«У нас лежали и Кеннеди, и Хэпберн, и много кто еще, но кроме вас в палате мы никого не запирали». Пятнадцатая глава автобиографии Эспозито
Борьба с травмами, сумасшедшие болельщики и очередной финал Кубка Стэнли.
Перед началом сезона 1972/73 мы недосчитались значительной группы игроков, перешедших в клубы Всемирной хоккейной ассоциации. Основными потерями были Тедди Грин, Джерри Чиверс и Дерек Сандерсон. Но у нас по-прежнему была обалденная команда, и мы все еще считали, что нам по силам выиграть Кубок Стэнли.
В первом матче плей-офф мы играли с «Рейнджерс», и я получил травму (это было во втором матче – прим. ред.). До сих пор ярко помню тот момент. Я поехал вправо через красную линию. Доехал до синей, и стал разворачиваться, потому что на меня несся Рон Хэррис и еще трое игроков «Рейнджерс» – Стив Викерс, Джимми Нилсон и Уолт Ткачак. Я понимал, что попадаю под силовой прием, поэтому резко дал в сторону, но зацепился коньком. Рон Хэррис низко подсел – и попал мне в колено. Я услышал хруст. И упал. Первым ко мне подъехал Бобби Орр. Я пролепетал:
– Бобби, твою ж мать, знатно он меня!– Успокойся, Фил. Успокойся. Сейчас Дэнни придет, – ответил он. Дэнни Кэнни был нашим физиотерапевтом.
Мне помогли доехать до ворот, из которых выезжает ледозаливочная машина. Я доковылял до раздевалки, сам зашел в докторскую, сказав «Оставьте меня в покое», и закрыл дверь. Попытался разогнуть колено. На мне все еще была вся форма. Я решил, что если смогу разогнуть колено, то все будет нормально.
Сесть я смог, а вот встать – уже никак. Боль была просто невыносимая. Я заорал: «Дэнни, я не могу встать!». Они зашли ко мне вместе с врачом и помощником физиотерапевта. Меня подняли, посадили на стол, разрезали гамаши, сняли щитки и прочие элементы экипировки. Врач сказал, что меня надо везти в больницу. Вызвали скорую и отвезли меня в Мэсс Дженерал. У меня была повреждена медиальная коллатеральная связка. Следующим утром мне сделали операцию по пересадке части связок из моего локтя. Это вот как раз тогда Бобби Орр и другие ребята из команды отвезли меня на вечеринку в бар Бобби.
Пока я лежал в госпитале на восстановлении, ко мне в палату приходили болельщики. Обычно я обменивался с ними парой приветственных слов, и они уходили. Я был совсем не против. Было приятно знать, что они за меня переживают. Через два дня меня пришел навестить какой-то итальянец. Он был молод и, судя по тому, как разговаривал – а разговаривал он с очень сильным акцентом – я так понял, что он прямиком из Италии и приехал. Он посмотрел на меня и заплакал. Он сказал: «Только посмотри, что с тобой сделали эти долбанные ирландцы! Е**ные ирландские свиньи!». Походу, он имел в виду Хэрриса и Нилсона. Он прям не мог успокоиться.
– Успокойся, – сказал ему я.– Только скажи. Скажи слово, и я убью этого сукиного сына. Против Бобби Орра-то он так не играет, – ответил он, имея в виду Рона Хэрриса.– Ты о чем?– Я поеду в Нью-Йорк, и убью трех или четырех этих говнюков!
И он показал мне пистолет. Я дал Донне знак, чтобы она позвала охрану.
– Слушай, это всего лишь часть игры. Не переживай ты так. Ронни сделал это не специально. Мне кажется, тебе лучше уйти. Мне надо отдохнуть, – пытался я его успокоить.
Парень зарыдал. Пришел охранник, надел на него наручники, и вывел из палаты. Не знаю, что с ним дальше было. После этого случая персонал больницы стал закрывать мою палату на ключ. Ко мне никого больше не пускали.
Медсестра сказала мне: «У нас тут и Джон Уэйн лежал, и президент Кеннеди, и Кэтрин Хэпберн, и кто только не лежал, но мы никого никогда в палате не запирали, а вот вас – конкретно вас, пришлось запереть».
Дело было зимой (дело было в апреле – прим. ред.), отопление работало на полную мощность, так что в палате все время было жарко. Это было невыносимо, так что я всегда держал окно открытым настежь. Я лежал недалеко от него, и у меня был сачок – ну такой, типа рыболовного. Так я его высовывал наружу, и охлаждал в нем пиво с вином. Меня спалили только на второй или третий день.
Тогда я сказал Донне, чтобы она принесла мне кулер, потому что я не мог есть то, чем кормили в больнице. Моя любимая итальянская пиццерия называлась «У Сэлви». Сэлви готовил мне макароны, лазанью, пиццу, сэндвичи, и сам их приносил. Так что питался я в больнице хорошо.
