Разрушительная сила
Я подхватил эту «заразу» довольно рано.
И началось как обычно. Что-то из разряда «Марк играет во всё». Это было сущей правдой. Футбол, баскетбол, бейсбол, хоккей – в детстве, проведенном в Камлупсе, Британская Колумбия, я и мои три брата играли во всё.
Я просто был мальчишкой, которому нравится спорт. Я не был ни больше, ни сильнее, чем те ребята, с которыми я играл. Но я просто… не знаю. Может, от усердия я обливался потом сильнее всех. Я был зависим. Моё тело охватывала лихорадка. Называйте это, как хотите. Я любил играть.
И я всегда хотел играть, всё время. Всегда разогрет и наготове.
Погонять мяч по полю после школы? Не вопрос.
Субботняя бейсбольная партия в парке? Я здесь.
Фрисби? Я мгновенно делал универсальный знак рукой «брось мне тарелку».
Но когда люди спрашивали, кем хочу стать, когда вырасту, я обычно отвечал, что полицейским или пожарным. И, вполне возможно, стал бы, не сложись с хоккеем. Но, на самом деле, я знал уже тогда ответ на этот вопрос – даже если не произносил его вслух.
Я хотел стать профессиональным спортсменом.
Я не думал о том, чтобы стать лучшим в лиге. И даже не мог представить, что когда-нибудь попаду в Зал хоккейной славы – но я хотел связать своё будущее со спортом. Это всё, чего я хотел.
Когда ты ребенок, даже подросток, и говоришь кому-либо из взрослых, что хочешь играть профессионально, они, скорее всего, просто закатывают глаза.
«Бьюсь об заклад, ты наберешь сотню хоум-ранов, приятель!», и могут еще потрепать тебя по голове, а потом уйти.
Так что я не горел желанием рассказывать людям, что хочу быть спортсменом. Но я рос, и со временем список видов, которые я любил, становился короче.
Марк играет в футбол, бейсбол и хоккей.
Марк играет в бейсбол и хоккей.
Марк играет в хоккей.
Марк Хоккей. Марк Рекки. В этом, безусловно, есть смысл, если подумать.
Хоккей поработил мой мозг. Когда я не играл в хоккей и не смотрел хоккей, я думал о следующем разе, когда буду играть в него и смотреть, как в него играют.
В моём хоккейном долголетии нет никакой уловки. У меня нет специальных примет или секретного завтрака, который удерживал меня в игре. Не было настоящих предматчевых ритуалов, какие бывают у великих игроков. Я вообще не суеверный человек, если начистоту.
Как я уже сказал – мне всегда нравилось играть. И еще мне очень везло.
И я просто очень, очень, невероятно люблю хоккей.
Жильбер Перро и Брайан Тротье были, пожалуй, моими любимыми игроками в детстве. Когда я оказался в Питтсбурге, у меня даже шкафчик был рядом с Тротсем. Но о том, что он был моим кумиром, я сказал ему только лет через десять.
«Это высшая лига», сказал я себе. «Никаких больше любимых игроков».
Я не хотел выглядеть, как наивный паренек, который счастлив уже потому, что он в команде. Но именно таким я и был. Пару лет я делал всё возможное, чтобы выглядеть соответственно.
Безусловно, я не был «вундеркиндом» в старшей школе или кем-то вроде этого. В юниорах я всегда играл в хороших командах в Камлупсе. Мы всегда бились за первенство в районном или национальном чемпионатах.
Но в большинстве скаутских отчетов меня описывали как игрока небольших габаритов, потенциально опасного форварда. Моя игра не была молниеносной. Я играл на точках, перед воротами. Неплохо проводил силовые приемы.
Пингвинз выбрали меня в четвертом раунде Драфта 88-89. После года в ИХЛ (Интернациональной хоккейной лиге) я оказался в Питтсбурге.
У меня даже не было времени, чтобы посмотреть вокруг и осознать, с кем я играю. Оглядываясь назад, в это даже трудно поверить. Тротье, Ягр, Фрэнсис, Лемье. Я попал в Команду Всех Звезд еще до того, как провел свою первую игру в НХЛ. Трудно сосредоточиться, когда вокруг тебя такие парни, а тебе едва исполнилось 20 лет.
Опять же – я сказал себе просто продолжать делать то, что привело меня в НХЛ. Я упорно тренировался каждый день, чтобы доказать, что эту возможность я не воспринимаю как должное.
Вообще, я не могу сказать, что это было «работой». Я делал это, потому что это был хоккей.
Я набрал 113 очков в регулярке. Мы выиграли Кубок Стэнли. Мне было 23 года и я достиг той главной цели, которую ставит перед собой любой профессиональный спортсмен.
«Вот и всё», подумал я. «Может ли быть лучше, чем сейчас?».
То лето было более нереально, чем всё, что я когда-либо испытывал. На старте следующего игрового года я был на вершине мира. Более того, мне просто не терпелось начать сезон, ведь я мог снова играть.
А затем, внезапно, я отбросило назад. После победного сезона 1990-91 меня обменяли из чемпионского Питтсбурга в Филадельфию Флайерз – команду, которая находилась на стадии перестройки. Обменяли прямо в середине сезона.
Питтсбург выиграл Чашку снова в 1992-м. Филла выиграла 32 матча за целый год.
Я не был зол или расстроен, когда меня обменяли во Флайерз. Конечно, печально видеть, как твои друзья поднимают Кубок над головой без тебя, но я был молод и здоров, и просто счастлив играть, так что я знал, что получу еще один шанс.
…а затем прошел год.
И еще один.
