повлиял на мою хоккейную карьеру, тоже принял участие в этом празднике в Торонто. Он прилетел из России специально, чтобы посмотреть Матч Звезд и еще остаться на игры регулярного чемпионата.
– В 2003 вы вернулись в Россию уже окончательно. Почему приняли такое решение?– Я был свободным агентом, мне было 32 года, и я ждал хорошего контракта. Предложения, которые были, не устраивали меня финансово и своей продолжительностью. Но если финансово можно было понять, предыдущий год сложился неудачно, за сезон было два обмена. Срок контракта зависел от следующего сезона. Заканчивалось коллективное соглашение между профсоюзами и лигой, назревали переговоры, так что многие клубы старались не подписывать игроков на долгосрочные контракты. Для хоккеиста в НХЛ 31-32 года в мое время – это очень важный рубеж в карьере, так как только в это время ты становился неограниченно свободным агентом и действительно можешь подписать хороший и долгосрочный контракт. В тот год немного игроков получило длинный контракт. Я получил предложение из «Локомотива» на два года. Я понимал, что год сыграю в России и будет локаут, поэтому с прицелом на возвращение в НХЛ я приехал в Россию.
– Знаменитый канадский тренер Дэйв Кинг в своей книге «Король России» писал о вас: «Когда он вошёл в раздевалку, все просто замерли на своих тренажерах». Вы и правда наводили ужас не только на соперников, но и на партнеров своим видом?– Надеюсь, что нет. У Дейва ко мне хорошее отношение. Мы с ним друзья, несмотря на разницу в возрасте. Для меня большая честь иметь такого старшего товарища. Думаю, он где-то немножко мне льстит. У меня было много травм в карьере. Наверное, некоторые отложили определенный отпечаток на мой внешний вид. Например, играя в СКА, я сидел в раздевалке рядом с Алексеем Акифьевым. И за все время, которое мы общались, он постоянно смотрел на мое плечо. У меня в плей-офф был разрыв связок плеча, но оперироваться сочли не столь обходимым, тем более в тот период времени. Поэтому у меня ключица торчит вверх, многие мои знакомые никогда такого не видели и смотрят не на меня, а на плечо, когда мы разговариваем (улыбается).
– В своем последнем сезоне в России вы проводили 24,6 минут за игру — это лучший показатель среди игроков «Сибири». Лучшим среди защитников вы стали и по бомбардирским показателям. 27 очков для 37-летнего игрока обороны – серьезный показатель. В чем секрет?– Не было никакого секрета – я просто специально переигрывал смены, со льда не уходил (улыбается).
– Завершали карьеру игрока вы в финском «Кярпяте». Как возник этот вариант?– Не нашел предложения в КХЛ после сезона в «Сибири». Были предложения работать помощником тренера, но я еще не был готов повесить коньки на гвоздь. Поэтому решил поиграть, пришло предложение из Финляндии. Я с удовольствием принял его. Финансовая сторона вопроса не стояла, мне просто все еще хотелось играть в хоккей. Нисколько не пожалел, что поехал туда. Увидел, как работают специалисты в Европе. Для себя очень много интересного почерпнул. Также это помогло мне на следующий год освоиться в роли тренера. Наверное, отыграв год в Финляндии, я понял, что мое время как игрока подошло к концу. Потому что индивидуальный уровень защитников в Финляндии был настолько высок в определенном виде, что я сказал себе: «Все, играть, как они, я не могу, а играть, как я сейчас, я не хочу». Даже был забавный случай. Шла последняя игра плей-офф. К тому времени я уже принял решение, что это – мой последний сезон. Я принял шайбу, в меня врезался игрок, и сзади разбилось стекло. Я сейчас всем рассказываю: «Раньше я разбивал стекла людьми, а когда разбили стекло мной, я понял – пора заканчивать».
– В 2010 вы возглавили «Сибирь». Как быстро произошел переход от мышления игрока к тренерскому?– Это занимает время для любого тренера. Причем, ты не ставишь перед собой задачу – мне нужно поменяться. Ты просто работаешь. Но могу сказать, в первые два-три года работы инстинкт, чутье были намного острее. Потому что когда проходит эта трансформация, первое время ты мыслишь как игрок. Правильнее, наверное, сказать, что ты намного чутче. Потому что знаний не так много, но есть чутье. Оно такое, звериное. Многие вещи делаешь, и они срабатывают. Сейчас уже больше знаний, и, наверное, они не всегда дают включаться интуиции. Здесь нужна какая-то золотая середина.