Доктор Картер Роу пришел навестить меня незадолго до выписки. Я спросил:
– Док, когда я смогу играть?– Посмотрим, как пойдет.– Я хочу знать, когда смогу играть.– Это от многого зависит. Сказать по правде, будет большой удачей, если ты сможешь выйти на лед в январе. Это была серьезная операция на колене.– Еще чего. Я выйду на лед в первом же матче сезона – в сентябре.– Дай-то бог. Но операция у тебя и правда была очень серьезная. Впрочем, она прошла хорошо. Я даже хочу попросить тебя побыть наглядным пособием для моих студентов.
Он потом приводил студентов-медиков в палату, и показывал им снимки моего колена до и после операции.
Доктор Роу мне очень нравился. Он любил говорить: «А, мой любимый пациент! Ну и натерпелись же мы с тобой». И потом еще добавлял: «Но, блин, как же все хорошо обернулось в итоге!».
–-
Я жил с Донной в однокомнатной квартире на улице Бойлтон рядом с Пруденшал Центром. Примерно дней через десять после выписки я лежал в кровати и почувствовал ужасную боль в груди. Я подумал, что у меня начинается сердечный приступ. Мы сели в машину, и Донна отвезла меня в отделение скорой помощи. Я ковылял на костылях, а гипс был наложен аж до талии. Меня тут же повели на осмотр. Я ужасно потел и действительно опасался, что это сердечный приступ.
Провели тест, чтобы узнать, сколько газа скопилось у меня внутри. Больнее этого в моей жизни практически ничего не было. Меня держали за одну ногу – второй я все равно не мог пошевелить – и за обе руки. В каждую кисть воткнули по иголке, чтобы добраться до большой вены. Когда они достали до хряща, раздался звук – крррррэээээээкккк. Я матерился, как женщина при родах. «Ах вы, сукины дети! Да вам пи**ец, скоты!», – я орал, как сумасшедший.
У меня не было сердечного приступа. Просто в одной из артерий скопилось слишком много газа, и они об этом позаботились.
Еще у меня в ноге развился флебит (воспаление вены – прим. пер). Мне потом довольно долго пришлось каждый день сдавать тесты на кровь и пить кумадин (эффективное лекарственное средство, способное предотвратить опасные для жизни тромбообразования – прим. пер.).
На этот период пришелся вечер, когда мы поссорились с Донной.
– Да пошла ты. Обойдусь как-нибудь без тебя. До свидания, – сказал я.– И куда ты собрался?– Не знаю. Но здесь меня не будет.
Я был в гипсе и на костылях, а одет в шорты. На дворе стоял апрель, так что на улице был дубак. Я доковылял до лифта, нажал кнопку «вниз», и уехал. Выйдя на первом этаже, подумал: «Ну и куда я иду? Вот куда я, блин, собрался? Идти мне некуда. Если кто-то и должен уйти, то пускай уходит она». Я сел обратно в лифт, поднялся в квартиру, постучал, Донна открыла дверь.
– Мне некуда идти.– Давай уже втаскивай сюда свою задницу. Не глупи, – ответила она.
И после этого все было нормально.
Мы поехали в городок Уэлфлит на Кэйп-Коде. Очень красивое место с песчаными дюнами. Врачи рекомендовали мне ходить по песку и мелководью, чтобы нога побыстрее восстанавливалась. Я все еще передвигался на костылях, и потому купил вездеход, на котором можно было ездить по дюнам. Мы стали ездить на пляж, и в скором времени я мог самостоятельно ходить по дюнам. А потом уже спокойно ходил до конца пляжа и обратно. Но больная нога у меня все еще была в гипсе. Я обматывал его сверху пластиковым пакетом перед прогулкой к океану, и гулял так по мелководью у берега. Само собой гипс каждый раз намокал, потому что я дебил.
Это было фантастическое лето, несмотря на дикую боль в ноге. Это лето было одним из лучших в моей жизни. Отец приехал навестить меня. Он до этого никогда не виделся с Донной, но против нее ничего не имел. Приехали и Тони с женой. Они тоже относились к ней нормально. Мы много купались в океане, много отдыхали. Раз в неделю мы с Донной ездили в Бостон на обследование и пополнить запасы кумадина, потому что у меня по-прежнему были проблемы с тромбами. Каждый вечер в постели Донна обнимала своей стопой пальцы, торчавшие у меня из-под гипса. Я же прижимался к ней стопой. Так продолжалось минут 30-40 пока мы смотрели телевизор.
Гипс сняли в середине июня. В августе я уже вышел на лед. Я действительно считаю, что сумел так быстро восстановиться, потому что уйму времени потратил на пробежки по песку и мелководью. Абсолютно убежден в том, что соленая вода обладает целебными свойствами.
Когда я был генеральным менеджером «Тампа-Бэй», я хотел, чтобы у нас в раздевалке была вода из залива, но мне так и не удалось этого добиться. Врачи сказали, что если посолить обычную воду, то будет тот же самый эффект. Но я в это не верю. По мне, так в природной соленой воде есть что-то особенное. Уверен, именно она помогла мне тогда столь быстро восстановиться.