Я даже не смог попасть в плей-офф последующие пять лет. Не мог, пока меня не обменяли из Филли в Монреаль. А затем наоборот. А затем из Филли обратно в Питтсбург.
Наконец, 15 лет спустя, в 2006-м, я выиграл второй Кубок. В Каролине.
15 лет – это долго по любым меркам, в любом спорте. 15 лет у меня занял путь от первого Кубка Стэнли до второго.
Если честно, совсем не чувствовал, что прошло 15 лет.
Время летит незаметно, когда занимаешься тем, что любишь.
Я даже не был утомлен после 10-го или 11-го года, когда уже долго не выигрывал. Каждый год, когда стартовал новый сезон, я приходил в восторг от того, что снова выхожу на лёд. Новый сезон был словно кнопка «RESET». Неважно, где я был, или какая у команды была статистика в прошлом сезоне – новый год означал новый шанс пройти пусть до конца. И новый хоккейный сезон.
Что может быть лучше, чем это?
Я выступал за Бостон, когда мы проиграли полуфинал Восточной Конференции Флайерз в 2010-м, и до того, как начался тот сезон, я уже сказал моей команде, что он станет для меня последним в карьере. Я свыкся со своим решением в то время. Когда начался плей-офф, мы были на первом месте в дивизионе, и все в раздевалке были уверены в нашей игре. Команда чувствовала, что у нее есть реальная возможность выиграть Кубок.
Но мы проиграли. Вели [3-0] в первом периоде седьмой встречи. А затем мы внезапно устали. И не успели моргнуть глазом, как наш сезон закончился. Вот так просто.
Я был подавлен. Моё сердце было вырвано из груди. В раздевалке после матча я смотрел вокруг себя и натыкался на самые грустные лица, которые мне когда-либо приходилось видеть.
Не так я хотел завершить свою карьеру.
Я поговорил с другими парнями в команде. Несколько раз разговаривал с тренером Жульеном после сезона, и даже с Питером Чиарелли, генменеджером.
«Я знаю, у тебя есть силы на еще один», сказали они. И я чувствовал, что они действительно есть. Что более важно – я чувствовал, что знаю, в какой роли я лучше впишусь к молодежи Бостона, и знал, как я могу помочь команде, особенно если нам снова удастся выйти в плей-офф.
Поэтому я решил вернуться.
К концу следующего сезона, после победной седьмой игры, я держал над своей головой Чашку в третий раз в жизни. В моей родной провинции.
Может быть лучше - ну да, конечно. Пойди выясни это.
За свою карьеру я много где успел поиграть. И я благодарен за все 22 года, что мне удалось провести в НХЛ. Благодарен всем семи разным командам, за которые я играл. Благодарен за то, что окончил мой последний сезон, поднимая над головой Кубок Стэнли в составе Бостона. Это самый счастливый конец, который я даже не мог вообразить, будучи ребенком.
Я счастлив, что познакомился со столькими великими игроками, тренерами и наставниками на своем пути – их слишком много, чтобы перечислить каждого поименно, но каждый помог сделать мою карьеру особенной.
Всё было замечательно. За 22 года я ни разу не чувствовал, что Лига мне что-то должна. Я всегда был просто парнем, который любит выходить на лёд и играть в хоккей. Небольших габаритов, играющим на точках, неплохо хитующим. Я хотел быть тем, кто отдает всего себя, чтобы помочь своей команде победить.
Выиграть три Чашки, а сейчас быть настолько удачливым, чтобы попасть в Зал хоккейной славы… Я не могу себе представить, чтобы было что-то, что я вспоминал бы с большей нежностью, чем эти достижения.
Это сумасшествие – если бы я мог сказать это самому себе, когда был подростком, не думаю, что поверил бы собственным словам.
Но самое важное для меня – не победы, самое важное – стараться быть наставником для молодых ребят, которые приходят в Лигу. Я серьезно.
Больше всего я надеюсь, что люди помнят Марка Рекки как «командного парня». Потому что для меня было невероятным удовольствием проводить время с такими игроками, как Джордан Стаал или Стивен Стэмкос – когда они были совсем юными и только пришли в НХЛ. Наблюдать, как они находят свою игру, катаясь рядом с ними – вот те воспоминания, которыми я наслаждаюсь в той же мере, что и любой из своих побед.
Двадцать два года на льду, а меня всё еще бьет лихорадка. Я до сих пор не могу уйти от хоккея. Конечно, это другое – быть по ту сторону скамейки, но тренерская деятельность удовлетворяет мой голод как раз настолько, чтобы я не попытался возобновить карьеру игрока сейчас, когда мне уже 49.
Вернуться в Питтсбург, где все началось для меня, и стать свидетелем того, как новые Пингвинз добиваются успеха – даже не могу сказать вам, насколько я признателен, что смог провести столько лет, делая то, что люблю больше всего на свете.
Всем, кто был частью моей карьеры за 22 сезона. Каждому болельщику в Питтсбурге, Филадельфии, Монреале, Каролине, Тампа-Бэй, Атланте, и Бостоне. Всем в Камлупсе. Вы те, кто сделал мою карьеру. Ваша любовь к хоккею – это то, что дало мне такую веру в него. Вы – та причина, по которой люди любят и отдают так много этому виду спорта.
Преуспеть в карьере настолько, чтобы быть выбранным в Зал Славы – я никогда не смогу отблагодарить вас достаточно за это.
Каждый день, когда я встаю и еду на работу, всегда думаю одно и то же:
"Может ли быть что-то лучше, чем это?"
И отвечаю:
"Нет. Не может".
По материалам The Players Tribune