– Что для вас самое главное в ваших подопечных? Что вы стараетесь привить им?– Наверное, много можно говорить, чему я хочу их научить, но самое главное, что хочется игрокам объяснить – чтобы они не делали тех ошибок, которые делал я.
– Вы поработали тренером и в клубах-середняках: «Югре», «Сибири» «Северстали» – и в топ-клубах: «Локомотиве» и теперь в ЦСКА. В чем главная разница между командами такого уровня?– Я бы сказал, что разница эта в игроке. Игрок как отдельно взятая единица. Уровень хоккеистов, он довольно-таки приличный и в командах среднего уровня, а в «Локомотиве» и ЦСКА они примерно сопоставимы. Я говорю об игроке именно как о личности. О разнице в мотивации. Мотивация у игроков топ-клубов намного выше. Для каждого человека она разная. Кто-то хочет быть лучшим из лучших. Кто-то, надевая майку легендарного клуба, понимает, что это мечта и ответственность, он не может допустить неудачного выступления команды. У кого-то цель – уехать в НХЛ или играть в сборной. Разная мотивация – это нормально. Все это имеет срок своей работы. Например, финансовая. Когда игрок добивается финансовой благополучности и мотивация не развивается, то у игрока наступает стагнация. Есть мотивация более высокая. Например, люди, выступающие в Северной Америке, которые всего добились, такие, как Малкин и Кросби в «Питтсбурге», Тэйвз в «Чикаго» – они являются лучшими из лучших, они выиграли по три Кубка Стэнли, но они хотят и четвертый, и пятый. Там мотивация намного выше и понятно, что это движет их развитием.
– Олимпиада в Пхенчхане. На ней сборная России будет выступать под нейтральным флагом. Вы в своей карьере такое проходили. В 1992 году сборная СНГ после распада СССР также выступала под Олимпийским флагом и взяла золото. Насколько можно сравнить эти две олимпиады?– Очень тяжело сказать можно ли их сравнивать. Абсолютно разные ситуации. В 92-м году был распад страны, но вопрос о том, едем ли мы выступать, не возникал. Мы знали, что поедем, но было немножко неожиданно, что не будет флага и гимна. Любому спортсмену приятно, когда после победы играет гимн твоей страны и поднимают твой флаг. Особенно, когда ты выигрываешь главную медаль Олимпиады. Остался осадок и оскомина, но все равно – победа есть победа. Сейчас ситуация другая. Она, так скажем, завязана вокруг политики. Слоган «Россия в моем сердце» – правильный. Сейчас ситуация тяжелее, но от этого победа будет еще более значимой.
– Что касается наших парней – как вы оцениваете их готовность к участию в Олимпиаде?– ЦСКовские? Готовы на 110 процентов. Не знаю, как остальные, но ЦСКовцы готовы (улыбается). Я не могу сказать, что мы готовили игроков специально к Олимпийским играм, но мы готовили их в чемпионате, к каждому матчу. Требования в ЦСКА запредельно высокие, и не каждый игрок может эти требования выполнять. Поэтому только лучшие из лучших выступали и выступают в этом клубе. Сейчас то же самое требуется и на уровне чемпионата мира, той же Олимпиады. Игорь Валерьевич Никитин работает со сборной второй олимпийский цикл, он знает международный уровень. Поэтому требования, которые мы предъявляем игрокам каждый день, сопоставимы с требованиями, которые предъявляет международный уровень.
– На следующий год после олимпийского золота Альбервилля в Мюнхене вы завоевали первую медаль чемпионатов мира под флагом России, а не СССР. Да еще и были признаны лучшим защитником турнира. Расскажите о том чемпионате.– Это был мой первый год в «Филадельфии», мы не попали в плей-офф. Когда остались последние десять матчей до конца регулярки, мы проиграли одну игру и теоретически потеряли все шансы. Дальше мы выиграли девять или восемь, сейчас не помню. Уже было предложение поехать на чемпионат мира. Я и Слава Буцаев с удовольствием приняли его. У нас собралась хорошая команда, было очень много молодых игроков из России, НХЛовцев было всего двое. Ключевую роль в конкурентоспособности команды сыграло то, что к нам присоединились лидеры олимпийского сезона: Быков и Хомутов, которые были для нас дядьками и на Олимпиаде, и год спустя в Мюнхене. Мы тогда в группе проиграли шведам и канадцам, но потом в полуфинале и финале обыграли эти команды. Это было круто, само становление команды прошло по ходу турнира. Мало кто верил, что мы можем выиграть. Команда была талантливая, но молодая.