Первый раз я вышел на лед в конце августа в городе Стоунхэм, штат Массачусетс. Было страшно, потому что нога вихляла во все стороны. Такое ощущение создавалось, что она ни на чем не держится. Но я продолжал кататься. Кенни Ходж наблюдал за мной. Я сказал: «Ходжи, по большому счету я только левой ногой могу отталкиваться».
В сентябре я приехал в тренировочный лагерь. На ноге у меня была скоба. Я делал упражнения, но практически не участвовал в двусторонках. Но чувствовал, что нога становится все сильнее и сильнее. 28 сентября у нас был выставочный матч с «Чикаго», и я играл. И сделал хет-трик.
Как и обещал врачу, я вышел на первый матч сезона 1973/74. В том чемпионате я забросил 68 шайб, отдал 77 передач и набрал 145 очков. Я в пятый раз в карьере выиграл гонку бомбардиров. Меня также признали самым ценным игроком регулярки. Мы дошли до финала Кубка Стэнли, но проиграли там «Филадельфии», уступив в шестом матче 0:1.
В том году Кэйт Смит получила известность как счастливый талисман «Филадельфии». Каждый раз, когда она исполняла «God Bless America», «Филадельфия» побеждала. Кэйт была солидной дамой. Думаю, что поговорка про «толстуху, которая запоет» – это про нее (Эспозито имеет ввиду поговорку «It ain’t over until the fat lady sings», сравнимой с русской «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь» – прим. пер.).
Так что перед шестой игрой в Филадельфии я подарил Кэйт Смит цветок, пытаясь повлиять на примету. Это так возмутило болельщиков «Филадельфии»! А мне было плевать. Они – самые гнусные и грубые болельщики во всем хоккейном мире. Один из них как-то сказал мне: «Надеюсь, твоя мать заболеет раком и умрет». Это вообще нормально?
Мы все равно уступили в том матче. Серию мы, наверное, проиграли еще во второй встрече, когда они победили нас в Бостоне в овертайме. Мы полностью контролировали ход той серии. Но на воротах у нас играл Жилль Жильбер, перешедший из «Миннесоты Норс Старс» – он так себе провел ту серию.
А потом мы проиграли шестой матч 0:1. Я раз семь или восемь бросил по воротам (согласно официальному протоколу – два раза – прим. ред.), но Берни Парент был просто непробиваем в этот день. Рика МакЛиша признали главным героем встречи, потому что именно он забросил победную шайбу, но лучшим все же был Берни. Он просто чудеса творил в воротах. Мне кажется, он ни до, ни после той встречи так здорово не играл. Я злюсь на себя, когда не набираю очков, и потому очень расстроился.
Но в целом я был очень доволен тем, как провел сезон 1973/74, особенно с учетом реабилитации после травмы колена. Некоторые журналисты писали, что я вернулся, но ведь я никуда не уходил. Я так их и спрашивал: «Откуда вернулся-то?». Мне не нравилось, когда журналисты писали подобные вещи.
Через год – в сезоне 1974/75 – наш «Бостон» в целом, и моя тройка в частности показывали свой лучший хоккей. Я был близок, но так и не смог стать вторым хоккеистом после Мориса Ришара, которому в сезоне 1944/45 удалось забросить 50 шайб в первых 50 матчах. Мне не хватило всего одной шайбы, но в дальнейшем я наверстал, забив 55 голов в 52 матчах. А к концу года забросил 61 шайбу, отдал 66 передач, набрал 127 очков и в пятый раз в карьере стал лучшим снайпером лиги (лучшим снайпером, все же, шестой раз. Пятый – лучшим бомбардиром – прим.ред.). Мне казалось, что я буду играть за «Бостон» вечно.
«ГРОМ И МОЛНИЯ: Хоккейные мемуары без п***ы». Предисловие
«Меня на больничной кровати покатили по улице в бар Бобби Орра». Вступление
«Отец зашвырнул вилку прямо в лоб Тони, и она воткнулась». Глава 1
«Когда мне было лет 12, приехавшая в сельский клуб девочка попросила заняться с ней сексом». Глава 2
«Нашей школе не нужно всякое хоккейное отребье». Глава 3
«Фил, у меня проблемы: я поцеловался взасос – и теперь девушка беременна». Глава 4
«Я крикнул Горди Хоу: «А ведь был моим кумиром, сука ты е***ая». Глава 5
«Мы потрясающая команда, династия могла бы получиться, но вы двое все похерите!». Глава 6
«Как бы ты себя почувствовал, если б 15 тысяч человек назвали тебя ху***сом?». Глава 7
«Подбежала девушка, подняла платье, сняла трусы и бросила в нас». Глава 9
«Играть в хоккей – это лучше даже самого наилучшего секса». Глава 10
«Я был по уши влюблен в Донну и толком не помню тот финал Кубка Стэнли». Глава 11
«Игроки СССР ели и скупали джинсы. Третьяк больше всех скупил». Глава 12
«Любой из нас мог затащить русскую девушку в постель за плитку шоколада». Глава 13
«Дети просили: «Папочка, не уходи, пожалуйста, папа!». Было очень тяжело». Глава 14
