Если я умру... История борьбы Кендры Фишер. Часть первая: таблетки, алкоголь, хоккей
Кендра Фишер, голкипер Торонто Аэрос и женской сборной Канады по хоккею на льду, серебрянный призер чемпионата мира по хоккею на роликах, на Player'sTribune рассказывает свою историю. И она не совсем про хоккей.
"Иногда в праздничные дни я вспоминаю то время, когда моему отцу приходилось пичкать меня колёсами, чтобы привезти домой на Рождество. Это неловко признавать, но таким было наше соглашение. В моей ситуации это был единственный способ затащить меня в машину.
ОСОЗНАНИЕ
Когда мне было 20, мысль о том, чтобы выйти из своей квартиры в Торонто и проехать на машине три часа до дома моей семьи в Кинкардине, Онтарио, ужасала меня. Было так страшно, что просто представление поездки заставляло мое сердце учащённо биться. Комната начинала вращаться, мои руки затекали. Тяжело было дышать. Всякий раз, когда у меня была паническая атака, а это была она, я чувствовала, что умираю. Как будто мое тело кричало: «Не выходи на улицу – это очень опасно!»
Так что каждое Рождество в течение трех лет мой отец приезжал ко мне домой, когда я была «готова». Я догонялась Граволем – таблетками против морской болезни - от них меня клонило в сон. Когда я практически не могла открыть глаз, папа выводил меня на улицу к своему фургону. Внутри он уже снял сиденья и положил матрас с набором одеял и подушек. Я вырубалась и просыпалась в Кинкардине, где с удовольствием распаковывала подарки в кругу семьи. В противном случае я оставалась бы взаперти в своей старой спальне в течение нескольких дней, где просто смотрела бы телик.
Мне пришлось найти способ отвлечь себя от хаотичных мыслей в голове. Страх. Грусть. Постоянное чувство безнадежности. Я была на грани. Я была измождена. И все же многие ночи я слишком боялась, чтобы спать. Я чувствовала себя жалкой.
Некоторые люди, которые не знают истинную причину произошедшего, любят делать свои выводы о том, как я стала такой — как я отказалась от Олимпийской мечты и всего остального, ради чего жила. Они говорят что-то вроде, эй, ты же вратарь элитного уровня — там должны быть и стресс, и давление. Ты просто трусиха.
Конечно, я была одним из лучших вратарей в Канаде. К двадцати я выиграла несколько внутренних чемпионатов с командами Онтарио и Торонто Аэрос. Меня отбирали в основной состав сборной. У меня были стипендии в нескольких университетах США и Канады. Многие тогда были уверены, что я надену свитер с кленовым листом и принесу домой олимпийскую золотую медаль. И я тоже была в этом уверена. Так что было много давления. И я просто сломалась, верно?
Не совсем. Что-то изначально во мне было не так, очень, очень давно.
НАЧАЛО
Когда мне было четыре года, существовала часть меня, беззаботная, сильная, общительная маленькая девочка, которая обожала спорт. Хотела играть во все, что знала: бейсбол, баскетбол, футбол…. Однажды после тренировки по фигурному катанию, я сидела на трибунах, наблюдая за моим старшим братом, играющим в хоккей, и со всей моей четырехлетней мудростью, сказала: «Когда я вырасту мальчиком, я буду хоккеистом!» Так я и сделала—стала хоккеисткой, в смысле. Я выбрала позицию вратаря практически сразу. Я поняла, что голкипер проводит больше всех времени на льду, а кто не хочет играть больше? Я была выше сверстников, и могла перекрыть весь низ ворот в растяжке. Я хотела стать лидером своей команды. Героем. Почувствовала ответственность. Мне это безумно нравилось. К сожалению, эта сильная часть меня исчезала, когда наступала пора ложиться спать.
В детстве в нашей семье существовал определённый ритуал. Родители вставали в коридоре между моей спальней и спальней брата и читали молитву. «Теперь настало время спать. Ангел будет душу мою охранять. И если я умру во сне, Господь, возьми её к себе. Аминь».
Если я умру…
Я боялась, что если я или мои родители умрём во сне, то мы не узнаем, что любим друг друга. И во время молитвы я каждый раз думала: «Просто скажи, что любишь меня, скажи, что увидишь меня утром». Я подталкивала папу или маму к тому, чтобы они говорили те слова, которые мне нужно было услышать. «Так ты разбудишь меня перед школой?», они говорили «Да». А потом они обнимали меня, и я наконец-то могла заснуть.
Мой страх смерти был навязчивым, и когда я стала старше, он превратился в нечто гораздо худшее. В средней школе я всё свободное время занималась спортом, я любила спорт. Круглый год я во что-то играла – теннис, бейсбол, и конечно, хоккей. В то время как большинство подростков тусовались на улице или ходили на вечеринки, я была или на игре, или на тренировке. Все думали, что я - уверенная в себе спортсменка. А у меня не хватало смелости даже просто рассказать им, что на самом деле происходит со мной.