– Если посмотреть на ваши медали на международных турнирах, то все они получаются в какой-то мере уникальными. Олимпиада в Пхенчхане станет первыми зимними Играми в Азии после Нагано-98. Те Игры стали первым, где в хоккейном турнире приняли участие игроки из НХЛ. В Корее впервые с 1998 года НХЛовцы не будут принимать участия. Насколько серьезно это влияет не столько на уровень турнира, сколько на его расклад?– Все мы хотим выиграть олимпийское золото, и уже пора, прошло много времени. Для нас это хороший шанс. Но даже если помечтать, если бы НХЛ отпустила игроков на Олимпиаду, думаю, шансы были бы ничуть не хуже. Если посмотреть на статистику и уровень игры российских игроков в НХЛ, то видно, что они выступают более чем достойно. Мы могли бы собрать хорошую сборную. Но НХЛ приняла такое решение, и если относиться к этому как к данности, то мы являемся фаворитами турнира. Но Олимпиада – это краткосрочный турнир, где все зависит от одной конкретной игры. Не люблю загадывать, но шансы у нас очень хорошие, как и команда.
– В Нагано вы стали вторыми, уступив в финале чехам. Гашек действительно в тот день творил чудеса в воротах?– Это как раз та ситуация, про которую я говорю. Когда один игрок, особенно вратарь может изменить ситуацию. Чехи не случайно стали чемпионами. Они вынесли все североамериканские команды играя в плей-офф. Обыграли американцев, канадцев и то, что мы им проиграли, немного закономерно. Гашек был бесподобен. Мы обыграли их в групповом этапе, но не могли никак забросить в той игре. И такие дни бывают, особенно на таких краткосрочных турнирах. Когда у тебя нет семи игр, как в плей-офф. Тут много вещей должно сойтись воедино, чтобы победить.
– Со временем становится проще воспринимать то, что тогда произошло?– Наверное, чем больше времени проходит, тем более спокойно к этому относишься. Подходишь к этому логически, здраво рассуждаешь и осмысливаешь. Но в тот момент, я помню это как сейчас, многие эти медали сняли и держали просто в руках. Настолько было обидно уступить в финале.
– В полуфинале с финнами Павел Буре установил рекорд, который вряд ли побьют в ближайшее время, он забросил финнам пять шайб. На ваших глазах творилась история. Что вы ощущали в тот момент? – Мы про это не думали. Нам нужно было победить обязательно, мы знали, что финская команда очень сильная. Они здорово играли, я думал только: «Хорошо, что этот парень играет за нашу команду». Вот эта мысль была (смеется).
– Как смотрите на сокращение участников лиги, которое началось с «Кузни»?– Здесь вопрос неоднозначный. Вопрос – чего мы хотим добиться? Если повысить уровень лиги, то сокращение должно быть намного более глобальное. К этой теме нужно подходить не совсем однозначно. Что очень важно для игроков и клубов – это финансовая стабильность. Я не слышал никогда, чтобы в Новокузнецке, даже при их небольшом бюджете, были проблемы с финансированием. Если смотреть на клубы, которые имеют огромные задолженности перед игроками, но остаются в лиге, то это несправедливо перед теми клубами, которые стабильно выплачивают зарплаты хоккеистам.
– Нужен ли хоккей в Череповце?– Если смотреть на ситуацию с Новокузнецком, то может возникнуть вопрос. Однозначно, «Северсталь» – финансово благополучная команда. Тот факт, что команда не попадала в плей-офф в последние годы, не должен влиять на то, что команда должна быть исключена. Плюс, болельщики стали ходить на хоккей. И сейчас собираются аншлаги.
– Мы часто беседуем с игроками и спрашиваем, как при таком плотном графике они успевают отдыхать. А тренеры не заканчивают свою работу даже после окончания тренировки или матча. Успеваете хотя бы немного передохнуть, или работа занимает все время?– Я рано встаю. Для меня встать в пять утра и начать работать – это самое лучшее время. Но я себе даю, скажем так, паузу вечером. Я могу книгу почитать или включить телевизор, люблю смотреть сериалы. Они переключают меня и дают возможность утром в пять часов встать и продолжить работу. Я ранняя птаха, а когда есть больше, чем день или два отдыха, я как и все нормальные люди провожу время с семьей.