Представь свою самую-самую сильную фобию - скажем, ты боишься пчёл. И вот одна из них ползет по твоей руке, и ты начинаешь потеть, молясь, что пчела не будет тебя жалить. Или, например, помнишь то ощущение, когда ты качаешься на стуле и вдруг понимаешь, что раскачался слишком сильно и осознаёшь, что сейчас грохнешься? Твое сердце начинает вырываться из груди. Или представь себя на беговой дорожке с набитым ртом и заложенным носом. Ты не можешь вдохнуть достаточное количество кислорода, ощущаешь прилив адреналина в венах. Ты осознаёшь, что скоро упадёшь в обморок. Сложно? Так я себя чувствовала 90% времени тогда.
СОПРОТИВЛЕНИЕ
В подростковом возрасте такие эпизоды происходили каждый день. Хуже всего было то, что я не понимала, почему это происходит. Не было никаких травм. Не было ничего, что бы могло определённо провоцировать такую реакцию. Это просто начиналось, и всё.
Иногда я просыпалась в панике. Представь – открываешь глаза и истеришь от страха. Я боялась ложиться спать, потому что боялась так проснуться. Мои приступы неизменно сменялись несколькими днями отчаяния, необъяснимой подавленности. Это была постоянная битва, но я спрятала ее от внешнего мира. Никто не знал. Вообще никто. Даже мои родители. Да и как я могла объяснить то, природу чего сама не понимала?
Я была подростком, и первым, что я попробовала в качестве спасения, был алкоголь. Я заметила, что после пары стаканчиков моё чувство всеобъемлющего страха притупляется. Но это очень сложно остановить, и пара стаканчиков быстро превращалась в пьянку. Затем с утра к обычному чувству паники добавилось похмелье, и это просто стало невыносимо. Я бы назвала это состояние – экстремальная депрессия. Никто не любит, никто не может помочь, никто, даже я сама, не в состоянии разобраться, что это такое вообще.
Хоккей был моим островком безопасности, он давал мне чувство умиротворения. Во время игры, в эти 60 минут моим миром была площадь ворот. И в этом маленьком пространстве больше ничего не существовало, даже моих проблем. Не важно, играла я хорошо или нет.
Но мне нужно было больше, и я искала спасения в неправильных местах. Например, на похоронах. Я обнаружила, что меня странно тянет к трагедии. Кинкардин - маленький город, так что если кто-то умер, вы, вероятно, знали его. Поэтому не было ничего странного в том, чтобы появляться на поминках тех людей, которые не являются твоими родственниками или друзьями. Я помню, когда один ребенок из моей школы, которого я едва знала, был убит в машине, и я пришла на его похороны. Только теперь я понимаю, что я хотела быть рядом с людьми, которые чувствовали боль. Как и я. Я хотела, чтобы люди меня обняли. Говорила им, чтобы они держались, а они говорили мне, чтобы держалась я.
Просто скажи, что любишь меня.
Когда мне было 17, мы как-то болтали с подругой по команде, и она сказала одну фразу, которую я никогда не забуду: «Ты знаешь, я просто ... я часто мечтаю, чтобы что-то ужасное случилось с моими родителями. Чтобы все хотели заботиться обо мне, быть рядом со мной». И знаешь что? Я получала от своих походов на похороны именно это. Я ненавидела себя за то, что это имело большое значение для меня.
ОТЧАЯНИЕ
В 1999 году, прямо перед моим 20-летием я получила приглашение в тренировочный лагерь сборной Канады в Калгари. Это был особенный момент моей жизни. Те, кто проходили отбор, ехали на Кубок четырех Наций. Я была у порога двери, за которой было всё, о чем я мечтала, но это меня не радовало. Я была в ужасе. Все стало намного хуже.
Мне нужна помощь.
За несколько недель до лагеря я позвонила родителям. "Мама, папа ..." я им все рассказала. Ранее я переехала в Торонто в свой выпускной год. Я играла в женской НХЛ. Я закончила школу. Нашла квартиру. В общем, зажила очень самостоятельной жизнью. Но хоккей становился все менее и менее безопасным для меня местом, мне перестало его хватать, я развивала в себе этот глубокий страх одиночества. Когда на льду партнёры выходили из нашей зоны, моё сердце начинало биться быстрее. Ещё быстрее. Иногда всё было настолько плохо, что я всерьёз думала, что умру до того момента, как игра вновь вернётся к моим воротам.
Кто-то постоянно должен находиться рядом. В особо тяжёлые дни если моей подруге нужно было по нужде, то я ходила вместе с ней, потому что я была слишком напугана, чтобы быть наедине со своими мыслями. Я постоянно задавала себе один и тот же вопрос: «Я умираю?» В животе был огромный ком. Иногда казалось, что у меня сердечный приступ. Однажды я вызвала себе скорую помощь. Прибывшие медики сказали, что я абсолютно здорова, но на всякий случай отправили к специалистам. Кардиолог сказал мне, что мое сердце в порядке. Невролог сказал мне, что моя голова в порядке. Гастроэнтеролог сказал мне, что мой пищеварительный тракт в порядке. Все говорили мне, что я в порядке.
Полное дерьмо...
Вторую часть истории читайте здесь
Фото:kendrafisher.com, independent.on.ca
